Кровный слуга

Ловить головой твёрдый, огромный снежок неожиданно и не очень-то приятно. А ещё холодно до противных мурашек по позвоночнику. Но кого это волнует, когда кое-кому приспичило? Не успел я выйти на улицу, чтобы преспокойно дойти до машины и уехать на занятия, как в затылок прилетел комок мокрого снега, заставляя вскрикнуть и податься чуть-чуть вперёд, едва не падать на скользком льду. Комок распадался и сыпался за широкий ворот тёплого пальто. Именно сегодня я посчитал ненужным одевать шарф, так как в нём слишком жарко. А вот и зря. Громкий смех Чарли заливался в уши, усиливая дрожь и заставляя ёжится, плечами дёргать. Я обернулся, чтобы испепелить его глазами, но так и не смог, удивлённый картиной передо мной. Будущий король Сирении сидел в сугробе, по уши в снегу и сотрясался от беспрерывного громкого смеха. — Видел бы ты своё лицо! Нет, серьёзно, тебе с собой зеркало нужно носить или лучше фотоаппарат, потому что такое твоё выражение — поистине шедевр! — он расхохотался ещё больше, падая спиной на снег и держась за живот. Чарли будто бы совершенно не холодно, и совершенно начхать на то, что нам обоим не мешало бы поторопиться на занятия. А куртка, шапка да и штаны его наверняка промокли. Мой глаз задёргался, а из ушей рисковал пойти пар. И этот человек, что старше меня на год — принц моей страны. Тут не грех бы истерично рассмеяться и уехать на занятия одному. Но вместо этого я остался стоять под порывами несильного ветра, с ощущением тающего на шее снега. Воротник чистой промокшей рубашки прилипал к коже, а на волосах, сливаясь с ними, всё ещё таял утренний снег. Чарли всё смеялся и смеялся. — Ваше Высочество, — терпеливо начал я, не скрывая своего недовольства, — мы опоздаем, если не поедем сейчас же. А если Вы не встанете — то ваша одежда промокнет ещё больше, или Вас устраивает явиться в академию мокрым? — Так подойди и заставь меня встать, — всё ещё валяясь в пушистом, похожем на вату снегу, фыркнул Чарльз. Да ещё и глаза сощурил так самодовольно. Я отлично знал, что он нарочно меня провоцирует, дразнит, обводит вокруг пальца на раз и два. И мог живо предположить все возможные варианты того, что он хочет сделать. Но если я не выполню его требования — так и останется валяться. Даже не побоится себе что-нибудь отморозить. Однако даже самые безумные идеи, возникающие в моей голове, не были и близко связанны с идеями господина. Медленными, осторожными шагами я подошёл к принцу и взглянул на него сверху вниз. Чарли же, довольный до жути, улыбнулся и протянул мне ладони, обтянутые тёплыми кожаными перчатками. Мы оба прекрасно понимали, что мне не поднять его в одиночку. Но я взял его за руку, надеясь, что встанет он сам. И когда я перестану попадаться в его очевидные ловушки? Не давая даже вздохнуть, Чарли дёрнул меня за руку и ударил ногой по носкам ботинок. Я, теряя равновесие, тут же свалился прямо на принца и едва успел повернуть голову в сторону, предотвращая удар лицом о промёрзшую, покрытую тонкой коркой льда землю. Из груди вырвался болезненный стон. Падать на отнюдь не мягкого господина очень даже больно. — Уф-ф, да в тебе одни кости, Майкл, — застонал Чарли и опять засмеялся, ёрзая. Я закатил глаза и попытался встать, но не смог из-за настойчивых, властных рук, что держали меня теперь за талию. Приподнялся на локтях, чтобы взглянуть в бесстыдное лицо и отчитать по полной программе, но не смог и рта открыть. Руки ослабели, подвели. Дрогнули. Опять. Щёки Чарльза, красные от мороза, холодные и сухие на ощупь. И кончик носа покраснел, образуя маленькое, яркое пятнышко, чем-то напоминающее бруснику. В огненных волосах — ворохи снежинок, что соприкасались с кожей и тут же таяли, стекая вниз по коже и исчезая где-то у висков. А губы влажные, тёмные и наверняка… горячие. Принц выдохнул прямо на меня, выпуская облачко пара — спасительное тепло и послевкусие сладкой усмешки на своих устах. Меня охватила паника, смешанная с диким сердцебиением. Я слышал его, чувствовал всем своим существом. Оно, подобно электричеству, прошивало всё тело, опоясывая