За 600 световых лет от Бетельгейзе

Если бы отец кричал, обзывал или ударил, или хотя бы сказал, что разочарован, Майкрофту, наверное, было бы легче. Но отец всего лишь расхаживал по пыльной полутемной комнате и под шум дождя за окном совершенно обыденным тоном втолковывал очевидные вещи. — Возможно, ты и сам догадываешься, что положение нашей семьи в последние десятилетия стало шатким. Наша независимость, с одной стороны, нам выгодна, потому что мало кто может повлиять на мои решения, с другой же стороны, она и ослабляет. Я завишу от дружеских альянсов в Совете, а дружеские альянсы никогда не будут такими крепкими, как родственные. Я умру, и без должной поддержки тебя раздавят, — говорил он. — Вас обоих раздавят, вместе с Шерлоком. Не говоря уже о твоей матери. Кому она без меня нужна? Ты с детства хотел стать Главой Совета, даже в школьном сочинении так написал, хорошо, что учительница ничего не поняла. Я тоже хочу, чтобы ты стал Главой Совета. И у тебя есть все данные, чтобы стать великим правителем, Майк. С твоим умом, с твоими способностями ты можешь вернуть вампирам былую славу. Каждое слово было словно струйкой соли, которую ссыпали в открытую рану. — Но быть правителем, быть самым главным — это не только делать, что хочешь, это не только иметь больше полномочий, это выполнять долг перед своим народом. Оборотни — извечные враги вампиров. Думаешь, если твой дружок узнает, что ты вампир, он тебя пощадит? Они в своем клане против всех. И Майкрофт вздрагивал, вспоминая недюжинную силу Грега. — Ваши встречи не продлятся долго. Или он выдаст себя, и ему придется убить тебя, как свидетеля, а при случайной трансформации убить как еду или как что-то живое, что попалось под руку. Ты, конечно же, обратишься, если успеешь, и тогда останется шанс, что он всего лишь покалечит тебя. А если не успеешь — убьет. Оборотни сильны, и не мне напоминать тебе, что из поединков с ними далеко не все вампиры выходят победителями. У тебя же опыта схваток с кем бы то ни было нет вообще. Это было правдой и ничем, кроме правды, и Майкрофт сам себе тысячу раз говорил все эти вещи в те редкие дни, когда не виделся с Грегом, или когда поутру любовный дурман отходил и в мозгу прояснялось. Но потом Грег побеждал. Даже на расстоянии он побеждал всегда. — Я не вправе тебе советовать, как именно поступить. В Дартмуре, — чуть более жестко продолжил отец, — в лаборатории Баскервилль-холла недавно умерли две семьи оборотней. У них больше нет ни одного экземпляра. Эти семьи были пойманы больше двадцати лет назад. Ты знаешь, как трудно встретить оборотня и тем более — поймать. Между тем доктор Франкленд утверждает, что приблизился к открытию гена регенерации, который можно будет пересадить вампирам. Живой, совсем юный оборотень — это неоценимый вклад в нашу науку. Нечто выдающееся, что вряд ли кто-то сможет переплюнуть. Ты знаешь, насколько медленно регенерируем мы и как быстро восстанавливаются оборотни. Ни один вампир не может отрастить утерянную конечность. Раньше вампиры жили минимум по девятьсот лет, а теперь — от силы четыреста. Я — исключение, которое в моем окружении и не снилось никому. Мы умираем от старости, потому что отказывают органы. Ген регенерации позволит нам возобновлять клетки быстрее, чем они стареют. Он замолчал и минут двадцать стоял у окна. Его силуэт темным пятном выделялся на фоне наползающих сумерек. Отец никогда не был угрозой для домашних, вот и сейчас пятно не было угрозой, оно просто заползало в душу Майкрофта, мягко окутывало ее снаружи, проникало во все уголки внутри. И Майкрофту казалось, что это вампирская, смертельная сущность просыпается в нем, убивая все человеческое, безжалостно сминая все то слишком живое, что рядом с такой сущностью не могло жить. Смерть к смерти. Как же иначе? А отец вдруг словно очнулся от дремы и прибил напоследок: — О твоем увлечении я узнал от личной разведки. Себе я могу доверять, но никому другому. Вампиры, которые поддерживают сейчас меня, не обязательно пойдут за тобой, поэтому