Музыка тишины

- Интересно, он нас не потопит? – донесся до Боромира отдаленный недовольный голос, нарушая ход его мыслей,- выглядит он так, будто сейчас сам в воду грохнется и нас с собой потянет. - Да не потопит,- откликнулся второй – бодрее и куда менее осуждающе,- может, он не выспался просто. Эй, Громадина, ты ведь нас не потопишь? Боромир вздрогнул, поудобней перехватил весло и воззрился на своих спутников. Оба хоббита смотрели на него с нескрываемым любопытством в глазах. Но Пиппин, увидев, что человек очнулся, сразу приветливо ему улыбнулся. - Смотри, Мерри, он снова с нами! – заявил он,- с добрым, как говорится, утречком. Боромир изобразил на своем лице усталую ухмылку. Лотлориэн Хранители покинули вскоре после полудня, и сейчас, когда на землю уже начинали опускаться сумерки, достигли Андуина. Течение здесь было пока неторопливое и ровное, и много усилий, чтобы грести, прикладывать не приходилось. Вот Боромир и задумался, пожалуй, крепче, чем следовало - а хоббитам, видимо, стало скучно в компании друг друга. Хотя едва ли из него сейчас мог бы получиться хороший собеседник. Слишком тяжелыми мыслями была занята его голова – словно, едва перейдя границы Лотлориэна, оставив светлый край за спиной, Боромир снова встретился с самим собой прежним – к нему вернулись все тревоги и сомнения, которые, казалось, ушли, когда он открыл свое сердце и впустил в него Леголаса. Казалось, ничего не изменилось – гондорец чувствовал время от времени на себе взгляд теплых голубых глаз, руки помнили горячие объятия, а губы – быстрый поцелуй, ухваченный перед тем, как они сели в разные лодки, а в сознании все еще звучали данные друг другу обещания, важность которых не потускнела. Но что-то было не так… Перед тем, как отправиться в путь, Хранители снова встретились с Владыками, те преподнесли им прощальные дары и последние наставления, и Боромир заметил, что когда Галадриэль подошла к нему, ее взгляд был совсем иным – не таким, как в первый раз. Она больше не смотрела вглубь его сердца, не бередила запекшиеся на душе раны – теперь она не прозревала, а изучала, будто впервые увидела человека перед собой, и теперь хотела не выведать, что лежало у него на душе, а хорошенько рассмотреть. Вкладывая в его руки тяжелый золотой пояс, она посмотрела ему в глаза и прошептала – не вложила мысли в его разум, а именно произнесла слова вслух, хоть и едва слышно: - Не оступись. И теперь вместо ее прежних фраз в голове у Боромира звучала эта. И, кажется, он совершенно точно знал, что Владычица имела в виду. Хранитель сидел в соседней лодке вместе с Арагорном, и Боромир время от времени поглядывал на него. Лицо Фродо было бледным и задумчивым – он едва ли реагировал на то, что происходило вокруг. Один раз, когда гондорец взглянул на него, их глаза наконец встретились, и по непонятной причине Боромир отвел взгляд первым – он сделал вид, что смотрел совершенно в другую сторону, и тут же крепко отругал себя за трусость. Скрывать ему было нечего – все в Отряде знали, куда лежал его путь и куда он надеялся отвести остальных. Также, как и знали они, что именно он думает о судьбе Кольца, переплетенной с судьбой его народа. Да, он принял предложенные правила, последовал совету мудрых, но ведь и мудрые не были застрахованы от ошибки. Да и размышлять об иных путях никто гондорцу запретить не мог. - Давай каждый раз, когда он начнет вот так засыпать, швырять в него кусок яблока,- предложил Пиппин очень громко – так, чтобы Боромир его точно услышал. - Вот еще,- в тон ему отозвался Мерри,- еще яблоки переводить. - Сидите смирно, а то правда вывалитесь,- Боромир вздохнул и снова постарался им улыбнуться – вот ведь неугомонные создания! Казалось, хоббиты совершали увеселительную прогулку по реке, а не держали путь в сторону страны мрака вместе со всеми. В иных обстоятельствах эта их черта очень нравилась Боромиру – они не давали и ему унывать. Если уж такие маленькие и слабые существа не теряли присутствия духа ни во льдах Карадраса, ни в копях Мории, то уж ему, могучему воину Гондора, и подавно раскисать было не след. Да и вообще компания хоббитов была человеку приятна – если бы не лихие времена, знакомство это было бы еще более увлекательным. О полуросликах в его родных краях рассказывали только в сказках, и Боромир время от времени думал, что, если бы он в добавок к эльфу привел домой парочку хоббитов, Фарамир бы ужасно удивился и обрадовался, это уж точно – в мире было много чудес, и очень жаль, что сейчас цена им была невелика. Но только – напоминал себе Боромир – не для Фарамира. Тот всегда умел находить положительные стороны даже в самой отчаянной ситуации. Этим – да и много чем еще – Пиппин напоминал Боромиру младшего брата, когда тому было лет четырнадцать. Второй хоббит был серьезней и ответственней, хоть и дурачился вместе с Пиппином, любил поболтать, поесть и посмеяться, но в нем была какая-то взрослая сила, омрачающая чистоту юности, заостряющая характер, как время – вкус вина. А в Пиппине юность прямо-таки била через край. Было жалко понимать, что взрослым и серьезным этот парнишка стать так и не успеет. Если Враг победит, если их предприятие провалится, и мир погрузится во мрак, в нем не останется места ни юности, ни смеху, ни красоте, ни любви – и это Боромир поклялся предотвратить всеми силами. Тяжело было осознавать, что его идей, кажется, никто не принимал. С подступающей Тьмой каждый из них собирался бороться по-своему, но гондорец чувствовал, что бредут они все больше наугад, тратя уйму бесплодных усилий на каждый новый шаг. Боромир оглянулся – лодка, которую делили Леголас и Гимли, плыла в нескольких саженях от их, и эльф с гномом явно были заняты неспешным спокойным разговором – слов было не разобрать, но Леголас едва заметно улыбался и время от времени кивал – Боромир невольно почувствовал, как уголки его рта сами поползли вверх – невозможно было смотреть на эльфа и не улыбаться, как счастливый идиот. Гондорец чувствовал, как на сердце становится легче, а темные мысли отступают – хоббиты примолкли и наблюдали за ним, но Боромиру было все равно, что они там себе подумали. Леголас поднял глаза, и их взгляды наконец встретились. Эльф на мгновение опустил веки, и в сгущающихся сумерках Боромир увидел - с удивлением, почти не веря собственным глазам - как по мере того, как на губах Леголаса распускалась улыбка, лицо его озарялось странным, едва заметным мерцанием, словно солнечный луч попал на него. Это длилось всего мгновение, Боромир моргнул, и все исчезло. Покинув Лориэн, Леголас тоже стал иным в его глазах - дело было не в том, конечно, что в Золотом лесу эльф почти всегда носил невесомую светлую одежду, которую можно было снять, казалось, усилием мысли, а теперь снова облачился в свое дорожное зеленое одеяние, не в том, что взгляд его то и дело становился напряженным и внимательным - он в отряде был самым зорким, и смотреть по сторонам было его обязанностью. И даже не в том, что теперь до него сложнее было дотронуться - таким Боромир его уже видел. Но теперь казалось, что эльф стал уверенней и тверже - как-будто, чувствуя тревоги своего избранника, решил быть уверенным за них обоих. Засмотревшись, Боромир не заметил даже, как Арагорн дал знак причаливать к берегу - плыть ночью было неразумно, к тому же спешки никакой не было. Услужливый Пиппин, заметив, что человек снова оторвался от реальности, все же швырнул в него чем-то. Они пристали к лесистому пологому берегу и в сгущающейся темноте вытащили лодки на сушу и разбили лагерь. Боромир осознал, что голоден, и что после половины дня в лодке, у него начинают ныть плечи. Остальные, видимо, тоже ощущали на себе груз первых часов пути после долгого отдыха - свежим и бодрым выглядел, разумеется, только Леголас. Сидя у разгорающегося костра рядом с хоббитами, лениво спорящими, чем разнообразить свой ужин, Боромир наблюдал за эльфом. Он украдкой восхищался им даже в самом начале похода, когда они еще не обменялись и парой слов, но теперь смотреть на Леголаса стало совершенно особенным видом наслаждения. Гондорец снова отметил про себя, какими четкими и выверенными были все его движения, какой пружинистой и невесомой - походка. Так контролировать свое тело могли научиться лишь те, кто тренировался с раннего детства, но, глядя на