Сказка где-то рядом

ЮУ Наверное, самой своей главной способностью Широяма считал умение любить. Любить жарко, нежно, неистово, отдаваясь этому чувству так, как получалось у немногих. Он любил как дышал – естественно, на полную катушку, полной грудью, так, что иногда в спину, как стрелы, летели завистливые взгляды. Неважно, что или кто становился предметом любви: солнечный луч на металлической крыше после дождя, пыль в корешках старых книг, улыбка незнакомой девчонки, встреченной утром на улице по дороге, разноцветные призраки драгоценных камней, рассыпанные проходящим сквозь витражи солнцем в университетской библиотеке, жидкий бархат темного пива вечером в кафе, горячий шепот и прохладные простыни ночью в маленькой спальне… Почему чистокровного японца Широяму Юу занесло получать степень магистра искусств – этого он и сам толком объяснить не мог. Ничто не мешало изучать японскую культуру у себя дома, в маленькой деревушке в Миэ, но после того, как он первый раз попал в Токио накануне двадцатилетия, его тянуло сюда словно толстым невидимым канатом, сплетенным из дождевых струй и неуловимого аромата аллей сакуры. Юу быстро освоился. Он полюбил огромный мегаполис с первого взгляда, влюблялся все сильнее и сильнее с каждым новым визитом и, переехав, почувствовал, что добился взаимности: та самая любовь, которая, как некая генетическая особенность, всегда присутствовала в Юу, быстро помогла ему стать своим среди токийцев, как известно, относившихся к деревенским мальчикам без особой доброжелательности. Не прошло и нескольких месяцев, как Юу полностью мимикрировал, переняв местные привычки и нравы, местную манеру общения, местное отношение к жизни. *** В тот понедельник Юу опаздывал. Он зачитался в библиотеке и потерял счет времени, а когда опомнился, оказалось, что ему осталось каких-то пять минут до репетиции, а путь до здания, где располагался студенческий театр, занимал как минимум десять – это если мчаться сломя голову, не останавливаясь поприветствовать знакомых и приятелей. Юу судорожно схватил в охапку книги, грудой ссыпал их на стол библиотечной даме, одарившей его возмущенным взором, и вылетел из читального зала наподобие метеора. И, согласно правилу любого метеора, Юу тут же столкнулся с препятствием. Пару мгновений препятствие балансировало между устойчивым и неустойчивым состояниями, словно никак не могло решить, что же выбрать, после чего, наконец, определилось и шлепнулось на пол. Юу испытал прилив противоречивых чувств: с одной стороны, ему очень сильно хотелось бежать дальше, драгоценные песчинки времени пересыпались в воображаемой колбе с неумолимостью любых часов, неважно, реальных или вымышленных, и любая задержка сейчас вызывала досаду, а с другой стороны – он, определенно, был виноват, а чайно-карие гневные глаза парня, шлепнувшегося на задницу у ног Юу, требовали как минимум вежливых извинений. Юу завис – ноги как будто уже (или еще) бежали вперед, тело тянулось за ними, а мозг требовал остановиться и хотя бы помочь человеку встать. Хотя человек явно никуда не торопился, либо же находился в легком шоке после столкновения, потому что так и продолжал сидеть, рассматривая Широяму, даже не делая попыток подняться. «Бежать, бежать, а то Курода-сан меня убьет!» – требовало все внутри Юу. Режиссер студенческого театра, по совместительству профессор литературы Курода-сенсей, терпеть не мог опозданий и не без причины считал себя исключительно остроумным, в связи с чем пользовался любой возможностью отточить навыки плевания ядом. А Широяма очень не любил быть мишенью. Поэтому он, недолго думая, схватил незнакомого парня за запястье и дернул вверх и на себя, чтобы тот уже встал на ноги и можно было бы извиниться и бежать дальше по своим делам. Парень оказался странный. Пока Юу поднимал его с пола, он растерял весь свой гнев и смотрел на него так, как будто перед ним внезапно оказалась поразительная диковина, что-нибудь наподобие вдруг возникшей из ниоткуда Моны Лизы по меньшей мере. Парень даже и не пытался скрыть удивленное восхищение, появившееся на его лице, и Юу почувствовал себя польщенным. Так что он потерял еще несколько бесценных минут, обмениваясь с упавшим бессмысленными вежливыми фразами, но вот, наконец, несколько раз извинившись, познакомившись и чуть ли не раскланявшись, смог, наконец, сбежать, тут же позабыв о кареглазом магистранте-медике