***
Боги удачи улыбались ей, и вторая беременность протекла легче первой. Она рожала в обычном госпитале для гражданских, стараясь оказаться как можно дальше от шиноби и не доверяя Орочимару. Впрочем, последний, едва увидев второго сына, утратил к тому всякий интерес. Имя для Акахико было выбрано заранее: Карин назвала его в честь второго деда, но сложно было представить себе ребенка, которому оно подошло бы больше. Маленький красный комочек с красным пухом на голове и красными глазками — Ака-чан* — выглядел точной копией матери. Как выяснилось чуть позже, от Карин он унаследовал не только внешность — громкий голос, беспардонность и, что самое главное, способность чувствовать чакру у него были с рождения. Рюхей тяжело переживал появление в доме другого ребенка, причем еще и настолько противно орущего, как его младший брат. Несколько раз он плакал, умоляя отдать братика обратно Зашики Вараши, которые его принесли, но постепенно смирился и начал проявлять интерес. Когда из плачущего свертка Акахико превратился в энергичного и беспрестанно разговаривающего ребенка, Рюхей и вовсе взял львиную долю заботы о развлечениях брата на себя. Впрочем, Карин понимала, что дело не только в родственной любви — Акахико мог найти брата и других знакомых людей ему везде, а потом настойчиво добиваться внимания к своей персоне. Его никогда не ставили водой во время игры в прятки. Прошло почти три года с их последней встречи, и Саске совсем не ожидал увидеть Карин в Стране Чая, куда попал во время очередных — совершенно бессмысленных, он понимал это — поисков наследия Кагуи. Дома его ждали жена и дочь, последняя к его мстительному удовольствию родилась слабым ребенком с плохим зрением. Надежды родной деревни на то, что они смогут поставить новые поколения Учиха на службу, таяли с каждым днем. Саске был этому только рад и игнорировал все разговоры Сакуры о том, что им нужен второй ребенок. Саске хватало и одной нежеланной дочери, он не собирался потакать Сакуре в ее мечтах стать матриархом клана. Хватало и того, что она гордо вышагивала по Конохе с моном его клана на спине и одевала ребенка в клановые цвета. Сначала он заметил вывеску со знакомым именем в названии, а потом увидел сквозь стеклянную витрину и саму Карин — она стояла за прилавком, беседуя о чем-то с покупательницей. Саске помнил, что в последнюю их встречу Карин говорила что-то о том, что исполнила свою мечту и открыла свою парфюмерную лавку, но тогда он не обратил на это внимания. А сейчас ему стало любопытно и он решительно зашел внутрь. Увидев его, Карин в ужасе приоткрыла рот и посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж. Саске не успел съязвить по поводу ее нелепого вида, когда сверху раздался сначала топот, а потом крики, и сверху на него прыгнул красноволосый, красноглазый ребенок. У Карин был сын. — Папа, ты мой папа! — радостно, но несколько невнятно завопил он. Саске замер, не успев поставить ребенка на пол, потому что сверху показалось еще одно лицо. Из полумрака на него смотрел, сверкая шаринганом, призрак Итачи. На его лице была написана откровенная враждебность, если не ненависть. Первой мыслью Саске было то, что он все же сошел с ума. — Папа? — мальчик, обезьянкой висевший на нем, обернулся и закричал. — А вот и братик. Рюхей! Покупательница замерла у прилавка, жадно вслушиваясь в семейную сцену. Саске смотрел на Карин, и поверить своим глазам не мог: эта женщина обманула его, насмехалась над ним все эти годы. Но та уже справилась с первым ужасом и теперь сердито смотрела на Саске. Как будто это он ее обманул, словно полицейский, явившийся в разгар ограбления. — Рюхей, отведи нашего гостя и своего брата наверх, — приказала она «призраку». — Я сейчас закончу с Мичико-сан и поднимусь к вам. «Призрак» кивком показал следовать за ним и исчез в полумраке. Не сводя полного ненависти взгляда с предательницы, Саске автоматически перехватил повисшего на нем ребенка поудобнее и пошел наверх. — Вооот, — протянул мальчик, спрыгивая с рук и указывая на большой деревянный стол, за которым уже сидел «призрак». – А мама говорила, что ты не придешь! При ярком свете Саске отметил, что этот Рюхей вовсе не призрак. Сходство было поразительным, но Итачи, его