Steins;Gate: "One More Travel Paranoia (Name Subject to Change)"

      И правда, на очередном медобследовании её показатели были не из лучших, а когда суровый врач, чем-то напоминающий Дару (возможно, комплекцией и очками), обнаружил у нее под рубашкой неуклюже перевязанное плечо, он, словно с презрением, написал что-то в большую тетрадку в чёрной обложке и отправил Курису восвояси.       Когда они вернулись в жилой корпус, она снова во всём, как обычно, стала обвинять Окабе. Но он не был бы Хоуоуином Кёмой, если бы у него не созрел план…       Одной безлунной ночью под покровом темноты три тени осторожно пустились в путь от жилого корпуса к медицинскому. Несмотря на то, что вот-вот уже должна была наступить зима, снега не было. Это сыграло им на руку, когда они пробирались вдоль тёмных стен, на которые не попадали пятна света от уличных фонарей. Самая высокая из этих теней, шедшая сзади, по пути препиралась с той, что следовала в середине:       — На спецоперацию надо ходить, не оставляя следов! Поэтому я должен был идти в маскировочном халате!       — Дурень, твой «маскировочный» халат был бы хорош, если бы мы сейчас ползли по снежному полю. А вот для того, чтобы пробираться по тёмным закоулкам, твоё чёрное пальто очень даже ничего.       — Но ведь настоящий учё…       — Ты сейчас не учёный, а нарушитель, вообще-то. Помни об этом, — парировала средняя тень, когда они один за одним пробирались сквозь дырку в ограде.       — Ребят, может потише, а? — в разговор вступила первая из теней. — Сейчас нас вот обнаружит кто-нибудь, и считай, что всё пропало. SERN было ломать интереснее и, что особенно важно — проще, а тут придётся потрудиться.       — И совсем я не громко говорю!       — Кристина, если бы тут был кто-нибудь, тебя бы уже давно повязали.       — Да не Кристина я! — чуть было не закричала средняя тень, но последняя из них вовремя зажала ей рот.       Они стояли под окном здешнего медицинского корпуса, где располагалась поликлиника. На втором этаже было заветное окно. О таком понятии, как сигнализация, здесь, видимо, не слышали: из всех возможных систем охраны здесь был только посапывающий на первом этаже усатый мужик в чёрном комбинезоне.       Была бы здесь электронная база, было бы всё проще (по крайней мере, Дару к такому было не привыкать). Но исправить запись в тетрадке…       В мыслях, как бы забраться наверх, две первые тени сидели в кустах перед стеной здания и рассматривали козырьки и подоконники. Но последняя тень — видимо, основательно подготовившись, подобралась к ним и шепнула:       — Может, использовать мой гаджет будущего №218 «Верёвка с грузом»?       Две первые тени удивились находчивости третьей, протянувшей им «гаджет» и попробовали забросить его конец на висящий около окна крюк. Этот крюк когда-то, видимо, был опорой для лампы, освещавшей окрестности, но похоже, сейчас ему придется служить немного другим целям. Да и хорошо, что тут нет лампы — скрытности операции это бы не поспособствовало. Завязав на переброшенном конце скользящий узел, они потянули верёвку — и она надёжно зафиксировалась на крюке.       Разумным было отправить в путешествие вверх по верёвке самую маленькую из теней. Во-первых, потому что она была самой лёгкой, а во-вторых — её физическая подготовка, несмотря даже на повреждённое плечо, была намного лучше, чем у двух остальных.       Женский силуэт начал, словно заправский альпинист, взбираться по стене к заветному окну. Две оставшиеся тени в кустах смотрели вслед спадающим вниз её волосам и качающемуся остатку верёвки. Вот она преодолела первый этаж, вот добралась до заветного подоконника, вот поставила на него ногу, толкнула рукой раму…       К счастью, несмотря на позднюю осень, окно было не заперто. Впрочем, странно, если бы рассохшаяся от старости рама вообще могла бы запираться.       