Багира и Маугли

* * * В стишке, который Кот разучивал в первом классе, были такие бодренькие строчки: «Вот и лето пролетело, наступил учебный год, но и осень нам немало дней хороших принесёт». В последнем Кот сильно сомневался, хоть и был по натуре оптимистом. Лето действительно пролетело, и настал сентябрь — дождливый и промозглый. Кот уныло сменил свой дивный летний прикид на скучные джинсы и водолазку. Распрекрасные его шорты мирно покоились на дне платяного шкафа. Кот их любил и выбрасывать не торопился, ведь они ещё не совсем протёрлись на заднице. — А я ушаночку поглубже натяну-у… — скорбно продудел он себе под нос, накидывая куртку и выскакивая из подъезда. Порыв холодного ветра метнул ему в лицо дождевые капли. В такую погоду и вовсе не стоило вылезать из дома, тем более что уже совсем стемнело. Но у Кота иссяк запас кофе, а жизни без кофе он себе не представлял. Песня про ушаночку, так неожиданно всплывшая у него в мозгу, закономерно напомнила ему о том белобрысом гопнике, которого он встретил летом — прямо здесь, возле магазина. С тех пор Кот с ним, увы, ни разу не сталкивался, но сейчас, когда ему посчастливилось снять хату в этом районе, симпатичный гопник стал гипотетически досягаемым. «Вот бы опять его встретить!» — возмечтал Кот. Он свято верил в то, что Вселенная прислушивается к его желаниям — нужно только желать погорячее. — А я милого узнаю по походочке… — пропел он уже повеселее и, засунув замёрзшие руки поглубже в карманы, свернул в проулок, ведущий к магазину. Свернул… и застыл, как вкопанный. В проулке дрались. Трое месили одного, безобразно матюкаясь при этом, как свиньи. Хотя свиньи такого свинства себе бы не позволили, мельком подумал Кот. — Эй, чуваки! — гаркнул он, направляясь к ним и на ходу выдёргивая из кармана мобилу. Чем хороша была новомодная «Нокия-3310», помимо игры в «змейку», так это тем, что этакий булыжник можно было запросто использовать в качестве кастета. — Мальчиков по вызову «02» не желаете? Нападавшие не желали. Всё так же гнусно и гнусаво матерясь, они растворились в темноте, чавкая кроссовками по грязи. Кот сунул мобилу обратно в карман и подошёл к парню, который упёрся обеими руками в асфальт, кое-как приподнялся и сел. Свет фонаря упал на его лицо, и, хотя лицо это было украшено свежим фингалом под левым глазом, Кот тотчас же парня узнал. Это был давешний симпатичный гопник — вот как оперативно сработала Вселенная! Тот ошарашенно вытаращил на Кота правый, здоровый глаз: — Ты-ы? — Я, — с удовольствием подтвердил Кот. Он ужасно обрадовался тому, что гопник тоже сразу узнал его, а значит, запомнил! Но он тут же нахмурился и озабоченно наклонился к нему: — «Скорую», может, вызвать? Или ментов всё-таки? — Не-е, — парень отрицательно мотнул головой и поморщился, коснувшись ладонью затылка. Губы его болезненно скривились. — За что они тебя? — Кот даже сам сморщился. — Спарта, козлы, — лаконично ответствовал гопник. — Я сам дурак, нарвался. Кот понимающе кивнул. Разделение на «спортсменов» и «братков» в их городе существовало давно и доставляло немало хлопот тем, кто не входил ни в одну из группировок, в том числе и ему. Но Кот привык выкручиваться из разборок за счёт своего длиннющего языка и фантастического обаяния, как со вздохом говорила его сестрица Елизавета, она же Лиса. Кот протянул парню руку и не менее лаконично предложил: — Вставай, холодно. Тот стиснул его ладонь, подымаясь с земли, и Кот едва не потерял равновесие. Парень был намного тяжелее него, хоть и пониже ростом, но гораздо крепче. «У-у, ты како-ой!» — почти что