Кровный слуга

POV Чарли Трёхчасовой сон отнюдь не полезен для организма, и я прекрасно это понимал. Но то, что свалилось нам на голову, то, что ещё грядет, вызывало кошмары и противное чувство беспокойства. Короткий, но крепкий сон вошёл у меня в привычку ещё с малых лет, когда установленные отцом правила возымели действие для десятилетнего маленького принца. А спугнул сон не столько очередной мутный кошмар, сколько скрипнувшая входная дверь. Я с трудом открыл глаза, различая перед собой светлеющее небо за окном в комнате своего слуги. В голове каша из пустоты с обрывками выветривающегося из мыслей сна, горло сухое, как пустыня, болит. Наверняка простудил. Я приподнялся на локтях и бросил взгляд на вошедшую служанку Джейн, что пришла добросовестно выполнять свою обязанность — ухаживать за Майклом. Могла ли Джейн догадываться, что ей придётся будить двоих? Я лениво улыбнулся в ответ на её удивлённо-смущённый «ах» и приложил указательный палец к губам, намекая вести себя тише. Слегка покрасневшая девушка покорно прижала ладони ко рту и опустила глаза. Майкл спал на спине, спал крепко, сморённый усталостью и новым душевным потрясением. Ладони лежали на груди, пальцы слегка подрагивали. Волосы разметались и забавно торчали во все стороны. Вечно напоминали мне мои собственные, только в отличие от Майкла, я их особо и не расчёсывал, не ухаживал. Я с нежностью провёл кончиками пальцев по его щеке, обводя родинку и спускаясь к губам. Они были обветренными и искусанными, что я так явственно ощущал, пока целовал его… Целовал его. Целовал. Его. Я, встряхнув головой, поднялся с кровати и заботливо укрыл Майка чуть ли ни с головой, повернулся к служанке. — Дай ему ещё минут двадцать, — попросил и получил в ответ низкий поклон. Два шага и я уже в своей комнате. Как удобно всё-таки. Хозяин всегда вставал на час позже своего слуги, но сон как рукой сняло. Ничего не оставалось, кроме как пойти и привести себя в порядок, не дожидаясь собственных сиделок. Если к Майклу приставили одну, то за мной приглядывали сразу три, которых трудно было уговорить пойти и потратить выделенное на меня время с пользой. Но ведь маленький принц давно перестал быть таковым. Я могу позаботиться о таких мелочах, как отмывание в душе собственного тела. Какими бы традициями не руководствовались наши предки и мой отец — на дворе давным-давно гуляют другие нормы, другой век. Только он отказывался это понимать. Холодная вода отогнала сонливость окончательно. В памяти вспыхнули шокированные чёрные глаза. Майкл, такой ошарашенный, весь покрасневший предстал передо мной во всех деталях. Не прошло и пяти часов, как я позволил себе разрушить установленные между нами границы и возвести вместо них баррикады. Да, как только Майки проснётся — они появятся, вставая невидимой преградой. Новой. Я раздражённо ударил кулаком по стенке душевой и подставил затылок под струи воды, крепко жмурясь от досады. Всё между нами только начало налаживаться, а теперь что? И какой чёрт меня дёрнул лезть и целоваться? Ладно простой, невинный поцелуй в висок, в щёку, на худой конец, но это… А ведь слуга даже не сопротивлялся, поддался, не бил, не ругался. Даже не сбежал, так и уснул под моим боком, ведь мог полноправно выгнать. И мой статус королевского сынишки не имеет никакого значения по сравнению с его чувствами. Но куда же он может уйти от кровного партнёра, куда может деться? Никуда. Я провёл по своим губам, вспоминая вкус губ Майкла, таких истерзанных, но мягких и покорных. Блеск в его глазах, румянец щёк в полумраке тихой спальни, рваные вдохи, которыми он восполнял стремительный упадок кислорода, пока я без разрешения целовал. Улыбка сама растянула губы, пока тело вспоминало томные ощущения переливающейся по венам энергии, как моей, так и слуги. Как связь переплеталась теснее, стягивалась, соединяя обоих. И кровь бунтовала, прилипала намертво к коже красными бусинами-крапинками. Это был не просто поцелуй, это сближение, безмолвное подчинение, примирение с кровной связью, конечное осознание того, что человек напротив — рождён именно для тебя. Но какими бы вкусными, какими бы странными не были эти ощущения — я не имел права поступать так с Майки. А что, если ему противно, отвратительно? Но с другой стороны он ответил мне, нерешительно, испуганно, но ответил. В этот момент слуга ощущался как никогда чётко, ярко, будто я являлся им, а он — мной. Я вышел из душа, на автомате вытирая распаренное тело первым попавшимся полотенцем. Мысли — с Майклом, а предчувствие завыло волком где-то на окраине подсознания. Не глядя выбрал нижнее белье, надел домашние длинные штаны, в которых спал сегодня. С разбега прыгнув на кровать, я уткнулся носом в холодную подушку, чувствуя, как качается широкая и мягкая, подобная пуху, перина. От разочарования в самом себе захотелось сброситься с того самого балкона, на котором мы с Майклом и ступили на путь сближения, открыли друг другу души. Но из груди вырвался только стон. Этот парень только недавно начал чаще улыбаться мне, доверять, даже ревновать, что само по себе странно и глупо, но приятно до одури. Ведь это не походит на поведение человека, которому я безразличен. А я взял и всё испортил. Как я смогу защитить страну, если доверия слуги не могу добиться? Не рождалось ещё на свете таких неудачников-принцев, определённо не рождалось. *** Вопреки моим догадкам, Майкл вёл себя так, будто ничего и не было, только вот смотрел на меня вдвое меньше, чем обычно. То есть только тогда, когда я просил. Отпечатками бессонницы были круги под его глазами, они сквозили в тихом, спокойном голосе. Но идеально сидящий по фигуре костюм, прямая осанка, уложенные волосы и моментальное выполнение просьб не выдавали душевного состояния слуги после вчерашнего переполоха. — Майки, всё хорошо, может, в замке останемся? — уже в машине предложил я, поглядывая на него с улыбкой. — Ваши извечные поблажки самому себе, чтобы не ходить на учёбу, не являются здоровым показателем поведения будущего короля, — он на секунду бросил на меня сердитый взгляд, но тут же отвёл его и уставился в окно. Руки сложил на груди и всем своим видом показал, что разговаривать на эту тему больше не хочет. — Я в порядке, спасибо. Я похлопал слугу по плечу, стараясь уловить его эмоции, хоть какой-то намёк на то, что он помнит о случившемся. Злость или обиду. Но Майкл никак не отреагировал на жест, игнорируя меня полностью. И такое его поведение настораживало, поднимало внутри чувства стыда и растерянности. Ведь страшно было не тогда, когда слуга злился и отчитывал, страшно — когда молчал. *** — Стоп, подожди… ЧТО ты сделал? Тренировочный зал по счастливой случайности оказался пуст, так что ничего не мешало двум парням после основных занятий отработать основные приёмы и тем самым подготовиться к фехтованию. В специальной форме всегда было жарко, но мысли, что водоворотами крутились и сменяли одна другую, невольно отвлекали и заставляли игнорировать струящийся по спине пот. Занятия, как ни странно, помогали немного расслабиться и отпустить беспокойство на час-другой. — Джеймс, — сделав выпад, который отрабатывал уже минут двадцать, я тяжело вздохнул и печально взглянул на друга. — Я поцеловал его, в третий раз тебе повторяю, ты уши хоть иногда чистишь? Джеймс опустил шпагу и застыл, переваривая полученную информацию. Его лицо, обычно безэмоциональное, имело чёткий оттенок шока в выгнутых смешной дугой зелёных бровях, хотя глаза оставались спокойными. Но он быстро испарился, уступая место фирменному взгляду. Таким взглядом друг смотрел лет в пятнадцать, когда я втянул его в свои словесные разборки с парнями из параллельного класса. Кулаками проблему не решишь, а вот словами — очень даже. То дело закончилось жалобой на нас и выражением лица Тея, из которого можно было составить целое предложение, а именно: «МОЙ ДРУГ — ПРИДУРОК». — Зачем? — спросил Джей, возобновляя упражнения и не сводя с меня пристального взгляда. — Не знаю, — честно ответил я, с силой взмахнув рассекающей воздух с характерным звуком шпагой. — Ты ведь слышал ночные новости? — Естественно, — кивнул друг, отбрасывая с лица упавшие ядовито-зелёные пряди. — В библиотеке чуть ли не на каждом столе лежат свежие газеты. И когда только успели напечатать? На первой странице — развалины домов и вы с Майклом. И зачем было слугу туда тащить? Знаешь же прекрасно о его прошлом. — Он сам вызвался поехать! Раньше никогда не пререкался, а здесь и слова мне вставить не дал, — я улыбнулся, вспоминая решительного, но такого милого Майкла. — Разве ему вообще можно отказать? — Ты забыл, кто из вас господин? — нападая на меня, спросил Джей, я отскочил и блокировал удар.