Кровный слуга

Зима приближалась, накрывая Сирению своим снежным покрывалом преимущественно по ночам, когда я любил засматриваться в расписанное морозными узорами по краям окно. До декабря оставались считанные дни, до новогоднего бала — недели. Из-за приезда Его Величества всполошился весь дворец. Оставив Сегестику на попечение министра Ватсона и советника Дагласа, король активно занялся проблемами в столице. Лишившихся квартир людей было окончательно решено заселить в недавно построенные жилые дома, подальше от центра города, и обеспечить всеми необходимыми средствами. Никто не мог выехать и въехать в столицу без проверки на её границе. Практически все улицы теперь патрулировались замаскированными под простых граждан гвардейцами и городскими стражами порядка. Во всех школах и институтах король усилил охрану, приказав сыну для каждой нанять проверенных людей. И академию это тоже не обошло стороной. Директриса приняла предложение Его Величества, вспомнив не так давно произошедший взрыв, который подверг детей смертельной опасности. Теперь у ворот учащихся встречала охрана, как и у главного входа в само здание. Она стояла по периметру и чаще всего оставалась незамеченной для учеников. Пойманных бунтовщиков было решено отправить в тюрьму в нескольких километрах от столицы. Тюрьму для особо опасных преступников, психопатов и убийц. Однако таковых там осталось не так много, так что двух мужчин охраняли с особой тщательностью, учитывая все нюансы, которые были упущены в истории с побегом Алекса Флореса. Это решение принял Чарли в жарком споре со своим отцом. Королевская камера пыток, где хотели запереть мужчин, построенная ещё несколько веков назад, была оснащена всевозможным оружием и каменными толстыми стенами. Туда можно было зайти и выйти только лишь через массивную дверь с многочисленными замками и никак иначе. Но, не смотря на это, принц упёрся. — А что, если они смогут выбраться? Подумай о слугах, подумай о маме! Что, если и кто-то ещё пострадает? — кипел он от злости, упираясь кулаками в лакированное дерево рабочего стола короля Томаса. Я стоял за спиной Чарли и, поймав печальный королевский взгляд, неловко опустил голову и показал свою полную покорность. Повязка из бинтов на шее тянула горло, а запах мази для заживления постоянно витал вокруг носа. И король согласился, после чего чуть ли ни ежедневно ездил в тюрьму допрашивать заключённых и возвращался поздним вечером. Приезд Его Величества облегчил ношу Чарли. Отец строго наказал сыну отдохнуть от этой государственной суеты. Просто воспользоваться затишьем и всерьёз заняться учёбой. Год за годом приближался выпуск, и из тринадцати долгих лет обучения принцу, как и мне, остались всего-навсего шесть. До того, как он станет полноправным королём — всего-навсего семь. И король не уставал напоминать об этом, параллельно с этим разъезжая из одного конца столицы в другой. Но как только Его Величество решил одну проблему, появилась другая и совсем не шуточная. В городе стали находить трупы: в канализациях, в подвалах, в подворотнях, в жилых домах. В ходе расследования выяснилось, что люди эти никак между собой не связаны, не знакомы. Обычные, словно случайно выбранные граждане, у которых не было ни врагов, ни мотивов совершить самоубийство. Но причина смерти у всех одна — отравление зарином. Ядовитым газом. Чарли прочитал каждую папку с информацией о каждом погибшем гражданине от корки до корки, даже не смотря на мои возражения. Он рвался помогать отцу, поэтому тайком стащил эти документы с его стола, за что ему позже, конечно же, прилетит. Рассматривал фотографии и вертел в руках пакетики с наскоро пришитыми на одежды жертв кусочками ткани с изображением пламени. Хотя даже и без них было понятно, чьих это рук дело. — И всё же, какая им выгода с убийства невинных? — всматриваясь в мутный снимок последней жертвы, спросил Чарли и протяжно зевнул. Часы давно пробили час ночи, но принцу было наплевать на то, что утром нам вообще-то в академию. Я перестал читать ему нотации ещё где-то в двенадцатом часу: всё равно как об стенку горох. — Может, они хотят напугать людей? — ответил я, потирая практически затянувшийся порез на шее, и плотнее укутался в халат, потому что сидеть в одной пижаме было холодно. — Или нас — королевскую