Итачи, никогда так себя не вел и не одевался. Растрепанный хвост, какая-то невообразимая одежда вся в дырках, и холодная ярость придавала детскому лицу жутковатый вид. Мальчик не обмолвился ни словом, только требовательно протянул к младшему брату руки, и тот со вздохом залез к нему на колени. На вид старшему было лет восемь, а вот младший — он был одного возраста с сыном Наруто. Если и второй ребенок — Учиха, то… Справившись с дрожью в конечностях, Карин на мгновение прислушалась к тому, что происходит наверху. Три чакры, три родственные чакры пульсировали на втором этаже. Рюхей и Саске были в ярости, а младший сын фонтанировал восторгом. Выругавшись про себя, Карин мило улыбнулась Мичико-сан, которая не скрывала своего любопытства. Учитывая, какой болтливой была эта женщина, и как страстно жители города мечтали узнать хоть что-то о прошлом хозяйки парфюмерной лавки, на завтра все будут знать, что за Карин пришел разгневанный муж. Отношение к ней с самого начала было странным — слишком молодая незамужняя женщина с вызывающе-красными волосами и маленьким ребенком не могла не привлечь всеобщего внимания. Какое-то время местные кумушки испытывали к ней жалость: наверняка Карин была вдовой, которая в столь раннем возрасте потеряла мужа и теперь вынуждена была растить ребенка одна. Но их фантазии развеяла сама Карин, когда сказала, что никогда не была замужем и ребенок этот — только ее. С годами к ней притерпелись, все же лавка приносила стабильный доход и привлекала гостей города, но когда почти три года назад она вернулась из отпуска, и спустя несколько месяцев у нее начал расти живот, местная публика взорвалась от возмущения. Даже спустя годы они продолжают смотреть на Карин и ее семейство с ханжеской яростью. И вот чертов Саске явился спустя столько лет, чтобы подарить им новую пищу для слухов. Лишь бы поставщики не отказались с ней работать! А есть еще и сам Саске, которому нужны ответы на вопросы. Саске был так зол, что не мог контролировать свой шаринган. Активированное додзюцу болезненно ныло, улучшенное зрение позволяло замечать множество деталей, которые лишь усиливали его ярость. Детские сапожки и зонтик бирюзового цвета стояли в углу, рядом с ними женские туфли и кроссовки, который мог носить только старший ребенок. На стене детской рукой нарисована семья — мама, два брата и темноволосая фигура с красными глазами, символизирующая отца. Других признаков мужского пребывания в доме, к счастью, не было. Это принесло Саске облегчение, наряду с отсутствием вышитых, нарисованных, набитых и даже выжженных символов Учиха на каждом углу. Одной фанатки ему вполне хватало. Саске был так зол, что не заметил, как младший ребенок сполз с колен брата и теперь внимательно вглядывался ему в глаза. Черные узоры на красной радужке не вызывали у него должного отвращения или ужаса, вместо этого он требовательно и нахально — совсем как его мамаша, — взял Саске за подбородок и притянул к себе. — Красивые, тоже хочу такие, — резюмировал он, а потом продолжил, явно копируя мать. — Мне пойдет под волосы. Не сдержавшись, копия Итачи на другом краю стола фыркнула. А Саске почувствовал, что и сам едва сдерживает подступающую истерику. Карин всегда была хитрой, изворотливой дрянью, которая умела добиваться, чтобы люди делали именно то, что она хотела. Именно поэтому она так долго и успешно служила тюремщицей у Орочимару. Вот и сейчас она отправила Саске наверх, туда, где он не сможет причинить вред ей или маленьким детям. Наконец, на лестнице раздались шаги. — Рюхей, почему ты не поставил чайник? — закричала Карин, выскальзывая из полумрака. – Время ужинать давно, а ты сидишь за столом как лентяй. И я надеюсь, что ты сделал уроки, потому что сразу после ужина вы оба пойдете спать и будете лежать в своих кроватях до самого утра. Мальчик покорно сполз со стула и пошел ставить чайник. Семейство Карин жило своей жизнью, игнорируя внезапного гостя. Хотя все же не полностью — помогавший матери младший сын радостно поставил перед Саске тарелку и миску для супа. Саске поднялся из-за стола, чтобы прервать этот фарс, но Карин нагло ткнула в него пальцем. — Не при детях, — отрезала она. Саске кивнул и уставился на копию Итачи. Даже если бы у него был