Кровный слуга

POV Чарли Вереница дней тянулась ощутимо долго и до скуки смертной одинаково. Я привык видеть спокойное лицо Джейн каждый день, привык ощущать её безграничную неловкость. Почему-то казалось, что с Майклом она такого не испытывала. Этот период — мой своеобразный больничный — я про себя назвал «Утомительным закисанием». В замке всё это время руководили советник Даглас и министр Ватсон с главнокомандующим королевской гвардии. Господин Джошуа часто сидел со мной, травил шутки и каждый день рассказывал что-то новое. Я почти не слушал его воспоминания, чувствуя, как эта болтовня фильтрует мою всё ещё ноющую голову от тяжелых мыслей. При этом он с фантастическим мастерством избегал болезненных тем, тем политических и никогда не заводил разговор о будущем. Но исправно выполнял мою единственную просьбу — каждый день составлять краткий очерк о состоянии здоровья моих родителей. Отцу не становилось лучше. Он просыпался редко и ненадолго, чтобы принять лекарство. Говорить внятно и вовсе не мог, хотя я очень сомневался в этом. Отец никогда не был человеком, который пустил бы в такой ситуации всё на самотек. От короля зависит многое. И вряд ли он забывал об этом хотя бы на минуту. Мама была здорова, но не смогла и слова вымолвить с той самой ночи. Джошуа говорил о ней осторожно и очень тихо, словно королева может услышать его слова в любой момент. Я долго не мог заснуть. Не мог понять, не мог прочувствовать те эмоции, что испытывает мама. Каково это — потерять предназначенного тебе человека? Состояние отца подливало масла в огонь, в котором Миранда сгорала долго и безмолвно. И лишь хорошие новости обо мне стали для нее спасительной водой. Она не приходила ко мне, ни на минуту не покидая покои своего мужа, за что я не мог её винить. Я лично попросил министра ни в коем случае не говорить ей о моих периодических головных болях, но исправно плести рассказы о скором выздоровлении. А поправлялся я действительно быстро. Горло, благодаря усердным стараниям Джейн, пришло в норму, но напрягать его было по-прежнему опасно. Поэтому я почти не говорил, заменяя голос шепотом, чтобы поскорее выбраться из постели. Спустя неделю министр принес мне письмо от семьи Тей, которое, оказалось, пришло ещё вечером после бала. Но Джошуа не говорил о нем, давая мне возможность восстановиться как физически, так и духовно. Джеймс писал много, что было так ему несвойственно. Во время нападения вся семья Тей была вместе. Их сумели быстро вывести и отправили домой с одним из гвардейцев. Все они отделались испугом, но дома никто больше не смог уснуть. Огромное беспокойство за жизнь королевской семьи охватило их, вследствие чего они отправили Джея писать это письмо с большой просьбой ответить на него как можно скорее. Сильнее всех трясся Гэри. Он не спал и не ел ничего, как бы Джеймс ни уговаривал. Перед тем, как сесть писать эти строчки, он проходил мимо ванной и слышал задушенный плач своего слуги. …Это был первый раз, когда я слышал, как Гэри плачет. Всё это время мне казалось, что он попросту не умеет. Знаешь, он так отличается от меня. Это один из тех людей, что так напоминают солнце. Когда такой появляется в твоей жизни — это незаметно хотя бы потому, что кроме этого, по сути, ничего и не изменилось. Тем более, когда в твоём доме таких слуг — сотня. Но всё же что-то есть в этой предназначенности, раз она сумела придавить меня его болью… Я написал ответное письмо в тот же день и позаботился, чтобы его незамедлительно доставили тем же вечером. Голова разболелась сильнее, заставляя схватиться за волосы и в который раз скрючиться на полу от невыносимого ноющего ощущения. Я никогда не видел Джея обеспокоенным, не видел его боли, его слез. Но в тот момент он предстал передо мной таким. И мне больше всего на свете захотелось прижать его к себе. Того, кто всегда был мудрее меня. Спустя ещё несколько недель я снова заглянул к слуге в комнату. Подобно Ватсону, Джейн каждый день рассказывала о состоянии Майка. Он болел ещё сильнее. В отличие от меня, вставал с кровати только в душ, покорно принимая помощь служанки, потому что понимал, что сам не справится. Каждую ночь его мучали кошмары, о чем Джейн