За 600 световых лет от Бетельгейзе

Если брак с людьми высшие вампиры, появившиеся когда-то в результате таких же браков, с одной стороны рассматривали как мезальянс, а с другой — втайне могли им завидовать, то гомосексуальные союзы не одобрялись даже среди членов Совета. Публичную демонстрацию подобного за все века официальной истории можно было по пальцам пересчитать. При этом инициация происходила с представителями обоих полов. Поэтому, что такое активный сексуальный контакт с мужчиной, Майкрофт уже знал. И не то чтобы его когда-либо тянуло… Правда, в год инициации он учился слишком много, и ему было не до чего. Он вообще ту самую ночь помнил очень смутно. Помнил, как отталкивающе пахли низшие вампиры, оба, и девчонка, и пацан, и что он все время сдерживал себя, чтобы не показать отвращения. Низшие не только получали за подобное хорошие подарки, но и становились протеже высшего на всю оставшуюся жизнь. Для сына Главы Совета, разумеется, выбрали самых лучших, самых привлекательных. И все же Майкрофт едва не сблевал. Потом он пил кровь, настоящую, из живого человека. До этого он пробовал ее пару раз. У нянечки из пореза, например. Или когда в школе единственный товарищ по играм коленку рассадил — и Майкрофт не удержался, наклонился и лизнул. У товарища она действительно была вкусная, но не такая, чтоб ради этого начать охотиться, а у нянечки — с привкусом горечи, наверное, потому что старая. На инициацию донора тоже отбирали тщательно, но Майкрофт, пока пил, все время думал, что эклеры вкусней. Донора потом пустили по кругу и, разумеется, выпили досуха. Где Майкрофт потерял часть ночи, он не знал, но рассвет помнил очень хорошо. Он сидел на корточках в огромном пустом зале и смотрел на труп, лежащий перед ним, и думал, как же все это бессмысленно. Зачем его убили, зачем пили, ведь высшим вампирам не нужна даже донорская кровь, это низшие без нее не могут, на то они и низшие. Майкрофт вспоминал, как ночью хвастались, кто кого перепьет, у кого клыки острее и кто может «без рук». А потом, когда первые солнечные лучи упали на тело, пришел отец, подал руку, помогая встать, и ответил на невысказанный вопрос: «Политика, сын». О том, чтобы завести себе девчонку или просто переспать с кем-то, Майкрофт после той ночи не думал. Так, фантазии бывали иногда, он и сам не понимал толком, что в них, смутно чувствовал что-то — губы на члене, например. И в минуты таких видений он прекрасно обходился своей рукой. А тут — живой человек. Человек. Мужчина. Грег. От одного этого имени Майкрофта подбрасывало вверх. Хотелось превратиться в летучую мышь и лететь куда глаза глядят. Такой эйфории с ним давно не было, наверное, с поступления в Гарвард. Он и в самом деле побежал в бальный зал, обернулся и сделал несколько кругов под потолком. Так его и разрывало до вечера — между чувством полета и стыдом. И все же на закате он удержал себя дома. И хотел, и ужасно боялся идти. Боялся, что не сможет себя сдержать. И, например, от той же эйфории превратится. В общем, успокаивался как мог. Даже валерьяновых капель у матери стащил. Ночь спал плохо, то и дело работал рукой, утром долго смотрел на солнце, пока не заболели глаза. Очень хотелось уехать, убежать. Что скажет отец, если узнает? Что скажет Шерлок, когда узнает? Один раз, сказал себе Майкрофт. Вечное оправдание наркомана — один раз. Он чуть не умер от разрыва сердца, когда прошло полчаса после полудня, а Грега все не было. Он уже и забыл, что вообще-то ходил сюда читать. Книжку, разумеется, ни разу не открыл. А потом Грег подкрался сзади и закрыл ему ладонями глаза. Как Майкрофт не расслышал — непонятно. Слух у него и в человеческом облике оставался очень острым. Но в любом случае Майкрофт знал, что это Грег. Запах… У Майкрофта от него сердце застучало так сильно, что отдавалось в кончиках пальцев. Он стал убирать руки Грега, тот не отпускал, в конце концов это перешло в борьбу, и вот уже Майкрофт лежал на Греге, а тот — спиной на земле, лохматая голова — в песке и сосновых иголках, от единственной росшей здесь сосны. Майкрофт потянулся поцеловать, коснуться манящих губ, но тут же едва в дерево за спиной не влетел — с такой силой Грег спихнул его. — Ты что? — обиженно выдал Майкрофт, но Грег молча обхватил его ноги и принялся стаскивать шорты. Майкрофт на секунду испугался, что Грег сейчас его изнасилует. Удивительно было, как в этом тощем теле прячется столько силы. Майкрофт чувствовал, что в человеческом теле ему против Грега не выиграть, даже несмотря на то, что занимался немного японской борьбой. Но Грег только отбросил его шорты вместе с трусами, вытряхнул иголки из волос, нырнул ртом к члену Майкрофта и вобрал. Майкрофт взвыл, захлебываясь в ощущениях. Но Грег сосал недолго, выпустил быстро, облизав по кругу яйца, и бросился, скидывая собственную одежду, к воде. — Пойдем. Майкрофт повторил его путь. Прохладная вода неприятно ударила по разгоряченному члену, но быстро остудила. Майкрофт бросился догонять Грега, плавал очень хорошо, так что уж на этот раз не упустит. Грег почувствовал, что Майкрофт на хвосте, свернул к берегу. Они выскочили из воды и понеслись