Музыка тишины

После того, как, едва вернувшись в шатер, Боромир почти мгновенно уснул, Леголас снова неслышно выскользнул наружу. Это была их последняя ночь в Лориэне, и терять ее, тратя на грезы, эльф не хотел. Время, проведенное здесь, и так было прекрасней любых грез. Через небольшую рощу из молодых деревьев он дошел до горячих источников. В этот час тут было совершенно безлюдно. От неподвижной темной воды поднимался белый пар, и в золотистом покое ночи он мерцал, словно состоял из отблесков далеких звезд. Леголас медленно разоблачился, легкая ткань балахона молочными складками легла на серый камень, и в следующее мгновение эльф погрузил приятно ноющее тело в ласковую горячую воду. Источники эти обладали целительной силой, и теперь эльф с легкой тенью сожаления чувствовал, как уходит из него сладостная боль недавнего вторжения, как исчезают следы на коже – его человек не знал жалости, но Леголасу его жалость была и не нужна. Он точно знал – Боромир не причинит ему вреда, и, даже забывшись, даже ослепленный страстью, он никогда не забывал о его удобстве и удовольствии. Хотя, конечно, за эти дни гондорец, должно быть, убедился, что лимиты эльфийского тела, когда дело доходило до занятий любовью, были практически безграничны. Раньше Леголас этого не знал, но теперь, познав, не понимал, как жил без этого прежде. Он был счастлив и целостен – впервые за многие годы своей жизни. И это волшебное чувство гармонии – это эльф тоже знал точно – с ним разделял Боромир. Тяжелый ароматный пар окутывал Леголаса, и по мере того, как тело избавлялось от последней памяти о боли, на ее место приходила сковывающая усталость. Эльф тряхнул головой, стараясь стряхнуть ее, прикрыл глаза, а когда вновь поднял веки, на другой стороне каменной чаши, наполненной горячей водой, он заметил светлую тонкую фигуру. От неожиданности Леголас вздрогнул – он почти привык, что время от времени его одиночество нарушал Владыка Келеборн, но на этот раз это был не он. На Владычице было струящееся белое платье. Золотые волосы свободными волнами рассыпались по плечам, а на прекрасном лице цвела спокойная светлая улыбка. В иных обстоятельствах и в иное время Леголас, скорее всего, ощутил бы радость и волнение при виде столь первозданной чистой красоты, но сейчас его сердце на миг сковала тревога. Он был перед Галадриэлью сейчас совершенно беззащитным, обнаженным во всех смыслах этого слова. Владычица не двигалась и не сводила с него глаз. Леголас поспешил подняться из воды и выбраться из чаши. Когда стопы его коснулись теплых камней, Галадриэль протянула ему руку, и Леголас, едва успев снова накинуть свой балахон, покорно подошел к ней. Это было похоже на прохладную паутину колдовства – тревога уснула, свернувшись на самом дне его души, и на вместо нее пришли спокойствие и тепло. Эльф следовал за Владычицей молча, она шла на полшага впереди, не оборачиваясь. Через пару десятков шагов они оказались под сенью сплетенных серебряных ветвей. Здесь, в беседке, созданной самими деревьями, на небольшом возвышении стоял полупрозрачный кувшин с высоким горлышком и два маленьких резных кубка. Владычица, все еще не говоря ни слова, остановилась у возвышения и неторопливо разлила золотистое вино, подняла один бокал и протянула его Леголасу. Тот нерешительно приблизился и принял чашу из ее рук. Сделал глоток под ее внимательным теплым взглядом. Прохладная волна дрожи прошла по его телу с этим первым глотком. - Ты пробыл в моем лесу уже так долго и завтра снова отправишься в путь, а я еще ни разу толком не взглянула на тебя,- ее голос – певучий и низкий – звучал, казалось, с легкой ноткой сожаления, и про себя Леголас удивился – такое внимание со стороны Владычицы к его персоне было приятным, но довольно неожиданным. Галадриэль была права – с того момента, как Братство ступило в Золотые леса Лотлориэна, она едва ли взглянула на него. - Мне жаль, что для этого осталось так мало времени,- вполне честно ответил он ей, и Галадриэль чуть склонила голову. Она шагнула Леголасу навстречу, не отводя глаз, и в следующее мгновение эльф ощутил на своей щеке прикосновение ее гладкой ладони, прохладной, как вешнее утро. Галадриэль погладила его, и Леголасу вдруг захотелось прижаться к ее руке