не говорила. Но я не был бы его предназначенным, если бы не чувствовал этого сам. Не был бы с ним связан, если бы сам не подскакивал в холодном поту из-за мелькающих в подсознании картинок. И я каждую ночь испытывал это, боясь касаться собственной груди с прожигающим костром внутри… Майкл метался по кровати, хмурился и бормотал что-то непонятное. От такой картины моё сердце сжалось болезненно, до шипения, но я стерпел и подбежал к нему. Схватил за запястья, зафиксировал их над головой и отчаянно зашептал что-то успокаивающее в холодные и искусанные в кровь губы. Тогда слуга замер, распахнул свои мутные, больные глаза и неверующе уставился на меня. — Тебе… нельзя… нельзя тут быть, — зашептал он, мигом отворачиваясь и жмурясь, чтобы я не успел заметить, как сильно похудело его лицо. Как глубоко поглотила его душевная болезнь, что давно грозила вылиться в физическую. И вылилась, сморила, чуть не погубила. — Тише, тише, Майкл. Это сон. Сегодня ты видел достаточно кошмаров, — я ласково погладил его волосы, разворачивая к себе за подбородок. Улыбнулся и заглянул куда-то глубоко в черные глаза. — Я — твой новый сон. Я пришел, чтобы ты смог отдохнуть и раствориться во мне. — Скажи, что это правда, — прошептал Майкл, который больше не хотел сопротивляться, да и не мог. — Это правда, — тихо ответил я, прежде чем поцеловать его. Сминать его губы было наслаждением, бальзамом по ранам, но в то же время причиняло ещё больше боли. Чувствовать, как его слабые, дрожащие ладони обхватывают моё лицо, как он отвечает мне, тянет на себя и льнет всем телом. Я забрался к нему на кровать и устроился рядом, позволяя притянуть себя ближе. Обнял его и проскользнул ладонями под пижаму, касаясь влажной теплой кожи и выпирающих позвонков. Прервав поцелуй, повалил на спину и устроился между тонких ног. Майкл подо мной дрожал и пытался прижаться сильней, слиться в одно целое и просто согреться. Даже в полумраке было видно, как заалело его лицо от ощущений, что пронизывали нас обоих с ног до головы. Я и сам не заметил, как задышал чаще. Склонившись к нему снова, я поцеловал настойчивее, глубже. Майк позволил мне ласкать его, слизывать капельки крови с израненных губ и касаться везде, где мне захочется. Он отдался своему сну с головой. Мои руки скользили по талии и по бедрам, сжимая плотную ткань утепленного пижамного костюма. От губ я перешел к шее, стараясь зацеловать и попробовать на вкус каждый её сантиметр. Майкл реагировал тут же, выгибаясь и ластясь с тихими стонами. Я лечил его, как мог, вкладывая все свои чувства и истощая себя, позволяя выпить всё до капли. Майк так противился нашей встрече, но так до слез сильно нуждался во мне, что не мог по-иному. Не мог больше сдерживать себя. Ведь во сне можно всё. Я чувствовал, как пальцы слуги погладили мою шею, а после взметнулись к растрепавшимся волосам, исчезая в них. Волна желания заставила содрогнуться и сжать чужие бедра ещё сильнее. Я медленно расстегивал рубашку Майка пуговицу за пуговицей, осыпая легкими поцелуями его грудь. Кровь горела в моем теле и выжигала страстью изнутри, где-то очень глубоко и очень сильно. Я ласкал языком бледную кожу, наслаждаясь моментальной ответной дрожью и усилившейся хваткой в своих волосах. Но стоило мне кинуть взгляд вверх, как я тут же испуганно замер. Майкл жмурился и плакал. Плакал без слез, содрогаясь от чувств, не в состоянии удержать в себе то, что накопилось. Явил себя ломаного и настоящего. Я вновь лег рядом и прижал к себе тонкое измученное болезнью тело, стараясь всем своим существом забрать эту боль себе через поглаживания и легкие поцелуи. Я остался со слугой и не ушел, пока он не успокоился и не забылся сладким, глубоким сном без кошмаров, оставив ожог от своих губ между моих ключиц. На следующее утро Майклу было намного, намного лучше. *** Большой кабинет отца блестел от чистоты благодаря умелым рукам Джефа. Свободный стол, обычно всегда заваленный документами, навевал неприятную тоску. Запах бумаги и любимых мамой полевых цветов въелся в эти стены намертво. Странно понимать, что вскоре ты сядешь на это место, принесешь свой запах, свою ауру и проведешь в этом кресле половину своей