У каждого своя правда

      Я, конечно, догадывался, что прямолинейный капитан Ермаков так просто не уйдёт от комдива, но чтобы так…       Когда я в окно увидел свет фар автомобиля Гуляева, то решил подождать, чем всё закончится. Почему-то был уверен, что и мне придётся принять во всём этом участие. Надо же, не ошибся. Адъютант комдива буквально влетает ко мне и просит пройти туда, где находятся Иверзев, Гуляев и Ермаков. Судя по встревоженному лицу Каткова и громким голосам, доносящимся из коридора – дело плохо.       Собственно, как я и предполагал: Ермаков нападает, а комдив и не защищается. Даёт нашему герою высказаться, а капитан видимо в пылу горячки не замечает этого. А вот за каким, я вас спрашиваю, чёртом, комдив после слов капитана начинает вещать о завтрашнем взятии Днепрова и новых батальонах? Капитану как раз сейчас хочется услышать именно об этом. Самое время! Ермаков едва ли матом кроет нашего комдива в ответ на его слова о докладной и выносит весьма жестокий приговор:       - Вы – сухарь, товарищ полковник. Я не могу считать вас офицером и человеком.       - Что? – в шоке от сказанных слов Иверзев поворачивается ко мне и смотрит так растерянно и обиженно, что мне хочется Ермакова взашей выгнать, несмотря на его окопную правду.       А уже просчитываю выходы из данной ситуации. Итак, первое, не дать Иверзеву ответить тем же капитану. Перегнул Ермаков палку, перегнул, что тут скажешь. Таких растерянных глаз у комдива я никогда не видел и, боюсь, что не увижу. И главное, они друг друга не слышат. А второе, раз я замполит дивизии, то проблемные вопросы между офицерами решать мне.       Пока я лишь попытался успокоить комдива, для поддержки положив ему руку на плечо. Главное, не допустить распространения скандала вне дивизии. Иверзев, несмотря на душившую его обиду, сообразил, что ответить капитану:       - Извинитесь, капитан Ермаков. Немедленно извинитесь.       Ситуация, вроде как, под контролем.       - Я не чувствую за собой вины, - выпалил Ермаков.       Я понял, ещё пара таких слов от капитана и последствия для него станут необратимыми. Видимо, это понял и Гуляев и поэтому буквально выволок Ермакова во двор, хотя тот в наглую шёл чеканным шагом. Командир дивизии без сил опустился на стул. Я оставил Иверзева на попечение Каткова и - следом за Гуляевым. Когда я оказался у машины, то застал там лишь полковника и капитана. Шофёр где-то бегал.       - Немедленно уезжайте, полковник Гуляев. Уезжайте и увозите героя.       - Да шофёр куда-то запропастился, - в сердцах воскликнул Гуляев и ещё раз крикнул. – Карен!       - Бегу, товарищ полковник! – из ближайших кустов, поправляя штаны, выскочил шофёр Гуляева.       Я подождал, пока машина скроется за поворотом и поспешил в церковь, облюбованную под штаб дивизии. Мимо меня прошла супруга Иверзева, Лидия Андреевна. Она было огорчена тем, что ей приходится так рано уезжать. Зайдя в кабинет Иверзева, я застал его, уткнувшимся лбом в карту местности, на которой он чертил стрелками наступление.       - Я не собираюсь прощать капитана Ермакова.       Никто и не сомневался.       - А я не собирался просить вас об этом, - отвечаю.       - Тогда зачем вы здесь?       Он подошёл к столу и придвинул мне папиросы и спички.       Я пытаюсь вызвать Иверзева на душевный разговор, хочу понять мотивы и причины его поступков, а, главное, почему его не любят офицеры дивизии, но комдив закрывается от меня в свою раковину и выдаёт ответ:       - Я не обязан внушать любовь со стороны подчинённых. Я обязан заставить их выполнять мои приказы.       И вот что ты с ним будешь делать?       Пытаюсь сказать, что они оба правы: и капитан и комдив, - но получаю лишь бесцветный фразу в ответ:       - Я вас не понимаю.       - Жаль, - говорю я, чувствуя, что надо уходить.       Иверзев даже не оглянулся, когда я выходил за дверь.