с нежностью подумал Кот, не выпуская его руки, и осведомился: — Тебя как зовут? — Санёк, — прокряхтел тот, скривившись ещё сильнее. — Вот же… суки… А тебя? — спохватился он. — А меня — Кот, — доложил Кот, неохотно разжав пальцы и с невольным злорадством отметив: «Ох, не знаешь ты, Санёк, кому руку пожал!» — Если в больницу не хочешь, можно пойти ко мне. Отчистишься, оценишь масштаб… жертв и разрушений. Я недалеко живу, в пятом доме. А? Выпалив всё это, он затаил дыхание в ожидании ответа. — Мо-ожно, — протянул Санёк, поразмыслив несколько мгновений. — Я домой таким покоцанным не могу заявиться, мамка совсем убьёт, — признался он чистосердечно, а Кот прямо растаял от умиления. Пацан боялся мамки! Они побрели по проулку. Кот мысленно махнул рукой на так и не купленный кофе. Фиг с ним, с этим кофе, и будь он благословен, ведь как раз из-за него Кот обрёл счастливую возможность окучить невинного гопника! Вообще-то Кот не питал иллюзий по поводу такого окучивания. В этом городе он родился, вырос и отлично знал, что идиосинкразия на представителей сексуальных меньшинств закладывалась в гопников на уровне подкорки. Вместе с песнопениями Михаила Круга и Ивана Кучина. Просто Коту забавно было попробовать изучить Санька поближе, пока тот не прочухался и не сообразил, с кем, собственно, имеет дело. Огрести от него люлей Кот не боялся. Переболтать какого-то гопника ему было как два пальца об асфальт. Но даже риск получить по морде он заранее включил в список издержек, так сказать, производства. Игра стоила свеч, вот и всё. Это был один из главных жизненных принципов Кота: рискуй, если есть, ради чего рисковать. «Умей поставить в радостной надежде, на карту всё, что накопил с трудом», — стихотворение Киплинга «Заповедь» в переводе Лозинского Кот знал наизусть лет с десяти. — В пятом доме, говоришь, живёшь? — спросил Санёк, коснувшись локтем его руки. Кот снова умилился, поняв, что вопрос вызван не какими-нибудь там левыми подозрениями, а попыткой завязать светскую беседу. Вежливый! — Я тут хату снял, — пояснил Кот, приноравливаясь к шагам Санька. — Неделю назад переехал. — Ого, — протянул тот, с уважением косясь на собеседника. — Я бы тоже из дому свалил, да денег на съём пока нету. Учусь я в технаре. — Что, сильно мамка достаёт? — сочувственно поинтересовался Кот и заботливо поддержал парня под локоть, когда тот споткнулся о поребрик. — Не-е, — Санёк качнул своей стриженой башкой, — у нас просто ещё малых полно — две сестры и братик, вот эти достают, — закончил он даже с некоторой гордостью. Кот только хмыкнул. Крепкая, дружная пролетарская семья! — Отец-то есть? — поколебавшись, спросил он. Их собственный с Лизаветой отец ушёл из семьи, когда Кот был ещё грудничком. А потом пропал где-то на Северах. И они втроём жили на мамину учительскую зарплату. — Есть. Бухает, — коротко ответил Санёк и добавил, видимо, пытаясь объяснить, что в действительности представляют из себя его родственники: — Он сам незлой, отец-то, не шибко выступает, это мамка его всегда лупит. «Охо-хонюшки», — вздохнул Кот и бодро заметил: — Да уж, суровая у тебя мамка. — Казачка, с-под Ростова, — похвастался Санёк. Чудненько, подумал Кот. То есть любо, братцы, любо! Он толкнул дверь своего подъезда и вошёл туда первым. Темнотища там была — хоть глаз выколи: все лампочки давным-давно разворовали добрые люди. Но у Кота был с собой брелок-фонарик, и он его включил. Очень вовремя — Санёк уже споткнулся и налетел прямо на него. — Держись за меня, — сдержанно посоветовал Кот и куда менее сдержанно обхватил Санька за широкие