вены и артерии, поднималось к вискам и долбило по ним со скоростью света. Чарли смотрел на меня. Смотрел в паре сантиметров и выглядывал в глубине сетчатки свою новую маленькую победу. Я чувствовал его дыхание, жар его вечно горячих рук и знал, что ещё совсем немного, и я потеряю сознание. Отчего-то это было невыносимо. Быть так близко, смотреть так долго, в такой тишине, чувствовать, касаться. Я не мог дышать. И мне не удалось сохранить спокойствие на лице. А всё потому что кое-кому приспичило. Чёрт бы его побрал. Я попытался отвернуться и встать, чувствуя, что дрожу, пытаясь унять необъяснимо чем вызванный страх и тянущую боль под рёбрами. Но меня удерживали на месте, не давая сдвинуться, шевельнутся, убежать. Чарли разглядывал, убирая белёсые пряди с лица. Невесомо касался, отводя в сторону и заправляя за контур чёрной вязаной шапки. Пытался понять мысли. Но наткнулся на откровенный страх. Между нами истёртой верёвкой повисло напряжение, длительное молчание, смешанные дыхания, красные губы и моя выедающая нервозность. Изогнутые брови принца опустились в хмуром и недоумевающем выражении: — Майкл, с тобой всё… — Ваше Высочество! Вы опоздаете на занятия! — послышался голос сопровождающего нас до машины гвардейца. Я вздрогнул и опустил голову, поспешно прикрыв глаза. — Мы уже идём! — крикнул Чарли, всего на пару секунд отвлекаясь, но этого хватило, чтобы я смог резко вырваться, перевернуться на спину и, соскочив с земли, чуть ли не бегом направиться к машине. Хоть бы принц думал, что я боюсь опоздать. Хоть бы не донимал расспросами. Хотя бы моё красное лицо воспринял как остатки холодного, поднимающегося ветра. Хотя бы не понял, что… Что? Я замедлил шаг, с трудом подавляя желание прижать руку к груди, надавить со всей дури, сломать ребра до перехвата дыхания и заставить сердце успокоиться. Это предательское, слабое, выдающее с потрохами сердце. Разве может оно так уверенно биться, причиняя не что иное, как далёкую, безумную и такую сладостную боль? *** — Ого, не ожидал тебя увидеть таким ранним утром, тем более — здесь, — присвистнул Саймон, по-дружески хлопнув меня по плечу. Я действительно давно не был в академической столовой. Давно не чувствовал запаха свежей и такой родной выпечки, не сидел в одиночестве за крайним столиком и не смотрел в широкое, свободно пропускающее солнечные лучи окно. А ведь я знаю один замечательный угол, откуда можно наблюдать рассвет во всей его красе. Шёл третий месяц увядающей осени, а моя жизнь за это время перевернулась вверх дном. Как же я давно не чувствовал себя прежним, меланхоличным Майклом Кайси, простым семнадцатилетним парнем с второсортной кровью. Как только в моей жизни появился Чарли — я не посетил и половины тех мест, где заседал с начальных классов. В той же самой столовой. А просто в одно определённое время в академию заявлялся гвардеец и приносил принцу что-то поесть. А всё потому, что Его Высочество не любил слишком долго находиться в центре толпы, как сам мне потом признался. А такая толпа — не редкость здесь. Я был, откровенно говоря, в глубочайшем шоке и возмущении, поскольку не считал такое нормой. Ну, зачем гонять солдата туда-сюда, отнимая время, да ещё и пугая учеников? Кого бы не насторожил вооружённый, одетый в чёрное громила? А Чарльз лишь плечами пожимал, важно вещая о долге перед королевской семьёй и об обязанностях солдат. Мне ничего не оставалось, кроме как прочитать ему нотацию. Но что удивительно — теперь он, если и планировал перекусить в академии, носил еду с собой. А я, сидя сейчас здесь с Саймоном на одной из длинных перемен — расслабился. Тепло приятных воспоминаний о спокойных и скучных деньках остудило голову и позволило со стоном откинуться на спинку стула. Сегодняшний Саймон ничем не отличался от того сорванца-мальчишки, которого я когда-то встретил. Небрежность во внешнем виде, странная квадратная, но добрая улыбка и большие глаза. Разве что волосы друг расчесал, пытаясь, видимо, уложить красиво и аккуратно. Да ещё и вымыл их! Я и не предполагал, что они у него такие густые. — Разве не ты