Кровный слуга

POV Чарли Место, где держали заключённых, находилось под землёй. Однообразные светлые коридоры переходили в мрачные и пыльные. Словно кто-то решил, что раз на единственном подземном этаже обитают лишь преступники, то и ухаживать за ним не надо. Всё больше поворотов, в которых не знающему человеку легко запутаться. На стенах постепенно исчезали объявления, на дверях — таблички. Было мертвенно тихо и неуютно. Сам факт того, что такой этаж существует, нагонял лёгкую жуть, ведь о нём даже не все сотрудники знают. Так как здание охранялось круглосуточно, здесь запирали самых ценных преступников. Но лично меня куда больше интересовал бунтовщик, чем помещение. И Майкла, видимо, тоже. По его лицу нельзя было сказать, произвело ли это место на него хоть какое-то впечатление. Впрочем, как и всегда. Чёрные глаза смотрели прямо в спину моего отца, который и вёл нас. Я чувствовал напряжение слуги как своё собственное. Меня до сих пор терзали сомнения, а стоило ли вести Майки сюда. Разговаривать с заключённым я ему не позволю, но на допросе он будет присутствовать. В качестве «невидимого» зрителя, находясь в соседней комнате, Майки и мой отец будут наблюдать за мной и преступником через компьютер. Я должен буду разговаривать с ним один на один и никак иначе. — Мы ввели ему успокоительное, но, сын, ты уверен, что хочешь поговорить с ним без присутствия охраны в самой комнате? — спросил Томас, когда мы — он, Майкл и я — вошли в тихую, не пропускающую ни звука комнату. По размерам она напоминала средних размеров чулан. Из мебели здесь были только стол, компьютер на нём да несколько стульев. Отец включил компьютер, и на мониторе тут же отобразилась запись с камеры видеонаблюдения. — Абсолютно уверен, — ответил я, наблюдая за сутулой фигурой закованного в наручники и связанного верёвками мужчины. Несмотря на то, что изображение было чёрно-белым, оно было очень-очень чётким. — Вы же его всеми возможными и невозможными узлами повязали, что мне грозит? — Нельзя так легко относиться к этому, — низким басом ответил король. — Это тебе не какой-то там мелкий вор, это бунтовщик, Чарльз. Который ненавидит любое упоминание о нашей семье. — Что ж, пусть сам мне всё выскажет, я охотно его послушаю, — расправив плечи, я уверенно взглянул на отца, — без посторонней помощи. Ты ведь меня за этим попросил приехать, верно? — Верно, — кивнул Томас, — но за дверью всё равно будет стоять гвардеец. — Ну естественно, — я улыбнулся, перевёл взгляд на тихо стоящего возле нас Майкла и взял его под локоть. — Иди-ка сюда. Слуга покорно пошёл за мной. Мы вышли из комнаты и остались одни в узком глухом коридоре. По правде говоря, я не знал, что хотел сказать ему. Смотря на это серьёзное бледное лицо, я чувствовал грусть и непонимание, чем эта грусть вызвана. — Майкл, может, ты хочешь, чтобы я о чём-то спросил заключенного? — задал я неожиданный даже для себя самого вопрос. На что получил удивлённый и заинтересованный взгляд. — Например, о той ночи восемь лет назад? — Зачем? — нахмурился слуга. Майк наверняка свыкся с мыслью, что его родителей убили в ту ночь. Хотя он плохо помнит, убили ли его мать, но он уверен в этом. А что ещё могло его волновать помимо этого? Я не знал. Но шанс поговорить с преступником мог больше и не выпасть даже мне. — Ну… — я задумчиво почесал затылок, — может, тебе хочется знать что-то конкретное. — Не стоит, — покачал головой Майкл. Его губы на миг превратились в ниточку и вновь расслабились. Это происходило всегда, когда он что-то решал в своей голове. — Я тут не причём, спрашивайте то, что считаете нужным. — Но тебе ведь до жути интересно услышать что-то, не так ли? — я наклонил голову и сощурился, пытаясь понять, оправдались ли мои догадки. Слуга молчал. Все те разы, когда я разговаривал с Майки о бунте, всё время этого собрания, каждое упоминание о бунтовщиках — всё это Майкл слушал донельзя