плечи. — Почти пришли. Третий этаж, направо. Свободной рукой он нашарил в кармане ключи. Санёк не выёживался и не строил из себя супермена, послушно опершись на Кота, который просто растаял от такой податливости и чуть ли не замурлыкал. Но ему всё же пришлось отпустить парня, когда они подковыляли к квартире. Войдя, Кот первым делом зажёг свет в прихожей и самым внимательнейшим образом всмотрелся Саньку в лицо. И присвистнул — длинно и сочувственно. Левый глаз парня окончательно заплыл, вокруг него набряк лилово-багряный кровоподтёк, рассечённая ударом нижняя губа раздулась, как слива. Кожанка и джинсы были сверху донизу извозюканы в грязи. — Ничо-ничо, — успокаивающе улыбнувшись краем разбитого рта, заявил Санёк. — Всё нормуль, керя, у меня шкура лужёная, чо. Шкура у него лужёная, Господи Боже… Самого Кота никогда в жизни не били, и он невольно весь передёрнулся. Воображение у него всегда было живым, даже слишком. Ему вдруг захотелось погладить Санька по стриженой, мокрой от дождя белобрысой макушке. Он криво усмехнулся, представив себе реакцию парня на это невинное действие, и сказал только: — Куртку-то сними, я отчищу. И джинсы у тебя… тоже хоть выбрось. Погоди, я сейчас. Разувшись, он прошёл в комнату и достал большое махровое полотенце из стопки свежевыглаженного белья, лежавшей на полке в шкафу. С вешалки он сдёрнул чистые хотя и поношенные джинсы, справедливо рассудив, что Санёк постесняется сидеть тут в одних трусах. Он и сам бы постеснялся на его месте, если бы, конечно, не имел видов на хозяина квартиры. — Ты точно в порядке? — озабоченно осведомился он, вернувшись в прихожую и старательно выкинув из головы все пошлые мыслишки. Не до них как-то было. Парень, ёлки-моталки, выглядел, как жертва ДТП! — Голова не кружится? Не тошнит тебя? — продолжал он, с тревогой припоминая симптомы сотрясения мозга, вычитанные когда-то в толстенном справочнике Лизаветы, работавшей до декрета медсестрой. — Не-е, — Санёк, морщась, осторожно стянул куртку, а Кот поспешно ему помог. Под курткой обнаружилась камуфляжная майка-безрукавка, обтягивающая широкие загорелые плечи и выпуклую грудь. А также целая коллекция разнообразных синяков и кровоподтёков. Кот аккуратно пристроил испачканную куртку на спинку стула, стоявшего в прихожей, и кивнул парню на дверь своего совмещённого санузла, одновременно пихая ему в руки принесённые из комнаты полотенце и джинсы: — Ты иди, иди. Мойся, переодевайся. Джинсы в стиралку закинь, а я пока тут твою куртку отдрючу. — Спасибо, братан, — выдохнул Санёк с искренней благодарностью в голосе. Этой же благодарностью светились его глаза: правый, круглый и карий, и заплывший, превратившийся в щёлочку левый. — Хороший ты чувак. Добрый. Я тебя тоже когда-нибудь выручу. Кот даже устыдился. Парень явно принимал заботу, как должное, ни в чём дурном его не подозревая, и тот отчего-то точно знал, почему. Потому что сам Санёк поступил бы точно так же — отбил бы незнакомого пацана у напавшей на него шпаны, а потом позаботился бы о нём как мог, причём бескорыстно. В отличие от Кота, притащившего парня к себе домой, по сути, ради забавы. Ради того, чтобы попялиться на него, помацать как бы ненароком и попытаться окучить. В общем, поиграть в заведомо безнадёжную, но интересную игру «Гей обольщает гопаря», в которой сам он рисковал всего лишь получить по морде. На душе у Кота стало как-то противно. Чертыхнувшись, он решительно отбросил дурацкие рефлексии и принялся добросовестно оттирать Санькову куртку от грязи — сперва влажной тряпицей, а потом одёжной щёткой, напряжённо