семью, — нахмурился Чарли и, покосившись на меня, встал со своей кровати, на которой мы расположились, открыл небольшой шкафчик в углу и вытащил полосатый махровый плед. После чего вернулся и накинул его на мои плечи. — И чего ты мёрзнешь, тепло же в комнате. Я удивлённо погладил приятную материю, после чего благодарно улыбнулся принцу и укутался в плед. Чарльз в ответ хмыкнул и снова погрузился в бумаги. Я наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц и чувствовал разливающееся тепло в груди. С того поцелуя в раздевалке мы сблизились, хотя до этого мне казалось, что быть к нему ещё ближе уже невозможно. Никто не возвращался к так и незаконченной теме о том, что вообще происходит, не вспоминал вслух объятий и блестящих огоньков в глазах. А я отложил своё признание, чувствуя облегчение от того, что между нами снова воцарилось некое спокойствие. Зачем его рушить безответными и ещё не точными чувствами? В конце концов, разве принцу сейчас до этого? Но тот поцелуй не был последним. Теперь Чарли чуть ли ни ежедневно целовал меня куда придётся. То в лоб, то в нос, то в щёки, то в шею. В губы крайне редко, но если и бывало, то в каком-то необъяснимом, непонятно мне порыве, который я чувствовал и сам. Но это ни в какое сравнение не шло с предыдущими поцелуями, какие можно было бы уверенно назвать ненормальными, учитывая, что мы оба парни. Простое прикосновение, детский способ выражения нарастающей привязанности. Мы ощущали это оба, но молчали. Но, в отличие от меня, Чарли не считал это постыдным и мог спокойно сделать на людях. А потом лишь смеялся, когда я через силу отталкивал его и морщился. Это жутко смущало и нервировало. По началу. Но в последнее время мне хотелось смеяться с ним вместе, ведь это было всё-таки приятно, хотя и неправильно до ужаса. Но я сдерживался, чтобы принц не подумал чего лишнего. Для него это простой способ проявить симпатию. Он сам сказал — это как объятия. — Стоп… смотри! — воскликнул Чарли, вырывая меня из раздумий. Я вздрогнул и шикнул на него: не хватало ещё нам быть пойманными дежурными слугами. Принц виновато усмехнулся. — Прости. Посмотри сюда, видишь это?! Я наклонился к документам, следя за пальцем Чарли. Он указывал на строчку в списке краткой информации о погибшем: Сорт крови: Первый Я поморщился. Сорт. Какое же ранговое, неприятное слово. — А теперь смотри сюда, — принц веером разложил досье на каждого погибшего и указал на эти же строчки. — У всех жертв первый сорт крови, они все являются хозяевами и имеют слуг. Их объединяет способ убийства и кровь, но… — принц устало потёр глаза и снова зевнул, — почему именно первый сорт? Вряд ли совпадение. Но ведь их цель — добраться до нас и свергнуть отца с престола, как и всю династию Хилл. Выбрать своего правителя. Причём тут это? — А вы никогда не думали, что их мотивы могли несколько поменяться за восемь лет? — я взглянул в синие глаза напротив. — От своей главной цели, как ты и сказал, свергнуть короля, они вряд ли отказались. Но раз действуют по-другому, осторожно, скрытно, то определённо не хотят проигрывать в этот раз. А значит, у них имеются большие планы. — Действуют как крысы, — дёрнулся Чарли. — Очень умные крысы. Никто ещё так долго не бегал от королевской армии. Теряются в толпе, как тени… Либо они пытаются что-то нам сказать, либо, как ты говорил, напугать. — Пугали они, скорее всего, взрывами, а убийства людей чуть ли ни каждый день — дело куда более серьёзное, — я мрачно взглянул на фото трупа погибшей женщины и закрыл папку. И как Чарли может спокойно смотреть на эти мраморные, пугающие, безжизненные лица? — А если они пытаются до вас достучаться, то явно не с предложением о мире. — Зато теперь у нас наконец-то появился след, — принц вскинул на меня победный взгляд. — Есть свидетели, семьи погибших тоже активно помогают. Бунтовщики забывают, с кем играют. Не всё за собой подчищают. Да и отец близок к получению новой информации через заключённых: долго они не протянут. — Их пытают? — по спине поползли мурашки лишь от одной только мысли о том, что гвардейцы могут делать с этими людьми сейчас. Пусть они и враги, предатели страны, но всё ещё люди. — Конечно нет! Но помучить их пришлось. Хотя отец мало рассказывает мне, — снова нахмурился принц, заглядывая мне в глаза и усмехаясь. — Все