Часть 3
25 марта 2015 г. в 12:34
…пить… песок скрипит на зубах, ломит затылок, страшно тошнит… лапы заплетаются. Он споткнулся и кубарем покатился по утоптанной дороге. В морду дохнуло солоноватой горечью. И снова пыль…
– …что ж тебе дома-то не сиделось, лисенок?..
– Шардам-ар… неправильный… – все, что удалось ответить.
– Что ты, маленький… – чьи-то сильные руки подхватили и понесли. Его укрыли от жалящего солнца прохладной тканью и о боги… на губы положили смоченную благословенной влагой салфетку. – Ты не неправильный… ты – фенек… полукровка.
– Лапы… лапы болят… – пожаловался он.
– Ноги, – прожурчал голос. – Ноги, маленький. Как тебя зовут, малыш?
– Сабас… – выдохнул он прежде, чем забылся тяжелым сном.
– Не так, – Сахир качает головой, подходит и сам выставляет руку. Когти на руках Сабас аккуратно подрезает. Босиком больше не ходит, а гриву собирает в толстую косу. И да, к одежде он привык. Хоть и с трудом. Приятнее было ходить в набедренной повязке. Но… рубаха защищает тело от жгучего солнца. А плащ так и вовсе скрывает от чужих любопытных взглядов. – Еще раз…
После третьей попытки клинок вонзается-таки в мишень, и господин Сахир удовлетворенно кивает.
– Хорошо. С железками ты справился. Посмотрим, что получится, если клинок будет хорошо сбалансирован…
Он снова что-то стащил с прилавка на рынке, и торговец пригрозил выпороть его плетьми. Только лисенок быстр и хитер, а булка пахла так вкусно. Но стоило только вспомнить понимающие глаза – стало стыдно…
Ссадина на щеке уже не кровила, но золотистая шерстка слиплась. Подсохшую корочку теперь только срезать. Ну или сбривать. Или размачивать, если повезет.
– И где ты так?..
– На площади, – угрюмо ответил фенек.
– На площади, – улыбнулся господин. – Булку снова стащить пытался?
– Нет, – мотнул головой Сабас.
– Тогда что же? – господин решил, что отмыть спекшуюся кровь будет как-то… не так больно.
– Меня в носилки затолкать пытались, – снова зло мотнул головой полукровка.
– В носилки? – прозрачные глаза потемнели, и Сахир поджал красивые губы. Он уже не улыбался, хоть улыбка делала его таким… красивым. Невыносимо красивым.
– Да, – Сабас отвернулся, но сильные твердые ладони заставили его замереть, а мокрая ткань осторожно коснулась скулы.
– Ты вырос… что ж… этого следовало ожидать.
Малик был… миленьким. Худощавый, высокий. Пухлые губы, глаза что твои омуты под пристанью. И еще ему было совершенно все равно с кем целоваться. Хорошо он целовался или нет – это совершенно другой вопрос. Главное, он не дергал фенека за хвост и не теребил уши. Остальным – только бы поизмываться. Малик же… просто покорно подставлял губы и раздвигал бедра.
Правда, после того, как Сабас увидел его с каким-то купцом – желание видеть Малика снова не возникало, хоть красавчик и не прочь был снова разделить постель с Лисом.
В веселый дом после первого десятка раз тоже не особо тянуло. Мягкие женские тела, хоть и приятные на ощупь, быстро надоели. Пожалуй, даже слишком быстро. Хоть и выбирал Сабас худощавых высоких красавиц с тонкими чертами лица. Пышногрудые и крутобедрые как-то не волновали… совсем. Хозяин Дома все смеялся, что все его девушки походят на юношей и не испить ли фенеку меда с губ того, кого он так старается забыть в чужих объятиях?
– Грустишь?.. – кончик тонкого пальца скользнул по кромке уха и фенек прянул ушами. Щекотки он все еще боялся.
– Нет, – покачал он головой, поднимая взгляд на господина. – Просто… думаю.
– Вот как? – красиво выгнулась бровь, и Сахир присел рядом. Такой же прекрасный и юный. Такой же сильный, как в первый день, когда с легкостью нес его на руках. – И о чем же?