внимательно, пытаясь что-то уловить. Это одни из тех моментов, когда он перестаёт думать о лице, и оно становилось открытым. Мне удавалось ловить его на этом. Но сейчас я этого сделать не смог и, печально улыбнувшись, потрепал его по волосам. — Ну ладно. Будь по-твоему. Пожелай мне удачи! — Удачи. Разрешите идти? — на автомате ответил Майкл без всякого энтузиазма и после моего кивка вернулся к королю. Я поднял бровь, отметив, что сегодня он какой-то слишком тихий. Ничего, им я потом займусь. Преступник находился в комнате для допросов с очень толстыми стенами и такой же прочной железной дверью. В прочем, только она и отличала комнату от всех остальных. Почему её решили сделать посреди длинного узкого коридора — не понятно. Может, чтобы запутать преступника, если он вдруг надумает сбежать, может, места лучше не выбрали. Здание суда весьма загадочно. Я постучал, и мои стуки эхом прокатились по всему коридору. Тут так много комнат, но есть ли здесь кто-то помимо нас? Наводило на невольную мысль об одиночестве, которое испытывают работающие здесь люди. Ведь нет никакой суеты, которая была бы очень характерна для сегодняшнего положения. Всё это вызывало у меня недоумение и задумчивость. Но я быстро потерял к этому интерес, когда железная дверь отворилась. Мне открыл гвардеец, охранявший бунтовщика, и с поклоном пропустил меня внутрь, после чего удалился сам. Комната для допросов была точно таких же светлых оттенков, разве что ещё менее чистой. Светлые стены, на которых виднелись непонятные царапины, и потолок, пол был чуть темнее. Яркая аккуратная лампа, заливающая помещение скудным желтоватым светлом. Наверняка она сейчас нагрелась до нереальной температуры. В середине комнаты, широко расставив ноги, на явно не новом стуле с высокой спинкой сидел тот самый мужчина, которого я видел на мониторе. Бунтовщик. Преступник. Передо мной. Это поневоле волновало. Руки скованны и завязаны за спинкой стула. Я покачал головой. Как они ему ноги-то не додумались завязать? Перед преступником стоял массивный стол, заваленный канцелярией и бумагами, в которых, вероятно, упоминается именно этот человек. Для полноты картины не хватало забитой до отказа мусорной корзины и бутылки какого-нибудь спиртного. А так, комната была тихой и холодной. Я медленно начал обходить заключённого, бегло осматривая его, улавливая звуки его тяжёлого дыхания, и остановился у стола, опираясь об него руками. Повернулся лицом к преступнику и кинул короткий взгляд на камеру в верхнем углу. За нами наблюдают отец, которого я ни в коем случаи не должен разочаровать, и Майкл, ради которого я хочу узнать как можно больше. Я вновь обратил внимание на бунтовщика. Голова оного была опущена, и лицо скрыли достаточно длинные для мужчины грязные волосы. И цвета такого необычного, фиолетового. Я не успел и рта открыть, как бунтовщик резко вскинул голову и уставился на меня совершенно безумными глазами. Они были навыкате, бледно-голубыми, почти что белыми. Взгляд полный ужаса и злости впился в меня как будто физически ощутимо. И донельзя резкие черты лица, в особенности чёткая линия челюсти, делали его ещё более жутким. Но, приглядевшись, я понял, что это парень, который не намного старше меня. Грязный, небритый, весь в ссадинах да синяках. Возраста его я не знал. Но предполагаемый возраст был до двадцати пяти, по бумагам. Преступник оглядел меня с ног до головы и вскинул брови. — О! Кого сюда занесло! Его Величество принц Сирении! Какая честь! — заговорил заключённый. Его голос сочился сарказмом и хрипотцой, которая, скорее всего, была вызвана жаждой. Я оглянулся в поисках воды, но, естественно, не нашёл. Немного опухшие, израненные, искусанные губы парня скривились в улыбке, и он слегка поморщился от боли. Я подавил желание неодобрительно цокнуть языком. Никогда не любил методы допроса гвардейцев. — Зачем пришёл? — Поговорить с вами, — спокойно