просил о личной встрече? — спросил я, подпирая ладонью подбородок. — Просил, но не ожидал, что ты будешь её инициатором и что принц отпустит тебя из-под своего круглосуточного надзора, — Саймон действительно очень удивился, когда я, придя в столовую, вытащил его из круга друзей и посадил за самый дальний столик. На самом деле я нашёл Саймона не для того, чтобы поговорить. Не совсем. Я прятался. Позорно прятался и именно от Чарли. С самого утра он ведёт себя так, будто ничего не заметил этим утром в этом холодном сугробе. Смеялся, шутил, подкалывал Джеймса, меня. Никто не ощущал изменившейся атмосферы между нами. Но я чувствовал его взгляд везде и всюду. Даже когда Чарльз не смотрел напрямую, это ощущалось так явно, так чётко и цепко. Как иголками под кожу. Я не мог лишний раз вздохнуть. Он и раньше следил, смотрел, но этот взгляд был таким тяжёлым, что я едва на ногах держался. Невидимое внимание и напор грозили переломать все кости одним лишь взмахом его ресниц. Я словно ходил по канату над огромной пропастью своих чувств на мушке у его синих и хитрых глаз. Куда себя деть и не встретить на горизонте его силуэт, я не знал. И мне было страшно даже сидеть с ним рядом. Он увидел меня насквозь. Я позволил ему увидеть. И самое странное то, что принц ничего у меня не спрашивал. Ни по дороге в академию, ни в самой академии в те моменты, когда мы волей-неволей оставались наедине. Чарли непринуждённо рассказывал что-то о его сегодняшней тренировке с Джеймсом и о том, что мне придётся немного его подождать, если у меня после занятий нет никаких дел. Я даже не помнил, что ответил ему тогда. Зациклился на той близости, что образовалась и разделяла всего лишь каким-то жалким наклоном корпуса на несколько жалких сантиметров. Но каждый из нас знает, что произошло. Только вот Чарльз ничего мне не говорил. В прошлый раз он упрямо лез мне в душу, выкапывая, разрывая и добираясь до истины с каким-то ярым фанатизмом. И обернулось это в конечном итоге чем-то совершенно безумным. Что-то надломилось уже тогда. Громкая ночь, чуть ли не драка, разговоры, жуткие синяки и его губы на моей шее. Да, Майкл, ты отлично помнишь его губы на своей шее… Меня вырывало реальностью и ударяло током. Эта дрожь возвращалась, стоило её угомонить хотя бы на минуту. Будто бы игралась со мной, насмехалась над странным пареньком, что боится своего собственного господина. Что не понимает, почему не выдерживает его взгляд, хотя считал себя сильным и холодным почти всю сознательную жизнь. С каких пор что-то позволило себе пойти не так, как надо? Я ничего не понимал, и быть возле Чарли весь день, быть оплетённым сетями его внимания я не мог. Чувствовал, что могу с лёгкостью задохнуться. И поэтому, схватившись за возможность мёртвой хваткой, ушёл, чтобы передохнуть хотя бы каких-то двадцать минут. Или до тех пор, пока не поймают, как беглеца, с поличным. Как же это истерически смешно. Всего несколько дней назад мне было с ним спокойно. Даже после того сумасшедшего сна. — Саймон… — начал я, но невольно запнулся, чем вызвал недоуменный взгляд. О да, я прекрасно знал, как выгляжу со стороны. У меня не было терпения и сил на то, чтобы надеть доспехи вечно спокойного и сдержанного Майкла. Их просто невозможно было сковать заново, ведь Чарльз разрушил многолетний и крепкий металл в пух и прах. Да и голос наверняка подрагивал. — Саймон, ты ведь до сих пор любишь Джессику? Глаза друга округлились. Да, вопрос глупый. Естественно он до сих пор ней сохнет. Разве можно было чем-то другим объяснить его попытки выглядеть опрятнее? Я уверен, когда Саймон в самый первый и долгожданный раз заговорил с принцессой Джессикой Уильямс, то решил, что это шанс, посланный ему с небес. Мне не надо было спрашивать, чтобы это видеть. И поговорить друг хотел именно о ней, тут и думать нечего. — Конечно же! Я как раз хотел попросить тебя об одном одолжении, — Саймон воодушевился, встрепенулся и как-то разом вспыхнул, что случалось каждый раз, стоило кому-то заговорить о Джесс в его присутствии. В этот момент он не видел никого и ничего, даже