– О том, что… ты ничуть не изменился, такой же красивый, как в тот день, когда спас меня.
– Господин Шалим с того конца улицы гораздо красивее меня, а выглядит гораздо старше. Возраст украшает мужчин, – Сахир задумчиво убрал его непослушную прядь за ухо. – Что случилось, Сабас? Ты никогда не думал об этом. Или тебе снова предложили что-то неприличное?
– Нет, – улыбнулся фенек. – А господин Шалим не красивее. С тобой никто и никогда не сравнится. А я… я так, мордой не вышел.
– Глупый Лис, – Сахир, кажется, даже рассердился на него за такие слова. – Ты очень красив. Только слепой может этого не увидеть.
Фенек взял его руку и, перевернув ладонью, прижался к серединке губами.
Сахир замер, а потом аккуратно вытянул руку из его пальцев.
– Не нужно. – Почему такой мягкий тон и аккуратные слова? – Ты дорог мне, а это… лишнее. Потерпи, и ты найдешь того, кто станет твоей судьбой.
Сабас замер. Окаменел просто. Потом – просто поднялся, коротко поклонился, прижав руки к груди. Назавтра он покинул дом.
…Работа охранника в лавке большого дохода не приносила. Зато спасение бренного тела небедного купца… кошель золота и предложение поработать на толстосума личным телохранителем. Никто не подумает, что смазливый лис отлично дрессирован на убийство. Слишком часто делали ему непристойные предложения.
Купец был щедр. Пару раз попытался было, распускать руки, но быстро угомонился. Достаточно было полюбопытствовать, чего больше хочет уважаемый: лисьего тела или защиты от убийц? Уважаемый решил, что лиса он может и в веселом доме купить, а телохранитель ему нужнее…
Прыткий лис уложил двоих нанятых убийц за седьмицу. И за следующую еще троих. Купец не поскупился, отплатил щедрым золотом, а потом отправился с караваном за Великую пустыню. Звал с собой и лиса… Фенек отказался. Хоть и грызла глубоко внутри обида, но сама мысль о том, чтобы уехать из города, в котором живет господин Сахир, причиняла почти невыносимую боль.
Но рыжая гордость вернуться не позволяла. Совсем.
Слава о лисе-телохранителе довольно быстро пошла гулять по Шал-Сахаду, так что в деньгах Сабас стеснен не был. Напротив, мог бы кутить и жить припеваючи. Мог бы. Не хотел.
«Сень Шаддизара» – не для всех. Здесь бывают богатейшие из богатых. Здесь совершаются сделки. Здесь обитель не только порока, но и огромных денег. Он бывал здесь не единожды. Иногда один. Иногда – сопровождая очередного толстосума.
Он проклял этот вечер. В сердце проклял, потому что не ожидал увидеть здесь серебристый взгляд. Знакомый до мельчайшего штриха жест. И еще горше было то, что тайная боль его души продавал себя. На него смотрели с жадностью. Каждый, кто был в нижнем зале. Его раздевали взглядами. Его касались взглядами. А он – подносил гостям драгоценные вина, одаривал загадочными улыбками и ускользал от любого, кто пытался его обнять.
Боги… фенек не выдержал. Подошел к хозяину и, не торгуясь, бросил кошель золота. Все, что отдали ему за две луны службы. И все равно, что придется завтра же наниматься по новой. Видеть господина Сахира здесь – худший кошмар в его жизни.
Хозяин сузил глаза, явно колеблясь, но заплаченного лисом было достаточно, чтобы перебить самую большую цену, что могли предложить за господина Сахира.
– Поднимайся, – хозяин поймал взгляд служки, сделал знак, и сам повел Сабаса к лестнице. – И лучше, если ты чист, потому что если нет, то он на тебя даже не посмотрит.
Сегодня он первый день, и на него много желающих, но нужную цену смог заплатить только ты.
Лис только ухом дернул. Нервно и зло. И говорить о том, сколько ему предлагали за ночь – не стал. Хозяин и сам знает, сколько стоит полукровка.
Отведенные покои поражали воображение богатством. Все верно, ведь время от времени под «Сень Шаддизара» являлись и наследники знатнейших родов, и богатейшие купцы. Говаривали, что несколько раз здесь бывал сам халиф.