– Твое слово имеет для него вес, надо было просто настоять. — Знаю, друг, но, видимо, моя воля против него бессильна, если она вообще есть, — я нахмурился, нападая в ответ и встречая сопротивление. — Дело-то не в том, что я повёз Майка туда. После этого безумия я пришёл к нему в комнату, чтобы под глупым предлогом проверить, как он. И он не спал, так что я решил побыть подольше. После этой беготни и разговоров с отцом я сам был без задних ног, а когда почувствовал, что скоро вырублюсь — поцеловал его. — Просто взял и поцеловал? — Да, просто взял и поцеловал! Я сделал резкий выпад, нападая на друга с боку. Метил в бедро, но промахнулся. Джеймс отошёл назад, уворачиваясь от яростных атак. Я, стиснув зубы, размахивал шпагой с целью выпустить накопившийся пар. Весь день Майкл держался отстранённо и разговаривал преимущественно с Гэри. То убегал на отдельные уроки лично для слуг, то отказывался перекусить вместе, ссылаясь на обязанности старосты, которые, по факту, выполнял в одиночку. Хотя я не имею ни малейшего понятия о том, чем занимаются обычно старосты — предложил помощь, но в ответ получил лишь покачивания белоснежной головы и «положитесь на меня, господин». Джеймс отбивался, изредка нападая и позволяя мне совершать ошибки, лишь бы успокоиться быстрее. Я рычал от усердия, перемещаясь по всему помещению. Но вскоре выбился из сил и устало приземлился прямо на пол посреди зала. Опираясь о холодный шершавый пол руками, я откинул голову и тяжело задышал. Всё мышцы гудели и горели от интенсивной тренировки, даря долгожданное облегчение. Джеймс присел возле меня на корточки и красноречиво покачал головой, протягивая бутылку воды. Я благодарно кивнул и с удовольствием приложился к горлышку. — А у вас с Гэри ничего подобного не происходило? — поинтересовался. — У нас? — Джеймс возвёл глаза к потолку, вспоминая. — Да нет. Он шумный и очень эмоциональный, постоянно просит ему что-то поручить. Если Гэри — мой слуга, то всю мою энергию впитал в себя именно он, пока природа связывала нашу кровь. Злится, когда я долго с ним не разговариваю, хотя не вижу смысла болтать о всякой ерунде, но ему это, видимо, физически необходимо. Вечно вытаскивает меня на улицу и ведёт куда-то развлекаться. Я бы это время с такой пользой мог провести, поспать, например, — друг приложил ладонь к груди в память об утраченном времени и ухмыльнулся так, как не ухмылялся очень давно, чем вызвал моё удивление. — Но, видят Боги, мне слугу обижать не хочется. За Гэри забавно наблюдать, он милый, хотя и странный. И у нас с ним… нет, никаких подобных ситуаций не было. — Вижу, он тебя натренировал с людьми разговаривать нормально, ты в последнее время такой активный, не узнаю, — я тихо засмеялся, благодаря золотого слугу своего друга, но веселье моё быстро сошло на нет. — Значит, не было… — Ты Майклу таким способом спокойной ночи, что ли, пожелал? — вернулся к теме разговора Джей. — Нет, да, не знаю. Я не осознавал, что делаю, понимаешь? — я отодвинул полупустую бутылку и всмотрелся во внимательные тёмно-серые глаза моего друга и верного советчика. — Мне захотелось, и я, поступив эгоистично, поцеловал своего слугу. — У всех действий и желаний есть весомые причины, ты же это понимаешь и сам, дурак. Если даже ты не знаешь их, то я — тем более, — Джей задумчиво пожевал губу. — Ты в него часом не влюбился? Я, уставившись на друга, вдруг расхохотался во весь голос. Тей лишь закатил глаза. — Возможно, — успокоившись, хмыкнул я. И снова заулыбался, вспоминая своего