Музыка тишины

Все их встречи казались совершенно случайными. Их и встречами-то назвать было сложно – большей частью Боромир видел Леголаса издалека, пока тот – один или вместе с Гимли – бродил между деревьев, и даже если гнома с ним не было, подходить к нему гондорец не решался. Казалось, эльф постоянно был погружен в собственные грезы и непрошенного вторжения в свои мысли мог и не заметить даже. После той встречи под золотым деревом, Боромир снова мог спать дольше, чем пару часов. И хотя сны его остались яркими, из них ушла прежняя тревога, и просыпался он странным образом взволнованным, но отдохнувшим и свежим. Как ни старался, он не мог вспомнить, что именно ему снилось, и через несколько дней перестал и пытаться. Одно было ясно – грезы, которые теперь дарили ему пропитанные музыкой и золотым полусветом ночи Лориэна, были необычными и пробуждали в нем чувства, неведомые ранее. Голос Владычицы все еще звучал в них, но теперь не оказывал больше на воина того губительного действия, как раньше. Казалось, теперь чья-то нежная уверенная рука отводила страхи в сторону, как тяжелый пыльный полог. Дни теперь не тянулись для Боромира бесконечно. С него словно сняли тяжелый груз, и теперь он вновь мог дышать полной грудью. Гондорец наконец стал замечать, что край, окружавший его, и правда был таким спокойным и благословенным, как о нем говорили его спутники. Казалось, вместе с выматывающей головной болью с его глаз пала пелена тьмы, и теперь воин снова мог видеть, чувствовать – и соображать. Но вместе с тем теперь его терзало новое чувство. И это было уже не слишком хорошо. Он думал даже, что столько разных чувств разом не испытывал никогда в жизни. Легко было списать все на магию этого золотого леса, но Боромир знал себя достаточно, чтобы понимать – дело не только в нем. Новое чувство было похоже на глубокий зуд в заживающей ране – оно не было неприятным, напротив даже. Оно не было изнуряющим, как осуждающий голос Галадриэли в сознании, не было темным, как время от времени возрождающиеся мысли о Кольце. Оно было… волнительным также, как сны, которые невозможно было вспомнить. И Боромир припоминал, что появилось это чувство ровно после того, как он не смог удержать в своих объятиях гибкого легкого эльфа в день, когда тот впервые прикоснулся к нему. Золотая палая листва под ногами не шуршала, как листья обычных деревьев, Боромира окутывал легкий вибрирующий звон, будто листья и правда были сделаны из золота. Он шел по тропе неторопливо, не глядя по сторонам и не зная, куда именно несут его ноги. Проснувшись сегодня – всего несколько минут назад – воин Гондора впервые почувствовал, что почти помнит, что именно только что видел во сне – из какого мира его только что увело пробуждение. Он пролежал несколько секунд с закрытыми глазами, боясь упустить нечеткие, хрупкие образы, разрушить их движением век, но все оказалось бесполезно. Теперь же он шел, ни о чем толком не думая, просто позволив ногам нести себя. Он увидел Леголаса, когда уже почти поравнялся с ним. Эльф, казалось, сливался с тенями от тяжелых серебряных ветвей, незаметный для смертного взгляда, и, увидев его, Боромир остановился в нерешительности. Как на охоте – невольно подумалось ему – когда выходишь на лесную поляну и видишь пасущегося на ней оленя. Леголас, однако, его приближения, кажется, не заметил. Он стоял под высоким деревом, прижав белую ладонь к его коре. Глаза эльфа были закрыты, губы чуть разомкнуты и тронуты мечтательной полуулыбкой. Солнце, пробивающееся сквозь густую листву, играло бликами на его спокойном лице, путало их в его гладких распущенных волосах, и Боромира вдруг охватило то самое знакомое чувство – только на этот раз сильнее и четче. Он, кажется, снова попал в сон, который никак не мог вспомнить. Нужно уйти – решил он, отметая мысль, что решение это отдает трусостью – оставить эльфа наедине с его грезами. Боромир даже развернулся, чтобы неслышно ретироваться. - Ты заблудился? – голос Леголаса звучал не громче легкого звона палых листьев под ногами, но заставил Боромира повернуться обратно. Он даже сделал шаг ближе к дереву, но снова остановился. - Кажется, нет,- ответил он, невольно улыбаясь. Эльф опустил голову и открыл глаза. Взгляд светлых глаз скользнул по лицу воина, улыбка на тонких губах стала чуть шире. - Ты так долго смотрел на меня издали, что я боялся, ты никогда не подойдешь ближе,- заметил Леголас. Боромир хотел возразить, что набрел на него случайно, но тут же вдруг понял, что сказав так, соврет – самому себе. Ноги несли его сами и вынесли туда, куда несколько дней стремился его разум. Или все же не совсем разум? - Я не успел поблагодарить тебя за исцеление,- сказал он, чтобы хоть что-нибудь сказать. Леголас кивнул. Медленно опустились тяжелые черные ресницы. - Пустяки,- сказал он,- если я могу оказать помощь тому, кто в ней нуждается, я непременно сделаю это. Гондорцу захотелось возразить, что убийственно утомительная головная боль – это вовсе не пустяки, и что благодарит он не только и не столько за это, сколько за усыпленный, хоть и не уничтоженный страх и сумрак. - Что ты делаешь? – вместо этого полюбопытствовал он. - Я разговаривал с ним,- Леголас повел головой, и Боромир огляделся, ожидая увидеть рядом еще одного спрятавшегося в тенях эльфа, но, конечно, не находя. - С деревом? – переспросил он, и тут же устыдился легкой насмешки и недоумения в своем тоне. Леголас невозмутимо кивнул. - Деревья Лотлориэна многое могут поведать… надо только уметь их слушать,- ответил он.