аппетит, то от одного вида будто бы воскресшего старшего брата кусок в горло не лез. Он лишь из вежливости пригубил суп и молча дожидался момента, когда Карин сложит всю посуду в раковину и уложит детей. Незаметно стемнело. Карин не успела затворить за собой дверь, когда он вцепился ей в горло и прижал спиной к холодильнику. Предательница захрипела, начала бить его по рукам и попыталась пнуть коленом в пах. — Что все это значит?! — раздельно, по слогам прорычал Саске. — Ты не дурак, сам должен понимать, — прохрипела Карин, когда он отпустил ее горло. — Трахался со мной все эти годы, а потом так спешил облизать эту розовую пизду, что забыл попрощаться и выяснить — жива ли я вообще! — Второй ребенок… — Мой! — шепотом закричала Карин. — Я говорил, что не хочу детей, не хочу возрождать свой проклятый клан, а ты использовала меня. Весело было, Карин? Весело было играть в Учиху?! — Да пошел ты к черту! — выхватив из мойки тарелку, Карин с силой швырнула ее об пол. — Они — Узумаки, я их родила, я их растила все эти годы без всякой помощи, а теперь ты пришел, увидел Рюхея и решил, что можешь высказывать мне какие-то претензии! Он не твой брат, даже не думай, что я позволю тебе утащить его куда-то! Она выбросила вперед кулак и выразительно помахала перед лицом Саске кукишем. Этого он вытерпеть не мог и набросился на нее. Карин вырывалась, кусалась и пиналась. Безделушки падали с полок и разбивались, топот стоял страшный. Саске прекрасно понимал, что может убить ее одним ударом, у Карин даже не было оружия! Но вместо этого они продолжали осыпать друг друга градом ударов и ругательств, а потом… Саске и сам не понял, как Карин оказалась на столе с задранной юбкой, а он рядом — с расстегнутыми штанами. Проснулся он на рассвете в одной постели с Карин. Выпутавшись из ее сонных объятий, он поискал в лежавшей на полу куче свои штаны, вышел из комнаты и зашел в ванную. И замер, не решаясь двинуться с места. — Там, на третьей полке синий флакон — это мой гель для душа и шампунь, — раздался позади мрачный детский голос. — Выход сам найдешь? Дверь в ванную за ним затворилась, и Саске остался наедине со складом косметической продукции. Все вокруг было заставлено бесчисленными банками и флаконами, названия и способ применения которых оставался для Саске загадкой. До этого момента он считал, что Сакура загромождает пространство ерундой, но по сравнению с тем, как выглядела ванна Карин, дом в Конохе напоминал больничную палату. Он зашел на разгромленную кухню, когда дети уже уселись завтракать. Старший сын старательно игнорировал его существование, а младший — наоборот, бросился на руки и повис. Увидев потрясенное лицо Саске, Карин внезапно смутилась, покраснела и пробормотала что-то под нос. Рюхей быстро поел и ушел в школу, прихватив с собой младшего брата, который ходил вместе с простыми гражданскими в обычный детский сад. — Значит, они даже не шиноби, — заметил Саске. Ему начало казаться, что он попал в какую-то параллельную вселенную — настолько жизнь Карин отличалась от привычной ему сейчас. — Они не будут служить ни одному селению! — раскричалась Карин. — Хватит с меня этого, никаких больше малолетних убийц! Я даю им шанс вырасти совершенно нормальными и выбрать себе занятие по вкусу. — У… Рюхея есть шаринган. — Он любит технику, хочет строить железных птиц, какие-то самодвижущиеся машины, — отрезала Карин. — Ака-чан тоже будет с шаринганом, Орочимару уверен в этом. Они переглянулись. Карин понимала, что сболтнула лишнего, а Саске устало закрыл глаза. Выстроенный после войны мир разрушался у него на глазах, и Орочимару снова стал угрозой. — Орочимару знает о них? — спросил он. — Ты ведь понимаешь, что он сделает с Рюхеем через несколько лет? — Я уверена, что все будет в порядке, — нахмурилась Карин. — Это сложно объяснить, но он в некотором роде уважает Рюхея. Это действительно было сложно объяснить. Орочимару внимательно следил за ее сыном, и иногда Карин казалось, что он мысленно примеривается к новому телу. Так продолжалось до тех пор, пока она не привела сына на осмотр после того, как у него пробудилось второе томоэ. — Ты должен тренироваться, Рюхей-кун, — ласково шипел Орочимару. — В твоих глазах заключена огромная сила, сила