невозможно предсказать, через сколько лет выплывет, что Глава Совета имел неподобающие для его должности связи. Надеюсь, что ты примешь правильное решение, сын. С этими словами он вышел из комнаты. Майкрофт сполз с продавленного кресла на пол и заткнул рот рукой, чтобы не завыть. В этот вечер он захлопнул окно, что было условным знаком для Грега не приходить. И на следующий, и на третий день тоже. Дождь лил, не переставая. На четвертый день Майкрофт в полдень пришел на озеро и, не закрывая зонтик, встал под сосну. Грег появился почти тут же, будто бы в засаде ждал, клюнул его в щеку, явно не утерпев, и отстранился, засовывая руки в карманы, обиженно морща нос. — Отец приехал, — торопливо пояснил Майкрофт. Огромных усилий стоило не отводить глаза. — А. Я думал, ты меня бросил уже. — Не бросал! На секунду Майкрофту захотелось просто крикнуть: «Беги! Убирайся!», и пропади все оно пропадом, но мысль о матери, о Шерлоке не могла не остановить. Он отбросил зонт, и, схватив Грега за лацканы куртки, подтащил к себе и принялся целовать. Тот отвечал жадно, сразу ворвавшись языком в рот, и Майкрофт бездумно подавался навстречу всем телом и опомнился только тогда, когда почувствовал, как мокро становится в штанах. Грег, ухмыляясь, показал ему на такое же пятно на своих. Потом обхватил щеки Майкрофта ладонями и снова поцеловал, аккуратно, нежно, словно благодаря. Майкрофт взвыл и бросился вверх по косогору, забыв про зонт. Он прибежал домой весь мокрый, непрерывно дрожа, и, пока мать хлопотала вокруг него, обтирая, завертывая, отпаивая чаем и бренди, а служанка готовила ванну, мечтал только об одном — заболеть. Заболеть хотя бы сегодня, сейчас, чтобы больше не участвовать ни в чем. Но если тело билось в лихорадке, то разум, к сожалению, слишком хорошо понимал, что ему в этой жизни надо делать, а что не надо. Грег пришел около семи, спрыгнул с подоконника, увидел Майкрофта в постели. — Эх, бедняжка, — сказал он, сморщив нос и сделавшись похожим на хищного зверька. Потом, пахнущий сырым лесом, табачным дымом, забрался к Майкрофту под одеяло и обвил его руками, прижав к себе. — Я не согреюсь, — возразил Майкрофт. — Выпьешь со мной? — Ну, если только немного. Я ненадолго заглянул, у меня сегодня дела. Майкрофт понимающе кивнул. Дела переводились как полнолуние, и у Майкрофта, к сожалению, в связи с этим тоже были дела. В ближайший час. Оборотня следовало взять в плен до начала трансформации. На столике у входа стоял графин с бренди. Грег разлил янтарную жидкость по рюмкам, чокнулся с Майкрофтом. Бренди был просто накачан снотворным для оборотней. Но Грег — он на то был и Грег. Так, как нужно, снотворное не подействовало, зато минут через пять Грега, обнимающего Майкрофта, начало мутить. Он вскочил с постели, безумными глазами посмотрел на Майкрофта, а потом Майкрофту пришлось пронаблюдать первую в его жизни трансформацию оборотней, ту самую, которая спонтанно происходит в момент опасности. Когда Грег взвыл и повернул к нему оскаленную морду, Майкрофт от ужаса даже и не подумал превратиться. Ни малую форму принять, ни большую. Он только забился в угол между кроватью и окном, в место потенциального смертника, но отец с его воинами уже ворвались в дверь, и оборотня, не успевшего еще трансформироваться полностью, а значит, на самом деле беспомощного, с пятой попытки вырубили электрошокером. Потом Грега сковали кандалами и унесли, а Майкрофт так дрожа и просидел в углу несколько часов. Он смутно помнил, как отец перенес его в постель. Около недели Майкрофт находился между жизнью и смертью. Когда он ненадолго пришел в себя, отец сидел в кресле рядом с кроватью, гладил его по волосам. Майкрофт с иронией подумал, что так часто делал Грег. — Он жив? — все же удержаться от этого вопроса было трудно. — Разумеется, — отозвался отец. — Никто не собирается его убивать. Майкрофт кивнул. Как там отец говорил? Молодой живой оборотень… ценная находка для науки… Отец показал на столик: — Здесь письмо с благодарностью за подписью всех