ответил я. Такое формальное обращение удивило бунтовщика, но жутко улыбаться он не перестал. — Я уже сказал всё и гвардейцам, и твоему отцу лично, больше мне нечего добавить, так что вали отсюда, Ваше Высочество, — оскалился и опять поморщился заключённый. — Итак, — не обращая внимания на его ответ, начал я. Сложив руки на груди, я приветливо улыбнулся, что опять озадачило моего собеседника. — Давай по порядку. Тебя зовут Алекс Флорес, верно? — Верно, — вскинул подбородок Алекс, тем самым смахивая с глаз фиолетовые пряди. — Ты приёмный сын многодетной семьи ныне покойных Гаса и Бетт Флорес. В школу не ходил, воспитывался приёмными родителями на дому. По крови — хозяин, но слугу не имеешь. Утверждаешь, что не скажешь своего возраста. Был одним из старших в семье, верно? — Верно. Зачем ты спрашиваешь, если знаешь? — нахмурился парень. Всё тот же издевательский тон. — А кто были твои настоящие родители, ты не знаешь? — всё ещё игнорируя его вопросы, спросил я. На этот раз Алекс с минуту презрительно смотрел мне в глаза и снова ответил «верно». Я улыбнулся ещё раз. — Как тебя поймали, Алекс? Почему ты не сумел убежать от гвардейцев? — Я подвернул ногу пока бежал, — оскалился парень и резко подался вперёд, — ведь они стреляли, и нам приходилось петлять. Нога об ногу и всё. Приходилось ещё и оглядываться, как бы не задели. В прочем, откуда тебе знать, каково это бегать от целой вооружённой армии. — Правильно, я и не представляю себе этого, — всё так же спокойно продолжал я. Моя поза была максимально расслабленной, дабы показать лишь хорошие намерения. Но Алекса это не убеждало. — А ещё ты не представляешь, каково стоять против всей этой долбанной монархии, — ответил Алекс. От его совершенно безумных и злых глаз по моей спине пробежал холодок. — А зачем вам стоять против неё? — спросил я как бы невзначай. Преступник открыл было рот, но тут же осёкся и злобно оскалился. Чуть не проболтался, видимо. — Зачем вам республика? — Чтобы к власти могли прийти достойные люди, — он выплюнул эти слова как оскорбление, пытаясь задеть меня. Однако я оставался невозмутим. — А если к власти придут ужасные и корыстные люди? — Мы такого не допустим, — уверенно ответил Алекс. — Большинство в этой стране хотят большого государственного переполоха, но очень мало людей становится в наши ряды, ибо они слишком боятся последствий. Трусы. — Вы так уверены в этом, что продолжаете ходить по домам и спрашивать? — удивлённо вскинул брови я. — Нет, мы перестали. Методика Рика Уайта была слишком необдуманной, жестокой, рискованной, — скривился Алекс, словно испытывал жалость и одновременно злость к самому первому бунтовщику. — Из-за него разгорелась самая страшная в истории Сирении ночь, которая привела к ненависти людей. Всё было бы иначе, лучше, если бы он выбрал другой способ… — Способ, который используете вы? — продолжил я, с интересом наблюдая, как за миллисекунду меняется лицо преступника. — Так я тебе и сказал, — разозлился он и передёрнул плечами, которые наверняка затекли. С момента начала разговора Флорес то и дело крутился и дёргался, пытаясь сесть удобнее. Наверняка ему уже осточертело находиться в одной и той же позе. — А если я освобожу тебя от наручников и верёвки, ты будешь отвечать на мои вопросы полными ответами? — спросил я, представив, как в этот момент в монитор поражённо уставился мой отец. — Хочешь — освобождай, — презрительно ответил Алекс, — но что-то новое ты вряд ли от меня услышишь. Всё, что я говорил, они уже записали, просто прочитай и оставь меня в покое, — он кивнул на бумаги позади и вновь одарил меня тяжёлым уничтожающим взглядом. Я понимающе усмехнулся, взял ножницы со стола и обошёл его, чтобы освободить. Верёвка была туго затянута, толстая и крепкая, она поддалась не сразу. Откинув испорченную верёвку, я ловко достал из кармана тайком позаимствованный у гвардейца ключ и осторожно снял наручники. Надо