Steins;Gate: "One More Travel Paranoia (Name Subject to Change)"

      Прошло несколько часов. Дару, как самый психологически стойкий в таких ситуациях, самостоятельно закрепил и подключил аккумуляторы, сгруженные в переходной отсек на оси «Стамины». Проверил работу этих аккумуляторов и солнечных батарей, что, освещаемые светом Уппы, вырабатывали здесь электричество. Медленно и осторожно раскрутил «Стамину» — удивительно, но даже после полученных повреждений корабль не потерял баланс и вполне удачно перешел в нужный режим. Жизнь на корабле потихоньку налаживалась…       Если не считать того, что больше никто из команды не был в состоянии что-то делать.       Курису беспомощно сидела в одном из кресел отсека управления и отстранённым, полным слёз взглядом смотрела на описывающую круги за иллюминатором планету Маюри. Юки и Сузуха пропали где-то в дебрях одного из жилых отсеков. А Окарин нашёл себе место в уголке отсека управления и сидел там на полу, обхватив голову руками.       Маюри, бедная Маюри!       Сколько ей пришлось пережить смертей? И ладно бы, если бы это всё было не зря, если бы каждый такой случай давал бы ей силы и способности в других реальностях, словно посланнице Кюбея Мадоке — но нет, каждая такая бесполезная смерть приносила лишь одни страдания, как самой Маюри, так и тем, кто был с нею рядом. Вот, казалось бы, наконец достигнута реальность, в которой она, да и все, кто дорог Окарину, остались живы… Но надежда на это только что рассыпалась в прах. Окарин не смог удержать себя от того, чтобы не инициировать создание машины времени в этой реальности — и сурово поплатился за это.       Но почему за его беспечность и самонадеянность Маюри всегда приходится отвечать своей жизнью? В чём она виновата? Только ли в том, что она — его заложница, а заложники… Заложники умирают первыми?       Маюри — радостный, невинный и беспечный ангел, чувствовавший и понимавший больше, чем кто бы то ни было… Она могла проникнуть в самую глубину переживаний любого человека, и сама не осознавая того, избавить его от страданий. Незаменимая сотрудница лаборатории №002, она находила решения проблем сердцем и душой, а не разумом и руками. Быть может, она всё видела и понимала так, словно, как Окарин, обладала даром Всевидящего Штейна?..       Не поэтому ли она все эти годы оставалась такой же, как раньше? Может быть, оттого она не покидала лабораторию, не меняла привязанностей и образа жизни, в конце концов, не искала себе спутника этой самой жизни? Может быть — она чувствовала, понимала то, что самой судьбой ей в каждой из реальностей предназначено принести себя в жертву… Но ради чего?       Прогресс человечества… Но разве прогресс столь безобиден? Первый человек, взяв в руки палку, уже очень скоро догадался огреть этой палкой сородича. Из металла, выплавленного человеком, ковались мечи. Порох, вместо того, чтобы стать помощником людей, стал их убийцей. Даже ядерная энергия — и та впервые показала свою мощь не в реакторах, а во взрывах над родной Японией… Кто сказал, что машину времени ждёт другая судьба? Да, она способна принести человеку великие знания и умения, но опыт показывает: чем более велико творение, тем более оно смертельно для человечества.       Этот порочный круг надо разорвать.       — Возвращаемся, — вскочил с пола Окарин.       Сидевшая рядом в кресле Курису перестала всхлипывать и посмотрела на него непонимающим взглядом. Дару, что-то колдовавший над пультом IBN 9000, развернулся в кресле и тоже состроил удивлённое лицо.       — Окабе, что ты такое говоришь? — переспросила Курису.       — Эта экспедиция не стоит смерти кого-нибудь из нас. Возвращаемся…       — Эй, Окабе, перестань! Ты сейчас ведёшь себя, как… как…       — Цундере, — закончил за неё фразу Дару.       — Вот именно, — подтвердила Курису.       — Я совершил ошибку. Не стоило пытаться строить машину времени в этой реальности. Я же знал, чем это всегда заканчивается…       — Да… я помню, ты мне много раз рассказывал. Да и сны, которые я видела, напоминали мне об этом. А вернуться назад во времени и спасти Маюри…       — Тоже не получится — во-первых, потому, что вернувшись в прошлое, мы поможем нам из прошлого избежать смерти Маюри. Следовательно, те «мы» из прошлого уже не будут отправляться в прошлое, как нынешние мы, и в получившейся реальности будут существовать две «Стамины» — мы и те, другие «мы» из прошлого. Но Маюри будет жива только у них, но не у нас. Ведь я прав?       — Твой поток сознания, конечно, трудно понять. Но я поняла — ведь я и сама хотела сказать тебе то же самое.       — А во-вторых, раз в этой реальности есть машина времени и Маюри умирает — то и там оно будет так же. Может, по-другому — но будет. А предугадать, как и когда — мы не сможем…       — Но как бы тяжело нам ни было, это всё равно не повод прерывать всё вот прямо сейчас — когда мы почти достигли нужной цели, — рассудил Дару.       — Дару прав. Ну вот, положим, мы вернёмся ни с чем, и при этом без Маюри — да на нас будут смотреть, как на идиотов! Ну, и как ты, наверное, сам понимаешь, отменить создание машины времени уже не получится. По крайней мере, в этой реальности. Джинн уже выпущен из бутылки.       — А если всё-таки ради этого вернуться во времени?       — Вернуться на машине времени, чтобы предотвратить создание машины времени? Интересный эксперимент, но мне кажется, бессмысленный, — констатировал Дару.       — Верно. Что это изменит? Ну, Окабе, попадёшь ты в 2016 год обратно, может быть, даже удержишь «себя» из прошлого от того, чтобы начать мутить воду на той конференции. Но будущее уже станет другим — и ты останешься жить в той реальности, а не вернёшься в эту. Но будет ли это счастьем для тебя? Там будет ещё один Окабе. Или ты рассчитываешь занять его место? Каким образом? Да и если не мы — ты хочешь, чтобы машину времени разработал SERN?       — Но…       — К тому же я уверена, что Маюри, если бы знала об этом, наверняка высказалась бы за продолжение экспедиции. Сам посуди: тебе было бы приятно знать, что ты погиб просто так, а не ради того, чтобы кто-то другой достиг планируемой цели? Ты вот часто ссылаешься на мореплавателей — но разве они останавливали экспедицию, если даже капитан погибал? Нет, его место занимал другой, и вся команда так же продолжала рваться к цели. Неужели добиться цели любой ценой — не в духе Хоуоуина Кёмы?       — Но не ценой смерти кого-то из нас!       — Этого уже не изменить. Достигнем мы цели или прервём экспедицию — Маюри всё равно уже не вернёшь! — Курису вскочила со своего кресла и развернулась в сторону Окарина.       — Мне плевать на эту цель!       — Слушай, Окабе, — Курису пришла в бешенство. — Я не узнаю тебя. Куда делся этот твой Хоуоуин Кёма, готовый облагодетельствовать человечество во что бы то ни стало, а? Знаешь, что я вижу в тебе, Окабе? Ты просто эгоист. Тебе плевать на то, что думают все остальные, тебе плевать даже на то, что думала бы Маюри на нашем месте! Судьба у тебя её отняла — и ты теперь готов бросить всё просто из-за ущемлённой гордости. Да ты даже не благодарен ей, а ведь она тебя спасла, вытолкнув из-под антенны! Ты просто хочешь, чтобы она была здесь, а на её желания и надежды тебе плевать. Ты разрушал счастье других — сам же мне рассказывал — просто ради того, чтобы сохранить Маюри жизнь. Сохранить не ради неё, а ради себя. Ведь именно так, Окабе?! — Курису оттеснила его к стенке и теперь, глядя с ненавистью ему прямо в глаза, выкладывала ему всё, что думает, уже не пытаясь сдерживать себя. Кажется, ещё немного, и это перерастёт в драку…       — Курис-тян, даже у меня нет такого таланта убеждения, — Дару прокомментировал наблюдаемую сцену.       Окарин, кажется, согласился. Да и не согласиться было невозможно — она только что прямым текстом высказала ему всё то, в чём Окарин, похоже, просто боялся себе признаться.       — Хорошо, Кристина, твоя взя…       Если в обычной ситуации Курису бы просто выругалась в стиле «я не Кристина», то сейчас она не смогла удержать себя в руках, и от сильнейшего удара Окарин полетел в угол отсека. Пока он приходил в себя, Курису решительно села за пульт рядом с Дару и они вместе с IBN 9000 определили оптимальный маршрут к чёрной дыре в центре галактики.       Уже ночью, когда работали двигатели, а все пятеро лежали на кроватях в двенадцатом отсеке, Курису наконец вновь заговорила с Окарином:       — Окабе… Ты это, прости меня за сегодняшнее. Я немного вышла из себя…       Окарин помолчал.       — Знаешь, я тебя понимаю. Ты… Ты всё правильно сказала.       Курису немного удивила реакция Окарина — она думала, что сейчас он либо будет протестовать, либо сделает вид, что всё так и было запланировано.       — Я просто хочу, чтобы ты понял… Есть же много других реальностей, и во многих из них Маюри сейчас жива. В некоторых из них, быть может, нет тебя. Знаешь, мне приходилось быть в такой реальности — и не только я, но и Маюри по тебе скучала. В некоторых из таких реальностей, возможно, нет меня — или меня убили, как ты мне рассказывал. В некоторых, надеюсь, что в большом их количестве — Маюри счастлива. И — кто знает? — может быть, она там даже счастлива с тобой… Слушай, прости меня, я наверное, сейчас такие глупости говорю, но мне кажется, вы бы подходили друг другу гораздо лучше, чем мы с тобой.       — Она… она мне как родственница, как сестра… По крайней мере, в этой реальности…       — Но я не могу избавиться от какого-то ощущения …       — Кри… Курису, вы обе для меня важны… В разном качестве, но в равной мере. Безмерно.       — И всё же… Ведь тогда ты согласился на мир без меня, но с Маюри.       — Он был более реален, чем остальные…       — Ни одна из реальностей не более реальна, чем другие. Есть более вероятные, есть менее… Но все они одинаково реальны. Есть даже такая теория квантового бессмертия: пока у человека есть возможность остаться живым при каком-либо расщеплении реальностей — его разум следует по той ветке, где он остаётся жив. Быть может, здесь у Маюри тоже был шанс выжить — и сейчас она, её сознание, живёт в реальности, очень похожей на эту, но в которой она осталась в живых.       Курису немного помолчала, но не дождавшись ответа от Окарина, продолжила:       — Но у тебя, как у первого путешественника во времени — тогда был шанс выбрать. И ты выбрал. И… Я понимаю: я не вправе винить тебя за твой выбор.       — Я это сделал лишь для того, чтобы вернуться в реальную реальность… Ну, точнее, в ту, которую я тогда считал реальной… И потом, как только появилась возможность — я постарался создать другую реальность — эту.       — Но ты её не считал реальной.       — Разве?       Курису вспомнила разговор с Сузухой из будущего — тогда, в 2011-ом…       — Да. Мне пришлось сделать кое-что, чтобы ты поверил. Вернее… Вернее, Сузуха меня заставила. За что я ей очень благодарна.       — Что же? — Окарин, судя по всему, всё забыл, но это было и к лучшему.       — Это неважно. Я не хочу, чтобы ты ещё и эту реальность начал считать нереальной.       Окарин помолчал, закрыв глаза. Реальности, нереальности… Почему-то ему показалось, что в воздухе пахнет летним дождём и его волосы слегка колышутся от ветра… Стоп, какой дождь и какой ветер на космическом корабле, находящемся за тысячи световых лет от дома?       — Если ты хочешь знать, — почти прошептала Курису, — эту реальность создали мы с тобой. В равной мере.       — Что же… Пусть так. Пусть всё так, как ты сказала. И я надеюсь, что в тех реальностях, где Маюри жива — жизнь её счастлива и беззаботна… и там, где меня нет — она обо мне не знает…       Теперь молчала уже Курису. В полутьме отсека всё равно было видно, как блеснули капельки слёз на её ресницах.       — Знаешь, Окабе, если бы нам было суждено расстаться навсегда, и передо мной стоял бы выбор — дать себе забыть тебя, или, пусть мучаясь, но всегда помнить, я бы… я бы выбрала второе. Я уже пыталась забыть тебя в том мире, где тебя не было. Это невозможно. Это нечестно, нечестно как по отношению ко мне, так и к тебе. И несмотря на то, что никто, вроде бы, не помнил тебя, твоё существование в других реальностях давало о себе знать.       — То есть… То есть вы всё-таки помнили?       — Выходит, да. Случайные обмолвки Дару или Маюри, нечаянно оброненное кем-нибудь «Кёма» или «Окарин», это ощущение пустоты в лаборатории… Порой нам даже казалось, будто слышно едва уловимое эхо каких-нибудь твоих таких глупых, но так характерных для тебя фраз. «Начать операцию Верданди» какую-нибудь, например… Понимаешь, всё напоминало о тебе. Я помнила тебя, остальные помнили — не тебя, но о тебе.       Окарин невольно усмехнулся. «Операция Верданди», тоже мне… Сколько лет назад это было?..       — Я же, наверное, пытался тебя отговорить помнить меня?..       — Конечно. Но ты же сам понимаешь, это невозможно.       Курису подумала и продолжила:       — Просто знай: в других реальностях Маюри не осознаёт этого, но помнит о тебе. И я уверена, ей от этого только теплее на душе.       Пару минут они молчали.       — Спасибо… Спасибо тебе, Курису. И спасибо Маюри…       За что — он так и не сказал.