Затерянные в песках

Адель не спешила открывать глаза. Она проснулась несколько минут назад, но открывать глаза не стала, потому что вспомнила о том, что с ними произошло, и попросту боялась того, что она может увидеть. Поэтому она прислушивалась к своим ощущениям, пыталась прочувствовать своё тело, понять, делали ли с ней что-то, не пострадала ли она, но все было в порядке. Разве что хотелось сильно пить. Девушка по характерной тишине поняла, что рядом с ней никого нет, а потому несмело приоткрыла сначала один глаз, потом второй и внимательно огляделась по сторонам. Глаза ее отвыкли от приятной полутьмы, поэтому приходилось щуриться, но это нисколько не мешало Адель взглядом исследовать шатёр вокруг неё. Шатер держался на каркасе, состоящего из центрального шеста, на котором держался деревянная кровля, и шести дополнительных подпорок, расставленных по овалу. Сверху шатер был накрыт тентом из выделанной кожи и еще какой-то ткани. Вход в шатер был, на удивление, прикрыт тканью, почти не позволяя солнечным лучам и жару проникать внутрь. Внутри же шатер был поделен на две части — ту, где находилась Адель, и вторую, отгороженную каким-то сотканным цветастым полотном, за котором ничего не было видно. В половине Адели почти ничего не было, кроме двух бараньих шкур, на которых она лежала, и какой-то кухонной утвари, по виду которой можно было сделать вывод, что ею давно не пользовались. Быстро убедившись, что она здесь одна, никто за ней не следит, и снаружи все тихо, Адель решила не дожидаться прихода хозяина шатра и бежать. Она не представляла, что будет ждать ее за мягкими стенами шатра, где ей искать Гийома — и жив ли он вообще, — как далеко отнесло их от города, в какой части пустыни они вообще находятся, но старалась сейчас об этом не думать. Все ее мысли занимал один лишь побег. Но стоило девушке подняться с ее жёсткой и низкой постели и преодолеть расстояние до выхода из шатра в пару шагов, как что-то заставило ее остановиться, холодом полоснув по ноге и характерно зазвенев. Поглядев из-за плеча, Адель увидела, что одна ее лодыжка окольцована каким-то подобием стальных кандалов, цепь которых уходила куда-то под шкуры. Именно эта цепь и не позволяла ей сделать последний заветный шаг до выхода из шатра. Несколько минут девушка пыталась избавиться от неё разными способами: откапывала ушедшую глубоко в песок цепь, старалась переломить ее, пыталась вытащить ногу из железного кольца, — но все было напрасно. Даже если бы она сломала себе ногу в двух местах, ей не удалось бы стянуть эти проклятые кандалы со своих ног. Адель понимала, что теперь точно никуда не сможет уйти и ее план на побег обречён, с горечью дернула цепью, и та слишком громко зазвенела. На шум цепи в шатёр кто-то явился. Услышав приближающиеся шаги, девушка даже не успела спрятаться или вновь притвориться спящей, потому что уже через мгновение туда заглянуло смуглое женское лицо, с интересом глядевшее на неё. — Вы кто? — пробормотала Адель на французском, удивлённо посмотрев на непонятно откуда появившуюся тут чернокожую женщину. В этот момент она даже забыла, что на этом языке здесь скорее всего никто не говорит и надо говорить на арабском. — Очнулась, — хмыкнула та на арабском и снова скрылась где-то за пологом шатра. — Лучше не говорить здесь на этом языке. Через пару секунд женщина вернулась и вошла в шатёр, держа в руке глиняный кувшин с водой. Наконец Адель смогла ее разглядеть как следует. На вид ей было не более тридцати пяти-сорока лет. У женщины была темная кожа, широкое лицо, пухлые поджатые губы, почти черные глаза смотрели на нее с подозрением, но без неприязни. Волосы ее были заплетены во множество мелких косичек, частично скрытыми под платком, повязанным на голове. Одета она была в широкую юбку, которая волочилась за ней по полу, светлую гандуру, на плечи наброшено покрывало. Быстро достав откуда-то глиняную чашку, женщина налила в неё воду и протянула ее Адель. — Пей. Возможно, в другой ситуации Адель бы тактично отказалась от такого предложения — кто знает, что на уме у этой незнакомой женщины, и не собирается ли она ее отравить. Но сейчас Адель все ещё была в пустыне, по которой бродила до этого несколько дней подряд, и ее мучила жажда с того момента, как она пришла в себя здесь, поэтому она выхватила чашку у неё из рук и принялась жадно пить. — Где я нахожусь? — спросила Адель, покончив с водой. Прохлада приятно разлилась по всему ее телу, наполняя его жизнью, и девушка почувствовала, что ей стало намного лучше. Женщина неопределенно пожала плечами. Как решила Адель, возможно, она и сама не знала, где они находятся. — Почему я на цепи? — Это сделал мой хозяин. — Но почему я на цепи? Меня нашли в пустыне, я потеряла сознание, а потом я пришла в себя здесь, закованная. — Так надо. — Что это значит? Зачем? — Надо, — она равнодушно пожала плечами, молча развернулась и вышла из шатра. Адель поражённо смотрела ей вслед, совершенно не понимая, что происходит. Ей в голову даже закралась мысль, что