бы посоветовать солдату лучше прятать такие вещи. Воровать ключи, видимо, одно из моих умений. Алекс тут же убрал руки и с тихим вздохом стал потирать запястья. Я вернулся на своё место и наблюдал за явным облегчением на лице заключённого. Красные полосы от верёвки и наручников отчётливо виднелись на светлой коже рук Алекса. Недоверчивые бледные глаза кинули на меня короткий взгляд в качестве благодарности. Я кивнул, надеясь, что отец доверится мне и в эту комнату сейчас не ворвётся легион злых и встревоженных гвардейцев. — Даже не боишься, что я воткну тебе в шею ножницы, которыми ты верёвку разрезал? — дерзко спросил Алекс, сложив руки на груди. Парень оставался спокойным и продолжал сидеть на стуле. Хорошо, что он понимает, что из этого помещения ему не убежать. — Нет, — я с доброй улыбкой покачал головой. — Просто неуютно разговаривать со связанным человеком. — Вы же все считаете нас отбросами, — рассмеялся бунтовщик, — которых не то, что связывать, казнить нужно. — Почему ты всё время обобщаешь? — я неодобрительно цокнул языком, словно отчитывал маленького мальчика за проказы. — А кто считает по-другому? Ты? — Именно! Я считаю вас сильными и хитрыми людьми. Сплочённой группой. Будь так, как ты говоришь, вас всех давно переловили бы. А так вы являетесь серьёзной государственной проблемой, — полюбовавшись на его удивлённое лицо, я продолжил. — И то, что вас так много, усложняет нам задачу. Но какова же причина такого большого роста людей в ваших рядах? — Хах, так я тебе и сказал! — фыркнул Алекс, опять вздёрнув подбородок. Опустив взгляд ниже, я заметил на его шее средних размеров родимое пятно. Оно было почти идеальным кругом. — Гадайте, сколько влезет. Меня допрашивайте, да хоть пытайте, не скажу! — Это ведь не иностранцы, верно? — не отступал я. — Конечно, нет! Вы что, больные? Действовать так открыто — равносильно бегу перед королевским дворцом с криками: «Я — бунтовщик! Я — тот, кто вам нужен! Ловите меня!» — усмехнулся мой собеседник. Потом поёрзал на стуле и огляделся. — Если уж ты освободил меня, значит, я могу размять ноги? — Пожалуйста, — я махнул рукой, не переставая улыбаться. Это парень вызывал у меня много вопросов, но никак не неприязнь. Весь в грязной и местами оборванной чёрной одежде, Алекс всё равно не казался униженным, подавленным, нерешительным. Приёмные родители ли воспитали в нём такую силу духа? — Только вряд ли ты сможешь совершить пробежку в этом небольшом помещении. — Сойдёт, — вставая, буркнул Алекс. Бунтовщик внимательно рассматривал стены и немногочисленные предметы мебели. Медленными, но широкими шагами он начал мерить комнату, обходить стул, на котором сидел, трогать то, что попадётся под руку. Звуки его шагов были громкими из-за массивных ботинок на шнуровке. В наступившем молчании я крутил на пальцах наручники, провожая взглядом усталую спину Алекса. В конце концов, его внимание переключилось на меня. Взгляд, кажущийся диким из-за цвета радужки, ощупывал мой костюм, волосы, руки и лицо. Флорес всё так же медленно пошёл ближе и остановился в полуметре от меня. — Впервые встречаю такого самоуверенного и улыбчивого парня как ты, — сказал он, а я уловил в его голосе интерес. — Ты ещё не знаешь всего меня, дорогой, — подмигнул я, и, не удержавшись, залился хохотом от шокированного выражения лица Алекса. Это было рискованно с таким вспыльчивым и дерзким человеком, который ещё и врагом страны считается, но мне было всё равно. Я разговаривал с Алексом как с обычным человеком, не совершившим ничего плохо, и его это явно сбивало с толку. Впрочем, его недоумение вскоре сменилось раздражением. — Надо мной смеёшься? — зло нахмурился преступник, делая шаг вперёд. Теперь я мог рассмотреть его более детально, чтобы запомнить. Короткий нос, кончик которого едва заметно загнут вниз, прямые брови и высокий лоб, частично закрытый фиолетовой чёлкой. Слишком глубоко