меня. Друг взял мою руку и подался вперёд. — Я не могу больше наблюдать за ней исподтишка, я хочу встретиться с ней и пригласить на свидание. Это мечта всей моей жизни, Майк! Мне очень неловко, но… ты, как приближённый к её окружению человек, мог бы передать, что я хочу поговорить? В зелёных глазах друга было столько мольбы и надежды. Саймон всегда смотрел на девчонок с благоговением, считая их ангелами, сошедшими с облаков, но именно Джесс покорила его сердце раз и навсегда. Чем усложнила ему жизнь во сто крат. Честно говоря, я сомневался, что первая красавица академии с таким статусом захочет встретиться и лишний раз поболтать с обычным смертным из второго отделения. Но сказать это, тем самым разрушая все замки из фантазий Саймона, я не мог. Не то, чтобы я недооцениваю своего друга: я смотрю жестокой правде в глаза. Джессика Уильямс слишком высоко стоит. Она воспитана людьми, чьи моральные принципы не позволяют им снизойти даже до дружбы с такими, как мы. Маленькой девочке с волосами цвета морской волны всё диктовали с детства. Её выучили ценить своё бесспорное превосходство и тыкать в это каждого. Однако у девушки была своя голова на плечах для того, чтобы знать меру. Она не кричала о своём богатстве, уме. Но заложенные родителями отношения к дорогим вещам, жизненные позиции, политические взгляды и выбор людей для собственного окружения тоже нельзя было выкинуть просто так. Можно и не спрашивать Джессику, чтобы всё равно получить отказ. — Хорошо, Саймон, я передам ей, — пообещал я, кивая другу, но выдавить улыбку не получилось. Да и не надо было. Саймон улыбался за нас двоих, светясь изнутри от счастья и дрожа от предвкушения. Мне ничего не оставалось, кроме как уступить ему. Пока друг сам не поймёт — меня не послушает. Саймон ненадолго замолчал, погружаясь в свои собственные мысли, где у него и у Джессики уже есть пятеро детей, загородный дом и большая лохматая собака. А я невольно прикрыл глаза и с губ всё же слетел полузадушенный стон — отголосок усталости и отчаяния. И он привлёк внимание моего мечтающего друга. Пелена сказки перестала застилать ему взор, и он нахмурился: — Майкл, что с тобой? Ты какой-то… измученный весь, — оглядевшись, шепотом спросил Саймон. Насколько я помню, ему ни разу не доводилось видеть меня таким, так что растерянность в его глазах вполне объяснима. — Саймон, а ты… что ты чувствуешь, находясь рядом с Джесс? — так же тихо спросил я, выдерживая более-менее спокойный тон, чтобы друг не подумал лишнего. — Чувствую? — поразился Саймон и, долго не думая, ответил. — Ну, сильное волнение, трепет. Ну-у… как бы сказать красиво, — друг сосредоточенно уставился на меня. — Когда я рядом с ней, у меня не хватает слов, чтобы что-то ей сказать. Сердце в глотке стучит! Для меня нет никого красивее и умнее. Я вижу её и понимаю, что хочу знать о ней всё, прикасаться, целовать, защищать. Но смелости у меня не хватало до этих пор, — громко хлопнув ладонью по столу, Саймон выпрямился и с важным видом заявил. — Но теперь-то я готов! Я знаю, что скажу ей, и обязательно завоюю её жаждущее ласки девичье сердце! Пара подростков, что стояли рядом, услышали эту тираду и испуганно отошли подальше. Я опустил глаза на деревянную, лакированную поверхность стола. Волнение, трепет, стук сердца, страх. Всё это испытывает Саймон, когда Джесс рядом. Когда просто рядом стоит и находится в поле его зрения. Всё это терзает его и кажется… таким знакомым. Таким до ужаса знакомым. — А тебе это зачем? — друг внезапно наклонился ко мне, заглядывая в глаза и, понижая голос на пару октав, пробасил. — Неужели втрескался в кого? — Это всё твоя фантазия, — нахмурившись, выдохнул я, но слишком уж неуверенно, надломано. Друг покачал головой и плотоядно заулыбался. Такое новое выражение лица заставило меня уставиться на него. — Колись давай, кто это? Ну, кто? — он сжал мою руку и нетерпеливо подёргал. Это давило, злило, щекотало нервы. Я сжал зубы. Я пришёл к другу успокоиться, а он… — Да нет никого! Что ты хочешь от меня услышать, Саймон? Как я могу влюбиться в… Звонок за урок