Силуэт исчез в темноте оконного проёма.       У одной из теней в кармане зажужжал телефон. Сообщение.       «От: Курису. Ищу тетрадку.»       Ещё одна.       «От: Курису. Ура! Нашла.»       Еще одна.       «От: Курису. Это провал. Я не могу ничего понять!»       Курису не знала русского языка. Тем более — письменного. Тем более — «врачебного» письменного.       К счастью, у третьей тени — у Дару, как у истинного «хакки», был доступ в интернет с телефона. Стоило ему вбросить фотку страницы на @-чан с просьбой типа «SUP @CH HELP READ RUSSIAN», как спустя две минуты ему пришёл ответ с переводом и ехидными комментами «это не русский, это врачебный русский». Воистину, нет ничего, что не могли бы знать битарды.       Последняя запись в тетрадке гласила: «19.11.2021. № 26. Макисэ К., «Вифания». АД 120/80, ЧСС 85, сост. неудовл. Травма плеч. сустава. Подозр.: постгеморрагич. анемия. К полёту не годна.»       Курису подошла к открытому окну и громким шёпотом спросила сидящих внизу:       — И что мне делать теперь?..       — Воспользуйся моим гаджетом будущего №224 «Растворитель чернил ручки»! — он кинул в окно что-то, напоминающее маркер. Курису, ловко поймав его, открыла колпачок и почувствовала знакомый ей запах какой-то смеси спиртов, эфиров и еще чего-то. Она начала осторожно водить по надписи, и — о, счастье! — чернила начали блекнуть и постепенно исчезать. Мысленно похвалив Окабе за такую предусмотрительность, которой она от него совершенно не ожидала, Курису подождала, пока чернила исчезнут совсем, а бумага высохнет, после чего с чувством выполненного долга закрыла тетрадку и поставила её на полку. Конечно, идеальным вариантом было бы написать туда что-нибудь насчет того, что медосмотр пройден, но для этой троицы «спецагентов» такое было бы точно не под силу.       В коридоре раздались шаги.       Охранник проснулся!       Курису успела метнуться к окну, выползти на подоконник и быстро, но осторожно закрыть окно с внешней стороны, как услышала, что охранник подошел к двери.       Прислушивается.       Испуганно затаив дыхание, одна «тень» стояла на узком подоконнике за окном и всей душой надеялась, что охранник её не заметит, когда откроет дверь и войдет, а две другие «тени» сопереживали первой снизу.       Тем не менее, в комнату так никто и не зашёл. Через пару минут шаги охранника начали удаляться. То ли он ничего не понял, то ли решил, что ему показалось, то ли просто не догадался взять с собой ключ от комнаты.       Курису схватилась за верёвку и начала было спускаться, но похоже, гаджет будущего №218 был рассчитан только на то, чтобы выдержать подъём по нему, и неудачливая альпинистка полетела спиной вниз в кусты. К счастью, Дару, уже уменьшившийся в размерах, но по прежнему достаточно мягкий, особенно если падать на него с двухметровой высоты, сумел (не без помощи Окабе) её поймать и при этом избежать опасных для кого бы то ни было повреждений.       — Кристина, а ты тяжёлая! — шептал Окарин, немного пострадавший от падения Курису на них с Дару.       — Знаешь, когда ты называешь меня Кристиной, да ещё имеешь что-то против моего веса — я жалею, что я не написала в ту тетрадку у врача что-нибудь вроде «Окабе Ринтаро умрёт в страшных мучениях через пять минут», — Курису не любила оставаться в долгу.       Конечно, в комнате осталось много улик — кусочки краски, осыпавшиеся с оконной рамы, следы на полу, пара длинных волос, оброненных Курису в ходе «спецоперации»… Но уже утром уборщица, пусть и с негодованием, но ликвидировала эти следы, не задумавшись, откуда они, а часов в 12 врач уже писал в тетрадке прямо поверх растворившейся вчерашней записи:       «20.11.2021. № 26. Дауге Г., «Хиус-11». АД 110/70, ЧСС 50, сост. отл. К полёту годен.»       