членов Совета. Я думаю, ты понимаешь, что это значит. — А, — только что и сказал Майкрофт. — Я горжусь тобой, сын, — произнес отец и вышел. Майкрофт начал вставать через два дня. Он спустился вниз, в комнату с зеркалом, и долго сидел перед ним, не решаясь поднять голову. Ему казалось, что если он это сделает, то не увидит в нем своем лица. В Баскервилль-холл он попал месяца через три. Сыну Главы Совета, поймавшего оборотня, отчитывались подробно и оказывали небывалый почет. Майкрофт сидел в кресле в главном вивисекционном зале, жевал кусочек внутренностей Грега, преподнесенный ему в качестве угощения, и наблюдал за процессом их извлечения. Грег был без сознания — по счастью, подобные операции здесь делали под наркозом, но, разумеется, не из милосердия, а для того, чтобы не допустить несвоевременной трансформации оборотня. Майкрофту подробно рассказывали, сколько раз Грегу за это время отрезали руки и ноги и как быстро они отрастали вновь, и сколько других разнообразных операций было сделано, сколько экспериментов с кровью проведено. — Сколько бы их ни отрезали, они упорно регенерируют. Удивительное дело. Отрезанная конечность не умирает еще несколько часов, и даже пытается отращивать себе тело, по два-три миллиметра в час. Механизм регенерации у оборотней начинает отказывать после шестидесяти лет. До шестидесяти-семидесяти лет эти твари дохнут только от вирусов, а убить их очень сложно. Для этого нужно либо вырвать оборотню сердце, либо сломать шею. Если оборотень уже три дня как умер, от него вполне можно ожидать, что он встанет и пойдет. — А ген? — невозмутимо спросил Майкрофт. — Вам удалось наконец открыть ген регенерации, доктор Франкленд? — Боюсь, что нет, сэр. Но мы как никогда близки. Нам удалось получить сыворотку из крови оборотня, которая заставляет его регенерировать быстрее. Майкрофт решил, что убьет его первым после того, как, разумеется, подожжет Баскервилль-холл. Выпив рюмку крови Грега, он царственным движением руки прогнал всех из зала. Затем прошелся между лабораторными столами. Подставил стул к тому, на котором лежал Грег, сел и несколько минут разглядывал изуродованное, но дышащее тело. Потом не выдержал, погладил безжизненные кончики пальцев, склонил голову, пряча лицо в ладони. «Я обещаю тебе, Грег, — думал он, — однажды я стану великим политиком и придумаю, как их всех убить. И я найду новых, лучших ученых, которым не потребуется ставить эксперименты на тебе». Майкрофт пробыл в Баскервилль-холле неделю, тщательно изучая все протоколы исследований за последние двадцать лет. Через полчаса после его отъезда оборотень внезапно очнулся перед началом очередной операции, трансформировался, одновременно регенерируя, и, несмотря на свое очень слабое состояние, убил доктора Франкленда и двух его помощников и сбежал. Майкрофт, которого срочно вызвали обратно, первые двадцать минут рвал и метал, потом приказал задокументировать происшедшее и отбыл в гостиницу. Ночью на Баскервилль-холл обрушилось новое несчастье — лаборатория по неизвестной причине заполыхала и в считанные минуты все внутри сгорело. В ноябре в газетах появились известия, что фермер на севере графства застрелил волка, который на его глазах превратился в мертвого юношу лет двадцати. Фермера забрали в психушку, а тело — в морг, откуда оно необъяснимым образом исчезло через пару дней. Разумеется, Майкрофт знал, что Грег жив. Кто, как не он, вкалывал в холодное тело, лежащее перед ним на столе в прозекторской, ту самую сыворотку. И позорно сбежал при появлении в этом теле первых признаков жизни. Только разве возможно было предположить, что Грег, тот самый наивный, простоватый Грег, оборотень, которые, как известно, если и занимали важные посты, то только случайно, взлетит до таких высот? И теперь Майкрофт однозначно знал, что слухи о великом вожаке, который сплотил все разрозненные кланы оборотней, правда. Взглянув на Грега, он слегка склонил голову и вздохнул. Его немезида сидела перед ним, и на этот раз ему некуда было от нее деться.