Койю с необычной для Японии внешностью, характерной скорее для женщины, нежели для мужчины. За углом кто-то настырно звонил в колокольчик, разнося по коридорам хрустальный звон, но, выскочив в галерею, Юу не заметил никого, кто мог бы развлекаться таким образом. Вся галерея, с широкими окнами в дубовых рамах по одной стороне, была абсолютно пустой, а у Широямы было слишком много дел, чтобы задумываться об акустических аномалиях. *** В следующие несколько недель Юу вымотался до предела: научный руководитель отправился с курсом лекций в США, и Широяме пришлось заменять его, читая лекции и проводя семинары для студентов-первокурсников. Теперь сразу после лекции Юу отправлялся в библиотеку готовиться к следующей, проталкивая информацию внутрь себя с помощью галлона кофе, а его вечернее время съедали репетиции, которые Курода-сан в преддверии премьеры принялся проводить практически ежедневно. А еще нужно было успеть купить хоть какой-то еды, что само по себе превращалось в неслабый аттракцион, потому что по утрам Юу спал до последнего, выбирая все достающиеся ему мгновения сна, а в промежутке между подготовкой к лекциям и репетициями отправляться в магазин было бессмысленно – к этому времени они все уже были закрыты. Ехать же в какой-нибудь крупный торговый центр на окраине Токио, где еще можно было найти работающие супермаркеты, у Юу уже не было ни желания, ни сил. Видимо, исполненное страданий осунувшееся лицо Юу и голодный взгляд произвели сильное впечатление на Рейко, которая исполняла главную женскую роль в спектакле, потому что она теперь во время перерывов постоянно оказывалась рядом с Юу, имея при этом двойной запас онигири и кофе в термосе. И хотя циничная сторона Юу ничуть не обманывалась по поводу того, какой именно цели обычно пытаются достичь девушки, используя мужской желудок как промежуточную остановку, он испытывал по отношению к Рейко нешуточную благодарность. В конце концов, если рассматривать желудок как перекресток дорог, то не стоит забывать, что эти дороги ведут не только на север, но и на юг. По мнению Юу, это направление было ничуть не хуже, принимая во внимание, что времени у него не оставалось не только на еду, но и на все остальное тоже. И вот, как это обычно бывает, все закончилось: научный руководитель Юу вернулся на родину, репетиции подошли к концу, завершившись генеральным прогоном, довольным Куродой и, как следствие, буйной тусовкой всего коллектива студенческого театра в одном из баров в районе Сэтагайя. Юу чувствовал себя так, словно сидит на золотом облаке, пролетая над волшебной страной. Кто-то из ребят-осветителей угостил его в плохо освещенной мужской уборной наполовину выкуренным косяком, и теперь все вокруг казалось иллюстрацией из старинной книжки с детскими сказками: очертания предметов точно сгладились, лица людей вокруг потеряли резкость фотографии и стали похожи на рисунки акварелью – нежные и немножко расплывчатые. Гул голосов в баре слился в неразборчивую, но приятную для слуха мелодию, а коллеги-актеры враз помолодели и обрели приятную легкость в общении. Рейко, которая уже непринужденно устроила ладонь на колене Юу, тоже подрастеряла излишнюю напористость и чрезмерный феминизм, и, одетая в джинсы и бежевый свитер, гораздо больше сейчас напоминала прекрасную гейшу из поэм о подвигах самураев, чем во время репетиций, облаченная в сценическое кимоно и с кучей заколок в волосах. Юу, подобревший от пива и расслабленный от косяка, уже совсем было собрался сделать девушке уместный комплимент с далеко идущими целями, когда Рейко вдруг взмахнула рукой и широко заулыбалась кому-то, глядя за плечо Юу. Да и все остальные участники студенческой труппы внезапно оживились и приветственно замахали руками. От мельтешения конечностей перед глазами у Юу чуть поплыло и в ушах зазвенело тонко и переливчато, он, повернувшись, оступился и на мгновение потерял равновесие, и его тут же подхватили под локоть, помогая. – Привет, Такашима-кун! – с нескрываемой радостью воскликнула Рейко, и Юу даже ощутил нечто вроде секундного укола ревности: Рейко так сияла, так хлопала ресницами, так всем телом выражала восторг от встречи с неведомым Такашимой, что самолюбие Юу оказалось чуточку задетым. А самым удивительным было то, что, кажется, все остальные тоже точно так же оживились и заколыхались, будто перед ними только что выставили сундук с