Часть 2. Квантовая межзвёздность
27 марта 2015 г. в 06:31
2016 год, окрестности Токио.
Была ясная безлунная октябрьская ночь. Такие ночи — относительная редкость для приморских районов, но когда они случаются — можно часами сидеть на берегу и рассматривать небо. Жаль, здесь из-за сильной засветки видно не так много звёзд, а северную половину небосвода громадный Токио вообще окрашивает в желтовато-оранжевый цвет, на котором звёзд совсем не видно.
Двое стояли на лужайке посреди тихо шелестевших листьями деревьев и любовались небом, глядя на восток, в сторону моря — там небо было наиболее тёмным, и видно было больше звёзд. Две девочки наивной детской внешности. И разговоры у них были соответствующие:
— Вот, Рука-кун, видишь, там — высоко-высоко, пять звездочек? Это Плеяды, а вон там, левее — Капелла. Там ниже, вон, у горизонта — яркая Ригель. Мне Окарин рассказывал про них. Словно бисер, разбросанный по небу, да? Но Окарин говорит, что это огромные пылающие шары, много больше нас с тобой. Они больше, чем Акиба, больше, чем вся Япония. Они даже больше нашего Солнца! И светят так ярко-ярко! Но они от нас настолько далеко, что мы никогда не сможем их достать. По крайней мере, так говорил Окарин. Маюши в этом ничего не понимает, правда… Но это небо выглядит так же красиво, как то платье Суигинто, которое я делала на прошлый конвент, куда мы ходили с Курис-тян… Эх, жалко, она не видит этой красоты.
Да, похоже, вторая девочка — всё-таки не девочка.
— Рука-кун, ты не заснул? — Рука-кун повернул голову в сторону Маюши, и она продолжила. — А вон та розоватая звезда, посередине между Поллуксом и Ригель… — она вытянула руку, указав на Бетельгейзе пальцем — и тут звезда, будто почувствовав обращённое на неё внимание зачарованной небом парочки, словно мигнула, а через секунду расплылась яркой и долгой синевато-белой вспышкой. Свет, похожий на лунный, осветил лужайку и деревья — и даже немного затмил оранжевое зарево Токио.
— Рука-кун, смотри! — воскликнула изумлённая Маюши, и они оба впились взглядом в разворачивающееся на их глазах небесное явление. О сне, который только что одолевал Руку-куна, теперь не было и речи. Двое, затаив дыхание, смотрели на яркую точку в небе, и она отражалась в их зрачках. А точка тем временем становилась всё ярче и ярче…
— Какая красота… надо будет рассказать Окарину, как они с Курис-тян и Дару-куном вернутся со своей констанции… конвенции… конференции? Эх, Маюши не знает столько умных слов. Зато он точно объяснит, что это такое: ведь Окарин не может чего-то не знать, — закончила Маюши.
2016 год, Массачусетс.
На кладбище недалеко от Бостона на дорожке меж деревьев, оград и памятников стояла толпа человек в двадцать. Один, в чёрном одеянии, что-то говорил, другие, собравшись полукругом, слушали, или делали вид, что слушают.
— Сколько я себя помню, никогда не думал, что Стефана будет провожать «туда» католический священник, — вполголоса сказал один из «слушателей», высокий парень в плаще и белом лабораторном халате под ним.
— Ага, всю жизнь работать, по сути, для того, чтобы исключить необходимость привлечения каких-то внешних предположений, религии, ещё чего-то… — звонким голосом ответила ему стоящая рядом с ним девушка в коричневой куртке.
Одна из женщин, по всему — знакомая или родственница покойного — обернулась на голос, взглянула на парочку и резко, будто с негодованием, отвернулась.
— Кристина, потише, тут не только его коллеги — обидеться ведь могут.
— Сколько тебе говорить, я не… — сквозь зубы процедила девушка.
— Мы все будем признательны мистеру Холкингу за то, что он дотягивался своим разумом до небес, и …ээ… становился ближе к Богу, — невозмутимо продолжал священник.
— Что он несёт? — с безнадёжным выражением лица приложив руку ко лбу, прошептала девушка.
— Давай ты будешь о своих впечатлениях рассказывать, когда мы вернемся в отель, а сейчас просто постой и помолчи, ассистент? — наклонившись к её уху, тихо ответил её собеседник.
— Ага, уже шесть лет как я твой ассистент, да, охотно верю.