Фенек присел на край роскошной постели. Тихонько журчал крошечный фонтанчик в мраморной чаше посреди просторной комнаты. От едва уловимого ветерка трепетали шелковые занавеси на окнах. Тоска и горечь когтили сердце.
Дверь за спиной открылась, впустив посетителя, и тут же закрылась. Долгое мгновение в комнате была лишь тишина, а потом кончиков ушей коснулся тихий голос, полный странных, нечитаемых эмоций.
– Сабас?
Фенек вскинулся и обернулся. По-прежнему болит внутри. Не обида даже. Обиды и не было никогда. Как можно обижаться на того, кто заменил отца, мать, и вдруг стал ближе и роднее всех на свете?
– Если… если тебе нужны деньги – я расшибусь, но достану их для тебя. Но зачем, о боги, ты подался сюда?
Такой же красивый. Дыхание перехватывает. Точно не женщина дала ему жизнь. Точно он дитя небес. Сабас сам не понял, как оказался перед ним. На коленях. Обнимая бедра. Уткнувшись лицом в живот. – Господин мой… зачем? – почти простонал он.
– Глупый Лис, – откуда вдруг столько нежности в голосе? А эта легкая хрипотца, выдающая волнение... – Мне не нужны деньги. – Он пригладил торчащие уши и потянул за кончики, вынуждая поднять голову и заглянуть в глаза. – Прости. Я обидел тебя.
Фенек поднял на него взгляд.
– Ты никогда не обижал меня, господин мой. Ты единственный, кому до меня было дело. Ты защищал меня, воспитывал меня… Ты единственный, ради кого бьется мое сердце.
– Ты вырос, мой Лис, – выдохнул Сахир, запуская пальцы в его волосы и откровенно им любуясь. – Я запрещал себе думать о тебе иначе, чем о маленьком сорванце-лисенке, а ты вырос. И такой ты мне почти незнаком. – Он склонился ниже, лаская горячим дыханием губы. – Сколько ты заплатил за меня?
– Все что у меня было, – он блаженно зажмурился. Такие родные прикосновения. Такие знакомые. И незнакомые. Другая, непривычная ласка. Никогда господин не касался его так. – И отдал бы еще больше, если бы имел.
– О, тогда мне придется постараться, чтобы это отработать. – Мягкая усмешка на губах и смех в глазах. Вызов, который решит сейчас очень многое, если будет принят.
Глаза цвета горного дикого меда широко распахнулись, и фенек отшатнулся, точно его безжалостно отхлестали по щекам. Хвост задрожал, как и кончики ушей. Рассерженно. Растерянно.
– Ты ничего не должен мне, господин, – выдохнул Сабас. Уголки тонких губ дрогнули, опускаясь. Он поднялся на ноги и, не оглядываясь, направился к двери. Тихо журчал фонтанчик, перешептывались за окнами персиковые деревья в саду. Отчаянно плакало сердце. Нельзя мечтать и обманывать себя, лис. Нельзя. Глупый лис.
– А если я сам этого хочу? – не поворачиваясь, спросил Сахир у пустоты. – Тебя хочу?
– Твою благосклонность я покупать не хочу. Никогда, – лис мотнул головой, и вплетенные в тонкие косички бусины звонко стукнулись друг о дружку.
Сахир закаменел. Напряглась спина, развернулись плечи.
– Я здесь потому, что сегодня вечером здесь будет тот, кто предал халифа. Он еще не знает, что его раскрыли, и мне нужны имена других заговорщиков. И не моя вина, что он падок на светлокожих и светловолосых мальчиков. Я не продаюсь. И любовь свою не продаю.
– Удачной охоты, мой господин, – выдохнул фенек, шагнув за порог. – И пусть берегут тебя боги.
Год прошел слишком быстро. И суетливо. В порт прибывали все новые и новые суда, открывались новые рынки. Корабельные команды, сходящие на берег, редко давали себе труд сдерживаться, и порядок в такие дни поддерживать становилось все трудней. Многие говорили тогда, что жизнью город обязан Картели и ее хозяину, да вот только неясно было – сказка это или ложь.