жизни. Почему-то я никогда не видел себя в нем. Проведя ладонью по гладкому дереву, я осторожно сел за стол и поднял глаза на самых приближенных к королю людей. Советник как всегда сверлил меня непроницаемым взглядом, в то время как министр Ватсон и главнокомандующий с интересом разглядывали интерьер. Джеф не имел права пускать кого-то сюда без согласия Его Величества, помимо членов королевской семьи. Поэтому советник и министр так ждали моего выздоровления. Они хотели скорее ознакомиться с материалами дела и прочей бумажной волокитой, а так же провести, наконец, необходимое собрание. Больше всех энтузиазмом горел министр Ватсон… — Вам придется временно руководить процессом самому, разумеется, не без нашей помощи. Мы не можем ждать выздоровления Его Величества, это может привести к необратимым последствиям… Я скрестил пальцы и положил их на стол перед собой: — Вы упорно не рассказывали о последствиях той ночи и решениях, что принимали здесь без ведома отца, — начал я, оглядывая каждого по очереди. — Предлагаю начать собрание именно с этого. — Согласен с вами, Ваше Высочество, — выпрямится Джошуа. — Позвольте, я начну. Пока мы были в пути, главнокомандующий гвардии наводил тут порядки самостоятельно. Так же, он и ещё несколько групп гвардейцев прочесали весь замок и каждый потайной вход, чтобы понять, как сумели бунтовщики пробраться в замок. Одна из групп нашла потайной проход в королевской темнице, другая — несколько взломанных дверей, что вели в сад. — В этом же саду были обнаружены два трупа — два гвардейца, — продолжил Даглас, поглаживая большим пальцем одной руки костяшки другой. — Естественно, без мундиров. Те люди, что украли их, вероятно и водили переодетых в праздничные наряды бунтовщиков по замку. Это не первый раз, когда они проделывают подобный трюк, но главнокомандующий уже позаботился об этом. — На охрану замку я поставил только тех людей, которые лично прикрывают мою спину, — кивнул главнокомандующий. — Это проверенные люди. Остальные рассыпаны по периметру замка. — Так же мы направили часть армии, что занималась поимкой бунтовщиков в Сегестике, сюда, чтобы удвоить безопасность, — продолжал Ватсон. — Что касается жертв… Пострадала, в основном, прислуга, находившаяся во время балла на первом этаже. Гости же были незамедлительно доставлены домой, многие получили огнестрельные ранения. Погибшие тоже есть. — Так, — я потер виски и крепко зажмурился. Голова от потока информации снова начинала гудеть. — Что насчет бунтовщиков? Удалось кого-нибудь поймать? — Большинство из них были убиты гвардейцами на месте, но удалось поймать около пяти человек. Некоторые из них были ранены и мы оказали им медицинскую помощь. Сейчас они находятся в королевской темнице под круглосуточным присмотром. — Там же находится принцесса Аласии — Сильвия Аннис Макдонелл и её свита, — снова подал голос советник, смотря мне прямо в глаза. — Вы посадили принцессу в темницу? — я шокировано уставился на него. — Да что… — Прежде чем вы начнете причитать, Ваше Высочество, — прервал Даглас, — позвольте пояснить, почему мы позволили себе так грубо обойтись с принцессой чужой страны, с который мы, к слову, планировали заключить договор о мире. Уже прозвучал факт того, что королевской гвардией были пойманы преступники. И вот что интересно. Проверив каждого из них, мы выяснили, что большинство из них родом из Аласии. — Вы хотите сказать… — Именно, — кивнул советник. — Я подозреваю, что король Юджин Макдонелл причастен к этому нападению. Его Величество Томас закрыл границы, введя намного более жесткую форму контроля. Гражданам Аласии не удалось бы просто так попасть на территорию Сирении без вмешательства какого-либо влиятельного лица. Очень влиятельного. — То есть вы подозреваете, что принцесса Сильвия привезла с собой целую группировку? — спросил я, напрягшись всем телом. — И где, по-вашему, они находились всё это время, пока она была в замке? — Мы работаем над этим вопросом, — ответил главнокомандующий, склоняя передо мной голову. — Но если так, то… — я с силой прикусил губу и начал потихоньку закипать. — Какого черта король Юджин, наверняка зная о сложившейся ситуации, до сих пор не явился