На днях в Массачусетском физико-техническом институте должна была состояться конференция по астрофизике, на которую съехались ученые — доктора, профессора и даже студенты — со всего мира. Почти все были готовы прочитать свои доклады, кто о чём — но главной «звездой» конференции должен был быть пленарный доклад Стефана Холкинга, учёного с мировым именем — о гравитационных эффектах складок пространства-времени, космических струн. Однако, за день до конференции докладчика не стало — и теперь, вместо конференц-зала, все — ну, или все, кто хотел — собрались здесь.
— К сожалению, нам будет его очень… — священник осёкся и со смесью ужаса и непонимания уставился куда-то поверх голов стоящих.
Посетители обернулись.
На небе, почти у горизонта, разгоралась звезда. Несмотря на яркое утреннее солнце, звезда была отчётливо видна на небе — и продолжала набирать яркость.
— Это знамение! — прошептал священник.
— Это… это не знамение, но я… не знаю, что это, — проговорил парень. Достав у себя из кармана телефон, он начал бормотать в него: — Внимание, сообщаю: Организация устроила очередную показательную акцию. Возможно, сейчас Земля доживает последние секу… — девушка грубо выдернула парня за руку из толпы, и шепнув ему «Ты невозможен. Впрочем… ты и сам это знаешь», они немного отошли от основной массы народа.
В тот день многим телескопам мира — оптическим, рентгеновским, даже нейтринным, что ждут потока этих всепроникающих частиц глубоко под землёй, радиотелескопам, и даже недавно запущенному на орбиту — на год раньше срока! — космическому телескопу Уэбба — пришлось поработать на славу. Событие, что произошло сегодня, 22 октября 2016 года, случалось не так часто в истории Земли, и всего несколько раз на веку человечества.
Звезда Бетельгейзе превратилась в сверхновую.
— Эй, Дару, ты видел?! — в комнату ворвался парень. — Ололо! Ты…
Тот, кого назвали Дару, а также неожиданно оказавшаяся в комнате посетительница — девушка маленького роста с детскими глазами, испуганно оглянулись на, похоже, непрошеного гостя. Дару явно был раздосадован нежданным визитом, а девушка, помимо этого, ещё и несказанно удивлена, судя по выражению её лица. Кажется, парень тоже удивился.
— Я… я случайно не встречалась с вами где-нибудь? — после полуминутного молчания, прерываемого только монотонной английской болтовнёй, что издавал телевизор в углу, спросила она.
— Меня много кто видел и много кто знает, ведь я — всемирно известный безу…
— ….мный учёный Хоуоуин Кёма, — закончили они с девушкой хором.
— Да, шесть лет назад мы действительно встретились, я помню. Значит… такова воля врат Штейна! — пафосно добавил к этому парень, стоя уже посреди комнаты. Только что ты тут делаешь?
— Ну, эээ… я… мы… — Дару перехватил инициативу: — Ну как бы, пока вы там вдвоём с Курис-тян шляетесь по конференциям-шмонференциям, я тоже не теряю времени. Ну, с кем не бывает: как-то давно мы завязали беседу на /b/ в @-чане, потом я попросил деанон, она тоже, ну и пошло-поехало. А вот сейчас, раз уж мы в Америке…
Этот «деанон» в своё время увидела Маюри и тоже завязала с ней дружбу «по интернету» на почве косплея. Да и Курису ещё в те времена пыталась добиться от Дару ответа на вопрос «кто это», но сам Дару этого сейчас, похоже, уже не помнил. А Кёма знал про эту девушку только то, что она рассказывала ему в далёком 2010-м…
— Юки. Аманэ Юки, — протянула она руку Кёме. — В тот раз мы так и не познакомились до конца.
— Юки? Я только Нагато знаю, — ответил ей Кёма, пожимая руку (какой странный американский обычай!) — и продолжил свой монолог, обращённый к Дару:
— Ага, с тебя так и надо просить деанон. Ещё бы, до того ты убивался только всё по двумерным дамам, да по Фейрис, а тут такое обломилось, ха-ха.
Визитёрша вырвала свою руку из руки Кёмы и посмотрела на того полным ненависти взглядом — как Сузуха на Курису при первой их встрече. Он понял, что надо спасать ситуацию, ибо иначе его сейчас постигнет та же участь, что и SERN-овских агентов в той реальности, в которой Моэка пришла реквизировать их «мобиловолновку». Кёма продолжил, обращаясь к Дару:
— Кто ещё тогда начал трипфажить, когда тебе твоя дочь сказала про Баррела Тайтора?
— Дочь? — теперь Юки непонимающе посмотрела уже на Дару.
— Эээ… ну… я всё объясню. Она родится в следующем году, и…
— Да что вы мне мозги пудрите! — девушка выбежала из комнаты.