она умерла там, в пустыне, убегая от марокканской погони, и теперь бредит от сильной жажды, находясь на пороге смерти. Иначе как можно было объяснить невероятность происходящего? — Эй! — закричала Адель, желая вернуть женщину назад. — Эй! Я хочу знать ответы! Где я? Почему я… — Да замолчи ты! — из-за циновки показалась голова той самой женщины, которая теперь выглядела весьма недовольно. — Чего расшумелась? — Но я хочу знать ответы! — уже тише попросила Адель. — Нечего кричать. Здесь не любят такой шум. Вдобавок, ты можешь кого-нибудь испугать. — Но где я? Почему я на цепи? Почему я не могу выйти из шатра? Где мой друг? Кто вы? — Я не знаю, что тебе сказать. На твои вопросы тебе может ответить только мой хозяин, имохаг. Это он привёз тебя сюда. Мне же хозяин просто сказал присмотреть за тобой. Но я могу только сказать, кто я. Я Фату, таклит, рабыня моего хозяина. Адель окончательно потеряла дар речи, услышав ее слова. Рабство давно было отменено, поэтому ей не верилось, что кто-то до сих пор может держать рабов. В ее голове просто не укладывалось, что человек может добровольно назвать себя чьим-то рабом. Для прожившей всю жизнь в Париже девушки это было какой-то дикостью. Даже с учетом того, как много времени она провела в Африке, какие разные народы и племена не видывала, с рабством она столкнулась впервые. — Но ведь… рабство запрещено, — пробормотала она. Фату ничего ей не ответила, лишь взглянула на неё, как на маленького и несмышлёного ребёнка, который не понимает, что он говорит. Качнув головой, она лишь сказала: — Отдохни, ты устала. Я чуть позже принесу тебе еды. Хозяин вернётся ближе к вечеру. Женщина уже собиралась покинуть шатёр, но Адель кинулась за ней, зазвенев цепью, и остановилась лишь в шаге от неё и то только потому, что цепь протянулась на всю длину, не позволяя ей шагнуть дальше. — Ты можешь выпустить меня отсюда? — попросила она. — Можешь снять эти кандалы? Я хочу уйти отсюда. — Боюсь, ничего не получится, — уклончиво ответила Фату. — Отдыхай. — Но ты хотя бы можешь сказать, где мой друг? Мы были вместе, когда нас нашли. До того, как потерять сознание, я видела, что его вроде тоже увозят. Он здесь? Жив ли он? Он такой, со светлыми волосами, по росту примерно как я и… — Он с остальными икланами-мужчинами. И, чтобы скрыться от дальнейших вопросов, Фату поспешно вышла из шатра. На много часов Адель осталась одна. Она слышала женские голоса возле шатра, чьи-то шуршащие по песку шаги, детский смех, крики верблюдов, плеск воды в колодце неподалёку, но никто больше не заходил к ней. Разве что Фату спустя час принесла ей немного похлебки из сорго, пару лепёшек, финики и горячий чай, но на разговор не осталась и снова быстро ушла. Больше всего Адель страшило неведение. Она не знала, что ждёт ее впереди. Не знала, что сделает с ней человек, который уже приковал ее за ногу и который держит рабов. Не знала, что с Гийомом; но мысль о том, что он где-то с мужчинами немного успокаивала. Не знала, когда ее одиночество нарушится. Не знала, как ей сбежать отсюда. Не знала даже где они находятся! Впервые за всю свою жизнь Адель находилась в настолько ужасном положении. Одиночество девушки было нарушено лишь ночью, когда на пустыню опустилась темная прохлада. Вокруг было тихо, лишь слабый ветерок шуршал снаружи какими-то сухими кустами, сонно всхрапывали верблюды, где-то рядом потрескивал костер, да из отдельных шатров доносились приглушённые голоса. Сама же Адель, свернувшись на своей подстилке, пыталась не только не пропустить момент, когда в шатер войдут, но и не заснуть. И когда она уже едва-едва держала слипающиеся глаза открытыми, то и дело проваливаясь в легкую полудрему, в шатёр вошли. Сон девушки как рукой сняло. Адель молча воззрилась на стоящего перед ней мужчину, закутанного с ног до головы так, что из-под покрывала виднелись одни лишь карие глаза. За его плечом висела винтовка. Он тоже смотрел на неё, но совершенно без эмоций. Его как будто совершенно не интересовала прикованная девушка, сидящая перед ним. Возможно, это была лишь игра света от слабо горящего факела, но по его взгляду она догадывалась, что это взаправду. — Где я? — посыпались вопросы на арабском от Адель, которая тут же вскочила на ноги и метнулась к нему. — Почему я закована? Зачем я вам? Почему я не могу выйти наружу? Где Гийом? Кто вы? Вы не имели права похищать человека и держать его на цепи! Рабство запрещено, вы знаете об этом? Но мужчина не ответил ни на один из заданных девушкой вопросов. Он просто резко вскинул руку вверх и отвесил звонкую пощечину Адель, тем самым наказав ее за дерзость. Затем безразлично моргнул, как будто ничего не произошло, и прошёл во вторую половину шатра, отгороженную цветастым покрывалом. Адель же так и осталась стоять на своём месте, ошарашено глядя ему вслед. Щека ее горела от удара, и она осторожно пальцами потерла зудящую кожу. Больше она не пыталась разговорить мужчину, так как поняла, что это попросту безрезультатно. Да и урок с пощечиной она усвоила.