посаженные глаза делали взгляд ещё более грозным. Он напомнил мне орла, чьи перья встали дыбом от злости. Разгневанного и готового растерзать добычу орла. — Мы тут одни, над кем же ещё? — с совершенно невинным лицом спросил я, не обращая внимания на его тяжёлое от злости дыхание. Алекс быстро преодолел небольшое расстояния между нами и, схватив меня за галстук, притянул к себе, чтобы лучше видеть мои глаза. Брови его опустились ещё ниже и дергались от гнева. Я чуть было не оттолкнул его, понимая, что отец, наблюдающий за нами, может в любую минуту прекратить это, посчитав мои методы странными и опасными, но сдержался. Вновь повисла тишина, и я порадовался терпению отца. — А ты вообще меня не боишься, я смотрю, — прошипел бунтовщик. От него пахло потом и чем-то отдалённо напоминающим запах дыма потухшей спички. Я увидел блестящие капли пота, которые стекали по его лбу и исчезали в волосах. Рука парня, сжимающая мой галстук, слегка дожала. Я и правда не боялся его, и не потому, что он просто не успеет что-то мне сделать. Я не чувствовал от него чего-то действительно угрожающего моей жизни. Почему же? — А зачем мне бояться тебя? — совершенно невозмутимо спросил я, даже не делая попыток вырваться. Хотя близость его была мне неприятна. Алекс напоминал не только орла, но ещё и дикого зверя, злого, голодного, раздражённого. Одно резкое движение или выкрик могли спровоцировать его на агрессию. Флорес молча сжал кулак ещё сильнее и снова оскалился. Парень был сантиметра на три выше меня, что почти незаметно, но это не мешало ему смотреть на меня свысока. Алекс был горделивый, сильный и злой. А ещё рискованный, так как наверняка знал, что за нами наблюдают. Если бы я попытался отбиться, он без колебаний ударил бы. И ему было совершенно плевать на последствия. Но и это не пугало. — Ответь мне на вопрос, — я накрыл кулак Алекса своей ладонью и деликатно отстранился настолько, насколько можно было, — зачем вы напали на академию «Имени Летовской»? Какая вам выгода с этого? — Академия? — раздражённо и одновременно растерянно спросил Алекс, но спустя пару секунд, в его безумных глазах появилось понимание. И нескрываемый восторг. — Ах, академия! Видишь ли, Ваше Величество, мы вторглись в вашу бесценную академию только для того, чтобы предупредить всех — мы никуда не исчезли. Вы усиленно скрывали наше существование, а взрывчатка в самом популярном и элитном учебном заведении дала нам шанс показать себя. Хотя это была всего лишь маленькая проделка, — самодовольно заулыбался Алекс. Я боялся представить, что они не считают маленькой проделкой. — Было приятно подвергнуть опасности детишек самых влиятельных в стране людей, да и самого принца Сирении тоже! Ты ведь был там, на момент взрыва? — Был, — подтвердил я, скрывая внезапно вспыхнувшую в сердце злость. Образы зала, окутанного дымом, криков, суеты, и падающего в обморок Майкла предстали перед глазами как наяву, отчего неприятные мурашки пробежали по всему телу. Я напрягся. — Ну и как? Правда, наш человек хорошо поработал? — с довольной улыбкой спросил бунтовщик. Он от гордости, кажется, совершенно забыл о боли. — Довольно эффектно, — ответил я, улыбаясь, дабы не показать, что он сумел задеть меня. Главное, не подавать виду, главное оставаться спокойным. — Но как он смог пробраться туда? — В наше время мало кому можно доверять, — всё же отпуская меня и отходя, ответил Алекс. — Этот человек давно был среди вас, обитателей академии. Директор ваш совершенно слепой, раз проглядел такое. — Вы внедряете в различные организации своих людей? — Так. Я. Тебе. И. Сказал, — вновь повторил Алекс. Упрямый до ужаса, чёрт! Мы снова недолго помолчали. — Скажи, Алекс, трудно тебе жилось в приёмной семье? — резко сменил тему я, уже в который раз озадачив своего собеседника. — Нормально… — Никогда не хотел узнать, кто твои настоящие родители? — Нет… — Нуждалась ли семья Флорес в