Леголаса, легко было поверить, что он родился таким - идеальным воином, превратившим собственное тело в идеальное оружие. Только сейчас Боромир заметил то, что, наверное, видел всегда, но не придавал этому значения. Обнимая Леголаса под сенью волшебных ясеней, человек был уверен, что сжимает в руках хрупкое, маленькое создание, которое он легко может поднять на руки и отнести куда угодно, укрыть собой, спрятать за своей спиной. Теперь же, когда эльф стоял рядом с Арагорном и о чем-то тихо говорил ему, стало очевидно, что они с Бродяжником почти одного роста - Леголас был чуть выше него самого - прикинул Боромир. И как он раньше этого не замечал? Эта разница, конечно, не имела никакого решающего значения, но гондорец удивился вдруг, как многое теперь открывалось его взору. В последний раз утвердительно кивнув на слова Арагорна, Леголас отвернулся от него и быстрой походкой - едва касаясь ногами земли - подошел к Боромиру. Посмотрел на него сверху вниз. - Поможешь мне принести хвороста для костра? - спросил он негромко. Хоббиты под боком у Боромира перестали жевать и примолкли - гондорец почти почувствовал на себе их любопытные взгляды. Отчего-то ему стало неловко. Конечно, может быть, Леголас и правда собирался просто принести хвороста (но зачем это делать вдвоем?), и Боромир устыдился скорее собственных мыслей о том, чем можно было заняться вместо сбора валежника. Он понимал, что замешкался слишком надолго - на помощь неожиданно пришел Арагорн. - Идите,- кивнул он,- поодиночке в лесу опасно, а до утра костер не догорит, если не подкормить. Может, это наша последняя ночь у настоящего огня. Ругая себя последними словами за свою нерешительность, Боромир поднялся на ноги. Большую часть снаряжения, включая золотой лориэнский пояс, он успел сложить в отдалении, и снова вооружаться было глупо. У Леголаса, как он заметил, с собой был лишь длинный кинжал у пояса, и Боромир решил, что его собственного ножа, надежного укрытого в голенище сапога, будет вполне достаточно. Все еще чувствуя на себе любопытные взгляды полуросликов, он пошел следом за эльфом - сперва отставая от него на шаг. Потом, когда ветви деревьев сомкнулись за их спинами, отгораживая от лагеря, Боромир догнал Леголаса и перехватил его руку. Эльф не замедлил шага и не обернулся, лишь крепко сжал его пальцы в своих. Они шли молча несколько минут - тьма вокруг них была почти непроглядной, но Леголас шел уверенно и быстро - он видит в темноте даже лучше, чем при свете, припомнил Боромир. Идти с ним рука в руке было легко - воин ни разу не споткнулся на корне, ни разу не получил упругой веткой по лицу, ни разу даже не оступился. Они продвинулись еще немного вверх - тропа вела в гору, деревья вокруг них постепенно расступились, и до ушей Боромира донесся плеск воды - один из многочисленных притоков Андуина, видимо, брал здесь свое начало. У небольшого ручья, струившегося между замшелых корней высокого дерева, Леголас наконец остановился. Он выпустил руку гондорца, повернулся к нему и жадно припал губами к губам - словно они не полдня в разных лодках гребли, а не виделись несколько лет. Боромир обнял его, и некоторое время ничто не нарушало лесной тишины. Когда эльф наконец оторвался от человека, тот ухмыльнулся, надеясь, что вышло у него не слишком криво - Боромир и сам вдруг понял, что провел вдали от Леголаса невыносимо долгое время, и теперь изголодался по нему. - Теперь мы не "ходим гулять", а "собираем хворост"? - спросил он. Леголас изогнул темную бровь. Губы его после поцелуя стали возмутительно яркими и блестели, и гондорец, не сдержавшись, снова лизнул их, прикусил нижнюю, усилием воли заставил себя притормозить. - Ты же слышал Эстеля - это может быть последняя ночь у настоящего огня,- напомнил Леголас,- потом ты будешь помогать мне собирать стрелы. Или ягоды - как тебе больше нравится. - Мы как несмышленыши, прячущиеся от родителей,- Боромир тихо рассмеялся,- думаю, все и так догадались, куда и зачем мы пошли. Боюсь, что даже Пиппин. - Но ведь мы и правда принесем хвороста? - было видно, что такой вот "побег от чужих глаз" ужасно веселил Леголаса, и лишать его удовольствия