заставил меня прикусить собственный язык. Я вздрогнул, вырвал руку из мёртвой хватки своего друга и вскочил на ноги, тут же направившись на выход. Поскорее уйти, найти укрытие, там, где меня никто не будет расспрашивать, там, где сердце не бушует, там, где так беспощадно не колотят воспоминания. — Любить умеют все, Майк! — крикнул мне вслед Саймон, которому было, похоже, всё равно, что его слышал не только я, но и вся столовая. — Даже ты! А я был вынужден сорваться и побежать, побежать, не оглядываясь, чтобы слова друга не успели нагнать меня. Но они нагнали и врезались в память на всю оставшуюся жизнь. *** — Прошу прощения за опоздание! — я опустил голову, чувствуя вину перед учителем за такой необдуманный и неуважительный поступок, как опоздание на занятие. Однако учитель, не разозлившись на меня, впустил в аудиторию и спокойно начал урок. Едва открыв дверь аудитории, я поймал на себе пронзительный и недовольный взгляд Чарльза. Пока я говорил, а затем шёл к своему месту, принц глядел в упор, и ему было не важно, что мы сидим за первой партой и учитель мог видеть, куда направлено внимание принца. Я же не решался поднять глаза и чувствовал, что это к лучшему. Отрадно было бы сидеть молча весь урок и игнорировать господина. Но тому, похоже, надоело молчать. — Ты где был? — прошептал Чарли, чуть ли не всем корпусом поворачиваясь ко мне. От его голоса у меня волосы на затылке зашевелились. Я готов был проклясть себя за эту странную, бесящую чувствительность от этого обволакивающего, требовательного тона. — Разговаривал с Саймоном, — ответил я как можно непринуждённее и стал переписывать текст с доски. Чарли за ручку браться даже и не думал. — Всю перемену? Почему ты не предупредил меня? Я тебя потерял, — пододвигаясь ближе и шепча почти на ухо, расспрашивал Чарльз. Боковым зрением я видел его: упавшие на лоб пряди рыжих волос, хмурые брови и нечеловеческий магнетизм в глазах. — Мы просто разговаривали. Ни о чём таком особенном. В столовой, — тряхнув головой, ответил я, мысленно умоляя вселенную, чтобы Чарли отодвинулся. Потому что я мог чувствовать его дыхание. Потому что оно щекотало мне ухо. Потому что я понимал, что хочу, чтобы оно щекотало мне ухо. — В столовой? — вскинул брови господин, а я осознал, что только что выдал одно из самых приятных своих укрытий. Чёрт. — Никогда бы и не подумал, что ты будешь прятаться именно там. Моя ошибка, признаю. Ручка в моих пальцах застыла, так и не дописав последнее предложение. В горле застрял ком, а почва ушла из-под слабых ног. Я искренне порадовался, что сижу сейчас. Чарли взял меня за руку и по ней, распространяясь на всё тело, прошла новая волна мурашек. Я так скоро в больницу для дёрганных попаду. В психбольницу. Ну нельзя столько дрожать. А принц не мог не заметить это. Да кто бы не заметил, когда я даже не пытался скрыть этого сейчас? Медленно повернувшись к нему лицом, я взглянул из-под потрёпанной, спутавшейся от бега чёлки. Принц расслабился и смотрел так, что ему тот час хотелось довериться. Этот чёртов нежный, полный искренний доброты и беспокойства взгляд. Мне хотелось завыть прямо здесь и сейчас. — Я же вижу, что ты даже не смотришь на меня, избегаешь весь день. Если у тебя что-то случилось, я — первый, кто должен об этом узнать, Майки. — Чарли опустил руки под парту и переплёл наши пальцы, сжимая крепко, прося довериться и открыться. Как когда-то на том балконе, когда я рассказал ему о родителях. Чарльз не хотел снова на меня давить, но и не спрашивать не мог больше. Воздуха снова становилось мало, а там, где касался господин, начинало жечь. Только это жжение совсем ни причиняло боли как тогда, когда кровный партнёр злился. Эта теплота вибрациями расходилась, накалялась, грозила сладко выжечь всё нутро и не оставить от меня ни пылинки. Я закусил губу, отворачиваясь. Становилось жарко, шея начинала розоветь. Подушечками пальцев принц гладил мою кожу через такую непростительно тонкую перчатку, а у меня вдруг закружилась голова от такой нежности. Разве я это заслужил? Как же странно чувствовать, что ты связан с