к нам за дочерью? — Явится. Непременно. Король знает, что мы не посмеем тронуть принцессу, основываясь на догадках. Если мои подозрения верны, то он готовит заговор, — Даглас тяжело взглянул на меня, сдавливая взглядом со всех сторон до самого горла. — И слух о его болезни, пущенный среди народа чиновниками, наверняка ложный. Повисло напряженное молчание. Все взгляды были устремлены на меня. А я сидел и хмурился до боли, от мыслей и догадок раскалывалась голова. Значит, я был прав. Король Аласии даже не помышлял о мире, отправляя собственную дочь сюда. Она была всего-навсего отвлекающим маневром. Вопрос состоял в том, догадывался ли об этом мой отец? Готовил ли он какой-либо план на случай, если что-то пойдет не так? А знала ли о планах отца сама Сильвия? Знал ли хоть что-то Билл? — В любом случае, вы правы, — наконец заговорил я, морщась от пульсации в висках. — Мы не можем причинить вред принцессе и её людям, пока не узнаем, был ли Юджин Макдонелл на самом деле причастен к этому. Я лично опрошу каждого, в том числе и бунтовщиков. — Я готов помочь вам в этом деле, принц, — отозвался Джошуа, слегка улыбаясь. — Сами вы вряд ли сможете справиться на ура, ваше тело и дух всё ещё не окрепли до конца. — Спасибо, господин министр, — кивнул я и перевел взгляд на Дагласа. — В прессе что-нибудь известно о произошедшем? — Да, но мало, — советник вздохнул. — Как известно, многие люди в канун нового года собираются неподалеку от замка, чтобы послушать звон колоколов. Журналисты же от него вообще практически не отходили. На следующий же вечер после трагедии газеты пестрили статьями о каком-то переполохе в замке. Все прекрасно видели, сколько машин с перепуганными людьми выехало с территории. Чтобы подавить нарастающую волну подозрений, нам пришлось наплести историю о пожаре, возникшем в результате несчастного случая… — Но народ сомневается, так ведь? — закончил я, на что получил кивок. Вздохнув, уронил голову на ладони. Было чрезвычайно стыдно показывать себя такого жалкого. Я не мог собраться с силами. В голове метались обрывки мыслей, звонко ударяясь о стенки черепа и заставляя вздрагивать. — Не отчаивайтесь, принц, — заговорил Ватсон, пытаясь заглянуть в моё лицо. — Вы не один. Вместе мы с этим справимся. — Вы такой мягкий, господин Ватсон, — поморщился советник, косясь на него. — Всегда не любил эту вашу черту. — Принц Чарльз ещё слишком юн, чтобы действовать в одиночку, — возразил Джошуа, в его голосе можно было различить нотки такой позорной жалости. — Мы сидим здесь сейчас для чего, по-вашему? Чтобы вложить свой вклад в благополучие страны! — Судьбе, что уготована ему, безразличен его возраст и его выбор. Это просто огромная ноша, которую нужно нести. Я никогда не завидовал членам королевской семьи, как это делают тысячи глупых людей. Потому что от этого не убежать, — советник смотрел на меня наливающимися кровью, пугающими глазами, в которых не было ни капли доброты. — Ведь он родился им — будущим королем. Слова, сказанные мне уже в тысячный раз и Майклом, и Терезой, и другом, и отцом. Слова, что я выкидывал из головы, всеми силами вырывал из мыслей, отвергал, как что-то инородное. Правдивые слова с треском накрыли меня. *** Я робко постучал в ту самую дверь, что вела в покои отца. Сбежать из-под контроля Джошуа было не так-то просто, но жутко сильное желание увидеться с родным человеком помогло мне это сделать. Долгие пять минут не открывал никто, заставляя мучиться и впитывать эту противную, нагнетающую тишину. Но, после повторного стука, дверь отворилась, и в полумраке комнаты я различил бледное лицо матери. Миранда выпрямилась и, выйдя на свет, протянула ко мне свои тонкие руки. Я обнял её крепко, слушая сбившееся дыхание и ощущая ласковые поглаживания по спине, плечам и затылку. Отстранившись, я улыбнулся, вглядываясь в её влажные глаза. — У тебя всё хорошо? Как ты себя чувствуешь? — прошептала она, разглядывая меня всего с ног до головы. — Мне гораздо лучше, мам, не волнуйся. Ты сама как? — вопрос заставил её замереть. Миранда опустила взгляд и сжала мои ладони. При взгляде на мать, на королеву, что была примером для подражания, эталоном женской красоты для девушек, я тонул в подавленности. Внутренний стержень, что держал её стан прямым, надломился и опустил плечи. Бледная, уставшая, худая и тонкая, постоянно вздрагивающая Миранда разбита. И внутри у неё, должно быть, не осталось даже осколков. — Я пришел проведать вас с папой, — вгляделся в очертания комнаты за спиной матери, но из-за слабого света практически ничего не видел.