сильнее, сделать ее ласку отчетливей. - Он хорошо воспитал тебя,- проговорила Владычица, и Леголасу почудилось, что ее тон снова окрасился легким сожалением. - Вы знали моего отца? – вопрос был довольно нелепым – разумеется, эльфийские владыки были знакомы между собой, но Трандуил ни разу, насколько мог помнить Леголас, не произносил имени Галадриэли даже случайно, словно ее и вовсе не существовало на свете. Что, учитывая все обстоятельства, было, конечно, неудивительно. Владычица помолчала пару мгновений, будто припоминала или подбирала правильное выражение. - Да,- наконец ответила она, и за этим коротким словом Леголасу почудилась сотня других, которые Галадриэль произносить не стала. Он осознал, что она дала ему это понять, и от этого понимания на душе снова стало тревожно. Но ее ласковые пальцы взяли эльфа за подбородок, и лазоревые глаза встретились с ним взглядом. Леголас застыл, чувствуя, как сердце пропустило удар. Галадриэль смотрела, казалось, сквозь него, стараясь узнать то, что он скрывал глубоко внутри, хотя разум подсказывал, что скрывать ему, в сущности, нечего. Но наваждение длилось лишь несколько секунд. Владычица улыбнулась ему снова, опустила руку и отступила на шаг. Взяла свой бокал. Леголас, чувствуя, как вдруг пересохло в горле, поспешил сделать еще один короткий глоток вина. - В твоей душе нет ни алчности, ни зависти, ни страха,- Галадриэль замерла, лишь тонкие пальцы поигрывали бокалом. – ты вырос в месте, окруженном тьмой, но сам был ею не тронут. Это звучало как очень странная, но похвала, и Леголас склонил голову. - Благодарю, Владычица,- ответил он,- вы правы – мой отец хорошо воспитал меня. - Но ты еще так юн,- она вздохнула, и в глазах ее всколыхнулась печаль. - Если сравнивать с древними горами и мудростью сильных мира сего – конечно,- Галадриэль говорила с ним ласково, и рядом с ней мир замирал, но Леголасу вдруг ужасно захотелось вернуться в шатер, лечь поближе к спящему Боромиру и, замерев, слушать, как он спокойно и ровно дышит во сне, как размеренно бьется его сильное сердце. - Ты юн,- Галадриэль покачала головой, будто хотела показать, что спорить с этим бесполезно,- до сих пор ты был частью мира, одним из зеленых листьев на древе жизни, принимающим тепло и свет, и только недавно ты познал, что значит по-настоящему отдавать. Оторвался от удерживающей тебя ветви. Не было ничего удивительного в том, что Владычица знала, что происходило в тени ее лесов между ветвей ее деревьев, но Леголас почувствовал укол раздражения – такое странное, инородное, человеческое чувство. И на миг ему даже пришлось побороться с собой, чтобы не ответить «Не ваше дело». Он вдохнул, выдохнул и улыбнулся. - В Золотом лесу я нашел счастье, которого прежде не ведал,- сказал Леголас тихо. - Тот, кто познал счастье, становится беззащитным от груза потерь,- ее лицо осталось спокойным, но взгляд теперь был не просто тронут печалью – она, казалось, затопила пронзительную синеву глаз Галадриэли. На секунду Леголасу показалось, что Владычица обнимет его, как в последний раз обнимают умирающего. Но она лишь едва заметно вздрогнула. - Знаешь ли ты, дитя, почему наш народ уходит на Запад, как бы ни закончилась эта война? – спросила Галадриэль, и Леголас едва сдержался, чтобы не поежиться. - Потому что мир меняется,- повторил он, словно отвечал заученный наизусть урок,- и наступает новая Эпоха. - Это лишь одна из причин,- кивнула Владычица,- еще одна в том, что, как бы ни менялся мир, есть вещи, которые мы изменить не в силах. Можно победить одного врага, пережить одну ночь и дождаться рассвета… но солнце зайдет снова. - Вы говорите загадками,- признался Леголас. В глубине души он понимал, что она имеет в виду. Владычица читала в чужих сердцах. Она видела глубже и четче, чем кто бы то ни было, и Леголас знал, что она заглядывала в душу Боромира. Это ее слова звучали в его сдавливаемой болью голове. Нельзя было винить Галадриэль за то, что она посеяла семена тьмы в его душу, но она помогла им прорасти. Леголас был почти в этом уверен, и сейчас не испугался, что Владычица перехватит эту его мысль. - Но ответы на них тебе известны,- сказала она,- никто не в силах выбрать твой путь за тебя, но неразумно закрывать уши и сердце