величайшего додзюцу. Твой дядя и твой отец были великолепными шиноби. Рюхею было почти семь и он только поморщился, услышав очередное напоминание о клане отца и своем будущем в качестве шиноби. — Я не хочу быть шиноби, я хочу построить железную птицу, которая позволит людям путешествовать по всему континенту быстрее, — ответил он. — Я буду механиком. — Зачем строить железных птиц, если есть призывы? У твоего отца был огромный ястреб… — начал Орочимару. — Призывы доступны только шиноби, а я хочу, чтобы по небу могли летать все люди, — оборвал его на полуслове Рюхей. — Это будет великое научное достижение, которое изменит мир. Тот на него странно посмотрел, нахмурился и с тех пор ни разу не заговаривал о том, чтобы ее сын больше тренирова-лся. Он вообще стал меньше обращать внимания на Рюхей, что не могло не радовать и не пугать Карин. Однажды она спросила об этом Кабуто, и тот лишь рассмеялся, сказав, что Орочимару уважает ее сына. — Орочимару-сама заинтересовался наукой в таком же возрасте, — хихикнув, пояснил он. — И теперь он будет наблюдать за тем, каких успехов добьется твой сын. Очередной эксперимент. С тех пор ничего не изменилось, только Рюхей стал с большим уважением относиться к «дедушке», который был пока одним из немногих, кто, по его мнению, верил в то, что у мальчика получится добиться своего. Саске ни на секунду не поверил рассказу Карин. Спорить с ней тоже не стал, а потом и вовсе ушел: его ждала миссия. А потом вернулся. Сначала его влекла болезненная привязанность к образу Итачи, воплощенному в старшем сыне — Карин слишком хорошо его знала, чтобы ошибиться в своих обвинениях, — потом он стал обращать больше внимания на младшего сына, а потом и вовсе привык. Карин жила своей жизнью, работала и воспитывала детей, но все равно ждала и радовалась ему наряду с детьми и не упрекала в том, что он слишком редко бывает дома. По крайней мере, ему так казалось до тех пор, пока она не закатила бурную сцену с требованиями либо появляться чаще, либо не приходить вообще и не травмировать детей. Саске возражал, но действительно стал приходить чаще. Ему было легче здесь, за пределами Конохи, где его не преследовали настороженные взгляды и влюбленная до одержимости женщина. Отношения с Сакурой так и не наладились, иногда у них доходило до того, что, даже будучи в селении, он не ночевал дома: просто не мог видеть тот спектакль, в который превращает Сакура его жизнь и жизнь его дочери. Но чувство вины глодало его, как бездомная собака тухлую кость, и временами он испытывал к жене всепоглощающую жалостливую нежность, которую та немедленно воспринимала как знак его вспыхнувшей любви и снова доводила его до отвращения к самому себе и к ней. Эта мучительная для него ситуация лишь усугубилась тогда, когда Карин во время вечерней прогулки — Саске безумно устал, вернувшись из многодневного похода, но младший сын умел настаивать на своем, — сказала, что беременна в третий раз. — Ты что-нибудь скажешь на это или нет? — рассердилась она, когда Саске продолжил идти по лесной тропинке как ни в чем не бывало. — Что я должен сказать, Карин? Отговаривать тебя или радоваться? Ты уж скажи, чтобы я вел соответственно твоим ожиданиям. — Ну ты и ублюдок… — устало пробормотала она. — Зачем нам столько детей? Ты действительно хочешь возродить клан? — сарказм так и лился. — У меня было семеро братьев и сестер, Саске, — просто ответила Карин. — Я хочу большую семью, я могу позволить себе содержать большую семью, и здоровье — не забывай, что я из клана Узумаки, — позволит мне рожать хоть каждый год. — Не хотелось бы. — Заткнись! Они обсуждали эту тему еще несколько раз, но время шло, и Саске понимал, что Карин оставит ребенка. Беременная она становилась еще более нервной и подозрительной чем обычно, почти невыносимой. Даже железные нервы старшего сына подчас не выдерживали, и Рюхей запирался на чердаке, приспособленным под мастерскую. Он вернулся из Конохи, куда отправился с донесением и для того, чтобы повидаться с дочерью, когда Карин заявила ему, что у них будет девочка. Его реакция показалась ей недостаточно радостной, и она снова закатила сцену, от которой ему хотелось бежать, бежать так же далеко и быстро как от Сакуры в свое время. Но