– Впустишь? — Ты уверен? — Миранда посмотрела на меня с сомнением. — Уверен. Тогда она отошла, пропуская меня вперед, и закрыла за нами дверь. Подняв со стола канделябр с горящими свечами, поманила за собой. Стараясь ступать тихо, мы вошли в просторную спальню с широкой кроватью, на которой раньше я так любил спать вместе со своими родителями. Сейчас на ней спал отец. Тяжелое дыхание короля наполнило комнату, а мне внезапно расхотелось смотреть на него. Сверженного и нежеланного, слабого. Такого же, как и я. Мы с матерью опустились на пуфики рядом с кроватью. Миранда поставила канделябр на тумбочку, чтобы пламя осветило лицо короля: его растрёпанные волосы, пот на висках и лбу, обветренные, бесцветные губы. Мама коснулась его шеи и погладила её, пробуя разбудить. Вырванный из некрепкого сна, Томас приоткрыл глаза и минуту всматривался во мрак перед собой. Медленно повернув голову к королеве, он слабо улыбнулся: — Неужели снова? Я же… — отец замолк, сотрясаясь всем телом от противного кашля. Миранда тут же подала ему стоящий на той же тумбочке кувшин с чаем и помогла выпить. Успокоив горло, Томас снова открыл глаза. — Я же принимал уже лекарства… — К тебе пришел сын, — тихо ответила королева, кивая в мою сторону. Отец поднял на меня взгляд, хитро сощурился и улыбнулся так широко, как мог. Я придвинулся к нему ближе и взял теплую ладонь, прижался к ней губами и зажмурился, чтобы сохранить спокойствие. По легкому шуршанию платья, я понял, что мама встала и удалилась, шепнув напоследок, что будет ждать меня в прихожей. Когда двери за ней закрылись, я поднял голову и ещё раз оглядел бледное королевское лицо. — Здравствуй, папа, — тихо сказал я, Томас кивнул в ответ. — Тебе лучше? — Да, но вот только… — прохрипел он и, глубоко вздохнув, снова усмехнулся, — лекарства на вкус отвратны. — Слава Богу, — шепнул, сжимая чужую ладонь. — А ты как? Справляешься? — Справляюсь, пап, я ведь не один, — кивнул я, переставая улыбаться. — Я просто… пап, какого черта произошло? Ты… не знал о нападении? Ты ничего не подозревал? Какого черта… — Конечно, подозревал, — кивнул Томас, получив в ответ мой удивленный взгляд. — Но я… не мог рассказать о подозрениях… даже тебе, — тихо продолжил он, периодически останавливаясь, чтобы вдохнуть. — Мы вместе с Дагласом придумали план на случай, если произойдет… что-нибудь… Поэтому он и Ватсон так быстро оказались здесь — они прибыли в Сегестику тайно ещё за день до… до праздника… — Но почему ты мне не сказал? Ты мне не доверял? — У нас с тобой в последнее время… только одни конфликты… — Томас устало прикрыл глаза и помолчал минуту. — Ты непокорный, поэтому я боялся, что ты станешь действовать. Принцесса или Билл… могли узнать об этом, и тогда всё могло было быть намного хуже… — Ты считаешь, что то, что случилось — это ещё не самое страшное? — я поморщился и отчаянно подался вперед. — Ты что, специально позволил им напасть на нас? — Я знал, что Юджин замышляет что-то, но чтобы настолько… — отец поморщился, так и не открывая глаз. — Я и представить не мог, что он подвергнет такой опасности свою дочь… и мы ждали удара… совсем при других обстоятельствах… Но тем не менее, перестраховались и придумали, как и куда увести всех гостей с праздника, если вдруг бунтовщики начнут действовать… — Король Аласии как-то связан… с бунтовщиками? — Он взял их под своё крыло… и использует в качестве шпионов, — Томас открыл глаза и с сожалением посмотрел на меня. — Даглас знает обо всём… он… расскажет тебе, я уже попросил его больше ничего не скрывать… от тебя. Теперь в этом нет смысла… — В этом изначально не было смысла, — горько прошептал я. — Если бы мы с тобой всегда слушали друг друга и не имели бы друг от друга чертовых секретов, то всё могло бы быть по-другому… — я поднял голову, терпя тупую