твердит учиться, а не рыться у него в столе. Говорит, когда буду сидеть на троне, меня тошнить от этих документов начнёт. — И правильно говорит! — Хей, я вообще-то стараюсь быть полезным своей стране! Вот завтра же пойду и расскажу ему о своих догадках. — Как ты, интересно, будешь полезным, если не окончишь академию и останешься ещё на один год? — Ну, я же принц, выкручусь как-нибудь, — Чарли подмигнул мне и, сложив все документы аккуратной стопочкой, встал, отставляя их на рабочем столе. Вернувшись, упал на кровать, заставляя меня подпрыгнуть на пружинистой перине, и распластался на покрывале звёздочкой. — На сегодня хватит. Если я сейчас же не усну, то умру. — Спокойной ночи тогда, — я встал и по привычке поклонился ему, радуясь, что меня наконец-то отпустили восвояси, и предвкушая сладкий сон. Но Чарли мигом вскочил и нагнал меня у двери. — Майкл, — крепко схватил за руку и развернул к себе лицом. Его рыжие локоны растрепались и смешно торчали во все стороны, как иголки. Эта картина умиляла настолько, что принца захотелось потискать. И тут же я тяжело сглотнул, испугавшись собственного желания. Что за бред? Я медленно становлюсь похожим на господина. Как говорится, с кем поведёшься… — Не шуми там только. — Я-то не буду, — фыркнув, я развернулся, но меня снова остановили, мягко взяв за подбородок. Чарли накрыл мои губы своими и нежно поцеловал, задерживаясь чуть дольше, чем обычно. Погладил пальцами бледную шею, обводя родинки, и отстранился, с прищуром глядя в глаза. Я не успел заметить, как прикрыл их на пару мгновений — лишь половина от секундного поцелуя, и вновь открыл. Отстранился, проглатывая неловкость, и вжался в дверь, чтобы сбежать от близости. Если принц продолжит так делать, то совсем скоро раскроет меня, потому что прятаться всё сложнее и сложнее. — Чарли… — я немного замялся, но смог взять себя в руки и поднять голову. В его взгляде лишь нежность и немой вопрос. — Зачем ты… Почему продолжаешь это делать? Мы ведь говорили уже. Разве это не… — Вот ты стоишь, говоришь, спрашиваешь — почему? А мне снова хочется это сделать из-за того, что степень твоей очаровательности повышается в разы, когда смущаешься, но пытаешься казаться серьёзным, — улыбнулся Чарли, продолжая поглаживать мою шею, скользя кончиками пальцев по тонкой царапине. — Я не могу тебе сказать, Майкл Кайси, почему хочу целовать тебя. — Но… — Просто ничего не говори, — Чарли прижал палец к моим губам, а после по-ребячески растрепал волосы. — Спокойной ночи. И он выпустил меня из своих объятий, позволяя скользнуть в холодный коридор и скрыться в своей комнате незамеченным. Комната показалась мне непривычно холодной и пустой, такой темной и безжизненной по сравнению с комнатой принца. А может дело не в интерьере, а… в самом принце? В своих раздумьях, что мучили меня ещё совсем немного, я тяжело рухнул на кровать и с головой укутался в пахнущий цитрусами полосатый плед. *** Кровная связь, как правило, проявляется не сразу. Она «спит» до поры до времени и не обрушивается на головы партнёров сразу. Чтобы дать ей возможность «расцвести», хозяин и слуга обязаны проводить много времени в тесном контакте, тем самым способствуя её укреплению. И только тогда каждый из них сможет прочувствовать, как она нарастает. Чем больше теплеют отношения — тем сильнее реагирует организм. Однако если же один не признаёт другого, то это оборачивается нешуточными последствиями для последнего. Связь не притупляется, а, наоборот, точится и вызывает ощущение покалывания по всему телу, настолько болезненное, что может вызвать психические расстройства. Это тоже своеобразное укрепление, но лишь в негативном и опасном для организма и психики ключе… Я отложил «Собрание сочинений» и устало потёр глаза. Книга на самом деле читалась легко, но требовала особой внимательности. Я ещё ни одну книгу не читал с такой осторожностью, пытаясь понять и вникнуть в каждое предложение. От этого невольно начинали болеть глаза. Что казалось странным, так это то, что стиль повествования господина Винсента больше походил на художественный, нежели на научный. Ведь и сама книга оформлена, как учебник, но в его строчках было столько собственных мыслей, что возникало неловкое ощущение, будто я читаю чьи-то дневниковые записи. Прочитав в своё время кучу