насмешливый взгляд Рюхей, который преследовал его повсюду и как бы говорил: «Беги, дерьмовый папаша!», заставил Саске остаться на месте. К концу беременности все начало налаживаться, но потом родилась дочь — маленькая, хорошенькая, с большими черными глазами и черными волосами. Копия даже не отца, а скорее бабушки. В ее честь Саске и назвал дочь — Микото. А спустя полтора месяца он застал себя, стоящим посреди магазина — за его руку крепко цеплялся Акахико и просил купить ему виноградный сок. Саске начали узнавать соседи, с ним здоровались и говорили о нем как о муже Карин. Он понял, что если не уйдет сейчас, то окончательно останется здесь, свяжет себя по рукам и ногам c семьей, которую он вовсе не планировал. И на следующее утро он покинул город на рассвете. *Ака-чан - японское название для новорожденных, означает буквальное "маленький красный комочек", примерно соответствует русскому "лялечка".Одна тайна Карин Узумаки
26 апреля 2015 г. в 18:02
Саске не ушел, сбежал из Конохи неделю назад после очередной ссоры с Сакурой. Их отношения и до свадьбы нельзя было назвать приятными, но после церемонии ему становилось все труднее находиться рядом с ней, играть счастливого супруга рядом с женщиной, которая лгала ему, лгала самой себе и лгала всем тем, кто верил в их счастливый брак.
В их отношениях с Сакурой всегда было что-то неправильное. Все вокруг только и твердили о том, какая они красивая пара и какой прекрасной, чистой была ее любовь к нему, но сам Саске не испытывал ничего, кроме теплоты, переросшей с годами в мучительное чувство вины. Они никогда не ругались, просто не могли обсудить свои отношения, потому что на любое сказанное им слово Сакура реагировала как на удар. Любую критику, любое случайно выскользнувшее резкое слово она воспринимала как очередное мучительное испытание и в лучшем случае замыкалась в себе, жалобно глядя на него. Но чаще всего она начинала плакать и бесконечно заверять его в своей любви, обещать, что они буду счастливы, если он примет ее чувства. Но счастливы они не были, и каждый раз, возвращаясь домой, где все напоминало музей его клана, старательно воссозданный руками Сакуры, он чувствовал желание незамедлительно покинуть Коноху. Саске не хотел семью, не хотел детей, не хотел возрождать свой клан и не хотел быть трофеем Сакуры — трофеем, которым она горделиво хвасталась перед своими друзьями.
Других друзей у него в Конохе не было, никто не забыл его предательства. Его терпели — и только. Ради благородного Наруто, ради восхитительной по всеобщему мнению женщины, которая любила его так сильно, что пережила немыслимые испытания ради того, чтобы быть с ним, чтобы сделать его счастливым. Она хотела сделать его счастливым вопреки его собственному желанию, вопреки его просьбам и требованиям. Слишком поздно он понял, что Сакура делала все это ради себя и собственных представлений о его счастье.
Сбежав из Конохи, Саске не имел определенной цели и уже неделю торчал крошечном в приграничном городке, пытаясь выследить коллекционера, который навел бы его на след Кагуи. Но подпольный аукцион, на который в это богами забытое место должны были съехаться все важные шишки, должен начаться через несколько дней. Ему оставалось только шататься по нагретым летним солнцем пыльным улочкам и пугать своим видом местных жителей. Меньше всего он ожидал встретить здесь ее.
Коротко остриженные волосы, крупные тяжелые серьги, оправа с цепочкой и застегнутая наглухо, несмотря на жару, белая рубашка. Карин выглядела повзрослевшей, разительно изменившейся, но все же ошибки быть не могло — на другой стороне улице торопливо цокали каблучки именно ее туфель. Словно в подтверждение его догадки, она обернулась и встретилась с ним взглядом. Недоверчиво оглядела его с ног до головы, неловко одернула рукав рубашки под которыми прятались шрамы от его укусов и застыла.
— Карин? — он позвал ее и решительно перешел на другую сторону улицы.
Несколько секунд они разглядывали друг друга, не произнося ни слова. Дорого и вульгарно одетая женщина застыла рядом с потрепанным наемником, в ножнах которого ждал своего часа меч. Неуместная картина. Она сдалась первой.
— Давно не виделись, Саске, — поприветствовала его Карин, нервно облизнув губы.