кем-то настолько крепко, что сможешь отличить его прикосновение из тысячи. Вы скованны алыми невидимыми нитями, рука к руке, плечо к плечу. Как же это по-новому. Совершенно не похоже на то, о чём пишут в кодексе. И как же невыносимо страшно. Я расцепил замок из наших пальцев, одёргивая руку уже от второго за день человека. Хватит с меня этого. Слишком жарко, слишком много дрожи, слишком больно сжимается нутро. Ещё минута и я просто накричал бы на принца, на себя и на всех вокруг. Да и учитель заметил, что мы занимаемся совсем не тем, чем надо. — Со мной всё в порядке, я просто устал, — отмахнулся я и снова принялся сосредоточенно писать, показывая, что мне совершенно не хочется продолжать этот разговор. Я ожидал от Чарльза все, что угодно в такой ситуации. Что он скажет: «Нет! Мы не закончили!» Что хлопнет ладонью по столу или, наоборот, отстанет. Но никак не того, что положит руку на мою коленку и, погладив, резко сожмёт пальцами коленную чашечку. Видимо, Чарли нажал на какие-то определённые точки, от чего я дёрнулся и вскрикнул, от неожиданности роняя ручку. — У вас всё нормально, господа? Вы срываете мне урок, — учитель повысил голос, наблюдая за нами из-под косматых, прямых бровей. В образовавшейся тишине только Чарли самодовольно улыбался и смотрел, как я краснею от стыда. — Извините, профессор, больше не повторится, — ответил он, понимая, что я сейчас не в состоянии дать связный ответ на то, что произошло. Когда учитель, качая головой, вернулся к теме урока, Чарльз опять посмотрел на меня, но улыбка его растаяла так же быстро, как и появилась. И теперь мне снова выдалось посмотреть на его серьёзное выражение лица. — Прости, но я не могу бездействовать тогда, когда тебе плохо. — С чего Вы взяли, что мне плохо? — холодно ответил я, и это прозвучало на удивление убедительно. Но не для Чарли. Мы оба знали, что это маска. Один пытался сорвать её, а другой старательно пришивал её на себя. — Майкл, — Чарли снова наклонился ко мне, да так близко, что наши носы почти соприкоснулись. — Я твой господин, я чувствую тебя лучше, чем кто-либо. Я знаю тебя, твои прикосновения, твои взгляды, перемены настроения, ощущаю твою боль и радость. Пусть не так отчётливо, как ты сам, но этого хватает, что бы понять тебя. Не стоит отнекиваться или отрицать очевидное. Ты связан со мной нерушимыми узами. Этого не отнять и не переделать. Ты весь принадлежишь мне, Майкл. У меня не нашлось, что ему ответить. *** Основные занятия кончились, и настало время для дополнительных. До знакомства с Чарли я посещал многие кружки, оставаясь в академии чуть ли не до закрытия, но редко записывал себя в списки как официального члена группы, который не должен был пропускать собрания. Так что меня никто и не трогал, не отчитывал за прогулы. Тем более, вся академия теперь знала меня чуть ли не в лицо. По имени — точно. И все прекрасно понимали, в каком я положении, что даже в академии два дня не появлялся вместе со своим господином. Сейчас я мог спокойно пойти в тот или иной кружок, где меня примут снова, позволят заниматься вместе со всеми. Проще говоря — убить время, пока Чарли усердно тренировался с Джеймсом. Хотя насчёт усердности можно было поспорить. Радует то, что принц хотя бы понимает, что завалить своеобразный экзамен по фехтованию ему ничем хорошим не обернётся. Я мог бы точно так же тренироваться с Гэри, но у того расписаны дополнительные занятия, ибо он всё же не семи пядей во лбу — проблемы с учёбой есть, которые надо было решать. Гэри искренне извинился передо мной и перенёс тренировку на завтра, заявив, что если он не явится — я могу самолично его побить. Бить я приятеля, конечно, не собирался, но лишиться собеседника на богом выделенное время вдали от Чарли было печально. Но, с другой стороны, мне нравилось одиночество. Я привык к нему, как к чему-то обыденному. Быть невидимкой и появляться только тогда, когда требовали обязанности старосты, было чуть ли не раем. Только вот понимаешь это тогда, когда о тебе знает чуть ли не вся страна, что там академия. Чарли предлагал мне отправиться с