чём-то? Насколько я знаю, вы жили не то, чтобы роскошно, но всегда в достатке. — Каждая многодетная семья в чём-то нуждается, — нервно ответил Алекс, передёргивая плечами. — Но мне с ними было хорошо, и я никогда не жаловался. И вообще, зачем ты это спрашиваешь? — А почему нет? — удивился я. — Раз ты не хочешь болтать об одном, я спрашиваю про другое. — Ты совсем не как твой отец, — задумчиво сказал Алекс, после минутного молчания. Когда он так задумчиво хмурился, уже не выглядел таким пугающим. Такое выражение делало лицо парня более красивым. Более… умиротворённым что ли. — Приму это за комплимент, — хитро усмехнулся я. *** — Удивительный ты, Алекс Флорес, другой человек давно попытался бы сбежать, — надевая наручники обратно на красные, и стёртые в кровь запястья Алекса, похвалил я. — Чтобы потратить энергию и быть ещё раз избитым? Нет уж, увольте, — раздражённо ответил парень. Эти наручники его явно бесили. Очень бесили. Настроение его стало таким же, как и в начале нашего разговора. — Спасибо за информацию, — прежде чем выйти, поблагодарил я. Алекс зло посмотрел на меня через плечо и фыркнул, отвернувшись. Наверняка он посчитал меня глупым и странным, наверняка подумал, что не сказал ничего дельного, но на самом деле он рассказал мне очень много. Теперь у меня есть с чего начать, над чем подумать и что сопоставить. Я с задумчивой улыбкой выходил из комнаты допроса, представляя серьёзное и слегка недоумённое лицо отца. *** — Как же хорошо, наконец, оказаться дома! Я и Майкл, уставшие, вместе зашли в нашу комнату. Её постепенно начал заливать красноватый свет закатного солнца. Под вечер холодало. Я не чувствовал себя сильно вымотанным, но сделать сегодня что-то ещё или сходить куда-то я бы не смог. Единственным желанием было — принять не быстрый душ, а горячую пенную ванну. Что я и собирался сейчас делать. Мы проторчали в здании суда весь оставшийся день с редкими перерывами на обед. Как я и предполагал, отец счёл мои методы допроса уж очень странными, но весьма эффективными. Алекс рассказал мне то, о чём с отцом даже не заикался, пускай и расплывчато. Правда, небольшой выговор насчёт того, что я освободил «опасного бунтовщика» мне обеспечили. Майкл продолжал быть глубоко задумчивым и на мой вопрос, как я, по его мнению, справился с заключённым, слуга лишь кивнул и бесстрастно ответил: «Отлично, Ваше Величество». После меня Алекса допрашивали ещё пару раз, и отец посоветовал мне понаблюдать за этим. Впрочем, ничего нового парень не сказал. Потом шли долгие разговоры, анализирование его слов и перебирание кучи бумаг. Под конец составление плана на завтрашний день. Всё это мучило скорее морально, нежели физически. Всю прошлую неделю я почти не спал и не ел до такой степени, что перед глазами, бывало, темнело. Но как-то ходил и работал, не замечая головной боли. И она, видимо, решила навалиться на меня именно сейчас. Я скинул пиджак и развязал галстук, ставший для меня настоящей удавкой, и принялся прямо на пороге комнаты расстёгивать рубашку и штаны. — Как же я хочу в ванную, — почти жалобно простонал я, а после заметил удивлённый взгляд Майкла на разбросанной мною только что одежде. Улыбка сама собой налезла на губы. Вот святоша. — Майки, солнышко, ты ведь теперь официально мой слуга. А посему вот тебе несколько заданий: пока я ищу чистую домашнюю одежду — набери мне ванну горячей воды, а затем сложи все мои вещи, что я так бессовестно разбросал, аккуратной стопкой. Слуга сперва оторопел, не ожидавший такого поворота событий, но потом быстро огляделся, зашевелился, и поспешил в ванную, попутно подбирая мои вещи. — Только с пеной! Кучей пены! — крикнул я ему вслед, после чего услышал звук открывающихся кранов. Я со смехом начал копаться в ящике со своими вещами, которые успели вытащить из чемоданов и заботливо сложить аккуратными стопками здешние служанки. Озадаченное выражение лица Майкла