Он кивнул в знак приветствия и замер, ожидая ее дальнейших действий.
— Кофе? — наконец предложила она.
Они пили сухое красное вино в одном из лучших кафе этого города, несмотря на то, что время едва перевалило за полдень. Саске неторопливо цедил свой второй бокал, наблюдая за тем, как Карин вылавливает виноградины во фруктовом салате.
— Хочешь? — она поднесла виноградину к его губам, и он покорно принял угощение.
Они оба знали, чем закончится эта встреча, и Саске изнывал от нахлынувшего на него возбуждения. Ему нужна была разрядка, нужно было выбросить из головы Сакуру и скопившиеся дома проблемы. Ради этого он и ушел из Конохи в очередной раз. Судьба в лице жадно разглядывающей его Карин подкинула быстрый способ забыть обо всем. В отличие от жены, Карин никогда не требовала многого — вот и сейчас она загадочно улыбалась, предвкушая события ближайшего вечера. Это было именно то, что требовалось!
— На нас странно косятся посетители, — заметил он.
И это было правдой. Не только посетители, но и персонал недоверчиво разглядывали их, отворачиваясь каждый раз, когда Саске поворачивал голову в их сторону. Они не знали, что под длинной челкой у него прятался риннеган — величайшее додзюцу, дарившее своему обладателю немыслимое могущество. В том числе способность видеть косые взгляды, которыми его одаривала публика.
— Это потому что мы с тобой выглядим как дорогая проститутка и бандит, — придирчиво рассматривая кусок клубники, наколотый на вилку, заметила Карин. — Я уже наелась, пойдем отсюда?
Саске криво ухмыльнулся, отмечая про себя, что Карин осталась все такой же нетерпеливой. Они расплатились по счету и вышли на раскаленную улицу. Не задавая лишних вопросов, Карин повела его к себе. Все такая же нетерпеливая и понятливая — Саске поселился в потрепанной гостинице на окраине города и не хотел приводить женщину в свою конуру, даже если этой женщиной была привычная к походной жизни Карин. Хозяйка отеля, в котором разместилась Карин, проводила их неприязненным взглядом, но от комментариев воздержалась.
В номере было чисто, и приторно пахло духами. Окинув его нетерпеливым взглядом, Карин пошла в душ, а Саске остался стоять напротив зеркала у туалетного столика. Из глубины на него пялился собственный двойник с лихорадочным румянцем на щеках и взглядом голодного хищника. Саске расстегнул пояс, прислонил меч к стене и начал медленно раздеваться. В душевой весело журчала вода, за окном кричал уличный торговец.
Карин вышла из душа, одетая в шелковый халатик, когда Саске расстегивал штаны. На ее влажной коже, как приветы из прошлого, отчетливо выделялись знакомые шрамы. Карин похотливо улыбнулась, положила очки на туалетный столик и прижалась к нему, требовательно поглаживая напрягшийся член сквозь нижнее белье. Словно бы ей требовалось подтверждение, что он уже давно готов и хочет секса с ней.
Сначала они трахались — страстно и грязно, как она всегда любила. Потом просто лежали, целуясь и задыхаясь от жары в пропахшем сексом номере. В конце концов Карин не выдержала, поднялась с кровати и распахнула окно. С улицы ворвался поток теплого воздуха, овевая ее поблескивающее от пота тело и растрепанные волосы. Сделав глубокий вдох, Карин вернулась в постель и уселась ему между ног. Предвкушая удовольствие, Cаске откинул голову и закрыл глаза.
— Ох, какой ты эгоист, какой же ты все-таки эгоист! — болезненно шлепнув его по бедру, заметила Карин.
А потом улеглась рядом и принялась злобно рассматривать его культю.
— Так и знала, что эти хваленые конохские медики только болтать горазды! — проворчала и, с присущей ей внезапной сменой настроения, нежно поцеловала в плечо. — Если бы ты обратился к Орочимару, то он обязательно пришил бы тебе руку на место.
— Это — символ, — коротко ответил Саске, но потом все же решил пояснить, — напоминание мне о моих грехах, которые требуют искупления…
— Да какие там грехи! — ощерилась Карин. — Подумаешь, ты убил того злобного старикашку — все только спасибо сказали. Ты всегда был независимым, Саске, а теперь покорно лижешь ботинки этим самодовольным ублюдкам. И не только ботинки.