— Окарин, твою ж корреляцию! — обратился к Кёме Дару. Тут такое, а ты… — дверь снова распахнулась. На пороге вновь стояла подружка Дару.
— Так, ну-ка, правда, быстро мне всё объяснили. Не может это быть совпадением, ведь… — решительно начала она, встав в столь знакомую Кёме-Окарину позу Сузухи на пороге его лаборатории. «Нет, определённо это Сузухина мама. Пророчества врат Штейна не могут не сбыться, да и характер ведь один в один», — промелькнула у него мысль.
— …Ведь тебе кто-то шесть лет назад предсказал, что у тебя будет дочь через семь лет, верно? — с ехидной улыбкой закончил за неё фразу Кёма-Окарин.
— Откуда ты… а, да… — потупилась девушка.
— Так значит… — начал было Дару, но, видимо, сложив у себя в голове картину происходящего, замолк и расплылся в счастливой улыбке. Тем более, что Юки подошла к нему и села рядом.
— Ха-ха, нечасто я вижу нашего супер-хакку таким довольным, разве что, когда он в очередной раз ставит картинку с лыбящейся Шинку и подписью «YOU HAVE BEEN PWNED, DESU» на главную страницу сайта какого-нибудь зимбамбвийского или конголезского министерства обороны, лол. — провозгласил Окарин, плюхаясь на кровать, на которой теперь сидели рядом Дару и Юки. Дару положил было руку на колено Юки, но та не терпящим возражений жестом переложила её обратно. Коронную фразу «не хакка, а хакер» Дару так и не сказал, хотя видно было, что хотел.
— Так, мальчишки, — появившаяся в дверях Курису начала с места в карьер, но осеклась. — И девчонки, — добавила она, рассмотрев троицу, сидящую на кровати в номере. — Короче, меня не волнует, сколько вас тут, главное — в магазин я сходила, вот вам всё, что нужно на сегодня, больше я никуда не пойду, даже если ты, Окабе… — она не нашла, чего бы такого придумать и закончила: — Я устала. На сегодня всё.
— Погоди, ассистент, — Окабе ждал от Курису привычной реакции в стиле «я не ассистент», но выждав секунду и не дождавшись, продолжил: Ты сможешь перевести, что тут говорят?
Кёма-Окабе-Окарин любил злить Курису — она так ему нравилась в эти моменты, — но ей самой это порядком надоедало. Проведённый с ним день вымотал её окончательно — несмотря на то, что было всего два часа пи-эм, как здесь принято было говорить.
На экране телевизора диктор что-то вещал на английском, справа от него было две картинки: одна всё время менялась, показывая гигантские тарелки антенн и прочие металлоконструкции, вторая же была неподвижна и изображала яркую точку на чёрном фоне. Снизу медленно плыла бегущая строка: …ars with at least 9 solar masses evolve in a complex fashion, progressively burning heavier elements at hotter temperatures in their cores. The star becomes layered like an onion, with the burning of more easily fused elements occurring in larger shells. Although… — Окабе надоело глядеть на это обилие английского текста, и он посмотрел на Курису, оказавшуюся рядом и внимательно смотрящую в экран. Вернее, как посмотрел: повернув голову, он задел носом щёку наклонившейся своей «ассистентки». Та, однако, ничего ему не возразила возмущённым тоном, как обычно — видимо, она даже не заметила. Её внимание целиком было поглощено идущей передачей. Не отрываясь, она смотрела в экран и внимательно ловила каждое слово диктора.
— Ну что? — с нетерпением спросил Окабе.
— Тихо! — одёрнула она его, даже не взглянув в его сторону, и продолжила слушать.
Когда Курису такая — действительно, лучше к ней не приставать, а то… Окабе вспомнил нокаут, в который однажды отправила его эта бестия, с размаху опустив ему на голову второй том Ландау-Лифшица в японском переводе. К слову, Окабе в нём ничего не понимал — ведь даже на японском языке труды Ландау, любившего заменять пять страниц жестокой математики с тензорами, двенадцатикратными интегралами и всем причитающимся словами «легко видеть, что…», не становились ни чуточку понятнее русского варианта, ну или, например, английского. Но ведь каждый учёный обязан иметь у себя дома или в лаборатории классику, и тем более сумасшедший учёный Хоуоуин Кёма! Вот так эта классика тогда и вошла ему в голову — в самом прямом смысле, со скоростью в полметра в секунду. Пусть даже это было и в другой реальности, но воспоминание об этом всё еще отзывалось болью где-то в затылочных отделах мозга — уже шесть лет как. «Надо бы пойти сделать МРТ», — начал соображать Окарин. А то вдруг из других реальностей у него сохраняются не только воспоминания, но и черепно-мозговые травмы?..