прислушиваясь к шуму и плеску воды в ванной. Щётка замерла в его руке, когда он услышал, что Санёк поёт. Да-да, парень пел, самозабвенно и очень даже мелодично. И не какой-нибудь «Владимирский централ, этапом из Твери», хотя и не арию Иуды из рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда». Он со всем пылом выводил хоевскую антивоенную: «Взвоет ветер над бараками, БМП нам лязгнет траками, домой, домой, пора домой!». Кот в очередной раз покачал головой и вскинулся, когда задвижка на двери ванной щёлкнула, и Санёк вывалился в коридор: распаренный, умиротворённый, блаженно лыбившийся и вытиравший полотенцем ёжик мокрых волос. Был он босиком, в подвёрнутых снизу Котовых джинсах. И камуфлю свою он снова надел, конечно же. Постеснялся, дурачок. Кот прикусил нижнюю губу, когда Санёк аккуратно пристроил влажное полотенце на верёвке под потолком коридора и с любопытством поинтересовался: — А раньше ты где жил, до нашего района? Я по городу много шатаюсь, но тебя вроде не встречал. Он повернулся к Коту, выжидательно и доверчиво улыбаясь. — Скучал, что ли? — усмехнувшись, поддел его Кот, и Санёк озадаченно заморгал, а потом сосредоточенно сдвинул брови: — Ты ж не баба, чтобы по тебе скучать, просто… ну… интересный ты, вот я тебя и запомнил. Кот почувствовал себя польщённым, подавил желание выпалить: «Ты даже не представляешь, лапочка, насколько я интересный!», и серьёзно разъяснил: — Я до этого у сестры жил, на Первомайке. — Так та девчонка — сеструха, что ли, твоя была? — изумился Санёк. — Ну да, — подтвердил Кот. — Лиса. То есть Елизавета. — Во дела, — продолжал удивляться парень, — а я-то думал, она твоя, ну… жена, что ли. Или подружайка. — Маленький я ещё, чтобы жениться, — благонравным голоском заметил Кот, и Санёк прыснул со смеху, а потом мечтательно заявил: — Хорошо у тебя тут, а вот у меня дома раскардаш, и девчонку привести некуда, — он помедлил и наивно добавил: — Хотя если б я из дому ушёл, я бы, наверное, по своим скучать начал, чо. Кот уже устал умиляться. Найдёныш был прост, как наливное яблочко на серебряном блюдечке, говорил, что думал, и не выпендривался. И, как ни странно, у него не наблюдалось обычной гопотнутой жестикуляции, по фене он тоже не шибко ботал и практически не матерился. В общем, на реального гопаря с их блатными ухватками он, слава Богу, не тянул. Не иначе как суровая маманя-казачка благотворно влияла на своё чадо. Ремешком по заднице. — Только бурка казаку в степи постель, — пробормотал Кот. — А шашка — жена. Давай, проходи в комнату, я сейчас. Санёк кивнул и удалился, оставляя на линолеуме коридора влажные следы босых ног. Маугли, да и только! — Тапки возле дивана, надень! — строго распорядился Кот, снова покачав головой. Он засунул в свою супермодерновую стиралку-автомат джинсы и носки Санька, аккуратно сложенные в ванной на табуретке. Всё происходило так естественно, словно он уже давно жил вместе с этим занятным парнем. Ну и дела! Он тщательно вымыл руки и отправился в комнату, где встал у дверного косяка, внимательно рассматривая гостя. Тот, конечно же, сразу прилип к компьютеру — кто бы в этом сомневался! Комп вышел из спящего режима, куда Кот его погрузил перед уходом из дома, и исправно загудел. Ожил и зачирикал модем, пытаясь установить соединение с сетью. Санёк обернулся к Коту, азартно блестя здоровым глазом, и возвестил: — Офигеть, у тебя тут даже Интернет есть! — и немедля спохватился: — Прости, братан, я только мышкой пошерудил… — он повертел пальцами, демонстрируя, как именно «пошерудил». — Угу, у меня тут Интернет, я в