Steins;Gate: "One More Travel Paranoia (Name Subject to Change)"

2021 год.       Китайцы с русскими так и не смогли договориться, и комиссия несколько месяцев назад однозначно постановила: запуск объекта «FG-204, блок А» — то есть, собственно «машины времени», будет осуществлять, как и в прошлый раз, Япония. А вот экипаж — Окабе Ринтаро, позывной «Ун», Макисэ Курису, позывной «Дуа», и, чего никто не ожидал — Дару, позывной «Тритт» — должны были взлететь с российского космодрома Дайконур на корабле «Союзник-ТМА», он же теперь и «FG-204, блок Б» и пристыковаться к «блоку А» на орбите. А дальше — Дару знал, что делать.       Если честно, не обошлось без конфузов. Увидев Дару, руководители центра подготовки космонавтов усомнились в том, что проект «Вифания» вообще возможно осуществить с таким членом экипажа. Речь шла о том, чтобы отправить на орбиту троих космонавтов, но Дару, пожалуй, и один бы не поместился в трёхместном «Союзнике». К счастью, после интенсивных тренировок Дару заметно уменьшился в объёме, и задача перестала казаться совсем невыполнимой.       Маюри пришлось всё-таки снова оставить дома: несмотря на её просьбы умоляющим голосом, взять её вместо Дару было бы неразумно. Управлять творением сумрачных японских гениев из лаборатории Хоуоуина Кёмы она не умела, зато заменить на время Дару, помогая Юки воспитывать Сузуху, было необходимо. Жаль, что свой четвёртый день рождения Сузухе придётся встречать без папы, но что же поделать, если он за последние годы стал весомой фигурой не только в прямом смысле, но и в научно-техническом?       Хотя, конечно, Окарин, увидев слёзы на глазах Маюри, когда она провожала их в зону вылета аэропорта, почти был готов передумать: ведь, в конце концов, для сумасшедшего учёного нет неразрешимых проблем, и на миг ему показалось, что он легко найдёт возможность впихнуть четвёртого человека в трёхместный корабль… Однако, Курису, схватив Окарина за рукав, потащила за собой, и надежды Маюри на этом оборвались.       Часом позже она стояла рядом с оградой аэропорта и махала рукой вслед разбегающемуся по взлётной полосе самолёту — не зная, видит ли её кто нибудь из друзей, что уже через несколько часов окажутся в Москве.       — До свидания, Окарин, Курис-тян, Дару-кун… Маюши будет ждать. Маюши будет скучать… — прошептала она, когда самолёт скрылся в слое облаков.       Три месяца шла подготовка экспедиции. Всю осень Окарин, Дару и Курису в центре подготовки космонавтов в Небесном городке крутились на тренажёрах, проходили медицинские комиссии (Курису, не говоря уже об Окарине, была в ужасе от такого «здравоохранения»), изучали непонятные инструкции по управлению кораблём. По счастливой случайности, в ворохе многочисленных русскоязычных вариантов внезапно нашлась инструкция и на английском языке — и Курису пришлось объяснять остальным чуть ли не каждую строчку. Обычно-то космонавты учат русский язык перед тем, как отправиться в полёт, но тут явно был не такой случай. Да и попробуй заставить, например, Окарина, что-то выучить!       Как-то раз, в свободный день, Окарин с Курису решили скататься в Москву. Прилететь в Россию и не посмотреть её столицу — такого ни один порядочный японец себе позволить не может.       Синкансэна они рядом с Небесным городком не обнаружили, зато было некое его подобие: вроде бы железная дорога, на которой ходили странного вида красные и зелёные поезда. Зайдя в один такой поезд, они расположились у окна и начали думать: в правильном ли направлении они едут?       Тем не менее, через некоторое время к ним пристала странная женщина в красной куртке с каким-то ещё более странным устройством в руке.       «Видимо, иероглифы «ПКТК» здесь означают нечто вроде «FG» у нас. Только у нас FG — это гаджеты будущего, а тут — какие-то гаджеты прошлого, что ли?» — подумал Окарин.       — Васа Билиэта? Очень приятно, а я — всемирно известный безумный японский учёный Хоуоин Кё… — успел сказать (на японском, само собой) Окарин, до того, как Курису зажала ему рот.       — Excuse me. What are you asking for? — Курису попыталась наладить контакт с женщиной. Та только беспомощно развела руками и продолжила что-то говорить на русском.       Вдруг какой-то парень странного вида из тамбура поманил их пальцем.       «Как же я сразу не догадался! Эта женщина — агент Организации! Надо быстрей спасаться!» — пришло в голову Окарину.       «Японский сумасшедший учёный» схватил Курису за руку, они резко встали и подбежали к парню. Женщина меланхолично хмыкнула и пошла приставать к другим пассажирам. Парень, вроде бы, представился — Окарин решил, что их внезапного спасителя зовут Поидиом Сюда — и открыл перед ними металлическую дверь в межвагонный переход. Оттуда несло холодным ветром, а пол качало из стороны в сторону, но от агентов Организации необходимо было сматываться любым путём, и чем скорее, тем лучше.       Все трое перебрались в соседний вагон, а поезд, тем временем, останавливался. Когда он дополз до платформы, и двери открылись, парень, что-то крикнув им, выбежал из двери и понёсся куда-то в сторону. Они рванули за ним.       Странно, но они зачем-то бежали не от поезда, оккупированного Организацией, а вдоль него. Неожиданно парень заскочил в одну из дверей, и Окарин с Курису — за ним. Двери закрылись и поезд продолжил путь, а парень с улыбкой показал жестом, что всё получилось отлично.       Кажется, они всё-таки сумели обхитрить агента Организации.       По приезду в Москву первым же делом они поехали исследовать метро. Пока они катались в его голубых вагонах, Курису рассказывала Окарину разные легенды, которые она где-то читала или откуда-то знала. Ну, например, что станция Нагатинская названа в честь Юки Нагато, или что на станции Киевская среди древних настенных мозаик, сделанных в середине двадцатого века, можно отыскать солдата с ноутбуком, разговаривающего по мобильному телефону — видимо, здесь не обошлось без машины времени. Окарин же только методично ухмылялся и на всякий случай пытался определить агентов Организации в толпе.       Они проехали самую длинную ветку — серую — с юга до севера, и вышли на улицу погулять и подышать здешним холодным, но свежим осенним воздухом на конечной станции — Алтуфьево. Солнце уже село, и Окарин начинал зевать. Он уже устал от часа езды в гремящем поезде, и на время потерял бдительность.       А зря.       Они шли по какой-то улице со сквериком посередине, а с разных сторон на них смотрели местные московские многоэтажки. Не небоскрёбы, конечно, но тоже ничего. Ветер гонял по брусчатке тротуара сухие осенние листья. Где-то во дворах орали коты, что-то кричали играющие в мяч дети, раздавался металлический грохот открываемых и закрываемых дверей подъездов. Окарин и Курису разговаривали о чём-то. Как обычно — он издевался, а она ему обиженно отвечала. Навстречу им проходили редкие люди, почти не удивляясь экстравагантности этой парочки, и особенно парня в белом халате (он не снимал его даже на тренировках в центре подготовки космонавтов, а уж поехать в нём в Москву было милым делом). Вот прошла какая-то женщина с коляской, вот парень с большущим рюкзаком, вот пробежал мелкий ребёнок, а следом за ним проковыляла бабушка, окрикивая его. Вот прошёл бодрый старичок, будто щурясь от солнца…       Курису внезапно сбилась с шага, а через секунду встала, как вкопанная.       Старичок тоже остановился.       Постояв так пару секунд, они резко обернулись друг на друга.       — Макисэ… Макисэ Курису! — старичок чуть не задохнулся от ярости.       Курису широко раскрыла глаза и начала в ужасе пятиться назад.       — Я… ээ… п… папа?!       — «Папа»? Ха-ха! Не папа я тебе теперь, да и ты мне не дочь больше — после всего того, что произошло. Вот мы и встретились. Что, не ждала?!       Курису хотела было побежать, но она была настолько испугана, что ноги её не слушались. Сделав неуверенный шаг назад, она оступилась и упала на тротуарную плитку, больно ударившись локтем. Окарин, похоже, ничего так и не заметил и был уже метрах в двадцати впереди. Помощи было ждать не от кого.       Курису прекрасно понимала, что если у её отца ничего не получилось тогда, десять лет назад в Доме Радио — то сейчас он своего шанса не упустит. И самое страшное — теперь ему точно нечего терять.       Разгневанный старик завис над ней, выхватив из кармана опасно блеснувший нож, и, будто во второсортном боевике, начал:       — Ты, ты поломала мне жизнь. Я тебя воспитал, а ты отняла у меня всё, чего я добился. Я, Сёуити Накабати, теперь должен прозябать в этой гнилой дыре…       — Окабе… — Курису попыталась позвать сбитым испуганным голосом.       — …Я хочу, чтобы ты поняла: ты зря вышла на тропу войны со мной.       — Окарин…       — …И раз мне из-за тебя уже ничего не достичь в жизни, то так будет и с тобой. Готовься заплатить за всё! — он размахнулся рукой.       Курису закрыла лицо локтем, словно защищаясь, и из последних сил огласила улицу отчаянным криком:       — Кёма!       Обычно неторопливому, невыносливому и неуклюжему Окарину, несмотря на то, что он даже не заметил сначала, что Курису с ним рядом нет, на этот раз потребовалось меньше секунды, чтобы понять, что происходит, и буквально пара секунд, чтобы отреагировать. Может, привычка вечно ожидать подвоха от Организации. Может, изредка возникающее чувство опасности. Может быть — сила Всевидящего Штейна… Так или иначе, уже когда Курису потеряла всякую надежду и сжалась в ожидании удара, над ней спасительным всполохом пронёсся белый халат Кёмы, и двое покатились по тротуару.       Накабати, мешая японскую ругань, русский мат и возгласы «опять ты!», с необыкновенной прытью убежал с «поля боя». Впрочем, не обошлось и без потерь — нож всё-таки процарапал Курису плечо и разорвал рубашку. На первый взгляд рана была не слишком тяжелой, но с ней что-то надо было сделать. Однако, когда Курису вспомнила свои впечатления от «медицины» в Небесном городке, она решила, что лучше сама как-нибудь справится. Перевязав руку, они добрались до какого-то перекрестка, и решив, что приключений на сегодня хватит, вернулись обратно на такси…       В Москву они больше не пытались ездить.       А люди вокруг — что люди? Какой-то мальчик спросил у мамы, когда они проходили мимо (обходя это копошение на всякий случай на безопасном расстоянии):       — Мам, а что там делается?       — А, не знаю. Алкоголики друг друга мутузят, поди. Пусть продолжают, ты только туда не суйся.       Только ближе к ночи парочка будущих космонавтов вернулась в Небесный городок.       …Курису сидела на своей кровати и держалась за перевязанное обрывком халата Окарина плечо. Сам Окарин задумчиво ходил по комнате.       — Вот скажи, Окабе, какого мы попёрлись гулять в совершенно другой город, а? — возмущенно спрашивала она.       — Так потому что ты сама и предложила, ты что, не помнишь?       — Ну и предложила, и что? Ты-то зачем согласился?       — А почему бы мне не согласиться?       — Ты никогда со мной не соглашаешься! — негодующе взвилась Курису.       — Ты хочешь сказать, что я такой предсказуемый?       — А ты нет, что ли? Или может, ты хочешь сказать, что твой всевидящий Штейн даёт тебе возможность предугадывать то, чего хотят остальные и действовать соответствующе?       Окабе вспомнил момент в Москве. Да, похоже, предугадать развитие событий у него весьма даже получилось, жаль, правда, что не вовремя.       — О-о-о, никому не дано понять все способности, которыми обладает Хоуоуин Кёма!       — Ну попробуй угадать то, чего я сейчас хочу.       — Э?       — Ну…       — Может, ты хочешь… — он придвинулся к ней.       — Эй, о чём ты подумал?! Вот, вообще, я хочу, чтобы ты зашил мою рубашку. Понял? Один-ноль в мою пользу, ясно тебе?       Курису в пылу негодования начала было снимать свою рубашку, но вовремя опомнилась.       — Э! И не смотри на меня!       — Как же не смотреть, если ты прямо передо мной сидишь?       — Извращенец! — бросила она Окарину и ушла в ванную комнату, откуда через полминуты кинула в Окарина свою рубашку и закрылась. — Как будет готово, скажешь, — предупредила она.       Окарин никогда не пробовал что-то зашивать. Это Маюри была специалисткой в швейных делах, так что будь она здесь — Окарин бы, не раздумывая, перепоручил бы задачу ей.       Хотя и Курису как-то раз приходилось латать дырки в его халате…       Или не раз?       Окарин задумчиво взял первую попавшуюся иголку из набора Курису, услужливо лежащего на столе. Нитка в неё была уже вдета — будто бы ответственная и предусмотрительная ассистентка заранее подготовилась к такой ситуации. Попытавшись разобраться, с какой стороны вообще следует пытаться зашивать рубашку, Окарин начал подбирать правильный угол воздействия силы давления иголки на плоскость ткани…       Дверь ванной неожиданно отворилась. На её пороге стояла, завернувшись в полотенце, Курису.       — Слушай, Окабе, — подошла она к нему. — Ты думаешь о том же, о чём и я? — начала она волнующимся голосом.       — Откуда я знаю, о чём ты думаешь?       — Ты должен знать! — возмущенно выпалила она, и тут же снова продолжила с волнением:       — Ну ты помнишь, там, на лестнице… Где твой халат…       — Помню, как же не помнить. Ты-то откуда помнишь? Это же другая реальность…       — Да ты сам говорил, только и всего! — вскрикнула она и вновь задумчиво добавила: — Ну и сны… Я же тебе рассказывала. Ну, то есть, то, что происходило в других реальностях, по твоим словам…       — И что?       — А тогда, в прачечной… Когда ты… — она отвернулась.       — Курису?       Окарин редко называл её так. Похоже, его тоже что-то сильно беспокоило.       Ответом ему был всхлип. Ассистентка попыталась собраться с мыслями и почти плачущим голосом произнесла:       — Я… Просто за этот десяток лет… Я поняла… Я… Не смогу жить в мире, где тебя… Ну…       — Что меня? — Окарин переспрашивал даже тогда, когда ему было ясно, как должна завершаться фраза, которую не договаривала Курису.       — Где ты не зашил мне рубашку, вот! — стукнув кулаком по подвернувшемуся столику, закричала она. Столик повалился набок.       — И вообще, у меня болит плечо, я буду спать. У тебя получилось что-нибудь? Нет? Ох, что же ты неспособный такой! Ладно, сама справлюсь. Спокойной ночи, и давай вали отсюда поскорее.       «О чём это она?» — подумал Окарин, выходя. Смутные воспоминания десятилетней давности роились у него в голове, но он не мог на них сосредоточиться. Тёмная лестница в Доме Радио… Да, было дело, финал операции «Верданди». Переход между аттракторами реальностей. Побег из той реальности, где Курису тоже, как и сейчас, не успела договорить фразу… Прачечная. Тоже что-то едва уловимое. Кажется, связанное с осцилляциями между различными слабоотличимыми реальностями… Странно.       Насколько же запутанная эта воля Врат Штейна!       Он ушел к себе в комнату…       А Курису лежала на кровати вниз лицом и плакала.       