от этой игры Боромир не хотел. К тому же сейчас, когда тело его от близости эльфа начинало гореть от желания, было совершенно не до того. - Я уже и не помню, когда на тебе было столько одежды,- заметил гондорец, ощупывая ремень вокруг талии эльфа и полу его походной куртки. Рука скользнула под нее, и там, в тесном плену узких брюк, Боромир нашел то, что искал. Леголас шумно вдохнул, закусил губу и призывно двинул бедрами - Боромир погладил его, чем вызвал еще один вдох, почти всхлип. - Придется потрудиться,- ответил Леголас,- но чем сложней борьба, тем приятней награда. Боромир нащупал шнуровку на брюках эльфа, и хотя пальцы его от нетерпения слегка дрожали, смог распутать узел, ослабить шнур и запустить туда руку. Когда он коснулся разгоряченной кожи, Леголас с еще одним отчаянным вздохом подался вперед за новым поцелуем. Пока они стояли вот так, слившись в жаре поспешной близости, Боромир почувствовал вдруг, как на него накатила удушливая волна страха. Такого прежде с ним никогда не бывало - он прошел через множество битв, встретил на своем пути много опасностей, но такой отчаянный ужас, такая непроглядная темень обрушилась на него впервые. Он, хватая воздух ртом, отпустил Леголаса, но затем лишь, чтобы прижал его к себе - порывисто, будто эльф собирался вот-вот исчезнуть. Леголас, явно обескураженный таким поворотом, обнял его в ответ и ласково погладил по спине. - Что с тобой? - прошептал он, касаясь на каждом слове губами уха человека - по телу Боромира прошла теплая волна, но она не в силах была пока унять всколыхнувшуюся панику. Скрывать ее было бессмысленно - Леголас был единственным, кому он мог открыть все что угодно и знать, что он будет на его стороне. - Что если это и правда последняя ночь? - спросил он глухо. Леголас молчал, кажется, слишком долго для того, кто ищет слова ложного утешения. Он ответил не сразу, и тон его был очень серьезным. - Может быть,- он и не думал отстраняться, но это делало его слова еще более весомыми,- смерть идет по пятам, но мы не можем омрачать каждую нашу минуту памятью о ней. Особенно такую минуту, как эта. Боромир почувствовал, что в глаза ему словно швырнули горсть песка, он отстранил от себя Леголаса равно настолько, чтобы снова впиться в его губы поцелуем - на этот раз почти невыносимо нежным. Эльф отвечал на него так, словно хотел подтвердить свои слова каждым касанием, каждым вдохом и выдохом, каждым мимолетным стоном. Наконец насытившись поцелуем, эльф отодвинулся от него, но объятий не разомкнул. Он слегка задыхался, и Боромир прекрасно понимал, почему. - Даже если это последняя ночь,- сказал Леголас, прижал ладонь к груди человека и скользнул ею вниз,- именно так я хотел ее провести. У Боромира уже кружилась голова от желания - времени у них было немного - товарищи ждали их обратно, но у гондорца вдруг возникло ощущение, что у них в запасе есть все время мира, до последней секунды. - Надеюсь, ты не против остаться в сапогах? - осведомился он, плотоядно облизнувшись. Леголас рассмеялся - звук получился сдавленный и тихий - эльф и сам от возбуждения, кажется, с трудом себя контролировал. - Так мы еще не пробовали, правда? - Боромир, кивнув, отпустил его, потом рывком повернул к себе спиной. Под сенью Лотлориэнских деревьев они познали друг друга в самых разных позах, и Боромир знал, что Леголасу больше всего нравится делать это лицом к лицу, но сейчас, посреди темного леса, выбора почти не оставалось. Эльф, впрочем, кажется, совершенно не возражал. Он подался бедрами назад, изогнулся, потерся о пах Боромира, и тот чуть не застонал в полный голос. Сложно было представить, что совсем недавно Леголас и вовсе не знал, каково это - заниматься любовью. Теперь он настолько изучил собственное тело и тело своего избранника, что даже в такой спешке одним движением мог свести его с ума. Боромир обхватил его за талию обеими руками, потом проворно и решительно снова взялся за шнуровку. Брюки поддались быстро, гондорец резко сдернул их вниз, и они остались на уровне колен эльфа. Сам Боромир замешкался с собственным ремнем. Леголас тяжело дышал и ерзал, и гондорцу хотелось браниться в голос