пособий по Кровной связи, я мало что нового подчеркнул из Собрания. Однако эта книга была старше всех нынешних учебников. В то время, наверное, она была ценным источником поразительной информации. Я снова открыл Собрание, находя то место, где остановился. Не прошло и минуты, как на всю комнату раздался грохот. — Майкл! Что делаешь? — в комнату ворвался Чарли, распахивая дверь настежь, и задорно взглянул на меня. Заметив книгу, тут же бросился вперёд и вырвал её из моих рук. — Что это мы читаем тут? — Отдай! — я, отойдя от шока, вскочил и попытался забрать книгу обратно, но принц выставил вперёд руку, упираясь в мою грудь, и стал разглядывать обложку. Медленно улыбка сползла с его лица. — Где ты это взял? — В комнате с книгами на четвёртом этаже, — честно признался я, переставая дёргаться и закусывая губу. А вдруг оттуда действительно нельзя было ничего брать? — Тебя, видимо, привлекла фамилия, — хмыкнул принц, обводя пальцем красиво напечатанное имя своего предка. Тут он нахмурился, отвёл взгляд в сторону и задумался на минуту. Потом повернулся ко мне лицом и загадочно улыбнулся. — Хочешь, покажу тебе кое-что интересное? — Нет, отдай, пожалуйста, я хочу почитать, — я вздохнул с облегчением, понимая, что ошибся насчёт секретности той библиотеки. — Я могу показать тебе лицо автора этой книги, — принц потряс Собрание перед моим носом и вскинул брови. — В смысле? — Идём. Положив книжку на стол, Чарли взял меня за руку и повёл по длинным извилистым коридорам третьего этажа. Он не спешил, поглядывая на меня и тихо смеясь себе под нос. Я покорно шёл следом, склоняя голову и тем самым приветствуя проходящих слуг. Мы спустились в холл первого этажа и снова скрылись в одном из высоких коридоров. Когда мы добрались, принц открыл двустворчатые двери просторного зала, на стены которого мне довелось взглянуть лишь один раз. В тот самый день, когда двое главных слуг знакомили меня с моим будущим домом. Наши шаги отскакивали от пёстрых стен и раздавались на весь зал. Чарли уверенной походкой прошествовал вперёд по мрамору и встал ко мне лицом. Подозвал кивком головы и перевёл взгляд выше. Я встал рядом, проследил за его глазами и ахнул от удивления. На всей стене было изображено ветвистое дерево, стволом которого являлись двери. Ветви тянулись по обе стороны, переходя на потолок и соседние стены, словно опутывая высокие окна и скрывая с них свои листья. Старая краска сохранилась удивительно хорошо. Каждый листик, сучок, кора были прорисованы в поразительных деталях. Я застыл в искреннем изумлении. И как не заметил раньше? Как не догадался посмотреть на эту стену? На ветках висели плоды свежих яблок, а в каждом виднелись лица и имена. Так это… — Семейное древо, — кивнул Чарли, сложил руки за спиной и с улыбкой наблюдая за моим восхищением. — Тут есть все мои предки и нынешние родственники, от отца и матери до троюродных тётей и дядей. Я тут тоже есть, смотри. Принц подошёл к правой стене, до которой ветки только-только добрались, умещая пока что пятерых. Я скользнул взглядом по молодым лицам Его Величества Томаса и Её Величества Миранды, а потом только по тянувшейся от них веточке с изображением Чарльза. Самое последнее на данный момент яблоко, самое яркое и одинокое. На меня смотрел широко улыбающийся рыжеволосый юноша. — Здесь мне семнадцать лет, — рассматривая свой портрет, сказал принц. — На пороге восемнадцати. Новое яблоко должны были рисовать только тогда, когда мне должно было исполниться двадцать. Но наш дворцовый художник был слишком стар, чтобы ждать так долго, поэтому родители попросили его нарисовать пораньше и отправили доживать последние дни к родным. Я — последняя его работа. — Очень красиво, — выдохнул я, разглядывая семнадцатилетнею версию своего господина, что не сильно отличалась от восемнадцатилетней. Разве что волосы короче были. — Я или работа? — самодовольно спросил Чарльз, за что получил локтем в бок, и рассмеялся. — Ладно-ладно! Кстати! Принц прошествовал к стене рядом, назад, по ветке своей семьи, вчитываясь в имена. Чем дальше, тем пышнее ветки с именами всевозможных принцесс и принцев. Я очень плохо знал королевское семейное древо, так как на уроках истории мы никогда сильно не концентрировались конкретно на составе семьи. Гораздо важнее было знать события, произошедшие