слугу. То, как он беззвучно шевелит губами, когда читает. Его лицо, что становится открытой книгой, стоит ему глубоко задуматься и абстрагироваться от реальности. То, как он иногда вздрагивает во сне, шепчет что-то, дёргается. То, как сцепляет вместе пальцы в начале урока и сидит так до конца, слушая учителя. Вспомнил его родинки на лице, светлые прямые ресницы и даже шрам на плече, неизвестно чем или кем оставленный. Его смех, искренний и громкий. И податливость, мягкость, что сидели так глубоко внутри, проявились в том ночном танце и так сильно понравились мне. — Возможно, и влюбился. *** Как только мы с Майклом прибыли домой, обоих сразу же увели по различной важности делам. Джеф встретил нас у главного входа, поклонился и передал мне сообщение от матери. Слугу же моего забрал для того, чтобы дать ему новые поручения и наставления. Хотя основное обучение для Майки закончилось, он ещё многого не знал о делах, что решаются в этих каменных стенах. Возникшую у меня после тренировки с Джеймсом ярую потребность поговорить со слугой пришлось отложить. От нетерпения хотелось ослушаться мать и, бросив всё к чертям, разыскать Майки, а потом уехать куда-нибудь в уединённое место и разобраться в чувствах. И в его, и в своих. Я бы сделал это, будь я сыном, например, торговца в рыбной лавке, у которого и обязанностей то всего три: помогать ловить рыбу, чистить её и следить, чтобы никто не спёр прямо с прилавка. Но ответственность на мне лежала куда более серьёзная, и временами хотелось умереть под грудами этих бумаг в кабинете отца, где я почти каждый день заменял его, перечитывая документы и разговаривая сразу с пятью людьми одновременно, что звонили с разных телефонов. Можно ли мне жаловаться? Нет. На отца дел сыпется гораздо больше, он сутками может тут сидеть или разъезжать по городам, встречаясь с каждым главой каждого города лично. Реже, чем я, отца видит только мама. Ведь женщинам не пристало заниматься серьёзными государственными делами. Она к отцу-то ездила только за тем, чтобы навестить, потому что тосковала. Хотя во всем мире, в каждой стране давно прошёл и был одобрен феминизм, в некоторых монархиях народ ещё верил, что только мужчинам пристало выполнять ответственную и тяжёлую работу. Мама никогда не решалась лезть в дела своего мужа, всегда была покорна и рассудительна. Она представляла собой одного из самых приближённых к королю советчиков, в число которых входил и Джеф. Но в развитие страны она участвовала: устраивала благотворительные балы, следила за тем, чем интересуются люди, учавствовала в проектировании новых зданий, парков. Именно она распорядилась отправить пострадавших во время Огненного бунта сирот обучаться в Академии и жить за её счёт абсолютно бесплатно. Если, конечно, приютившие некоторых сирот родители были не против этого. Отец всегда смеялся, радуясь успехам жены, и полюбовно целовал её ладони, называя своим благословением и ангелом, сошедшим с небес прямо к нему в объятия. И напрочь игнорировал слабое сопротивление и намёки, что рядом находится их ребёнок, который наблюдает и хихикает, смешно морщит нос на проявление родительской любви друг к другу. — Пусть смотрит и учится, ведь когда-нибудь этот оболтус влюбится тоже. Как же он будет ухаживать за своей возлюбленной? — рассмеялся отец, подмигивая десятилетнему мне, а я показал ему язык, вызвав удивление. — Только посмотрите на него! От такого легкомыслия все дамы разбегутся! Он подошёл ко мне и присел на корточки, заглядывая своими светло-голубыми, чистыми глазами прямиком в душу. От такого взгляда шли мурашки по рукам и по всей спине. Хотелось отвернуться, одновременно с этим смотреть не прерываясь. Мне не раз говорили, что я унаследовал эту черту, чему был бесконечно рад. Отец растрепал мои волосы, не обращая внимания на недовольный взгляд мамы, которая битый час укладывала их. Но была в нём и бескрайняя любовь к своему мужчине и сыну, которому только предстояло стать мужчиной. — Чарли, ты же знаешь, что это не красиво, верно? — усмехнулся отец. — Прекрасно знаешь. Так что впредь