было чрезмерно милым, так что я не мог не смеяться. Майкл ещё совсем не привык прислуживать мне. До этого наши отношения больше напоминали дружеские, так как первый месяц он готовился к сдаче экзамена, потом произошёл этот взрыв, потом он учился у Джефа. Никто из нас ещё не осознал в полной мере, какие должны быть отношения слуги и хозяина, и как нам вести себя друг с другом. Вообще слуга и хозяин всегда были слишком громкими словами для описания таких отношений. Слуга уж точно. Это был скорее помощник, спутник, советчик, нежели раб, имеющий право только на прислуживание. И хозяин, и слуга должны помогать друг другу и оберегать друг друга. Я всегда считал их равными, но почему-то кодекс, да и все люди твердят, что хозяин стоит выше слуги. Может быть, это из-за реакции слуг на голоса хозяев, когда они отдают приказ? Ведь чем твёрже звучит голос, тем сильнее это чувствует слуга. А если слуга попробует командовать? Будет ли эффект таким же? Нередко бывали случаи, что некоторые слуги были просто не в состоянии заботиться и выполнять приказы, так что это хозяину приходилось исполнять каждую прихоть своего слуги. Испокон веков они всегда были равными партнёрами. И почему только их разделили на эти звания? Что есть хозяин и слуга? Тот, кто приказывает и тот, кто выполняет. Хозяин не ставит жизнь слуги выше своей. Слуга для него пешка и ничего более. А кровная связь между людьми располагает к взаимопониманию, что в кодексе этом дурацком описано глупо и неправильно. Кровная связь объединяет совсем по-другому… — Ванна готова! — послышался голос Майкла, прервавший мои мысли, и в следующую минуту появился он сам с закатанными до локтей рукавами. — Спасибо, Майки, — я одарил его взглядом полным доброты и благодарности. Слуга на миг отвёл взгляд, вздохнул, и снова посмотрел на меня. Его взгляд неуверенно скользнул по моему телу и снова метнулся куда-то в сторону. Майк не знал, куда себя деть. Я усмехнулся. Ну, ещё бы, ведь я успел раздеться полностью и стоял перед ним голый, держа в руках найденную домашнюю одежду. Глядеть на обнажённое тело господина — неприемлемо без его согласия. Тем более если не можешь скрыть эмоций. Однако я не понимал исходящую от Майкла неловкость, он же тоже парень, чего вечно стесняется? Надо бы выбить из него этого. — Пойдёшь со мной? — Что? — вскинул свои светлые брови слуга. — Пойдёшь, говорю, со мной в ванну? — подходя к нему с приветливой улыбкой, спросил я. — Я разрешаю тебе потом сложить мои вещи. Или даже погладить, если хочешь. Одному мне будет скучно там, — схватив бледную руку, я решительно повёл его в ванную комнату, которая успела наполниться тёплым паром. — Я лучше подожду своей очереди, — стал отнекиваться Майкл, стараясь как можно деликатнее высвободиться. — Пожалуйста, отпусти. — Ну, спинку мне хотя бы потрёшь? — подмигнул я удивлённому и слегка смущённому слуге. Чёрные глаза блестели, чего почти никогда не было на людях, и нерешительно смотрели на меня. Как же я обожал, когда он такой эмоциональный, а не как каменное изваяние. — Ну, пожалуйста! — Хорошо, — обречённо вздохнул Майки, на что получил мою довольную, лучезарную улыбку. Я медленно залез в наполненную пеной до краёв ванную, чтобы ничего не расплескать. Вода нежно ласкала мою кожу, вызывая мурашки. Из горла сам по себе вырвался вздох облегчения. Вода была идеальной температуры. Мышцы расслаблялись, давая мне почувствовать неземное удовольствие. Я положил голову на бортик ванной и взглянул на Майкла, который успел за это время взять стул и сесть рядом со мной. — Зря ты отказался. Круче горячей ванны бывает только секс, — тихо замурлыкал я, как кот, которому нежно чешут за ушком. Майкл молча кивнул, упорно не смотря мне в глаза. Его щёки порозовели от повышенной температуры комнаты, а губы снова сжались в ниточку. Я вдруг заметил, что его передние локоны начинают завиваться от влажности. Слуга покорно