- дома, когда наш лес был еще здоров и светел, и руки Зла еще не коснулись его, его деревья были моими друзьями детства. - Это звучит довольно печально,- Боромиру невольно представился совсем юный – даже маленький – Леголас, одинокий и грустный, болтающий с деревьями, вместо нормальных сверстников. - Это не так,- отвечая, кажется, скорее его мыслям, чем словам, проговорил эльф,- в давние времена эльфы излечили деревья от немоты, научили их словам и песням. Просто теперь память об этом живет в слишком немногих… - Эльфы, ну да,- Боромир хмыкнул. Леголас слегка нахмурился. - Ты не любишь эльфов, воин Гондора? – осведомился он, и в его устах два последних слова – гордый, прекрасный титул – прозвучали почти как оскорбление. - Нет,- поспешил заверить его Боромир,- я ничего не имею против эльфов, но вот эльфийские… штучки кажутся мне непонятными и странными. Тебе бы стоило познакомиться с моим братом – вот уж кто большой любитель поговорить с деревьями. Леголас коротко рассмеялся, склонил голову к плечу и прищурился. - Тот самый брат, о котором ты рассказывал на Совете? – уточнил он. - Другого у меня нет,- подтвердил Боромир,- он любит читать о былых временах, размышлять и играет на лютне. - Я бы хотел познакомиться с твоим братом,- сказал Леголас, и Боромир, который прежде никогда ничего не делил с Фарамиром – ни славу, ни любовь родителей, ни даже внимание девушек – ощутил неприятный укол ревности. Это было настолько абсурдное, настолько нелепое чувство, что гондорец поспешил сменить тему. - И что же говорит тебе это дерево? – в тоне его больше не было насмешки, и, кажется, Леголас тоже почувствовал это, потому протянул руку и неожиданно взял ладонь Боромира в свою. Воин не сопротивлялся – эльф поднял его руку и прижал к теплой шершавой коре. - Послушай сам,- прошептал он так, будто боялся заглушить то, что Боромир должен был услышать. Под своими пальцами гондорец ощущал твердую кору – ствол дерева, казалось, чуть подрагивал, готовый вот-вот зазвенеть, но ничего больше Боромир не ощутил и, конечно, не услышал. Леголас, продолжая держать его руку, переместился к нему ближе и теперь стоял почти вплотную, и вместо того, чтобы слушать речь ясеня, гондорец вдруг почувствовал себя как тогда – или – вспыхнуло внезапно озарение – как в каждом из своих снов с тех пор. Это было ощущение близости этого гибкого теплого тела – Боромир помнил его приятную тяжесть в своих руках, и от желания снова ощутил ее, их засаднило. Он осторожно повернул голову, чтобы посмотреть эльфу в лицо. Тот глядел на него так выжидающе – услышит или нет. Веки чуть приопущены, но взгляд – внимательный и цепкий. Боромир сглотнул. Он ощущал себя растерянным мальчишкой, но это не имело ровным счетом никакого значения. - Сейчас я поцелую тебя,- сообщил он, боясь, что голос его дрогнет или сорвется. Фразу глупее сложно было представить, но память о том, как в прошлый раз Леголас исчез, как вспышка в сумраке, была слишком свежа. - Ладно,- с готовностью, совершенно по-человечески, согласился Леголас так, будто только этого и ждал. Рука Боромира осталась крепко прижатой к стволу ясеня, когда он наклонился вперед и коснулся губами губ эльфа. Тот несколько мгновений не двигался, не зная, кажется, стоит ли отвечать, но потом, легко вздрогнув, подался навстречу. У его губ был горьковатый привкус, и Боромир целовал их сперва осторожно, изучая, пробуя. Потом Леголас разомкнул их. Воин не сделал попытки его обнять, хотя тело начало ныть от желания прижать эльфа к себе как можно крепче, но теперь, получив разрешение, сделал поцелуй настойчивей и глубже. Он почувствовал, как проворный влажный язык Леголаса проникает к нему в рот, переплетается с его собственным, а голова начинает отчаянно кружиться. Глаза гондорца были прикрыты, и он хотел поднять веки, чтобы видеть, как меняется лицо эльфа, что тот ощущает. Но страх, что все происходящее окажется очередным сном, победил. Поцелуй длился, пока хватало воздуха. Боромир ощущал, как пальцы Леголаса, все еще прижимавшие его руку к дереву, сжались сильнее, и в этот момент что-то изменилось. Кора под ладонью гондорца задрожала сильнее, и ровный тихий звон листьев над головой превратился в отдаленный шепот. Слов было не разобрать, но Боромир точно был уверен – дерево больше не было безмолвным и мертвым – под серебряной корой пульсировала жизнь, и в вязи золотистого шепота можно было услышать истории о давно минувшем или о том, что только должно было произойти. Леголас отстранился от него, но не отодвинулся, вдохнул и улыбнулся. Боромир открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он довольно, почти победоносно облизнул блестящие от влаги губы. - Ты услышал его, верно? – эльф сам шагнул к Боромиру, и теперь они стояли совсем вплотную, но воин не сделали ни единого движения, чтобы наконец обнять его. Для этого было еще слишком рано. - Да,- признался он, не сводя глаз с лица Леголаса. Мир вокруг менялся – говорили все – и теперь гондорец ощущал эти изменения и в себе, и в этом новом чувстве не были места сомнениям и тьме,- только не понял ни слова. Может, переведешь? - Конечно,- свободная рука Леголаса легко и естественно легла ему на плечо,- конечно, переведу.