Кровный слуга

POV Чарли — Выпустите меня отсюда, выпустите сейчас же! Я со всей силы колотил кулаками по двери, желая выбить и вырваться на свободу, глотнуть спасительного кислорода. Сбитые в кровь костяшки, кажется, не болели. Маленькая комнатка для гостей, в которой заперли меня гвардейцы, казалась тесным ящиком. Пространства будто и не было. Я оглядывался вокруг себя и с ужасом рассматривал стены, что приближались и отдалялись вновь. С ума сходил. Тошнило. Холодный пот собирался между пальцев, стекал по вискам, в которых что-то шумело, раздражало. — Откройте! Я кричал, вжимаясь в дверь. Я готов был сломать собственные кости об это дерево. Меня штормило адреналином и сильным ужасом, стискивающим все внутренности. Я рвался к отцу, от которого меня силком оторвали стражники. Перед глазами мелькнуло бледное лицо Дагласа и падающая на колени мать. А после — коридоры, крики, толкотня, смазанные картинки перепуганных чужих лиц. И комнатка. Эта чертова комнатка. — Чарльз, ты слышишь меня, Чарльз? — послышался обеспокоенный голос Джошуа за дверью. — Перестань кричать и выслушай меня! — Ватсон, открой эту дверь, мать твою! — я со всей злостью ударил по бедной двери, потом ещё раз, и ещё. — Успокойтесь, Ваше Высочество! Я не открою её, пока вы не отойдете! Я замер и отстранился, хватая ртом казавшийся горячим воздух. Главное не поддаться, успокоиться. На минуту повисла тишина, а после раздался тихий щелчок замка. На пороге, помимо встревоженного министра, оказались гвардейцы и один из придворных лекарей. На всех одинаковые серые маски. Они быстро вошли в комнатку и заперли многострадальную дверь на ключ. Я уставился на них, дернулся было вперед, но моментально подоспевшие гвардейцы схватили меня за руки и вернули на место. — Да сколько можно меня хватать?! — я с яростью встряхнул руками, но чужая хватка не ослабла. Поднял взгляд на Ватсона. — Что ты здесь устроил?! — Мы пришли вместе с лекарем, чтобы помочь вам успокоиться, принц, — нервно сглотнув, ответил Ватсон. Его собственные нервы были на пределе. — Пожалуйста, не сопротивляйтесь. — Вы что, считаете меня психом?! — воскликнул я, все ещё пытаясь вырваться. — Именно так вы себя сейчас и ведёте, — устало выдохнул придворный лекарь. На нем были простые, темно-серые брюки и такая же жилетка поверх белой рубашки. Слабая седина проглядывалась в темных волосах. В отличие от Ватсона, он смотрел взбешенному принцу прямо в глаза. — Если бы вы были в состоянии сдерживать себя, вас бы не запирали. — Но отец, мой… отец… — ошарашено шептал я, чувствуя, как ярость под этим тяжелым усталым взглядом сходит на нет, уступая место болезненному бессилию. — Мне нужно его увидеть… — Лучше позвольте вас осмотреть, Ваше Высочество. Ещё только вашего обморока нам не хватало, — попросил лекарь, приподнимая свой напичканный медикаментами чемоданчик. Я кивнул, чувствуя, как наливается свинцом тело. Куда делся весь мой пыл, вся моя злость? В один только миг они превратились в пыль. Остался тошнотворный страх, дрожь и отрицание всего происходящего вокруг кошмара. Лекарь посадил меня на кровать и стал осматривать, задавать какие-то странные вопросы, слушая бесстрастные тихие ответы. Напоив чем-то, как мне показалось, совсем безвкусным, он ушел и наказал министру следить за мной. Джошуа выпроводил всех из комнаты и уселся рядом… Мы молчали. Я чувствовал напряжение, исходящее от министра, и, отворачиваясь, кусал пальцы. В ушах звенел собственный крик. Холодно. Ватсон по-прежнему прятал взгляд и не решался коснуться моего плеча. Я мог слышать, как сбивается его дыхание при попытках заговорить, утешить. Но что он мог сказать? Что он мог сделать для меня? Спустя какое-то время дрожь прошла, страх превратился в тупую ноющую боль. Тошнота усилилась, но и на неё я не мог обращать внимания. Уставившись в одну точку, представил себя со стороны. Если бы я не являлся наследным принцем Чарльзом Дамианом, что было бы тогда? Я был бы счастлив? Я был бы жив? Произошел бы этот ужас с моей семьей? С моей жизнью?.. — Ваше Высочество, — смог заговорить Джошуа, больше не в силах терпеть этого затянувшегося молчания. Я медленно повернул к нему голову и вгляделся в покрасневшие от подступающих слез белки чужих глаз. Министр