ждал новых приказаний. И это всё было так до одури мило, что я почувствовал знакомый уже с самых первых дней нашего знакомства трепет. Полежав немного и полюбовавшись Майклом, я сел и повернулся к нему спиной. Он понял всё без слов и уже через минуту я почувствовал его руки на своей разгорячённой коже, которые тщательно намыливают её. Затем и мочалку, которой Майкл давил не слабо и не сильно, не больно царапая кожу, а наоборот — мягко и неторопливо. Я невольно выгнул спину от приятных ощущений. Он как будто всю жизнь занимался этим — так бережно скользили его руки. — Посильнее, — попросил я и на мою просьбу сразу отреагировали. Движения рук слуги стали быстрее и сильнее. Его пальцы сжали моё левое плечо, удерживая на месте, но то и дело соскальзывали, потому что были скользкими от жидкого мыла. Мне пришлось накрыть его руку своей и сжать, дабы она оставалась на месте. Я кинул взгляд вправо и увидел частично запотевшее зеркало, в котором отображалась моя макушка и сосредоточенный на работе Майкл. Он перестал смущаться и успокоился. Видимо, ему легче, когда я не смотрю на него. Несмотря на чуть нахмуренные в задумчивости брови, губы расслабились и приоткрылись. Я всегда считал их тонкими, но пару раз улавливал моменты, когда они не были сжаты или закусаны. Верхняя, да, она была тонкой, но нижняя была полнее и, вероятно, мягче. И даже они, губы, были бледными, как будто Майкл весь полностью страдал альбинизмом. Кроме глаз. Глаза чёрные как смоль и просто бездонные. Жгучие. Такие, что… Вдруг я отчего-то сильно вздрогнул и почувствовал непонятно откуда взявшуюся сладкую истому. Охваченный внезапным порывом, я повернулся к Майклу лицом. Слуга вопросительно поднял брови и тут же непонимающе свёл их вместе, когда я притянул его к себе за тонкую ткань рубашки. Она тут же намокает и становится почти прозрачной. Мои губы слегка касаются шеи Майкла, отчего у того бегут по ней мурашки, и мочалка выпадает из руки. Я почувствовал его внезапно подскочивший пульс. А может это был мой пульс. Я давлю сильнее, сминая и засасывая тонкую кожу, медленно, крепко, и провожу по ней кончиком языка. Это нежное прикосновение вызывает новые мурашки по всему телу слуги. Я слышу его тихий «ах». Сам непроизвольно вздрагиваю, когда улавливаю вздох Майкла, словно весь воздух выбило из его лёгких. Он вспотел, я чувствовал солоноватый привкус. Мне бы сильнее впиться в его кожу, да невозможно это. А если укушу - он меня прибьёт. Когда я, довольный собой, отстраняюсь, то замечаю совершенно шокированное выражение лица. Теперь надо было хорошо подумать над тем, краснел ли слуга от влажности или от такого томного поцелуя в шею. Тут меня снова как ударило. Я не понял, что это было. Что за чувства, что за истома, что за порывы такие? А, впрочем, неважно. Это порыв удивил меня самого, но я не показал своих эмоций. Хотя мне почему-то казалось, что слуга всё равно чувствует это. Мы молча посмотрели друг на друга. Я, разряжая обстановку, облизнулся и хитро усмехнулся, касаясь собственной шеи в том же месте: — Здесь одна из эрогенных зон человека. И такие ласки всегда очень приятны. Это тебе в качестве благодарности, — я, хихикая, похлопал застывшего и что-то беззвучно мямлившего Майкла по щеке. — Ну, чего застыл? Теперь помой мне голову. Может быть, я тебя ещё раз поблагодарю. Мне пришлось подождать как минимум две минуты, прежде чем Майкл вновь нерешительно коснулся меня и начал мыть мои волосы. Мне стоило больших усилий, чтобы не засмеяться, хотя подрагивающие плечи сто процентов выдавали меня. Всё-таки Майкл не был мне слугой. Я просто не могу относиться к нему как к обычному лакею. Это невозможно для меня. Это неправильно. Да даже до нашего знакомства я знал, что никогда не буду использовать человека, который предназначен мне кровью, в качестве прислужника. Майкл мне как родной, Майкл — мой друг, мой партнёр. Майкл… Майкл — часть меня.