Разговор принимал неприятный оборот. Саске мог бы встать и уйти, но вместо этого притянул Карин к себе и поцеловал. Не только она заметила разительные перемены в его внешности, он тоже видел, как изменилась с годами ее фигура, как на руках появились новые шрамы — некоторые из них были совсем маленькими и едва заметными, словно у того, кто ее кусал, была совсем слабая челюсть. Прикоснувшись к одному из таких шрамов, Карин мечтательно улыбнулась, а Саске ощутил смутный укол ревности и, отвернувшись к двери, задремал. Проснулся он от того, что Карин вылезла из постели, поцеловала его в висок и накинула халат.
— Я закажу нам ужин, — улыбнулась она и выскользнула за дверь.
Саске прекрасно понимал, что это — самый подходящий момент для того, чтобы встать и уйти. Карин наверняка не ждет его возвращения и вышла из номера лишь для того, чтобы избежать неловких объяснений и прощания. Оставаться было нельзя, он просто не имел права оставаться в этом номере, когда дома его ждала беременная жена. Но он закрыл глаза, повернулся набок и уткнулся носом в пропахшую сексом и духами подушку.
Поплотнее запахнувшись в халат и скрестив руки на груди, Карин ждала, когда Саске соберет свои вещи и покинет отель, но его чакра продолжала мягко пульсировать наверху. Неужели он не понял намека? Нет, она была уверена в том, что он прекрасно все осознавал — они встретились, приятно провели время и теперь должны были расстаться. И все же он оставался наверху.
Карин занервничала, но заставила себя усесться в глубокое кресло в лобби отеля и заказала кофе. Официанты с любопытством рассматривали гостью, одетую в один только халат, но вопросов не задавали. Это было прекрасно: вопросов и у самой Карин было предостаточно, да таких, на которые сложно было найти ответ. Встреча с Саске вывернула ее наизнанку. Он был ее первым мужчиной и, наверное, единственным человеком, которого она действительно любила, хотя и старалась скрыть это в свое время. Уже не раз Карин задумывалась о том, как обернулись бы события, если бы она подобно той розововолосой девице орала о своих чувствах на каждом шагу. Остался бы Саске с ней?
Вот только прошлого не изменить. Именно поэтому, едва увидев его лицо, ставшее с годами лишь красивее, Карин приняла решение встретить этот вызов судьбы достойно. Она могла бы сбежать, как она бежала все предыдущие годы от любых бед, ведь Саске был единственной нитью крепко связывающей ее с прошлым. Но лучшим способом было превратить болезненно встрепенувшееся в груди чувство во что-то понятное, знакомое. Например, в секс. Карин любила секс: это было приятное времяпрепровождение между двумя взрослыми людьми, которое не оставляло после себя ничего, кроме приятной усталости и желания повторить как-нибудь в другой раз. Или не повторить. Но сейчас она понимала, что перехитрить саму себя так и не удалось. Больше всего ей хотелось, чтобы чертов Саске наконец ушел из номера и оставил ее одну зализывать раны. Но Саске был Саске — независимым мудаком, который делал только то, что ему самому хотелось. Прождав в лобби больше получаса, Карин выпила свой кофе, прочитала газету с заплесневелыми новостями и поприветствовала возвращавшихся со встречи торговцев из соседнего с ней номера, которые недоуменно разглядывали ее костюм. Ждать дальше было просто нелепо.
— Ты не заказала ужин, — сонно поприветствовал ее Саске, когда злая Карин нависла над ним.
— Ты можешь поужинать внизу или в любом другом месте, Саске, я готова даже заплатить за это удовольствие, — процедила она.
— Как невежливо намекать на мое финансовое положение, Карин, — криво усмехнулся тот, не предпринимая, впрочем, никаких попыток подняться с постели.
Прикусив губу, Карин несколько секунд всматривалась в тонкие черты лица, освещенные неровным светом уличных фонарей, а потом устало присела рядом. Саске придвинулся ближе, потянул халат вниз и нежно поцеловал обнажившееся плечо. Поцеловал тот сам шрам, который у нее остался после того, как она спасла его неблагодарную задницу во время одной из первых тренировок Орочимару. Карин обернулась к нему, готовая высказать Саске все, но тот был таким… даже не несчастным, скорее пустым и потерянным. Окунувшись в его настроение, Карин поняла, что просто не может выгнать его прямо сейчас.