Однажды ему так и сказали: «Прости, лис… но Картель это не один телохранитель, да и глава их ручается. И слово свое держит».
Сабасу только и оставалось, что поджать губы и уйти. И чем дальше, тем труднее становилось быть лучшим. Доказывать что он – лучший. Лучший телохранитель. Лучший воин. Лучший убийца.
Сбережения таяли как мед на солнце. И в один не слишком счастливый день он был вынужден признать, что денег у него попросту не осталось. И с этим нужно что-то делать.
Но наследить он все же успел. Слава тянулась шлейфом, и былые дела не забылись. И поэтому когда однажды за столик к нему присел невзрачный мужчина в неприметной одежде, удивляться было глупо. Он говорил недолго, почти скупо. Не обещал золотые горы и славу героя, да и не поверил бы в это лис. Мужчина говорил о сложных заданиях, неспокойной жизни справедливости. И разговор закончил, бросив короткую фразу о времени и месте, в котором его будут ждать, чтобы отвести к хозяину. Если уважаемый фенек согласится, разумеется.
Уважаемый фенек согласился, хмыкнув, и в условленное время был в оговоренном месте. Не порожний, естественно, ибо какой уважающий себя воин не запасется хоть бы и тонкой гаремной «спицей».
Каким-то шестым или десятым чувством он ждал нападения, и когда темнота вдруг соткалась в стремительный вихрь – успел его отразить. Металл скользнул по металлу, а сразу следом темный проулок наполнил смех. Теплый, почти счастливый и знакомый до боли.
– Ты не забыл мои уроки.
– Здравствуй… господин мой, – Сабас отступил, опуская клинки. – Не ожидал встретить тебя здесь. Ты… служишь теперь Картели?
– Я и есть Картель. Я ее хозяин, – Сахир тоже опустил свой нож. – Мне сказали, что нашли лучшего воина в городе, но не назвали твоего имени. Но ты здесь. Значит, ты согласился.
– Надо же… – негромко рассмеялся фенек. – Лучший, значит. Не ожидал, что настолько прославился. Ты… можно сказать лишил меня работы. Теперь всем заправляет Картель.
– У меня много работы. И мне всегда были нужны лучшие. И коль скоро ты здесь – я задам тебе вопрос. Ты готов стать моим, Лис?
– Я и так всегда твоим был. Тебе достаточно было просто позвать, господин мой, – Сабас закусил губу и вздохнул. – Только ты никогда не звал.
– Я не был уверен, что все еще нужен тебе, – Сахир вышел из тени, смахнул капюшон с головы, встав почти вплотную. – Ты никого не знал, кроме меня. Я был тебе отцом, матерью, братом и другом. И не имел права требовать себе другое место в твоем сердце. Я хотел дать тебе шанс найти кого-нибудь, кто станет твоей семьей. Жену, которая родит тебе маленьких лисят.
– У убийц не бывает семей. С полукровкой приятно провести время, но никто в здравом уме не отдаст за хвостатого выродка дочь, – горько усмехнулся Сабас. – Я – это все что у меня есть. И это все, что я могу тебе предложить.
– А кто сказал, что мне нужно что-то еще? – Сахир вскинул бровь, качнулся вперед и невесомо коснулся губами губ.
Голова закружилась, а из ослабевших пальцев с тихим звоном выпали клинки. Сказители рассказывали, будто первый поцелуй любви – это волшебство. Будто способен он снять злые чары и вернуть истинный облик. Будто он – откровение, шепот небес.
Но истинный облик ему не вернулся. А силы не прибыли, а напротив, покинули лиса, и Сабас с тихим стоном осел на землю, в пыль к ногам Сахира.
– Сабас? Лис? – с тревогой позвал его Сахир. Кажется, он умудрился напугать своего господина. – Я не... Прости, я не должен был...
Странно было видеть его таким. Растерянным и потерянным, неловко и почти жалко улыбающимся.
Фенек поймал его руку и прижал ладонь к своей щеке. Не гладкая и бархатистая, конечно, да и шерстка эта… но в груди трепыхается что-то совершенно непонятное, огромное, что никак не может вырваться ни криком, ни вздохом. А плакать лис не умел. Даже когда был совсем маленьким.
– Можно… еще?..