между кустов. Потом опять нырнули, глядя друг на друга, боком доплыли до того места, где начиналось мелководье. Майкрофт встал, и Грег — тоже, они цеплялись друг за друга. Грег оказался ненамного ниже. Оба тяжело дышали. Потом Грег придвинулся к Майкрофту и положил ладонь ему на спину и голову на плечо, словно сдаваясь. Майкрофт ощущал его дрожь. На этот раз Грег не только позволил его поцеловать, но и так подавался навстречу, словно весь хотел ему принадлежать, раскрыться. Майкрофт влез языком в чужой рот, поначалу это было странно и непривычно — чувствовать кого-то на вкус, но почти сразу же стало естественно. Грег терся об него, выгибаясь, и Майкрофт в конце концов не выдержал и тоже стал тереться. Грег, кажется, тоже не особо что-то умел. Но на первый раз они эту проблему решили, просто положив руки на члены друг другу. И как сладко было, по сравнению со своей ладонью, толкаться в чей-то кулак. Потом, обессилев, свалились в воду, сели, обнимаясь. Грег закатывал глаза. Майкрофт словно со стороны слышал собственное прерывистое дыхание. А потом Грег сказал: «Ну все, хватит». Встал и ушел. Майкрофт, собирая свои вещи, чувствовал себя ужасно одиноким. Потом, дома, сидя у зеркала, решил, что все как раз так, как нужно. Он уже все испытал, понял, как бывает хорошо, но действительно — хватит. У него карьера, а будет еще жена, и человек-мужчина ему ни к черту не сдался. Даже если это Грег. Внутри все подрагивало от боли, так, что хотелось выть, но Майкрофт убеждал и убеждал себя, пока наконец на самом деле не убедил, что все правильно, и не уснул. А утром в его раскрытое окно прилетел камень, к которому была привязана записка: «Приходи». Разумеется, в полдень Майкрофт был на озере. И снова играли в догонялки на берегу и плавали, а вот когда Майкрофт догнал… Поставил на четвереньки прямо там, в песок под сосной, отыскал в кармане брюк смазку, потом полез пальцами в сжимающуюся задницу, целовал Грега во вздрагивающую спину и очень боялся навредить. И тянул долго с тем, чтобы войти, и чуть не помешался потом от хриплого: «Давай уже, ну». Месяц и шесть дней. Вечером они уже не ходили на озеро, трахались в старом ничейном сарае, который кто-то из деревенских жителей использовал, чтобы хранить сено. Утопая в копне, обвивали друг друга руками, и Майкрофт чувствовал обжигающее дыхание на шее или плече. Первые дни он всегда был сверху, и тут уж не намеревался уступать, но сильные руки Грега и сладкий, горячий шепот «Ну, только на попробовать, не понравится — не будем» в конце концов сделали свое дело. Майкрофт сдался, а потом уже трудно было остановиться. Вот ведь в чем была штука — впуская в себя Грега, Майкрофт чувствовал себя ужасно живым, а для вампира, который, кажется, и рождается об руку со смертью, чувствовать себя живым — самая сильная приманка. В августе начались дожди, и в поместье чинили крышу. У дома постоянно стояла лестница, это натолкнуло Майкрофта на идею, и Грег приладился влезать на крышу сарая, а потом с нее — к нему в окно. В тот последний день, перед тем, как все случилось, Майкрофт, конечно же, что-то чувствовал. Погода была ужасная, дождь с ледяным ветром, и на озеро он не пошел. Пытался занять себя делами, даже читал Шерлоку, который был до смерти этому рад, но когда Майкрофт вернулся в темноте в свою комнату, сердце сжималось от необъяснимой тоски. Он стоял у раскрытого окна растерянный, вглядываясь в темный, мокрый парк, не понимая, в чем ему убеждать себя — то ли в том, что так и надо, что они с Грегом скоро расстанутся, у каждого из них свой путь и они совсем разные, то ли в том, что он вернется на следующий год и Грег тоже приедет к тетке погостить. И Грег-то, когда влез в окно, был непривычно молчаливый. Даже трахаться не хотелось поначалу. Лежали просто на кровати, обнявшись, до боли вжимаясь друг в друга. Хотя и Майкрофта в США пока никто не ждал, и Грега тетка не выгоняла. Потом Грег все же возбудился, начал целовать в шею, в грудь, губы у Грега пересохли, и он так ими утыкался, будто жалил. Но Майкрофт не протестовал — и самому сейчас хотелось боли. И он получил ее, когда Грег не вылизывал соски, как обычно, а прихватывал их зубами, потом развел ноги Майкрофта и закинул их ему чуть ли не за голову. Майкрофту казалось, что он сейчас сломается, но он терпел. Потом Грег вошел, грубо, без смазки, весь сразу с одного толчка, и начал двигаться так резко, что у Майкрофта, пытавшегося сдерживать крики, даже слезы потекли. Грег сжалился, перевернул, втрахивая в постель, теперь двигался полегче, но Майкрофт ничего не чувствовал, кроме боли, и очень удивился, когда внезапно подступил оргазм. Потом Грег обнимал его, баюкал в руках, целовал нежно, и Майкрофт вообще не понимал, что только что между ними произошло, почему именно вот так… Грег ушел под утро, и Майкрофт боялся его отпускать. Казалось, что если он выпустит его из рук, то непременно что-то произойдет. Но Грег только клюнул его в щеку, смешно сморщив нос, и полез через подоконник. А к вечеру приехал отец и сказал: «Оборотень, с которым ты встречаешься…» И пол у Майкрофта ушел из-под ног, в первый и единственный раз.