драгоценностями и пригласили выбирать. – Вот, Юу, познакомься! – продолжала тем временем Рейко, расцеловавшись с худым высоким шатеном, чьего лица Юу так пока и не разглядел. – Это Такашима Койю! Парень обернулся, и Юу в тот же миг узнал чайные глаза со странным, нездешним каким-то разрезом, хотя видел их владельца уже давно и мельком, а вот поди ж ты – запомнилось так, словно он смотрел в это лицо годами. – А мы уже знакомы, – сказал Койю, глядя прямо в глаза и весело улыбаясь. – Привет, – ответил Юу. Внезапная досада пропала так же мгновенно, как и появилась. Парень был симпатичный и, похоже, компанейский: недаром все зашевелились, и он тоже не остался в долгу, обнимаясь чуть ли не со всеми подряд и обмениваясь приветствиями и шутками. – Это был самый популярный мальчик в университете, когда мы все еще были первогодками-желторотиками, – тут же насплетничала Юу Рейко. – Помню, все девчонки сходили по нему с ума. – И ты тоже? – поддразнил Юу, отзываясь на промелькнувшую в голосе девушки мечтательную нотку. – Конечно, – хихикнула она. – Я же говорю – все. До сих пор не понимаю, как это у него получалось – вроде ничего особенного, и никак не сказать, что он специально кого-то старался очаровать, вовсе нет, а только притягивает, и ничего не поделать. Магия. Юу не удержался и хмыкнул. Рейко взглянула на него и тоже рассмеялась. – Я даже знаю, как называется эта магия, – сказал Юу ей на ухо. – Да? И как же? – поинтересовалась Рейко, уже позабыв про всеобщего любимца Койю и явно флиртуя. – Гормоны, – сказал Юу и мазнул губами по розовой мочке, тут же вспыхнувшей румянцем. Рейко рассмеялась и смущенно порозовела вся, уже откровенно откидывая голову ему на плечо, и Юу подумал, что планы его на этот вечер уже сложились совершенно определенным образом. *** Вечеринка шла своим чередом. Малоосвещенный бар уже настолько сильно был занавешен клубами дыма, что трудно было разглядеть лица соседей. Рейко, извинившись, удалилась в дамскую комнату. Юу вертел головой, улыбаясь, но не испытывая особенного желания общаться: в горле начало саднить от нагрузки и курения. Он прикинул, не пора ли уходить, и по всему выходило, что пора, особенно если он все еще хотел реализовать свои планы. В это мгновение перед ним снова оказался Койю. – Извини, хотел с тобой поболтать, но пока перездороваешься со всеми… – сказал он Юу без особенного раскаяния в голосе. – Закопался в диссертации, только сейчас понял, что уже полгода никуда не выходил и никого не видел. – Ками, чувак, забей, – заулыбался Юу и сделал знак бармену, который тут же понятливо водрузил перед ними два бокала с виски. – Выпьешь со мной? Я все еще хочу извиниться. Не знал, что роняю на задницу объект желаний всего универа. – Рейко наболтала уже, – утвердительно сказал Койю и хмыкнул, красиво изогнув бровь. – Ну да… было такое дело, да. – Да ладно, не скромничай, – великодушно кивнул Юу. Вечер был отменный, он ощущал прилив любви ко всему вокруг и хотел, чтобы и остальные приобщились к этому умиротворению. – Кто ж не мечтает о такой популярности? Койю не ответил, только улыбался, смешно щуря глаза. – Ты ведь врач? – спросил Юу, чтобы поддержать беседу. – На чем специализируешься? – Не врач, – отрицательно покачал головой Койю. – Фармацевт. – О-у, будешь варить зелья? Приворотные? – Ну если придется, буду и приворотные, – усмехаясь в тон Широяме, ответил Койю. – А ты что делаешь? – У меня все не так захватывающе. Преданья старины глубокой – вот моя специализация, если можно так выразиться. Знаешь, сказки, легенды, поверья, мифы… – Веришь в сказки? – спросил Койю, прикуривая сигарету и не глядя на Юу. – Случается… – рассеянно пробормотал Юу и оглянулся: Рейко уже не было слишком долго. – Не стоит ее искать, она ушла, – сказал Койю, затягиваясь и движением ладони разгоняя дым перед собой. – То есть? – удивился Юу. – Как ушла? – А я ей сказал, что ей нечего здесь делать, – Койю смотрел на Юу прямо, как ни в чем не бывало. – Как это? – тупо спросил Юу, гадая, когда он успел пропустить в разговоре какую-то важную часть. Бар как-то сдвинулся вглубь, силуэты людей и их голоса ушли на второй план, и Юу почудилось, будто остались они с Койю вдвоем внутри какой-то полупрозрачной сферы, по стенкам которой завивались спиралями и текли в разных направлениях то ли завитки дыма, то ли щупальца тумана. Где-то позади кто-то приглушенно хихикнул, и снова