Ночью у неё разболелось плечо. То ли от переживаний, то ли от того, что царапина (впрочем, ничего себе царапина — до кости!) начала воспаляться, то ли еще почему. «Надо было всё-таки сходить в местную клинику… ну, или поликлинику, как их тут называют. Смешное название»… подумала Курису и вышла на балкон подышать воздухом. В небе светила луна, бросая серебристые блики на редкие облака в глубоком чёрно-синем небе. Ветер качал кроны здешних деревьев и трепал пряди волос Курису, в лунном свете казавшиеся ярко-красными. Стояла поздняя осень — и листья уже облетали с деревьев и ложились лёгким покровом на землю. В ветвях чирикала какая-то ночная птичка — а значит, скоро уже наступит рассвет…       Ей вспомнились моменты в американском мотеле — тогда они с Окарином точно так же стояли рядом на одном широком балконе. Она машинально посмотрела влево, ожидая увидеть его — но во-первых, он жил здесь вообще на другом этаже, а во-вторых, балконы в здании были раздельные.       Отчего-то она потянула руку к луне и залюбовалась тем, как лунный свет проходит сквозь расставленные пальцы…       Где-то далеко-далеко, в Токио, Маюри в этот момент точно так же стояла у окна квартиры Юки и Дару и протягивала ладонь солнцу.       — Тут-туру! — пела ночная птичка где-то в ветвях деревьев Небесного городка.       Постояв немного, Курису потерла своё плечо и решила спуститься к Окарину — ну так, раз не спится, то почему надо давать спать другим? Выйдя из комнаты и спустившись на нужный этаж, она подошла к двери Окарина и попробовала поднять руку, чтобы постучать…       Звук упавшего на ковролин тела разнёсся по коридору.       Окарин услышал копошение за дверью и мгновенно проснулся. По привычке схватив свой телефон (роуминг же не влияет на «разговоры» «повстанцев» про Организацию?) и начав бормотать что-то вроде «Это я. Организация опять охотится за мной! Они уже у моей двери. Если я не выйду на связь…», он приоткрыл дверь.       Телефон выпал из его рук, а он сам в бессилии опустился на пол.       Тускло светящая люминесцентная лампа в конце коридора едва-едва освещала стены и пол.       Как тогда, в Доме Радио.       Никого не было вокруг.       Как тогда, в Доме Радио.       Перед ним на полу лежала неподвижная Курису.       Как тогда…       «О нет… я снова попал в ту реальность!»       Но ведь сейчас такого не могло быть! Или… Или опять начались эти осцилляции реальностей, про которые он пытался вспомнить вечером?       Изменить прошлое, не разделив реальности, нельзя. Но неужели гибель Курису, несмотря ни на что, должна была произойти в любой ветке, на которые исходная реальность разделилась, в том числе и в этой — хоть и опрометчиво названной реальностью «врат Штейна»? Неужели даже эта реальность всё равно остаётся во влиянии аттрактора смерти Курису, пусть даже эта смерть здесь происходит позже, чем в других реальностях?..       К счастью, это был всего лишь глубокий обморок. Потеря крови была слишком значительной, а Курису слишком много натерпелась за сегодняшний вечер, чтобы это прошло для неё бесследно. Когда она всё-таки открыла глаза и слабым голоском прошептала «Окабе…» — Ринтаро не поверил своим глазам и был готов благодарить кого угодно — хоть волю врат Штейна, хоть Урд, Скульд и Верданди, хоть SERN. Он уже привык к тому, что любые серьёзные неприятности всегда заканчиваются ещё трагичнее, чем начинались.       И только сейчас Окабе окончательно понял, что ему тоже не нужен такой мир, где нет Курису.       Остаток ночи они провели уже у Окарина в комнате. Курису была слишком слаба, чтобы возвращаться к себе. У неё бы не хватило сил даже отвечать на издевательства Окарина — но сейчас ему не хотелось издеваться. Он осторожно положил её на свою кровать, и не решаясь ничего предпринять, сел на кресло в углу комнаты — где через несколько минут и заснул.       Наутро Курису, чего можно было вполне ожидать, его так и не поблагодарила. Впрочем, обвинений в «домогательствах» от неё он тоже не услышал, хотя предъявлять такие обвинения с утра было любимым делом Курису. Даже в случае, когда Окабе со своей «ассистенткой» спали не то, что на разных кроватях или диванах, а в разных комнатах.       Однако, с таким её состоянием дело приняло опасный оборот: запахло возможным отстранением Курису от полёта в составе экипажа «FG-204».