Облегчение затопило глаза Сахира. Облегчение, злость и что-то еще темное и жаркое, от чего тело тяжелело. Сахир мягко вытянул свою руку из его пальцев и взял в ладони его лицо, опустившись в песок перед ним. Покачал головой, словно родитель, сердящийся на шаловливое, но любимое дитя, и снова прижался к губам поцелуем. Мягким, невесомым почти.
Дрогнули тонкие подвижные губы, шевельнулись, приоткрываясь, и Сабас со стоном углубил поцелуй, отвечая на ласку с жадностью и голодом. А потом вдруг отпрянул, почти с ужасом глядя на каплю крови на губах Сахира.
– Прости…
Тот провел языком по губам и улыбнулся, снова притягивая его к себе.
– Не волнуйся, – шепнул в приоткрытый рот прежде, чем накрыть его своим, но уже чуть по-другому. Так, чтобы клыки не впивались в нежную кожу.
– Ты позволишь мне… хоть иногда быть с тобой? – фенек кончиками пальцев погладил острые скулы, дыша в его рот.
– Я твой до тех пор, пока ты сам этого хочешь, – Сахир накрыл ладонями его руки, кончиками пальцев лаская запястья.
– Я никогда не предам тебя, Сахир. Никогда. Ты единственный, кто нужен мне. Знай это, господин мой. Всю мою жизнь знай.
– Жизнь длинна, лисенок, – с нежностью произнес тот. – Не давай таких обещаний. Просто иди ко мне, – он потянул его на себя, обнимая с неожиданной силой.
– Мне так не хватало тебя, господин мой, – Сабас прижался к нему всем телом, чувствуя, как от накатывающего возбуждения шерсть на загривке встает дыбом.
– Я знаю, – Сахир провел ладонями по его спине, успокаивая, ероша носом золотистые волоски на скулах. – Пойдем, мой дом недалеко.
– Да хоть через Великую пустыню и дальше, – прерывистый вздох. Право, не в подворотне же предаваться… любви? Но каждый шаг достается таким трудом! На то, чтобы отстраниться ушли те крохи воли, что еще оставались у него. Хотелось жаться к его ногам, мести хвостом, смотреть в глаза и восторженно повизгивать… Это желание распирало его изнутри. Но он послушно поправил на плечах плащ, поднял с земли клинки и спрятал их в ножны.
Сахир рассмеялся негромко, завораживающе. Взял его за руку и повел за собой. Они слились с темнотой, стали ею. А через несколько минут Сахир проскользнул в крохотную калитку, увлекая его. Коснулся губами губ и потащил к еле освещенному крыльцу.
Дом встретил их тишиной и тонким ароматом благовоний. Откуда-то доносился плеск воды и журчание фонтана, уют и тепло окутывали, словно в тончайшую шаль.
– Я помню другой дом, – фенек огляделся и сбросил плащ, перекинув его через руку.
Погладил кончиками пальцев шелковистые светлые пряди волос Сахира. – Через улицу была площадь. И там всегда сидели Сказители… и я все ждал, когда услышу сказку о тебе…
– Мне пришлось переехать поближе ко дворцу, – Сахир перехватил его руку и потащил за собой. Провел по комнатам и остановился на пороге спальни. Сюда не доносились звуки улицы, и был выход в маленький сад с фонтаном. Ароматами фруктов и ночных цветов был напоен воздух, а по полу всей террасы были раскиданы подушки. – Здесь есть бассейн.
– Здесь есть ты, – прохлада после пыльных душных улиц. Дыхание воды, шепот переплетающихся и спорящих меж собой капель. – Ты позволишь мне любить тебя, господин мой Сахир?
– Да. – Ни капли сомнений в голосе. Сахир не играл, не бросал вызов, он просто... позволял.
Отойдя к фонтану, он присел на край, опустил руку в воду и улыбнулся. Повел плечами, скидывая плащ.
Сабас опустился перед ним на колени. Нет, не унижение. Трепет, преклонение и безумная нежность. Он мечтал об этой ночи. В сотнях лиц он искал и не находил дорогие черты. А сейчас Сахир здесь, перед ним. Его можно коснуться. Его можно ласкать. Его можно любить.