Быть может, Курису, позаботившейся об одежде Окарина, стоило бы также подумать, чтобы идти на эту «спецоперацию» в обуви без каблуков, что громко стучали по полу, который одновременно был потолком комнаты охранника?..       В начале декабря их уже отправили на Дайконур. Никто не проверял общее количество записей в тетрадке врача — всех интересовало лишь, есть ли там кто-то, кто не годен. Плечо у Курису кое-как зажило, хотя шрам всё-таки остался.       Её, конечно, удивила тогдашняя предусмотрительность Окабе. Но когда она спросила об этом, он, пусть не без своего обычного пафоса, но честно ей ответил:       — Мне приходилось видеть те моменты в других реальностях, где у нас ничего так и не получилось, и нам бы пришлось лететь без тебя… И знаешь, та реальность была гораздо хуже этой.       Да, Всевидящий Штейн — штука таинственная.       И вот, последний месяц, финальные подготовки — а там уже и выбранное окно запуска с 30 декабря по 15 января, и долгожданный старт!       Месяц прошел без особых эксцессов. Окарин, Курису и даже Дару сидели в макете корабля (для Дару пришлось выбрать место по центру, а Курису с Окабе ютились по бокам), плавали в скафандрах с надписями «TEST EQUIPMENT» в бассейне-имитаторе невесомости, читали специально переведённые для них на английский язык бесчисленные руководства по эксплуатации… Ну, вернее, читала Курису и вслух переводила на японский — для остальных.       Вечером, в свободное время, они иногда выходили смотреть на захватывающий пейзаж вокруг: за городом открывались почти идеально ровные бескрайние просторы, покрытые тонким снежным слоем. По ним гулял сильный ветер, неся с собой смесь пыли со снегом. Окарин кутался в свой плащ, подняв высокий воротник, под которым был его неизменный, посеревший от времени и истрепавшийся халат. Курису, начиная замерзать, жалась к нему, а он в это время болтал в свой телефон:       — На горизонте всё в норме. В секторе «Б» десант Организации не высаживался. Продолжаю наблюдение…       Они смотрели куда-то вдаль, будто прислушиваясь к звукам, что приносила им степь. А за сорок километров к северу от них ракету ставили на стартовый стол.       Следующей ночью после того, как ракета оказалась на старте, из снежных просторов к площадке осторожно прокрался странный человек. Закутавшись в белую куртку, он мог легко рассчитывать на то, что останется незамеченным. Он пробрался к ракете и, преодолев множество металлоконструкций внушительных размеров, нырнул куда-то вниз, к святая святых — двигателям одного из боковых блоков ракеты. Немного покопавшись у сопел, он вылез наружу и так же беззвучно и незаметно ушел.       Через пару дней всё было готово. Рано утром, когда было ещё темно, их посадили в автобус и повезли, наконец, туда, откуда должен был начаться их путь — сначала в пространстве, а потом во времени. Мимо них проплывала заснеженная степь, в которой то и дело слева и справа, вблизи и вдали торчали одинокие здания, какие-то вышки, длинные ангары… Телефона у Окарина с собой не было, иначе бы он, скорее всего, начал бы сообщать одному ему ведомым адресатам, что этот апокалиптический пейзаж — проделки Организации.       Солнце едва показалось на востоке, осветив громаду ракеты-носителя «Союзник», что уже через час с небольшим должна была их унести на двести километров вверх от земли. В этот момент с Танэгасимы уже вовсю уходила в небо другая ракета — с «блоком А», а его главный конструктор сидел сейчас в автобусе напротив Окарина, и, конечно, дремал. Курису не привыкла к столь ранним подъёмам, поэтому тоже сидела в каком-то полусне, уронив голову на оконное стекло.       …Их вели по каким-то коридорам, осматривали какие-то люди в медицинских масках. Окарину наконец-то пришлось снять свой любимый халат и надеть белого цвета скафандр, на одном рукаве которого гордо красовался японский флаг, на другом — круглая нашивка с — как это мило! — рисунком состыкованных блоков А и Б «FG-204» и надписью на русском, английском и японском «Вифания», а на груди — табличка «Р. Окабе» и цифры «00».       Он посмотрел на Курису, которую одели в такое же облачение, отличавшееся только табличкой — «К. Макисэ» и спросил:       — Синхронизация?       Курису смерила его оценивающим взглядом:       — У тебя не получится. Ни по возрасту, ни по полу на пилота «Евы-00» ты не смахиваешь.       Окарин хотел было что-то возразить, но тут в комнату ввели Дару. Курису с Окарином переглянулись: похоже, им всё-таки придётся сильно потесниться в корабле. Скафандр их компаньона создавал впечатление, что несмотря на все усилия, «супер-хакка» будет всё же занимать слишком много места. Курису хотела было проинструктировать Дару в ключе «ко мне не прижиматься!», но внезапно их повели куда-то дальше и усадили в кресла перед большим стеклом, из-за которого на них смотрели десятки объективов камер.       — Расскажите о планах вашего полёта? — Скажите, легко ли вам было готовиться? — Какого опыта вы ждёте от космического полёта? — Говорят, вы участвуете в секретной миссии японского правительства? — посыпались на них вопросы.       Дару молчал и меланхолично смотрел на всё развертывающееся перед ним. Его, похоже, занимали только собственные мысли. Курису, казалось, сжалась в комочек внутри своего скафандра от застенчивости. Странно, ей раньше приходилось выступать на многих конференциях, вести лекции перед большим количеством человек — но отчего же сейчас она чувствует себя так неуютно? И только один Окарин вместо этого встал и начал, размахивая руками, отвечать на все вопросы:       — Мы летим перевернуть мировую систему правления! Мы прошли через все испытания только для того, чтобы принести человечеству новую жизнь! Мы, наконец, победим Организацию и мир навеки будет свободен! У нас настолько секретная миссия, что в целях недопущения распространения информации каждому, кто будет знать про неё хоть что-то, в ближайшие 15 минут взорвут голову!..       Переводчик вначале пытался переводить этот поток сознания для корреспондентов, но через десять минут таких мучений обессиленно обернулся к троице в скафандрах и произнёс:       — Всё, хватит. Пресс-конференция закончена. Скажите что-нибудь на прощание.       Окарин сел в кресло, наклонился вперёд и заговорщическим шёпотом начал:       — Эль…       Курису встрепенулась, подняла голову и подхватила:       — Псай…       Дару торжествующим жестом поднял кулак и все трое хором закончили:       — Конгру!       Само собой, никто из репортёров их не понял. Но разве Окарину это было надо? Вся троица, заметно повеселев, начала подниматься по извилистым дорожкам к лифтам на стартовое сооружение.       В корабле действительно было очень тесно.       — Слушай, супер-хакка, ты не мог бы подвинуться в сторону от меня?       — Куда мне двигаться, это вот кресло намертво прибито к полу!       — Дару, у тебя под креслом есть ручка регулировки. Ты слушал, когда я читала документацию?       — А, ну да. Но оно только вперёд-назад двигается!       — Ещё бы. Я бы тебе не простила, если бы ты тут в меня локтем тыкал!       — Могу и не локтем!       — Слушай, ты, извращенец!       В центре управления все слушали их разговор в позе «фейспалм». Надо было это прекращать.       — Минутная готовность! — раздалось у каждого в наушниках по-русски, потом кто-то повторил по-английски.       Они приумолкли. Начинается.       — Пуск. Бортовое питание. Зажигание, кислород. Предварительная!       