не делай так. По крайней мере, при маме, а то нам обоим влетит. Стань серьёзнее, совсем скоро ты пойдёшь в Академию, которую заканчивали ещё твои прабабушки и прадедушки. — Хорошо, пап, но разве ты сам стал серьёзнее? — округлив глаза, спросил я, на что он смешно пожал плечами. Я решил задать другой вопрос, чтобы подольше посидеть с ними и не иди спать так рано. — А я правда влюблюсь? — Ну, конечно, правда! — закивал король, бросая нежный взгляд на свою жену. — Возможно, и не раз. Но когда ты встретишь свою настоящую любовь, одну из множества — ты поймёшь, может, не сразу, но поймёшь, что это она. Ведь главное отличие простой симпатии от любви в том, что с самыми любимыми мы проходим через потоки нежности, доверия и боли, которую, кажется, не вынести. Которая есть и будет, как бы ты не старался её подавить. В то время, как симпатия даёт возможность почувствовать себя свободным, счастливым. Время, проведённое с людьми, которым ты просто симпатизируешь, кажется самым лучшим в твоей жизни. Но никакой друг не сравнится с человеком, которого ты любишь, с теми эмоциями, что он дарит тебе. Симпатию и любовь часто путают, сын. А ты помни мои слова — не спутаешь! — Ты слишком сильно нагружаешь ребёнка, Томас, — подходя и кладя руку на плечо мужу, забеспокоилась мама. — Чарльзу, как маленькому королю, следует знать такие вещи заранее, — разглядывая моё лицо, ответил отец. — Он же будущий король, у которого должна быть королева! И он будет добиваться её всеми силами, правда, сын? — Да! — рассмеялся я, вызывая искренний смех у всех членов королевской семьи. И тут в комнату ворвался Джеф. Слуга был бледнее обычного, весь запыхавшийся и с таким не свойственным ему страхом на сухом лице. Даже форма его не сидела так идеально, как всегда. Глаза лихорадочно забегали по комнате и остановились на короле, который моментально вскочил и бросился на встречу. Джеф прижал ладонь к сердцу и тяжело выдохнул, пытаясь успокоиться. Мужчина был в откровенном ужасе. Мать подхватила меня на руки и прижала к сердцу, в то время как сам я понятия не имел, что происходит, и тупо смотрел на прислугу своими большими детскими глазами. — Джеф, что стряслось? — голос отца звенел от напряжения, хотя минуту назад был бесконечно нежным. — Ваше Величество, — пытался совладать с собой Джеф, благодарно хватаясь за королевское плечо. — Город горит, все улицы в огне, Ваше Величество… всё в огне… Я повертел головой, отгоняя давние воспоминания, и отложил на край стола очередной наполненный умными словами документ. Сейчас, вспоминая тот поздний вечер, я ощутил некое подобие дежавю. Ведь страх Джефа — точная копия страха служанки Джейн, даже атмосфера в обеих комнатах похожая. Что восемь лет назад — с родителями, что сутки назад — с Майки. И от этого по телу распространялось липкое предчувствие чего-то необратимого. Это поняли все. Даже для жителей города уже не секрет, что правительство находится не в выгодном положении. Не может выследить и поймать врага. Мятежники что-то замышляют, что-то ищут. И мне нужно быть сильным, чтобы помочь отцу и защитить свою семью, частью которой стал и Майкл. Кстати о нём. За окном уже давно стемнело. Я кинул взгляд на часы и присвистнул. Просидел тут целый день, даже не поужинал. Доложить всё отцу я мог и завтра утром. Майки наверняка ещё только готовится ко сну. Каким бы кощунством не было моё вмешательство в его личное пространство в столь позднее время — разговор должен был состояться любой ценой и желательно поскорее. Я поднялся из-за стола и вышел из кабинета, запирая его на ключ. Дорога до комнаты слуги заняла не более трёх минут. Постучав по двери, я вошёл в комнату и застал там расправляющую кровать служанку. Майки же в помещении не наблюдалось. — Ваше Величество! — вскрикнула Джейн, от испуга выронив покрывало. Она постоянно краснела при моём появлении и опускала свои глаза. Интересно, наедине с Майклом она делает то же самое? — Если вы ищите господина Майкла, то он в уборной. — Можешь поторопить его, пожалуйста? — я закрыл дверь и опустился в кресло, улыбаясь