Электронные часы, стоящие на столике, и так похожие на индикатор отклонения, светились цифрами 6:25. Солнце клонилось к горизонту, а утреннее явление космологического масштаба уже давно освещало другое полушарие Земли. Окабе сидел на кровати и смотрел на свою «ассистентку». Дару, у которого она отняла ноутбук, безжалостно закрыв в его Furryfox-е все вкладки с тредами @-ча и какими-то анимешными картинками, спал на кровати позади Окарина — почти в обнимку с Юки. А в Furryfox-е на ноутбуке, стоящем теперь перед Курису, опять было открыто десятка три вкладок, но уже других: несколько статей Бакапедии с заголовками типа «Сверхновые типа II» или «Гравитационный коллапс», а также разнообразные pdf-ки с непонятными названиями а-ля «Энергия связи в реакциях, обусловленных сильным взаимодействием» с rarxiv.org. Курису сидела за столом и тихо, чтобы не разбудить ту «сладкую парочку», объясняла Окабе:
— Понимаешь, время от времени такое происходит. Бетельгейзе последнее время была весьма нестабильна, что означало, что она близка к порогу перехода в состояние сверхновой типа II. Её масса — примерно 15 солнечных, радиус в последние годы заметно уменьшался, что говорит о нестабильности в ядре. Когда ядро начинает весить слишком много, давление вырожденного электронного газа уже не может сдерживать его сжатие, и оно как бы падает само на себя, превращаясь в нейтронную звезду, а то и чёрную дыру. Ну, там могут быть и вторичные процессы — например, термоядерное «возгорание» слоёв звезды выше, отскок от коллапсирующего ядра и прочее, но факт остаётся фактом — оболочка разлетается во все стороны, и поскольку она очень горячая, яркость звезды сильно возрастает. Эй, безумный учёный, ты вообще меня слушаешь? Ты меня понимаешь?
— Из того, что ты сказала, Кристина, я понял только слова «чёрная дыра». Это та, что была в SERN-е, когда мы делали нашу мобиловолновку?
— Во-первых, ты знаешь, что я хотела сказать по поводу «Кристины». А во-вторых, нет. Там были планковские чёрные дыры. Про них писал Холкинг… да, именно этот Холкинг, что вчера… Так вот, они существуют доли секунды, после этого исчезают, как бы испаряются. То, что нам, как ты мне рассказывал, типа удавалось их использовать для сжатия информации — это, несомненно, важный научный результат, но я говорю о совсем других процессах, которые приводят к возникновению совсем других чёрных дыр.
На этот раз безумный учёный Хоуоуин Кёма не понял вообще ничего.
Курису вздохнула, посмотрела на него с состраданием и включила «цун»-режим:
— И вообще, я устала, ты меня достал и сейчас я ухожу к себе, а ты — ты остаёшься здесь. И не смей меня преследовать! — встав из-за стола, Курису презрительно развернулась на одной пятке и бодрым шагом пошла к двери. Задержавшись на секунду, она оглянулась, но мгновение спустя открыла дверь и вышла. С балкона, который служил одновременно переходом между номерами отеля, в комнату ворвался влажный вечерний воздух, так напоминающий воздух в родной Акибе — но в то же время, прилетающий не с Тихого, а с Атлантического океана. Здесь, в Бостоне, на другой стороне Земли — такой огромной, если лететь на самолёте, и такой маленькой по сравнению с масштабами взрыва Бетельгейзе — многое напоминало родную Акихабару, если не обращать внимания на обилие английского языка вокруг.
Окабе поёжился и сел за стол, на котором стоял ноутбук, с помощью которого Курису только что проводила ему лекцию по астрофизике. Подумать только! Ей всего двадцать с небольшим лет — а она уже без десяти минут доктор наук и чувствует себя как рыба в воде в специальной и общей теориях относительности, квантовой механике и хромодинамике, астрофизике… Не говоря уже о нейрологии и нейроинформатике, её прежних научных интересах. Да сам Холкинг бы гордился ею… если бы сейчас был жив.
Часть стола перед ноутбуком была немного теплее, чем вокруг — здесь только что лежала рука Курису, и стол еще хранил это тепло. Мгновением позже на это место легла рука Окарина, а сам он направил взгляд в экран и начал читать.
— Итак, сверхновые типа II…