Что-то громко ухнуло где-то вдалеке у них под ногами и раздался шум, словно от сильного ветра. Корабль немного затрясло.       — Промежуточная!       Шум усилился и превратился в грохот, корабль затрясло еще больше.       — Главная. Подъем!       Грохот превратился в заполняющий корабль дикий гул и новоявленных космонавтов вжало в кресла.       — Поиэхари! — попытался было сказать Дару подходящее по случаю недавно выученное им русское слово.       — Тоже мне, Гагарин нашёлся… — тяжело вымолвила Курису, борясь с перегрузками.       — Прошел контакт подъема. Двигатели центрального и боковых блоков ракеты-носителя вышли на режим главной ступени тяги. Десять секунд. Крен, тангаж, рысканье в норме. Двадцать секунд. Давление в камерах сгорания нормальное… — доносилось из наушников.       Ракета медленно уходила в утреннее небо.       Сёуити Накабати несказанно удивил тот случай в Москве. Ещё бы, встретить человека из своего родного города в совершенно другой стране! Да что там из города — свою собственную дочь!       Стоп. Не дочь она ему после всего того, что произошло. Как она лихо присваивала его успехи — и выехала лишь за счёт них, оставив ему только забвение в холодной и неприветливой России. Он рассказывал ей какие-то свои мысли — она выступала с ними на конференциях и получала награды. Он делился с ней предположениями — она производила расчёты и публиковала статьи. И ей ещё хватало наглости приходить к нему за консультациями! А те идеи, на которые он набрёл в интернете, благодаря Джону Тайтору… Подумать только! Она додумалась мало того, что стащить у него из-под носа главную мысль, так еще и написала про это статью, опубликовала её в «Sciency» и получила всемирное признание! Она, а не он! Настолько противно было иметь с ней что-то общее, что даже фамилию пришлось поменять на фамилию одного своего легендарного предка: не хочется в научном мире тащить за собой фамилию Макисэ, словно проклятие — неудачливый родственник признанного гения.       Как же это всё жестоко! Император Артур Газ, бросивший своих дочерей-Чаек после реинкарнации? Спиральный Король, отрёкшийся от Нии, после того, как она ему надоела? Дарт Вейдер, чуть не убивший Лею? Да любого из них можно оправдать, если дочь сама превращает жизнь своего отца в ад!       Эх, тогда бы в Доме Радио всё могло бы получиться… Если бы только не этот, непонятно откуда взявшийся сумасшедший в халате. Он что, кого-то поджидал? Может, и его? Вдвойне удивительно, что сейчас тоже всё прервал, несомненно, этот же сумасшедший. Да кто он вообще такой? И почему они с Курису всё время вместе? Ангел-хранитель, тоже мне, нашёлся.       …Худо-бедно Накабати всё же удалось «нагудлить» в интернете некое объяснение. Курису, похоже, удалось вспомнить свои расчёты, которые были в статье, что он пытался вывезти сюда, чтобы хоть раз восстановить справедливость. И именно с этим сумасшедшим, которого по одним источникам зовут Хоуоуин Кёма, а по другим — Окабе Ринтаро, их в составе миссии «Союзник-ТМА-42» в конце декабря должны были зачем-то отправить в космос. Зачем — непонятно, одни домыслы. Да и так ли надо знать? Главное, что вот она, возможность наконец-таки добиться своего. Уж на третий раз должно повезти.       Пробраться на территорию космодрома было достаточно просто. Местами сломанный бетонный забор, жалкое подобие колючей проволоки… Ей-богу, даже в институте, где Накабати теперь работал, забор был и то лучше. В заснеженной степи, конечно, идущего человека было видно издалека, поэтому пришлось в местном московском «Ашане» для маскировки прикупить белую куртку с капюшоном и светлые зимние брюки, и кажется, они сослужили хорошую службу. В ту ночь ему улыбнулась удача: ракету вывезли на стартовый стол, испытания провели, скоро запуск. Достаточно приделать небольшое взрывное устройство к соплу одного из двигателей, чтобы в процессе выхода на главную ступень тяги оно взорвалось и повредило сопло. Если повезёт, ракета при этом завалится набок, вместо того, чтобы уйти вверх, система аварийного спасения, скорее всего, не сработает или сработает слишком поздно, и результат будет один — эти двое сполна заплатят за всё, что они сделали с научной карьерой Накабати.       «Вот и утро. На стартовой площадке какое-то копошение, сегодня запуск. Только бы не отменили: тогда ракету повезут обратно в комплекс, и, несомненно, обнаружат попытку диверсии, не говоря о том, что вся операция сорвётся», — размышлял, лёжа за каким-то холмиком в снегу в паре-тройке километров от старта, Накабати. — «Да, определённо сегодня. Вон, уже и башню обслуживания отводят… Значит, они уже внутри».       …Значит, они уже обречены.       Нехорошее чувство будто ударом колокола отозвалось в голове Накабати.       Странно, вроде бы только что он ждал одного: когда ракета упадёт в море огня, сотворённое ею на старте, и эти двое погибнут — но всё равно, что-то не то.       А что, собственно, дальше?       История Макисэ Курису на этом закончится. Можно будет не бояться…       Не бояться чего?       Стоит отдать Курису должное. Накабати знал, что не умеет доводить мысли до конца, и этим за него всегда занималась она.       Так может, вот она — наука? Не в высказывании идей дело, а в их обосновании?       Что с того, если Курису не станет? Да, Накабати вернется в Москву, продолжит учить студентов… которые не очень-то его и любят: больно много он распространяется о своих прошлых «успехах» и слишком мало о предмете, а потом студенты не могут сдать экзамен, потому что не способны что-либо ответить на те вопросы, которые им Накабати не рассказывал. Да и на кафедре его держат, видимо, просто из-за того, что неудобно выгонять старого японского профессора.       Ох, да и какой он профессор? Серьёзной наукой он не занимался с тех пор, как уехал из Японии.       Может быть, это и идиотская мысль, но вдруг Макисэ Курису в этом мире суждено прославить свой род… и его род? Вознести эту фамилию к звёздам? Это была бы роль, достойная последователей предков семьи Накабати. А он… Он сделал всё, чтобы оборвать эту песню. И вот уже через несколько минут все надежды на это «вознесение к звёздам» рухнут горящими обломками со стартового стола…       Нет!       Сёуити вскочил из снега и бегом рванул к стартовому столу. Он бежал со стороны, которая не просматривалась из центра управления, и в которую выходил газоход стартового сооружения, поэтому мало кто мог бы его заметить, даже если захотел бы. На стартовый стол он уже не успевал, поэтому побежал прямо в газоход, под ракету.       — Минутная готовность!..       Вот оно, то сопло, к которому он пару дней назад приделал свою «бомбу». Вон и она висит — на внешней стороне, готовая взорваться тогда, когда ракета начнет свой путь вверх. Всего метров семь отсюда до нее. Что же делать? Вот, поручни какие-то торчат… Немного обгоревшие… Кусок арматуры… Да!       Накабати размахнулся и с силой швырнул арматурину в цель.       Он был достойным последователем своего предка, про которого говорили, что он способен всадить стрелу с сотни метров в глаз неприятелю.       Арматурина немного покувыркалась в верхней точке полёта и ударилась о приделанную сбоку сопла «бомбу», сбив её с положенного места — и вниз они полетели уже вместе.       Стоящий на бетонном выступе Макисэ Сёуити успел лишь с облегчением посмотреть вверх, где начинали оживать двигатели — и услышать обрывок фразы «Предварительная!», объявленного по громкой связи на стартовой площадке, перед тем, как стена огня смыла его вниз.