звякнули колокольчики. – А вот так, – пожал Койю плечами так, словно не произошло ровным счетом ничего особенного. – Потому что я хочу, чтобы ты пошел со мной. Юу еще чувствовал мимолетное удивление, оттого что голос Такашимы звучал теперь тоже как-то странно, медленно и певуче, но внутри уже вскипала ярость, выжигая на своем пути все остальное. – Это зачем же? – поинтересовался Юу, тоже растягивая слова, и как будто со стороны слыша, как слова обретают высокомерную и чуть гнусавую аристократичную манерность. – Затем, что ты мне нравишься, милый Юу, – не смущаясь, ответил Койю. Вышло у него это как «ми-и-илыййй Ю-ю-у-уууу», и тут Юу вскипел окончательно. Сначала он вынул бумажник, отсчитал купюры и положил их на стойку. Потом, аккуратно и очень деликатно, двумя пальцами взял Такашиму за локоть и отвел его на несколько шагов в сторону, чтобы их никто не мог услышать из общих знакомых, несмотря на то, что ощущение, что они все еще находятся в отделяющем их от остального зала шаре, никуда не делось. Широяма потянул Койю за локоть ближе к себе, заставляя наклониться, и тот послушно нагнул шею, приблизив ухо к губам Юу. – Ты обратился не по тому адресу, дорогуша, – сказал Юу сладко и ядовито. – И только потому, что я сегодня добр и люблю весь мир, твоя рожа все еще цела и даже однотонна, а не разукрашена во все цвета радуги. И я прощаю тебе мой сегодняшний облом только потому, что вижу тебя сегодня во второй и последний раз в своей жизни, ясно? Только поэтому. Так что отвали от меня и постарайся больше не приближаться ко мне на расстояние удара, ладно? Во избежание, так сказать. А то впредь все сваренные снадобья тебе придется тратить на себя. После чего Юу выпустил локоть придурка из хватки и даже нашел в себе силы не пихнуть его через весь бар. В конце концов, Широяма старался не допускать жертв среди мирного населения. Примерещившаяся ему сфера беззвучно лопнула и выпустила его наружу. *** Спать Юу лег злой, проснулся еще злее. Чувствовал он себя приблизительно так, как закипающий на плите чайник – уже булькает, но никак не прорвется истошным свистом. В чайнике бурлила странная смесь эмоций: злости от неслучившегося секса, негодования от сделанного ему неприличного предложения и брезгливого веселья. Широяма отправился в университет, но быстро вернулся домой, потому что не мог найти себе места. К тому же ему параноидальным образом казалось, что за ним кто-то следит, ловко прячась за углами, когда он оборачивался. Сумасшествие это никак не заканчивалось, сосредоточиться на работе было невозможно, а еще Юу боялся наткнуться на этого Койю. То обстоятельство, что до этого за год жизни Юу в Токио они виделись всего один раз, да и то недавно, ничем не улучшало настроения: всем известно, что по закону подлости все нежелательные происшествия и встречи происходят именно тогда, когда их хочется избежать любой ценой. Стоило только мысли об Такашиме возникнуть в сознании, как Юу почувствовал, что его словно заливает растопленным сургучом: липким, жгучим и багровым. Он не знал, куда себя деть: не лежалось, не читалось, даже телевизор – и тот смотреть не хотелось. Это как же надо понимать – что ему можно запросто сделать такое предложение? То есть, он выглядит так, что предполагается, что он может согласиться?! Заебись! Юу даже передернуло. Пожалуй, больше всего его выводила из себя беспредельная наглость этого Койю. Предложение было сделано таким самоуверенным тоном, с таким апломбом, что было ясно как день – парень не то что сомнений никаких не испытывал, но и вообще не предполагал, что ему могут оказать сопротивление. Уж слишком бестрепетно он держался, с видом человека, отлично знающего себе цену. Наверное, взбесило Широяму именно то, как вел себя этот любимчик унивеситета: не зря же Рейко именно об этом и упомянула первым делом. Безграничная уверенность человека, никогда не знавшего слова «нет». Абсолютная вера в то, что любое существо, да-да, именно так – любое существо даже и не помыслит об отказе. Этот Такашима вел себя как какой-нибудь король, для которого существует только один вариант ответа на любое его пожелание: «да, сию секунду». А кроме того, приходилось признать, что до кучи Юу получил еще и здоровенный пинок по собственному тщеславию: парень не был на взгляд Широямы даже хорошеньким, худой, смуглый, с раскосыми узкими глазами, пухлыми губами и волосами цвета