Фенек закусил губу, но… сам снял с его ног мягкие расшитые сапоги. Погладил щиколотки. Смочив край льняного полотенца, сложенного на бортике, омыл его ноги и поочередно губами коснулся изящных узких стоп.
Ресницы Сахира дрогнули в изумлении, а на щеки плеснул румянец смущения. Кажется, никто и никогда не касался его так.
– Сабас... Я не девушка, – он дотянулся до его макушки, невесомо коснувшись кончиков торчащих ушей.
– Знаю, – шепнул полукровка, подаваясь вперед, втираясь всем телом меж его ног. – Знаю, Сахир. – Он замер, заключив в ладони его лицо, глядя в невозможно светлые глаза. – Потому и нужен.
Ответный поцелуй был глубок, почти жаден.
– Я думал о тебе, – Сахир соскользнул к нему с края бассейна, обнимая и согревая дыханием губы. Руки словно зажили своей жизнью, теребя завязки и застежки, зарываясь в волосы, поглаживая уши и шею.
Золотисто-медовые глаза лиса вспыхнули от удовольствия. Фенек позволил ему снять с себя простую хлопковую сорочку, а потом, распустив ворот на его рубашке, прижался губами к шее. Запах тела тонкий, прохладный, свежий, как глоток воды из колодца в жаркий день… Сабас глухо застонал. Как без этого можно было жить?
Сахир медленно выдохнул, закрывая глаза и подставляясь под ласку. Вечер плавно перетек в ночь, ветер стал прохладным, а в глубине дома слуги зажигали фонари. Неяркий свет заливал сад и, кажется, даже журчание фонтана стало тише. Сахир царапнул плечи лиса, с едва различимым стоном прижался к нему, вылизывая ключицы и пропуская короткий мех сквозь пальцы.
Жажда. Вот как это называется. Голод перетерпеть можно. Жажду – нет. Потому и не находил Сабас никого. Потому и не нужен был никто. Никто совсем. Кроме юного господина, который в отцы ему годится… если не в деды. Вот только все равно, даже если чары – все равно.
Сабас подхватил его под бедра и уложил на подушки, накрывая своим телом. Щекотка вдоль спины там, его тела касались руки Сахира. Жар пустыни ни в какое сравнение не шел с тем, какой жар пылал в чреслах. Близость для него давно не была тайной. Ни с женщиной, ни близость с мужчиной. Вот только это был Сахир… желанный, красивый.
Сахир вытянулся, распластался, раздвинул бедра, притягивая его голову ближе к себе, целуя глубоко, почти безжалостно и лишая дыхания.
– Я… немножко по-другому устроен… – шепнул Сабас. – Тебе больно может быть… А я не хочу, чтоб тебе больно было…
Сахир усмехнулся:
– Неужели ты думаешь, что я этого не знаю?
Почти обнажен. И широкие, совершенно бедуинские шаровары болтаются на бедрах на почти распущенных завязках. Широкий пояс давно валяется где-то в стороне.
– Ну… из всего непривычного на просмотр выставлен только хвост… да уши.
Сахир рассмеялся, лаская его плечи и спину.
– Я купал тебя, когда нашел. Я учил тебя плавать. И ко мне ты пришел, когда увидел свой первый взрослый сон. Я знаю, мой лис. Все знаю. И готов.
Сабас тихонько рассмеялся. Избавить Сахира от оставшейся одежды много времени не заняло. Прижаться губами к дрогнувшему животу, пощекотать хвостом ставшую такой чувствительной кожу, потереться пушистой щекой о гладкое бедро.
– Готов?.. – кончики пальцев скользили вдоль порядком возбужденной плоти, поглаживали внутреннюю сторону бедер.
Сахир усмехнулся уголком губ и развел ноги шире. Ни грамма бесстыдства или пошлости. Доверие, приятие и желание. И Сахир – уже другой. Не отец. Не опекун. Не брат. Любовник.
– Готов, – Сахир поймал его мятущийся хвост, сжал кончик, затеребил.
Пальцы коснулись узкого входа в тело, проникли внутрь осторожно, мягко. Не ранить. Не причинить боли. Почти звериные когти способны изодрать хрупкую плоть в клочья. Вот только Сабас давно распрощался со своей звериной сутью. Выходит, не до конца, раз уж рычит и царапается внутри возбужденный лис.