Они провели вместе две волшебные недели, Карин была так поглощена своим заново вспыхнувшем чувством, что едва могла работать. Все вокруг плыло в сладком мареве страсти, лишь изредка оттуда, словно булавки из плохо сшитого платья, вылезали проблемы реального мира. И кололись они больно. Одним из таких моментов стал вечер, когда Саске внезапно разоткровенничался.
Меньше всего Карин хотелось слушать о его прекрасной новой жизни в Конохе, но любопытство оказалось сильнее здравого смысла. Она не стала обрывать его на полуслове и принялась слушать. Начав со своего нового положения — не такого уж радужного, как казалось Карин сначала, — Саске постепенно перешел к рассказу об отношениях с молодой женой и начал жаловаться. Это было так странно, что даже показалось Карин забавным: Учиха Саске лежит на заляпанных потом и спермой простынях и жалуется своей любовнице на то, как несправедливо обошлась с ним жена. Не удержавшись, она хихикнула.
— Не думал, что это так уж смешно, — ровным тоном сказал Саске, но глаза его метали молнии.
— Просто я никогда не думала, что из всех людей именно ты решишь пожаловаться мне на жизнь, тем более в таких обстоятельствах, — Карин фыркнула и в успокаивающем жесте положила руку ему на грудь.
— Возможно, ты права, — внезапно согласился он, — но я не хотел всего этого, не хотел этой игры на публику и меньше всего я хотел детей, о чем прямо сказал Сакуре! И она согласилась, но чуть позже сначала завела ребенка, а потом сделала все, чтобы я на ней женился.
— Завела ребенка! — повысив голос, возмутилась Карин. — Даже кошки, Саске, не рождаются просто так, и для того, чтобы завести ребенка, нужен весомый вклад другого участника. Нужно было лучше думать с кем трахаешься!
— Я думал, что она предохраняется, ты всегда предохранялась!
— Ну да, и к чему это привело… — пробормотала Карин.
— В смысле? — нахмурился Саске.
— Не обращай внимания, — отмахнулась она, а потом провела пальцем по красиво очерченному профилю. — Ты в любом случае поступил правильно, что женился.
— Я так не думаю, — отрезал Саске. — Все стало только хуже. Теперь у Сакуры будет целых два аксессуара успешной женщины. Трофейный муж и трофейный ребенок.
— Ты неправ и сам это знаешь, — Карин прильнула к нему и потянулась за поцелуем.
— У тебя ведь кто-то есть, Карин, почему ты спишь со мной? — переменил тему Саске. —Говоришь, что счастлива, и все же бросаешься в постель к женатому мужчине.
— Возможно, я делаю это именно потому, что ты женатый, — усмехнулась Карин. — Все равно в моей жизни уже есть мужчина, и я для него — самая дорогая, любимая женщина. Пройдут годы, а я всегда останусь единственной в его сердце.
— Забавно слышать это от тебя, — горько сказал Саске.
— Но это правда, — мурлыкнула Карин.
И она знала, что это было правдой. Даже когда Рюхей станет взрослым мужчиной и заведет своих собственных детей, Карин навсегда останется для него мамой, единственной и неповторимой. И он для нее всегда будет самым любимым — нежеланный, случайный ребенок, за жизнь которого она теперь была готова побороться с самим Мадарой, если тот еще раз воскреснет.
Миссия незаметно подошла к концу, вместе с ней заканчивался и недолгий роман. Уже через пару дней Карин должна была вернуться к своей привычной жизни, к сыну. Расставание с Саске было легким, они оба понимали, что у них нет будущего и не чувствовали по этому поводу особых сожалений. По крайней мере, Карин точно не чувствовала. Правда, она была почти уверена в том, что увозит с собой в Страну Чая очередной «сувенир» от Саске, и представляла, какой будет реакция Орочимару, когда тот узнает, что она беременна во второй раз и от того же мужчины. Решение было внезапным: уже несколько месяцев она не предохранялась, считая это излишним при отсутствии партнера, и планировала изначально на следующее же утро после ночи с Саске сходить в аптеку. Но Саске остался, а вместе с ним вспомнилась просьба Рюхея о брате. Хотела ли она второго ребенка? Она не была уверена. Но будет ли еще один шанс? Скорее всего, нет. Хотела ли она еще одного ребенка именно от Саске? Это был единственный вопрос, на который Карин знала точный ответ. Саске был тем мужчиной, от которого ей хотелось иметь еще одного сына.