ноющую боль, и взглянул на короля. — Отец… чего ты добивался всё это время? — Если бы у тебя был ребёнок… ты бы… ты… понял бы меня, — улыбнулся Томас, и погладил по голове, убирая со лба рыжие пряди. — Мне было так радостно видеть тебя… счастливым. Думаешь, я не знал о твоих проказах в академии? Думаешь, не знал о том, как относится к тебе твоё окружение? Я знал, я наблюдал издалека. И… так не хотел взваливать на тебя такую ответственность так рано… Видя, как ты сияешь… Глаза Томаса наполнились слезами, а голос дрогнул, вынуждая его замолчать, чтобы успокоиться. Я пораженно замер, чувствуя разрастающуюся дыру внизу живота, противную боль и разрывающую нутро тоску. Первый раз в жизни отец плакал передо мной, смотрел на меня с отчаянием, болезненной мольбой и нежностью. — А потом, — продолжал, успокоившись, король. — Потом пришло письмо от Юджина и я… не знал, как поступить… Твоя свадьба должна была дать нам шанс договориться мирно, но ты стал сопротивляться и я… прекрасно понимал это, но… я хотел зацепиться за что-то, что помогло бы уберечь тебя и Миранду от опасности, поэтому я не уступал тебе. Но… — он перевел дыхание, — … мы узнали, откуда родом схваченные нами бунтовщики и… Томас снова закашлялся, зажимая рот широкой ладонью и напрягаясь всем телом. Я тут же подал ему лекарственный чай, что давала мама, осторожно посадил на кровати и, шепча что-то неразборчивое, заставил выпить всё до капли. Отец глубоко задышал, приходя в себя снова, и лег. — Тише, не говори ничего, я всё узнаю у Дагласа, — обнаружив тазик с водой сбоку от тумбочки, я взял оттуда мокрый платок, выжал его и принялся смывать пот с чужого лица. В уголках глаз Томаса собралась влага и, не удержавшись, скатилась вниз по влажным вискам. Отец скосил на меня тоскливый взгляд и, пренебрегая моими словами, снова заговорил: — Я хотел уберечь свою семью, даже если мне придется… пожертвовать кем-то другим… или собой. Я ужасный король, Чарли… больше всего на свете меня волновали вы… а не народ… И вот, к чему это привело… Я… не умел отдавать себя и семье и правлению одновременно, поэтому часто решения за меня принимал Даглас… — Томас стыдливо отвернулся. — Я знаю, что после этого не достоин какого-либо уважения… Ну и пусть… Мне нужно лишь, чтобы ты и Миранда были живы. Чтобы тебя, Чарльз, уважали и любили так, как не любили и не уважали меня. — Отец, я… — начал я, сдерживая дрожь и рвущуюся наружу истерику. — Я сделаю все, что ты захочешь… — Тогда пообещай мне, — Томас повернулся ко мне, — что будешь беречь себя и тех, за кого ты несешь ответственность. Ты намного умнее меня, намного увереннее. Поступай так, как считаешь правильным. Отныне никто и никогда не посмеет скрывать что-то от тебя, понял? — Обещаю, — я улыбнулся и прижался лбом к запястью отца, чувствуя, как он вновь гладит подставленную голову и едва уловимо посмеивается. *** Я проснулся от скрипа мебели и, вздрогнув, резко сел на неудобном для сна кресле подле отцовской кровати, в котором задремал вчера. По затекшим мышцам прокатилась боль, я застонал и поморщился, вытягиваясь и пытаясь размять их. Солнце ещё не встало, но небо продолжало медленно светлеть, позволяя спальне приобрести очертания. Я огляделся и обнаружил только мирно спящего короля. Почему королева не разбудила меня? Я встал и тихонько подошел к двери, приоткрыл и увидел утомленную бессонницами мать, что сжалась на одном из бархатных диванчиков, так меня и не дождавшись. Вздохнув, я вновь подошел к отцу и сел подле, чтобы подержать за руку перед уходом и набраться уверенности. Ведь несколько последующих дней я вряд ли смогу навестить его и поговорить. Склонив голову, я дотронулся до его руки, но вздрогнул и резко отдернул назад. Шокированный собственной реакцией, вскинул глаза на его повернутое в другую сторону лицо и дотронулся до руки снова. Она была ледяной. Я вскочил с пуфика на негнущиеся ноги и сдернул с короля одеяло по пояс, ощупал грудь и плечи. Не отпуская безвольной руки, повернул к себе его сухое, умиротворенное и белое лицо. Побил по щекам, но не получил никакой реакции. Ничего не получил. — Нет, нет, этого не может… Я прижал дрожащие пальцы к его шее. Пульса не было.