ним на тренировку, посидеть в сторонке и понаблюдать за тем, как он и его давний друг будут колоть друг друга тренировочными шпагами. Но я отказался, заверив, что давно хочу почитать что-нибудь в библиотеке. Тем более, если тренер не определил нас в одну команду — то это, скорее всего, значит, что мне именно нельзя видеть, какие приёмы использует Чарли. Тренер же не от скуки пары выбирал. Я действительно пошёл в библиотеку, но прочитать что-то у меня просто не получалось. Я читал текст, но все слова вылетали из головы, не складываясь в логическую цепочку. Суть повествования до меня не доходила, потому что мысли были о другом. После нашего разговора, на перерыве Чарли не возвратился к его теме. Опять молчал, смотрел изучающе и вёл себя так, как обычно. Мне от этого и легче и не легче. Принц не оставит это просто так, он докопается, добьётся того, чего хочет, хочу я этого или нет. От одной мысли, что дома он снова припрёт меня к стенке, разорвёт оболочку, распустит швы, которые я годами так тщательно затягивал, и спровоцирует выложить всё на чистоту… От одной такой мысли хочется снова спрятаться, уехать подальше, лишиться памяти и смотреть на всё взглядом того Майкла, которого больше нет. Холодного, строгого старосты, имеющего непробиваемое и каменное лицо. Когда я стал так много краснеть? Так много дрожать? Бояться? Я не знал, что моя защита имеет так много трещин. В них и просочился Чарли, найдя сердцевину и разламывая изнутри. Отрывая от меня куски и оставляя истину беспомощной. Почему Чарльз Хилл всегда добивается того, чего хочет? Мне ничего не остаётся, как запустить пальцы в волосы и со стоном треснуться лбом о раскрытую книгу, вроде бы, про природу. Библиотекарь раздражённо просил вести себя тише, но его слова едва долетели до меня. Чарли просит открыться, рассказать. Но рассказать, в общем-то, нечего. Пересказать наш с Саймоном разговор? Поведать про сон? Или признаться, что у меня от его взгляда руки дрожат, если не всё тело? Перед глазами плывёт от простых касаний и легкие работать отказываются. А причина неизвестна. Да принц не то обо мне подумает. Психом посчитает. Я сам готов себя им объявить, ибо я не знаю другого объяснения этому всему. Этим мурашкам, жару, сердцу, которое не успокаивается. Может, я просто болен. Только что это: тахикардия или чёртов принц? — Молодой человек, Вам плохо? — оборачиваясь на мои отчаянные стоны, спросил вконец раздражённый библиотекарь. Понятное дело, я сижу тут без дела уже час и мозолю ему глаза. Я на его месте давно бы выпнул нарушителя спокойствия из зала. А нет, тот Майкл бы так поступил. Себя же нового я ни черта не понимал. — Нет, извините, всё нормально, — отлипая от книжных страниц, извинился я и, сдав книгу, вышел из библиотеки. Время тренировки заканчивалось и мне предстояло снова встретиться с объектом своих мучений, а потом поехать с ним домой и, вероятнее всего, разговаривать. Я шёл, крепко сжимая в руках учебную сумку. Ноги передвигались неохотно, и чем быстрее я приближался к тренировочному залу, тем сильнее болело сердце. Будто на смерть иду. Я так перед экзаменами полтора месяца назад не волновался. А что, если рассказать принцу всю правду — не такая и плохая идея? Что, если он поймёт и пояснит мне, что это всего лишь привыкание к кровной связи? И не надо ничего бояться, дрожать. Ведь Чарли так не делает, ему совершенно нормально рядом со мной и с другими тоже. Он реагирует на всё, что бы я ни делал, спокойно и без лишних эмоций. Принц бы не стал скрывать, как я. Так почему это даётся так тяжело только мне? Потому что я — слуга? Люди с «королевской» кровью переносят это легче? Но с чем это вообще связано? Такого в кодексе не прописано и даже вскользь не упоминается. Может это потому, что я по каким-то причинам стал его слугой на год раньше? Чем ещё это объяснить? Чарльз смотрит так, будто знает. А вдруг он действительно знает, что это такое? На это наверняка есть простое объяснение, как и на всё в этом странном мире. Если Чарли знает, то нет поводов для волнения. Он хороший человек, он поймёт