ей. Девушка тут же подлетела к двери ванной и робко постучала, прислушиваясь. — Господин Майкл, к вам пришёл Его Величество господин Чарльз. — Скажи, что я занят, — послышался приглушённый голос слуги. Я усмехнулся. Так и думал, что этот упрямец откажется меня принимать. Джейн растерянно повернулась ко мне, я закивал в ответ. — Но он настаивает на встрече, господин. — Ну и что? Пусть идёт спать, время не детское уже — так ему и скажи! Джейн вздохнула, а я поднялся с места и отпустил её, обещая разобраться самостоятельно. Девушка покосилась на кровать, которую так и не расправила, но спорить не стала и поспешно удалилась. Я же тихо подошёл к уборной и прислушался к шуму воды. Умывается наверняка. Повернув ручку, легко открыл дверь. Повезло мне, что слуга её не запер, тогда пришлось бы дожидаться, пока выйдет. Майкл стоял в белоснежной пижаме и заканчивал чистить зубы, полоскал рот. Волосы высыхали после душа, закрывая высокий лоб. Взгляд, усталый до крайности, устремился на меня и тут же стал шокированным. Выплюнув воду и резко перекрыв кран, слуга сорвал полотенце с крючка и принялся вытирать лицо медленно, специально оттягивая разговор. Я подошёл ближе и от звука моих шагов он вздрогнул. — Ну, сказал же я, что занят, — поворачиваясь ко мне, обречённо выдохнул Майки и взглянул настороженно, исподлобья. — Чего это ты меня избегаешь весь день? — усмехнулся я, опираясь о край раковины и с удовольствием наблюдая за его растерявшимся на миг самообладанием. — Я не избегаю вас, — парировал слуга, ставя на место зубную щётку. — А что ты делаешь? — Ничего. — Ты избегаешь меня, потому что не можешь находиться рядом и чувствовать себя спокойно, — я выпрямился и подошёл ещё ближе, заставляя его напрячься и отстраниться. Мягко взял под локоть, притянул обратно и развернул к себе лицом. Взял за подбородок, приподнял и заставил смотреть в глаза, зная, что он не осмелится вырываться. — Даже сейчас. — А кто был бы спокойным, когда к нему в уборную врываются, а потом хватают? — тихо и холодно спросил Майкл, но с нотками выдающего его с потрохами волнения. Слабые попытки вырвать руку заканчиваются провалом. Минуту он сердито смотрел в ответ, а после отвёл глаза и слегка покраснел. — И кидаются с поцелуями… — Тебе не понравилось? — тихо рассмеялся я, получая в ответ молчание и нервно дёрнувшуюся бровь. — А мне понравилось. И, пользуясь его замешательством, я прильнул к его губам в лёгком и невинном поцелуе. Этот поцелуй в корне отличался от предыдущего, ведь теперь я осознавал, что делал, и мысленно убивал себя за несдержанность. Пришёл поговорить, извиниться, а на деле повторил ошибку, да ещё и специально. Я сминал губы Майкла почти невесомо, слизывая остатки мятной зубной пасты, и смотрел прямо в чёрные омуты его глаз, внутри которых взбесились и задрожали огоньки. Он не отвечал и не отталкивал. Скорее всего, с самого начала он ждал именно заготовленных мною ещё днём извинений, а вариант того, что поцелуй повторится, отбрасывал сразу. То, что мне безумно нравилось происходящее, было правдой. Всю нежность, скопившуюся внутри, я отдавал Майклу без каких-либо условий. Потому что хотелось, потому что тянуло неотвратимо. Майки — как белая полоса в моей жизни, до которой я и не замечал скопившуюся за спиной черноту. Он так приятно пах, даже нотки шампуня не смогли перебить его собственный запах. Я запомнил его ещё тогда на церемонии и ни с чем не смогу больше спутать. Я наверняка пожалею о содеянном опять, но не сейчас, когда его пальцы сжимают ткань моей рубашки и нервно подрагивают. Когда он уже задыхается от такой лёгкой ласки, когда жмурится, чтобы не встретиться со мной взглядом. Я улыбнулся в поцелуй и отстранился, разглядывая лицо слуги в подробностях, запоминая заново. Он именно то, что хочется запоминать, пересматривать, перечитывать раз за разом, прикасаться вновь, вспоминать каждый день, видеть каждый день. Майкл не открыл глаза, только поджал и без того тонкие губы, замер в моих руках. Не удержавшись, я чмокнул его в линию челюсти и, пока он ничего не