от нетерпения. Такая ситуация - в лесу, в почти полной темноте он собирался быстро покрыть прекрасное создание серебристых сумерек, не снимая с него сапогов - могла казаться оскорбительной для самой природы любви, но прекрасное создание, кажется, жаждало быть покрытым ничуть не меньше. Эльф снова изогнулся, завел руку себе за спину и принялся ловко помогать человеку - уже через пару мгновений он справился с его штанами и наконец освободил из их плена пульсирующий истекающий смазкой член - Боромир и не понял, когда успел так завестись. Отпустив его, Леголас шагнул вперед, насколько хватало спущенных брюк, обхватил руками ближайший ствол, наклонился к нему, подставляясь человеку - даже в сумраке это зрелище едва не выбило почву у того из-под ног. В своей первозданной порочности Леголас стоил тысячи смертей. Боромир овладел им одним резким толчком - эльф вскрикнул, но едва ли от боли. Его тело принимало в себя член человека легко и охотно, словно создано было специально для этого. Гондорец чувствовал, что внутри пульсирующая теснота уже стала горячей и влажной, Леголас жаждал его не меньше, чем человек жаждал оказаться в нем. Когда Боромир двинул бедрами, погружаясь до конца, эльф ахнул, сжался вокруг него, и человеку пришлось легонько шлепнуть его, веля расслабиться. Иначе все закончилось бы, едва начавшись. Леголас повиновался, но шлепок, казалось, подстегнул его. Он дернулся вверх, потом вперед и снова назад, насаживаясь на член человека, будто умолял его быть смелее и резче. Уговаривать Боромира было не нужно. Он крепко сжал руками бедра Леголаса, и пока тот слегка вращал ими, помогая, начал двигаться размеренно и быстро, каждый раз погружаясь глубоко, до самого основания. Сперва Леголас вздыхал и поскуливал от каждого толчка внутри, но вскоре вдохи его превратились в стоны, потом во вскрики, и когда Боромир понял, что оказался на грани, у эльфа уже совсем не осталось голоса. Они сорвались с пика почти одновременно. Боромир успел почувствовать, как Леголас застыл на мгновение, прежде чем, сотрясаясь всем телом, с беззвучным криком излиться в его ласкающую ладонь. И сразу после этого человек последовал за ним в пропасть наслаждения. Казалось, пока они, сидя на мшистых корнях, целовались, приводя в порядок дыхание и биение сердца, прошла половина ночи, но когда Боромир наконец отпустил эльфа, из-за туч только-только показался молодой месяц. - Надо бы умыться,- заметил Леголас тихо и хрипло. Боромира такие мелочи особенно не занимали, но он согласно кивнул. Эльф поднялся, подтянул брюки и, ступая слегка неуверенно и неровно, направился к ручью. Боромир пошел за ним следом, чувствуя легкий укол вины - видимо, он все же слегка перестарался, и оставалось благодарить судьбу, что путешествовали они не верхом на лошадях. - Хочешь я помогу? - спросил он, глядя, как эльф, склонившись к ручью, зачерпывает ладонями студеную воду. - Не нужно,- Леголас с улыбкой покачал головой,- в суровых походных условиях надо учиться приспосабливаться. Он произнес это так серьезно, что Боромир невольно рассмеялся. - В следующий раз я буду осторожней и внимательней,- пообещал он,- все-таки неправильно доходить до конца внутри тебя, если мы не в постели лежим. - Все в порядке,- заверил его Леголас,- когда мы окажемся в постели, я буду мучить тебя, пока ты не запросишь пощады, и тебе будет уже все равно, внутри ты меня или снаружи. Обещание прозвучало так невинно и порочно одновременно, что Боромир почувствовал, что надо сменить тему, иначе хворост они будут собирать еще очень долго. Он кашлянул и отвернулся. Стоило попытаться отвлечься от мыслей о том, как именно Леголас будет его мучить, как на их место пришли тяжелые соображения о том, как им добраться до туда, где они смогут оказаться в настоящей постели. - Мы доплывем до Рэроса,- сказал Боромир, не глядя на эльфа,- потом нужно будет свернуть на юго-запад. Через Рохан мы попадем в Гондор. - Даже если остальные решат идти иначе, я с тобой,- подтвердил Леголас. Он наконец закончил приводить себя в порядок, встал и отряхнулся. - не знаю, будет ли от меня польза под стенами Минас-Тирита, но ведь им не помешает еще один неплохой лучник? - Неплохой,- хмыкнул Боромир,- если ты хотя бы нескольких наших воинов научишь так управляться с луком и стрелами, цены тебе не будет. Вот только...