во время правления того или иного короля. Я и представить себе не мог, что королевская семья настолько большая. — Вот он! Я нашёл! Иди сюда. Я подошёл к Чарли. Тот указал мне на затерявшуюся в веренице лиц одинокую ветку с одним только плодом. На нас глядел молодой юноша в тёмно-зелёном фраке со светло-каштановыми волосами, с боковым пробором и чёлкой-завитком. Он широко улыбался, но глаза его казались тусклыми и безжизненными. А может это краска выцветает? Винсент Рейнард Хилл. 1854. — Рейнард? — нахмурился я. — Его второе имя, — кивнул принц. — Сейчас уже никто не называет своих детей вторыми именами, у тебя его тоже нет. Как известно всем, раньше это являлось обязательным для всех детей благородной крови, все имели двойные имена и представлялись двойными именами. — А к восемьсот десятому году это стало пропадать, — кивнул я. — Да, мода поменялась. Но не в королевской семье. У нас это до сих пор — традиция, — Чарли улыбнулся. — У меня оно тоже есть, правда, не прописано нигде, кроме государственных бумаг и древа, а поэтому знают его единицы. Но вот откуда его знал тот заключённый… — Так Дамиан — твоё второе имя? — я тоже прекрасно помнил, как мужчина назвал принца. И это не давало мне покоя, но спросить я так до сего момента и не решился. — Да. Имена всегда подбирали с особым значением и верили, что ребёнок вырастет именно с теми качествами, что предполагает его имя. Меня назвали Чарльз Дамиан. Чарльз — означает человек и монарх. Дамиан — подчиняющий своей воле, лидер. Родители хотели, чтобы я вырос рассудительным, гуманным королём, что сможет контролировать любую ситуацию, вызывать у людей доверие и желание идти за мной. — В первый раз слышу о подобном, — поражённо ответил я. — Естественно, — самодовольству принца не было предела. Он явно чувствовал себя прекрасно, хватаясь за возможность поумничать передо мной. — Это в каком-то смысле королевская семейная тайна. А королевские тайны не положено печатать в учебниках. Я снова перевёл взгляд на изображение Винсента и нахмурился. 1854… — Но почему не указана дата смерти? — Никто не знает её, — пожал плечами Чарли, вызывая моё удивление. — Что? Я с самого детства тут сидел и учил всё это громадное дерево, точнее, все имена и даты на нём. Для отца очень важны семейные ценности, семейная история, поэтому, как только я научился хорошо читать, меня тут же повели сюда. Поэтому я знаю всё о своих предках, что дошло до наших дней. Конкретно Винсент… всё, что о нём известно, так это то, что он был учёным и старшим братом короля Никмона Феликса Хилла. Но не смог занять престол, так как являлся слугой по своему происхождению. — Ну и что? Разве прямой наследник, имеющий полные права на трон, не может быть королём только из-за… крови? — поразился я. — А почему, думаешь, все правители были с первым сортом крови? Не потому, что среди моих предков никогда не рождались слуги. Рождались, и ещё как. Слово «слуга» говорит само за себя. Оно напрямую связано со словом «подчинение», «покорность». А король не должен кому-то угождать, чтобы суметь удержать народ в послушании, а страну — в стабильности. — И будет слуга всю жизнь слушаться своего хозяина, будет его глазами и ушами, его защитой и второй кожей… — вспомнил я одну из строчек, жирным шрифтом пропечатанную в Кодексе крови, и в ужасе содрогнулся. — Их что… убивали? Собственных… — Нет, нет, совсем нет, — замотал головой принц, вздыхая. — Чаще всего прятали и не выставляли напоказ, как прямых наследников на трон. Для народа Винсент и такие, как он, всегда были «дальними родственниками». В то время дворец не пустовал так: в нём жили целыми семьями. Так что таким детям очень легко было затеряться среди толпы остальных родственников. — Это так… жестоко, — я сглотнул горечь, что скопилась на языке, и вновь глянул на улыбающегося прекрасного юношу двадцати лет. Принц молча кивнул, стоя подле меня и шёпотом вчитываясь в цепочку двойных имён. Сколько ещё тайн скрыто меж этих веток и надломанных сучков? Сколького не знают люди? Неужели среди этих людей, монархов, чёрт возьми, есть такие же, как и Винсент? Не имеющие права на собственное имя и статус. Это же настоящая дискриминация. Собственных детей… У всех жертв первый сорт крови… — Чарли. — М-м-м? — Я, кажется, знаю, почему происходят убийства.