меня. Сможет. Заставил же излить ему душу и свою открыл в ответ. На удивление самому себе, я ускорил шаг и даже слегка улыбнулся. Верно, хватит уже дергаться по поводу и без. Кто, как не господин, объяснит своему слуге причину чего-либо? Мы созданы помогать друг другу, быть глазами и ушами друг друга, понимать друг друга, чувствовать. У меня нет причин не доверять Чарли, как и ему не доверять мне. Тут я замер, услышав знакомый голос за поворотом коридора. Чарли тихо с кем-то разговаривал, и слов было не разобрать. Ну, не удивительно, сейчас ведь на всём этаже идут занятия. Наверняка опять шутит над Джеймсом. Я прикрыл глаза, стараясь выровнять дыхание и сохранить спокойное, бесстрастное лицо. Просто выглядеть, как обычный, повседневный Майкл. Чтобы не было лишних вопросов и лишних ответов не по теме. Чарли, надо поговорить. — Чарли… — начал я, уверенно заворачивая за угол, но так и не договорил, оставшись стоять с открытым ртом. Девушка. Та самая вчерашняя девушка, о которой я сегодня почти и не вспоминал. То самое наваждение, прекрасная фея, что смотрела на Чарльза с искрящимся обожанием и томными вздохами. Стройные ноги, оголенные, наполовину скрытые прямым синим платьем до колен. Её кудри, собранные в роскошный высокий хвост, снова блестели в свете дневных солнечных лучей. Они, похожие на золотые нити, рассыпались по плечам. Стоя на носочках, она прижимала тонкие ладони к вспотевшей от тренировок шее принца. Чувственные, пухлые губы уверенно целовали чужие. Чарли же, всё ещё одетый в тренировочный костюм, стиснул пальцами её запястья и смотрел прямо в лицо, не стесняясь и не закрывая свои глаза. Я обомлел, застыл, умирал тысячу раз и беспощадно возрождался снова. Чарли и эта таинственная девушка целовались, стоя посреди почти пустого коридора и даже не спеша заканчивать. Брови принца нахмурились, а девушка внезапно застонала, льня сильнее в попытках прижаться, касаться Чарли всем своим худеньким телом. Я испуганно огляделся по сторонам, понимая, что опять не могу дышать. Надо было бежать, исчезать, пока не заметили. Но я не мог сдвинуться с места. Тут сумка выскользнула из рук, и я не успел её поймать, прежде чем она с характерным звуком упала. Чарли вздрогнул, моментально отодвинул от себя девушку и ошарашено взглянул в мою сторону. Он узнал меня тут же, и в глазах синих заплескался ужас. Его тело инстинктивно дернулось вперёд, но я, прижимаясь спиной к стене, вскинул руку, останавливая его. В глазах принца — недоумение. Внутри меня — апокалипсис. Не подбирая сумки, я со всей мочи бросился бежать. Я не знал, почему убегаю, почему не хочу с ним поговорить и отчитать за нарушение правил академии, которые запрещали заниматься подобным в стенах этого учебного заведения. (И пусть это не такое и важное правило, которым пренебрегают все.) Почему-то сердце саднило, а легкие мои горели огнём, но отнюдь не от быстрого бега. Страх быть пойманным и адреналин отплясывали чечётку по моим нервам, заставляя бежать. Неведомо куда, неведомо зачем. Просто скрыться или исчезнуть. Дороги не было, перед глазами — поцелуй. Губы принца и губы девушки, их соприкосновение и глаза. Синие глаза. Я знал, что Чарли побежал за мной, окликая и прося остановиться, но совсем не слышал из-за бешеного стука в голове, подобного самой сильной за всю историю человечества грозе. Я выбивался из сил, петляя коридорами, огибая ошарашенных, немногочисленных учеников. Было подумал, что оторвался, пока за руку резко не схватили, пригвождая к месту, и придержали, чтобы не упал. Страх забился в горло противным комком, заставляя замереть, а сердце шло на износ. Игнорировать и не оборачиваться было бессмысленно, вырываться бессмысленно. Всё не имело смысла, когда тебя уже поймали. Я резко обернулся, приготовившись встретить такой родной и невыносимо прямой взгляд сапфировых глаз. Готов был рассыпаться на кусочки прямо здесь, без возможности восстановления. Был готов выложить всё начистоту и перерезать себе запястья… Но на меня смотрели жгучие, не имеющие дна и подобные тёмному дереву карие глаза Кайла Лорпрэнгтона.