Маферат mode on

Массовые гуляния. Так назвала это Жозефина, но Кассандре казалось, что праздник охватил вообще всех – вплоть до крыс в подземелье. Скайхолд гудел и словно вибрировал под ногами. Великая победа Инквизиции отмечалась не просто с размахом – с неистовством, исступлением и с жаром. Кассандра нашла глазами Инквизитора, что весело шутил в окружении очередной группки орлесианских дворян. Его смех раскатывался по тронному залу, привлекая к нему восхищенные взгляды со всех сторон. Да, это была великая победа не просто Инквизиции. Это триумф самого Инквизитора. После падения Корифея для Травельяна не осталось закрытых дверей, не осталось преград и нет больше никого, кто посмел бы ему возразить. В круге сильных мира сего – Травельян теперь самый сильный. Это вызывало трепет, безусловно. Кассандра давно уже была очарована внутренней силой, мощью интеллекта и целеустремленностью. Незамутненной уверенностью в себе. Ей, вечно сомневающейся, ищущей истину порой на ощупь, познающей мир, Инквизитор сам казался богом. Не новым, нет. Вечным. Он не сомневался, не спрашивал и не искал. Травельян подминал под себя реальность с чувством неизбывной собственной правоты. И реальность была вынуждена подстраиваться под него, потому что иначе просто не могло быть. Однажды, также походя, он почему-то решил обладать Кассандрой. Теперь она наблюдает за ним с галереи. Как великий человек современности с кажущейся небрежностью, но на деле с выверенной точностью перемещается меж своих гостей и соратников, роняя ростки своего будущего величия. Еще большего величия. Вовремя сказанное слово может оказаться дороже тысячной армии. Даже Кассандра, ненавидящая интриги, двор и Игру, знает об этом. «…лобзанья сладкий след». Травельян был совершенен: он идеально вписывался в происходящее, как будто самой судьбой сложенное по его форме. Его достоинства, как лидера, как воина, как дипломата и даже как любовника, были столь удобны для мира, что нигде не выпирало натертых неудачами или хотя бы простым недопониманием мозолей. Идеальное происхождение, прекрасное воспитание, точно позволяющее определить, когда говорить, когда воевать, совершенный вкус, прирожденная склонность к лидерству, чарующий голос… Кассандра могла бы перечислять и перечислять. Кто, как ни она, знал все его дивные черты. Именно поэтому она принимала от него все. Оставить Стражей? – Да. Выпить из Источника Скорби? – Да. Распустить орден храмовников? Затопить Халамширал кровью?.. Тысячу раз да. Она могла не одобрять, могла сказать ему в лицо, что он не прав, но принять. Всегда принять его решение. Кассандра верила и знала – одновременно – Травельян знает, как лучше. Знает, как надо. Под его руководством Инквизиция расцвела, набрала вес и влияние. Под его рукой Инквизиция стала силой, с которой нельзя не считаться. И тем тревожнее было Кассандре сейчас. За величием – а он, безусловно, велик – Инквизитора не сразу можно было разглядеть… …Вот Травельян склоняется над пораженным, но недобитым храмовником. Левой рукой он прижимает к лицу мокрую холстину, а правой, затянутой в плотную перчатку из оленьей кожи, он тянется к пророщенному из чужого тела кристаллу. Трогает его, качает. Враг слаб, чтобы сопротивляться, но еще силен, чтобы не окунуться в беспамятство или даже смерть – стонет. Травельян раскачивает багряный камешек, с любопытством наблюдая, как вокруг выступает кровь, почти сливающаяся цветом с лириумом. Травельян перещупал не одного храмовника. Не один маг на пороге смерти его заботами был напоен красной заразой. Кассандра понимает: нужно разобраться в вопросе красного лириума, но… Травельян держит в темнице зараженных. Он ходит туда иногда один, иногда с Дагной. Они называют пленников «объектами» и по номерам. Но это, наверное, ничего. Пленники все равно уже не жильцы. …Но Травельян исползал весь Адамант в поисках записей Кларель и того тевинтерца. Зачем они ему – он даже не маг? Травельян долго говорит с Колем и с Соласом, и кажется, собирается привязать его к себе – или к Соласу? – как Стражи привязывали демонов. Видит Создатель, Кассандра не хотела парня-демона в Инквизиции, но она готова мириться с этим, лишь бы Травельян не привязал его к себе. Тот вообще много внимания уделяет Колю. Как-то он обмолвился, что ему было бы интересно понаблюдать процесс превращения духа в демона. С тех пор Кассандра старается не общаться с Колем. Она боится узнать, что Инквизитор занялся исполнением желания. …У нее нет доказательств, но Кассандра практически уверена, что Травельян проверяет Быка на прочность. Подтолкнув того к отречению от Кун, склонив стать тал-васготом, Инквизитор с тех пор неумолимо, методично и равнодушно расспрашивает его о родине. Заставляет вспоминать все – службу, быт, детство, политику, историю. Травельян спрашивает, и спрашивает, и спрашивает. Кассандра боится однажды услышать сухой треск, с которым ломается личность Быка. Но всего этого не видно за тем, как Травельян возводит на троны правителей и решает судьбы целых стран. Травельян вершит судьбы мира, он творит историю, творит будущее. Для всех очевидно, что его история – это история величия, его будущее – это грандиозное будущее. И только Кассандра уверена, что это будет очередной – пусть великий, пусть грандиозный – но всего лишь очередной эксперимент. Она не знает, какова цель, но уверена – однажды Травельян решит проверить, что бывает, когда рушатся мировые столпы. Когда вместо самой жизни остается только война. Всех со всеми. Кассандра уверена: реальность прогнется под Инквизитора и предоставит ему то, чего он хочет. Зато она не уверена, что будет в тот момент рядом. Поэтому она позаботится об этом сейчас. Скоро Максвелл обратит свое внимание на нее. Они уйдут в мнимую тишину его покоев, она увлечет его на балкон… В груди уже давно поселилась боль – с тех пор, как она приняла это решение. Но ее учили преодолевать боль. Поэтому сегодня, в ночь празднования победы над Корифеем, в ночь триумфа Инквизитора ей предстоит еще одно судьбоносное деяние. Такое, из которых в основном состоит ее жизнь. Кассандра только надеется, что о нем не узнает никто. Никогда.