Сахир охнул, выгнулся, цепляясь в подушки. Такой чувствительный. И, ох, узкий. И слюны не хватает.
– Не бойся, – хрипло шепнул он на самой грани слышимости. – Ты не сделаешь мне больно.
Кончик языка касается дрогнувшей плоти, лижет, собирая густые вязкие капельки смазки, и снова скользит ниже, оставляя влажный след…
Когда Сабас навис над Сахиром – янтарные глаза были почти черными от тяжелого плещущего возбуждения. Фенек до крови закусил губу, лишь бы не сорваться, не рвануть на себя вожделенное. Он толкнулся в тело осторожно, болезненно жмурясь, задыхаясь от сковавшего напряжения.
Сахир застонал в голос, сжался, инстинктивно пытаясь уйти от вторжения, замер, дыша тяжело, загнанно. Несколько долгих мгновений молчал, не двигаясь, а потом тело расслабилось, пустило глубже. И пальцы стиснули подушки уже совсем по другой причине.
– Прости… – и поцелуй. И снова клыки чуть царапали губы. – Прости… – скулы, шея, плечи. Сабас не оставлял не обласканным ничего, целовал, вылизывал, покусывал и посасывал. И шептал горячечно: – Прости…
Сахир обнял его, прижимая к себе, ловя его губы. Все сильнее подаваясь навстречу, все глубже впуская в себя.
– Двигайся... пожалуйста, двигайся.
Они сплетались. Так отчаянно, так крепко, что ничто не разделяло их. Сердце полукровки стремилось навстречу сердцу господина так же, как стремился каждый вздох коснуться губ Сахира, пролиться в его губы стоном удовольствия. Они сливались воедино, как сливаются притоки, образуя полноводное полотно реки. Чтобы потом, устремляясь дальше и дальше стать океаном. Огромным и безбрежным, как удовольствие, от которого сохнут губы и темнеет перед глазами.
Движения то быстрые и торопливые, то размеренные, изыскано-мучительные и сладкие. Плоть движется внутри податливого, покорно принимающего тела, пока не скручивает внутренности, словно в судороге. Стоны, вскрики звучат почти жалобно. Но слышен в них голод, все еще бьется жажда и страсть.
Сабас заставил себя вынырнуть из водоворота и осторожно выйти из тела любовника. Обнять напряженный член и несколькими рывками довести себя до разрядки. Под пальцами все ощутимее росло колечко узла.
Он останется твердым и готовым к слиянию. Ради этого и берут полукровок в гаремы. Готовность принимать и отдавать даже когда семя выплескивается.
И снова прикосновение губ к губам.
– Глупый лис, – Сахир со стоном положил ладонь поверх его руки, сжал пальцы, усиливая наслаждение и добавляя боль. – Зачем?!
– Не хочу тебя пачкать… – фенек лбом уткнулся ему в плечо и замер. Век бы так стоял. Слишком хорошо ему было. Слишком… сказочно. Так, как мечталось, кажется, всю жизнь.
Сахир фыркнул почти зло, подался вперед, переворачивая его на спину и седлая бедра. Покосился на торчащий хвост и с легкостью, ожидать которую от него было трудно, заставил улечься на живот.
– Накажу тебя, – жарко шепнул в дернувшееся ухо, нависнув на руках, губами прижался к затылку и цепочкой поцелуев спустился вниз по позвоночнику. Добрался до основания хвоста и надолго остановился там, поглаживая мягкую шерстку и играя с рыжим кончиком.
Сабас ежился, тихонько шипел, ерзал и скулил. Комкал в пальцах уголки подушек, жмурясь от удовольствия, и фыркал в расшитый шелк.
– Я щекотки боюсь…
– Я знаю. Считай это своим наказанием, – Сахир вторил ему, поглаживая легко, невесомо. – Лис... – рука с его хвоста исчезла вдруг, как и другие касания. Сабас развернулся, кидая взгляд через плечо, но Сахир был уже далеко. Исчез дом, сад словно выцвел. И высокая фигура господина растворялась в серой мути…