Сказка где-то рядом

*** Никогда в жизни Койю еще не приходилось прибегать к каким-то дополнительным ухищрениям, чтобы соблазнить человека. Никаких приворотных зелий ему даже в кошмарах не снилось – чтобы он, существо столько высокого магического статуса, снизошло до вульгарных средств недалеких, сохнущих по какому-то идиоту девиц?! Да Койю бы плюнул ядом в любого, кто бы раньше ему на подобное только намекнул! Но, как известно, любовь зла. И Такашиме пришлось стиснуть зубы и смириться с мыслью, что да: он ведет себя как своевольная и мстительная ведьма среднего уровня. Однако делать было нечего – откуда у Юу взялся иммунитет такой силы против чар и зелий, можно было только гадать. Нанести такой щит могла только колдунья или колдун, а где, при каких обстоятельствах, Широяма так тесно сталкивался в прошлом с колдуньями, Койю, при всей богатой фантазии, не мог вообразить. Уж очень не похож был Юу на постоянного гостя волшебного мира. Хотя он же упоминал про какие-то странные вещи в детстве, еще потом так внезапно запнулся, не стал рассказывать… В любом случае, отменить щит уже было нельзя, источники того колдовства давно были утеряны, так что оставалось побить чары еще более сильными чарами. И, если честно, у Койю волосы шевелились на голове, когда он думал о том, какое именно зелье намеревался теперь применить к объекту своих воздыханий – даже магический народ использовал его весьма неохотно. Слишком уж древние силы надо было при этом ворошить. Поздний вечерний поезд нес в этот раз Койю в знакомый пригород, и, казалось, мчался он совсем другим путем, чем раньше. Словно бы призраки древних крепостей и старинных замков мелькали иногда за его окнами, или вдруг из-за поворота выбегал густой, мощный лес, которого здесь несколько столетий не бывало, и что-то пело в этом лесу, било в ладоши, свистело, аукало, плакало и хохотало. Порой Койю видел прильнувшее к запотевшему от вечернего тумана стеклу огромное лицо с глазами как два изумруда и длинными спутанными волосами, а иногда к окнам прилипали и кривлялись сразу десятки рож: одни – с козлиными рогами, другие – чудища, заросшие шерстью, или же просто кто-то маленький, с седой бородой. Праздник Духов уже начинался, и граница между мирами все больше истончалась, так что Койю замечал, как порой едущие вместе с ним в вагоне обычные люди вздрагивали, взглядывая в окно. А один раз, посмотрев в небо, где уже плыла блином луна, Койю и сам вздрогнул: в неверном свете виднелись очертания огромных быков, топтавшихся по кругу, а потом вдруг быки превратились в гигантские клоки шерсти, которая разлеталась по всему прозрачному чистому темному небосводу. Сойдя с поезда, Койю шагал в этот раз не к болоту, теперь он держался западнее и шел в маленькую деревню, на самую ее окраину, где стоял белый дом с тёмно-красной крышей в окружении старых вишен. Во дворе его, за плотной оградой, резвились черные кролики и рыжие белки, а на крыше, на самом коньке, сидела старая, облезлая черная кошка с круглыми зелеными глазами. Двор ярко и нежно освещался маленькими фонариками, реявшими в воздухе словно бы без всякой поддержки, но, присмотревшись, можно было заметить державших их крошечных существ с крылышками. Завидев Койю, кошка пронзительно мяукнула и скрылась с крыши, а через мгновение из дверей дома вышла, ковыляя, старуха с большими заостренными ушами и морщинистым коричневым лицом, в чёрной шляпе с широкими полями, вся похожая на длинный скрученный листок дерева. – Вот и внучек пожаловал, – надтреснутым голосом проговорила она. – Слышала, приглашал к нам уже своего друга? И не когда-нибудь, а в Ночь перехода? Неужели оно того стоит? Койю молча улыбнулся, обнял старушку и последовал за нею в дом. Бабушка еще не знала, зачем он пришел. А когда узнала, аж затряслась от гнева и от души пнула пару раз белок, которые лущили в углу орехи, разделяя скорлупки и ядра по двум разным корзинам огромных размеров. – Ты в своем ли уме, Койю? Трава Повелителя Холмов? Да ты знаешь, где она растет? – Догадываюсь, бабушка, – со вздохом сказал Койю. – Даже мы, потомственные айны, в такие места больше не ходим. Даже мы забыли этих идолов! И не хотим вспоминать. А тут, мыслимое ли дело, – в эту ночь! Когда открыты врата из земного мира! Ты же наполовину человек, неужели не жалко тебе своих братьев по крови, если проснутся эти силы? – Я просто хочу достать травы, чтобы приготовить зелье, а не будить их, бабуля. – Я не верю, что ты так тронулся умом, – зло сплюнула на пол «бабуля». Койю засмеялся. Годы бабушку не тронули – характер у нее по-прежнему оставался крутой. – Дашь мне провожатого? – Его найти еще надо, чтобы совсем без головы был, не каждый сунется в эти места, да еще в такую пору, – проворчала старая ведьма. – Да и не знает никто уже эти тропы… Придется тебе с псом идти, алым псом с болот. И призвать тебе его придется самому, принц. Койю почувствовал, как сердце его холодеет. Перспектива прогулки с представителем псов той породы, что сопровождали из века в век Охоту, явно не относилась к числу заманчивых. Зато эти призрачные псы чуяли любых духов и знали все тайные тропы. И, конечно же, ничего не боялись, будучи проводниками в царство мертвых. Потому Койю ничего не возразил, только молча смотрел, как