мёда – словом, и посмотреть не на что. Короче – как посмел? Не то, чтобы Юу был против геев – в конце концов, он учился в университете и нагляделся там на многое. Сексуальная революция давно уже отгремела, так что толерантность в среде японского студенчества, и так постоянно балансирующая на грани откровенной распущенности, была нормой жизни. Юу был человек общительный, знакомых и приятелей у него было хоть отбавляй, так что ничего удивительного не было и в том, что среди этих приятелей оказались и геи. И, понятное дело, случалось и так, что он получал завуалированные намеки, а то и довольно откровенные предложения. Поначалу это смущало, потом льстило, а потом Юу научился отвечать на такие вещи достойно и вежливо, и на этом все заканчивалось. И все, все, от кого ему доводилось получать подобные приглашения, были как на подбор красивыми мальчиками, а вовсе не тощими, бронзовыми, как ящерица на камне, невыразительными наглецами. Но никто, никто еще и никогда не говорил ему: «Пойдешь со мной, потому что я так хочу», и вот это как раз и приводило Широяму в состояние бессильного яростного исступления. Однако к вечеру все же происшествие потеряло свою царапающую остроту, на следующий день скорее воспринималось как смешное, нежели чем возмутительное, а через неделю Юу уже и думать забыл об Такашиме Койю. На смену пришли другие происшествия и переживания, подошел срок премьеры, и спектакль явно удался, после чего, на волне успеха, Юу прямо в гримерной трахнул Рейко, наконец-то наверстав упущенное. За хлипкой дверью кто-то то и дело бегал туда и сюда, кто-то кого-то поздравлял, смеялся, а на сцене уже организовывали скромный банкет для труппы и сочувствующих. По идее, Юу, да и Рейко тоже, следовало бы снять грим и переодеться, но Юу так накрыло возбуждением и адреналином, что терпеть было выше его сил. Рейко, в длинном расшитом кимоно цвета граната, раскрасневшаяся от триумфа, выглядела обворожительно. Юу решительно усадил ее на гримировальный столик и, получив в ответ приглашающую улыбку, уже без всякого промедления полез руками под шёлковую одежду. Рейко отвечала с воодушевлением, Юу подцепил ее под коленями и дернул на себя, заставляя обхватить себя ногами. Она послушно обмякла, уцепившись за его шею, и Широяма плавно и уверенно втиснулся в мягкое и горячее и тут же начал размеренно двигать бедрами, с удовольствием прислушиваясь к тихим ритмичным вздохам партнерши. Трехстворчатое зеркало за спиной Рейко, окруженное по периметру яркими белыми лампами, в утроенном масштабе отражало яркие орнаменты, которыми были обильно украшены их костюмы, и слегка очумевшему Юу почудилось, что он находится внутри какой-то музыкальной шкатулки, выстланной изнутри алым бархатом и золотой канителью и заполненной гранатами и рубинами, где вместо незатейливой механической песенки проигрываются такие же механические звуки другой незатейливой мелодии. Отражающиеся в зеркалах складки ткани, казалось, шевелились сами по себе, словно ожив, Широяма почему-то уже не столько смотрел на Рейко, сколько на собственное отражение в зеркале, которое, теряясь в тусклых отблесках золота и багрянца, с искаженным лицом обнимало другую отражающуюся фигуру. И вот тут, в этом мельтешении Юу пригрезилось, что вместо черноволосого затылка Рейко, которое согласно законам физики он должен был видеть в зеркале, показалось ему в неверных глубинах зазеркалья чье-то другое лицо, с разочарованными горькими глазами. Юу зажмурился и кончил, краем сознания отметив довольный протяжный стон Рейко. Позже, после положенной порции поцелуев и обжиманий, когда Юу уже расслабленно развалился в кресле, снимая влажным тампоном грим с лица, а девушка стояла в дверях, выжидая момент, когда можно будет незаметно пробраться в женскую гримерку, она вдруг сказала, хихикнув: – А ты понял, что мы только что дали еще один спектакль? – То есть? – спросил Юу без особого интереса. – Ты хочешь сказать, что нас кто-то застукал? – Ага, – хмыкнула она. – Помнишь Койю? Он заглянул сюда, как раз когда мы… Юу подумал, встал и улыбнулся тоже, удивляясь злорадству в собственном голосе: – Его проблемы. А ты молодец, что не стала меня прерывать, – и чмокнул девушку в щеку, выпроваживая в коридор. Так ему и надо, нечего лезть в чужие гримерки, подумал Юу, закрывая дверь на замок, и принялся раздеваться, ощущая внутри себя злое и мстительное удовольствие.