видел, тихо выскользнул из ванной. Закрывая дверь майкловской комнаты, я окончательно подтвердил свой статус несчастного неудачника. Разговор не состоялся, примирение тоже, а ситуация только усугубилась. Я ушёл, не найдя в голове правильных слов в своё оправдание. Потому что мне нет оправдания. Если бы он открыл глаза, в них наверняка была бы невыносимая обида. А открой он рот, чтобы сказать всё, что думает обо мне, я поцеловал бы его опять. Теперь слуга вообще вряд ли со мной заговорит, если правда не сбежит вообще. Хотя бежать ему, по сути, некуда. Но с его изобретательностью и умом… В конце концов, я уже не в первый раз срываюсь на него, откровенно домогаюсь, теряю самообладание. Но почему только на него… Я медленно шёл к себе в комнату, подавляя порывы приложиться головой о стенку. Хочется закричать и выпустить переливающуюся по венам злость, пока она не съела меня изнутри. Я уже собрался поддаться своему желанию, как заметил в конце коридора спешащего мне навстречу Лиама. Мальчишка подбежал, почтительно поклонился и вскинул на меня свой восхищённый взгляд. — Ваше Величество, Её Величество королева Миранда ожидает вас в своих покоях. Я кивнул, отпуская его, и быстрым шагом направился вперёд. Наверняка там на проводе отец, которому все отчёты, отложенные мной до завтра, нужны именно сейчас. Дверь маминых покоев была приоткрыта, сама же мама, которая явно спала до сего момента, сидела на кровати и держала трубку в руке. Я склонил голову, приветствуя её. — Папа, — тихо сказала она слегка сиплым голосом, передавая мне телефон. А потом неожиданно встала и вышла из покоев, оставляя меня одного. Я удивлённо проводил её взглядом и приложил трубку к уху. — Отец? Что случилось? Тебе нужны отчёты? — Нет, нет, сын, я по другому поводу. Во-первых, здравствуй, а, во-вторых, извини, если разбудил, — послышался усталый голос отца на том конце телефонной связи. — Нет, я не спал, а вот мама — да. — Знаю, она назвала меня бесчувственным дураком, мол, этот разговор можно было бы отложить, — тихий смешок. — Поцелуй её за меня. — Какой разговор? — я нахмурился, понимая, что речь наверняка пойдёт не о государственных делах. — Я должен был вести его с тобой лично, лицом к лицу, но времени у нас осталось мало, — отец прочистил горло; я ясно представил, как он хмуро смотрит в окно своего полукруглого кабинета в Сегестике. — Ты ведь знаешь, что совсем скоро состоится новогодний бал, верно? Миранда занимается его организацией ещё с октября. — Конечно. — Каждый год мы приглашаем много влиятельных людей как из нашей страны, так и из соседних, чтобы заводить разговоры о возможном сотрудничестве и подписывать соглашения. Нам очень важны дружеские межгосударственные отношения. Для этого мы и проводим такой крупномасштабный приём каждый год. — Да, пап, я помню это. Почти каждый бал помню. Ты мне на одном из них в первый раз дал попробовать алкоголь. — Молодец, сын, что помнишь, — рассмеялся отец, но тут же посерьёзнел. — Но речь сейчас не о самом бале, как таковом. Так вот, мы с твоей мамой посоветовались и пригласили правителей других стран вместе со своими детьми. В частности, с дочками, — он замолк на некоторое время, а я не мог понять, о чём вообще речь. — Ситуация с бунтовщиками обострилась после вчерашнего происшествия, народ всполошился, в здание суда тут, в Сегестике, за сутки поступило столько писем, сколько за месяц не поступало. — Отец, я не понимаю, к чему ты клонишь. — Я к тому, что сейчас нам, как никогда, нужна поддержка соседних стран. А, как известно, соглашения не подписываются просто так. Чтобы установить крепкую и нерушимую связь между государствами, нет способа надёжнее, чем брак. Меня будто облили холодной водой с головы до ног, покалывание прошлось по коже и остановилось на кончиках пальцев, заныло на дне живота. Я отнял трубку от уха и удивлённо осмотрел её, будто мог видеть глаза отца, смеющиеся над удачной шуткой. Но его не было рядом, он не смеялся. Я сглотнул и вновь прислушался к тревожному молчанию. — Какой ещё брак? Отец тяжело вздохнул. — Твой, сын.