от добрых советов. Леголас уже слышал нечто подобное из уст Келеборна, и почему Владыка волновался за него, ему было хорошо понятно. Но отчего бы Владычице проявлять к его жизни такой интерес, оставалось для эльфа тайной. Она, словно услышав его незаданный вопрос, опустила ресницы и едва заметно качнула головой. - Когда-нибудь многие тайны бытия откроются перед тобой, Леголас Трандуилион,- последнее слово прозвучало в этой фразе особенно веско,- но пока я хочу, чтобы ты знал – если одна тропа заводит в тупик, всегда можно найти иную, пусть даже она будет трудней и длиннее прежней. Она смотрела в самое сердце Боромира – напомнил себе Леголас – и увидела там нечто такое, что заставило могучего воина дрогнуть. Но так было раньше… - Да, взошедшее солнце снова закатится,- вдруг, набравшись смелости, проговорил эльф. Он глядел Владычице прямо в глаза, и она не отводила взгляда, но и Леголас этого делать не собирался. Видимо, тесное общение с человеком меняло и его самого. Изменения эти были странными, новый угол зрения – непривычным, но ничуть не пугающим. Леголас впустил в свою жизнь человека – и с благодарностью принимал все, что тот мог ему дать. – Да, некоторые вещи не может изменить ни всемогущее время, ни мудрейшие из мудрых, и да – я знаю, что с некоторыми вещами бороться бесполезно, сколько боли они бы ни причиняли. Но еще я знаю, что моих сил на это хватит. Леголас замолчал, чувствуя, как от неожиданной отповеди сбилось дыхание. Владычица взирала на него все также прямо. - Подойди,- тихо выговорила она, и Леголас, почти не чувствуя под собою ног, шагнул к ней. Тонкие руки сомкнулись на его плечах, и Леголаса окутало свежим успокаивающим ароматом жимолости и меда. За всю жизнь он познал много объятий – мимолетные, редкие, и потому еще более ценные объятия отца, крепкие дружеские, горячие объятия радости, когда мир вокруг искрился празднеством, и, наконец, страстный плен любимых рук, но это прикосновение было совсем иным. В нем была необоримая сила речного потока, но вместе с тем – непередаваемая нежность первых по-настоящему теплых солнечных лучей после долгой зимы. Это было объятие, которого он, сам того не осознавая, казалось, жаждал всю свою жизнь, о котором ему предстояло вспоминать до тех пор, пока душа его не покинет мир навеки. Леголас задержал дыхание и зажмурился, чтобы сдержать непрошенные слезы. - Твой отец не рассказывал тебе, что для своих детей мы всегда желаем той жизни, в которой им не потребуется быть сильными? – Галадриэль отпустила его, и Леголас, растерянный, чуть не упал. Он поднял на нее непонимающий взгляд. Но Владычица уже отвернулась. Она смотрела в небо, видное сквозь узор ветвей, и на лице ее застыла нежная улыбка. Темно-синий свод начинал светлеть – наступало последнее утро перед новым походом в ночь. - Завтра вы уйдете из Лотлориэна, чтобы больше никогда не вернуться сюда,- проговорила Галадриэль,- и твой путь сокрыт от меня, Леголас. Но я вижу, что мы не расстаемся навсегда. Ступай. Он не сказал больше ни слова – в предутреннем холоде, когда он спешил обратно к шатру, Леголаса начала бить мелкая дрожь. Он проскользнул под тяжелый полог невидимой тенью, опустился рядом со спящим человеком и прижался к его спине. Боромир заворчал во сне, заворочался, потом, едва ли проснувшись, повернулся и обнял Леголаса. Эльф погрузился в знакомый терпкий мускусный запах, чувствуя, что дрожь наконец уходит из его тела. Боромир поводил ладонями по его спине, прижимая к себе теснее – сейчас было совершенно не важно, видит ли их кто-то, и что они подумают. Значение имел лишь сонный жар родного тела и сильных рук. - Ты замерз что ли? – тихо спросил Боромир, и Леголас, не раздумывая, кивнул. Он пока толком не понял, что произошло там, в серебряной беседке под звездами, и не приснился ли ему этот странный разговор с Владычицей, но прижатый к широкой груди, в которой билось сердце, принадлежащее ему, Леголас знал, что время подумать над этим еще настанет – но не сегодня, не сейчас. - Спи,- Боромир оставил быстрый поцелуй на его макушке,- еще рано. Над Золотым лесом разгорался рассвет нового дня, но, погружаясь в сон, Леголас никак не мог перестать думать о том, что, как ни крути, солнцу снова предстояло закатиться.