дрожал. — Король Сирении, ваш отец… умер этой ночью… Я вздрогнул и закатил глаза, повесил голову и закрыл лицо руками. В голове эхом отдавались слова министра, а внутри образовывалась звенящая пустота, стремящаяся отключить все оставшиеся чувства и эмоции. Этой ночью. — Вам стоит пойти к себе и успокоиться. Завтра нам всем предстоит переживать очень трудный… период в жизни государства… Я молча кивнул и позволил Джошуа довести меня до комнаты. Во всем замке стояла тишина. Не такая, как прежде. По-настоящему мертвая и пугающая. Отвратительная до крика, который она, так или иначе, поглотила бы. Дверь за министром закрылась почти бесшумно. Я, постояв какое-то время у входа, привалился к ней спиной и медленно сполз на пол. Больше я не чувствовал ничего. *** Весть о смерти короля потрясла всю страну. Не то, чтобы граждане горячо любили покойного Томаса Хилла, но уж кончины его не ожидал никто. Об этом официально объявил Даглас, что теперь является временным заместителем наследника престола. Новости быстро распространились, вызывая в столице пораженное гробовое молчание. Все вышли на улицы в день Всеобщей скорби. Мороз окрашивал бледные лица людей в вишневый цвет, заставлял дрожать и зарываться носом в шерстяной шарф. Солнце горело ярко, освещая улицы и закоулки белого Каралиса. Лучи его отражались от густых сугробов и ледяной корки замёрзших окон. Они периодически попадали мне в глаза, но я не жмурился, продолжая смотреть прямо перед собой. Такова была древняя традиция — в открытой карете провезти заколоченный гроб с покойным правителем через главную улицу, дабы народ смог попрощаться с ним. Сзади ехала ещё одна карета, в которой сидела семья короля, скрытая полупрозрачной вуалью от посторонних глаз. За ней неспешно шли замерзшие люди. Королева Миранда крепко держала меня за руку. Я даже не слышал, как она дышит. В голове пульсациями отдавался шум ветра и тихий скрип старой кареты. Ужасно болела спина от напряжения и неподвижного вот уже около двух часов состояния. Я чувствовал, как сильно пересохло во рту от долгого молчания. Мерзкое чувство пустоты отсекало другие. Холод не касался меня. Я не чувствовал больше ни боли, ни облегчения. Ни одной мысли не застревало в голове надолго. Все они испарялись, как и не было. Плечи матери изредка подрагивали, но она держалась. Её глаза я не мог увидеть за низко опущенным шелковым платком. Но и высматривать в них что-то не посмел бы. Было настолько страшно представить, что чувствует она сейчас, потеряв двух дорогих ей людей по щелчку чьих-то кровавых пальцев… Я неровно выдохнул и положил ладонь матери себе на колени, сжимая обеими руками и грея своим теплом. Стараясь абстрагироваться от окружающего меня мира, я не заметил, как вся процессия вышла за пределы города и направилась к возвышающемуся королевскому дворцу. Большинство людей остались на окраине, столпились в одну огромную кучу и смотрели вслед удаляющимся каретам. А некоторые шли, не поддаваясь зимнему холоду, до самых королевских ворот и ещё долго стояли там… Вот и все. Я не видел, не понимал ничего, что происходило вокруг меня. Шелестящий шепот. Стук каблуков по камню. Чьи-то внимательные руки, прохлада, тепло, снова прохлада. Незнакомые лица, красные глаза, сочувствующие взгляды. Солнце, дворец и тишина, тишина, тишина… Оказавшись в своей комнате, не смог вспомнить, как добрался до неё. Оставшись стоять рядом с просторной кроватью, я вгляделся в плотно закрытое окно. Впервые за несколько дней не было снегопада. Потеряв интерес к нему, я перестал видеть вообще. — Тогда пообещай мне, что будешь беречь себя и тех, за кого ты несешь ответственность… Я медленно снял с себя пиджак. Он с шорохом соскользнул с плеч и упал на ковер. — Ты совсем не как твой отец… Мои неторопливые шаги раздавались по комнате, надламывая, наконец, эту тишину. Я подошел к окну и увидел размытые очертания Каралиса. — Я стану для тебя самым лучшим королем… Ослабив галстук, я сорвал его с себя. Оледенелые ладони сжались в кулаки, сминая шелковую удавку. Я видел в окне своё собственное отражение. Оно смотрело на меня долго и пронзительно. Так, что краска сошла с лица, так, что руки с вздувшимися венами затряслись от сильного напряжения. Оно плакало.