- он вздохнул и устремил взор на стремительные воды ручья. Леголас молча вопросительно взирал на него. Боромиру под этим доверчивым прямым взглядом стало не по себе. Не то чтобы он был не уверен в преданности Леголаса или собственном решении, но все же - не слишком ли много он просил у того, кто уже отдал ему все, что имел? - Вот только этого недостаточно,- закончил он глухо. - Эстель, скорее всего, пойдет с нами,- заметил Леголас неуверенно,- он - наследник Исилдура, и место его на стенах древнего города его предков. Да и Гимли нас не оставит. Было непонятно, верит ли Леголас сам в собственные слова, но Боромира они не убеждали. - Этого мало,- твердо проговорил он. Леголас молчал, и взгляд его прозрачных глаз обжигал. Он ждал, что человек скажет дальше. - нам нужно Оно,- наконец выговорил гондорец твердо и четко, заглянув эльфу в глаза,- и ты знаешь, что я прав. Без Него Гондор обречен. - Нет,- голос Леголаса прошелестел, как упавший с ветви лист, но Боромир почувствовал, словно он ударил его по лицу. - Это так,- он надвинулся на эльфа, хмурясь и пытаясь совладать с голосом, чтобы не сорваться на крик,- мы должны защитить мой народ, должны принести ему надежду - настоящую надежду, а не призраков прошлого и пустые обещания. - Нет, Боромир,- голос эльфа не стал громче, но в нем зазвенела сталь. Теплая, словно согретая солнцем, но твердая и бескомпромиссная. - Ты обещал мне быть со мной, что бы ни случилось,- Боромир сжал кулаки, чувствуя, как сердце болезненно ухает в груди, а к горлу подступает крик,- ты обещал помочь мне. Ты хотел вырастить сады в городе, который умирает. Когда он превратится в выжженную пустыню, ни одно семя там не прорастет. Ты обещал мне, Леголас. Эльф выпрямился и чуть склонил голову, но смотрел прямо на гондорца - по его бледному лицу невозможно было ничего прочитать, его тон стал еще немного тверже. - Я обещал,- подтвердил он,- и я сдержу обещание. Все, что мое - твое. Но тем, что мне не принадлежит - что никому не принадлежит, я распоряжаться не в праве. Боромир отступил на шаг, не сводя с него глаз, разжал кулаки и горько ухмыльнулся. - Вот оно, значит, как,- он пожал плечами,- теперь я понимаю. Он развернулся спиной к Леголасу и быстро пошел прочь. Эльф опустил голову так, что волосы упали ему на лицо, но вслед за человеком не поспешил. Как он добрался по темному лесу без провожатого обратно к костру, Боромир помнил плохо. Он просто шел вперед, не разбирая дороги, но когда между ветвями замелькал отблеск огня, остановился и прислушался. В лесу стояла тишина - Боромир знал, что эльф ходит бесшумно, но был уверен, что он уже догнал бы его, если захотел. Ничего. "Не оступись" - шепнул ему тихий мягкий голос. Не оступись... Боромир на секунду решил было, что стоит развернуться и найти Леголаса, попросить у него прощения и дальше вместе следовать по пути гибели, куда бы он ни вел. Лишь бы вместе, лишь бы эта ночь и правда не оказалась последней. Но тут же из самой глубины его души зазвучали другие слова - еще более жестокие от того, что правдивые. "Твой народ слаб. Что стоит сила одного против бессилия всех?" Чувствуя, как болезненно бьется в груди сердце, Боромир решительно двинулся вперед, и через минуту вышел на поляну к костру. Спутники его даже не обернулись - лишь Арагорн окинул гондорца взглядом мимоходом, и, увидев, что тот вернулся один, удивленно поднял брови. Боромир наградил его мрачным взглядом в ответ, уселся к костру и завернулся в плащ, всем своими видом давая понять, что никакого разговора не будет. Медленно позволяя усталости взять свое и погружаясь в тревожную дрему, Боромир снова и снова заглядывал в изучающие глаза Владычицы, стоя перед ней в сгущающейся темноте, которая все повторяла и повторяла "Не оступись... не оступись...", пока наконец голос ее не начал стихать, и на последнем рубеже бодрствования Боромир понял, что смотрит теперь на Леголаса, который улыбается ему, и круг тьмы вокруг них медленно отступает.