старуха, бормоча, медленно ходит по дому и достает из разных углов разные вещи: глиняные бутыли с сакэ, старый облупившийся плоский медный бубен, засушенные пучки трав, красные сладкие яблоки, чьи-то пожелтевшие кости... Потом он так же смиренно отправился на болото, разжег костер из трав и, опустившись на колени в бархатный влажный мох, стал бить в бубен, тихонько, нараспев, читая заклинание призыва. Сначала ему казалось, что все это ничего не стоит, что все это глупость несусветная, сомнения и страхи посетили его, как обычного юношу, испуганного аспиранта, совсем еще зеленого и неопытного. Поневоле задался он вопросом, как нелепо выглядит здесь в своей тоненькой кожаной курточке и джинсах, один-одинешенек, на болотах, освещенный бледным светом луны, среди жутких звуков и огоньков, то ли чьих-то глаз, то ли чьих-то душ, и звон бубна звучал так зловеще, и трава пахла так горько, и ветер, гудя, разносил этот звон и запах далеко по болотам… Однако вскоре Койю почувствовал, как его наполняет мощной силой, и страх разом покинул его – это был его, его мир, пусть страшный, пусть родной ему всего лишь наполовину, но даже половины хватило, чтобы он был пленен им всецело и навеки. Он уже не бормотал, а пел заклинания, и само это действо доставляло ему удовольствие, и, заслышав, наконец, с болот леденящий душу вой, который быстро приближался, он засмеялся от всей души, и смеялся даже тогда, когда прямо перед ним возникла оскаленная пасть огромной алой собаки, ростом с теленка и похожей на дога. Шерсть ее переливалась всеми оттенками бордового в свете луны, а в глазах все отражалось, как в зеркале, но Койю верил этому чудовищу как своему самому лучшему проводнику. Пёс увел его прочь от болот, минуя темные деревеньки, сырые от тумана луга и скалистые участки, где под ногами хрустела каменная крошка, минуя густые перелески. Они вместе бежали, неслись, не касаясь земли, вдоль озера, которого Койю здесь никогда не видел, хотя ему казалось, исходил всю эту землю вдоль и поперек – в гладкой воде отражался пейзаж, которого не существовало на берегах – не луга, а прекрасные города, все в огнях, и высокие замки.Койю даже показалось на миг, что он слышит звуки танцев и веселья. Наконец они достигли череды нескольких одинаковых по высоте холмов и спустились в овраг между ними, заросший травой, и тогда пес сел, завыл жалобно и протяжно, а потом вдруг метнулся прочь, как тень, и только эхо воя еще долго раздавалось в ночи и в ушах Койю. Холм открылся перед Койю, как разъехался, оттуда выбежало несколько юрких синих ящериц, и он увидел слабое сияние в глубине. На это сияние и пошел. Идти оказалось куда дольше, чем показалось вначале – казалось, расстояние шутит здесь очень плохие шутки, впрочем, как и время, и хотя шел он всего несколько минут, у него возникло томительное, очень неприятное ощущение, что путь этот не закончится никогда. Но наконец перед ним открылась каменная площадка, сквозь щели плит которой пробивалась густыми стрелами трава, а в центре площадки стояли кругом двенадцать каменных идолов, смиренно склонившихся перед тринадцатым, большего размера, – и вот тот был из чистого золота с забавным орнаментом на теле, и только чуть наклонялся вперед. Койю застыл, боясь пошевелиться. – Повелитель Холмов, – прошептал он, не в силах поверить увиденному. Конечно, он знал о нем не только от ведьм, но и из людских книг – они сохранили легенды о древнем божестве, которого в незапамятные времена племена почитали как бога неба, принося ему человеческие жертвы. «Повелитель Холмов» называли тогда его, но сегодня все забыли и его самого, и его имя, и поэтому сила его была обездвижена, исчерпана, не подпитываясь больше ничем. Койю тут же увидел древний алтарь для жертвоприношений – впрочем, не все так страшно, возможно, именно здесь, в этой пещере, детей в жертву и не приносили, ведь позднее стали резать во славу бога только домашних животных, а еще позже и вовсе превратили жертвы в метафорические – клали на алтарь яблоки и мясо, лили вино. Койю сбросил с плеч рюкзак и принялся доставать из него все то же самое: бутылку вина, куски говядины, красные яблоки. Божество, насколько бы забытым и бессильным оно ни было, требовалось умаслить, даже просто собирая траву на его территории. Никаких заклинаний Койю читать не стал, ограничившись лишь мысленным прошением разрешения – имя идола он произносить в заклинании боялся. Мало ли что. Завершив образное жертвоприношение, Койю с облегчением вздохнул и начал срезать желанную траву ножом – ее росло здесь достаточно много, могло бы хватить на десятки нужных ему доз зелья. И, срезая последний пучок, вскрикнул от неожиданности и боли – не нож, а сама трава своим острым краем при неосторожном движении порезала ему пальцы, и несколько капель крови упали на плиты, в сырой песок. Показалось ли ему, что песок зашипел, словно бы всасывая кровь, показалось ли ему, что на лице Золотого мелькнула глумливая усмешечка, а рисунки на его теле обрели кровавый оттенок, после чего пришли в движение, но Койю быстро запихнул траву в рюкзак, сложил нож и торопливо засунул его в карман куртки – и бросился бежать из холма не оглядываясь. Ужас застилал ему глаза, хотя совсем негоже было сыну королевы ведьм так страшиться чего-либо или кого-либо.