него ем, — подтвердил Кот, изо всех сил стараясь не заржать, когда Санёк предсказуемо на него вытаращился: — Чо-о? — Копчо, — всё-таки не удержался Кот, доставая из бара пузырёк с перекисью водорода и пакетик с марлевыми тампонами. Жизнь с Лисой, помешанной на санитарии и гигиене, особенно после рождения ею Зайца, приучила его всегда иметь в доме такие полезные штуки, и вот, пожалуйста, они пригодились! — Ну-ка, избушка, поворотись ко мне передом, а к лесу задом. Свободной рукой он осторожно взял Санька за плечо, разворачивая кресло, в котором тот расположился, и продолжал, стараясь не замечать, каким твёрдым и тёплым было это плечо: — Ты в курсе, Маугли, что Багира была мальчиком? — Чо-о? — повторил Санёк уже по-настоящему жалобно и протестующе замычал, когда Кот начал промывать ему ссадину вокруг пострадавшего глаза. — Да брось ты, на мне всё всегда, как на собаке, заживает. — Багира — это пантера из сказки Редьярда нашего Киплинга, — невозмутимо продолжал Кот, пропустив инфу про собаку мимо ушей и взяв из пакетика свежий тампон. Теперь он начал промывать перекисью запёкшиеся губы парня, и тот волей-неволей замолк. — Подружка Маугли. Она в оригинале была мальчиком. Девочкой её сделал переводчик, который не знал, как выкрутиться из якобы женского имени, и ему показалось, что проще поменять бедной киске гендер. Пол то есть. Но она, тем не менее, осталась мальчиком. Он бросил порозовевший от крови тампон на блюдечко и бережно ощупал макушку Санька. Крови там, слава Богу, не было, только здоровенная шишка. Санёк, морщась, терпеливо снёс все манипуляции, но недоумённо вопросил: — Ты к чему мне вообще это рассказываешь, братан? — Я тебя развлекаю и отвлекаю, братан, — пожал плечами Кот, — от твоих увечий... Ну, вроде всё. Ссадин на коже Санька он и вправду больше не видел, раздевать его для более детального осмотра было явно рискованным, и Кот, вздохнув, закончил свой спич: — Я работаю в Интернете, братан. Я веб-дизайнер. Ну, сайты я делаю, — пояснил он, посмотрев на удивлённое лицо Санька. Даже сейчас, распухшее и разбитое, оно было всё-таки чертовски симпатичным. — Охрене-еть… — после долгой паузы протянул тот с неизбывным уважением в голосе. — Сайты? Сам? Ну ты крут, чувак! Это прикольно! Кот только кивнул. По сути, слово «прикольно» было определяющим. Коту ужасно нравилось то, что он делал, ну а тот факт, что за такую весьма востребованную деятельность платили нехилые бабки, являлось очень и очень важным бонусом к его хобби. Этот бонус давал ему возможность помогать Лисе, сидевшей с Зайцем в декрете, а также снимать хату и покупать разные компьютерные приблуды. — Покажешь? — Санёк прямо-таки подпрыгивал в кресле, как годовалый Заяц в своей кроватке, и Кот засмеялся. Энтузиазм этого парня был поистине заразительным. Он подогнал к компу второе кресло — сидеть в обнимку с Саньком было пока что рановато. А потом растормошил модем, который опять послушно заверещал, соединяясь со всемирной паутиной. Оба они больше часа провели в серфинге по сайтам, соприкасаясь плечами и сталкиваясь руками. Во всех компьютерных и интернетовских приблудах Санёк был натуральным Маугли, но на лету схватывал всё, что ему показывали. Единственно, куда Кот его не повёл, попутно прикрыв все закладки, так это на англоязычные и русские гей-сайты. Очнулись они, только когда Кот сообразил, что уже глубоко заполночь, а гость у него некормлен! — Кормить надо лучше, они и не улетят, — пробубнил он вполголоса фразочку из распрекрасной рекламы банка «Империал» и заторопился на кухню. Там он выгреб из холодильника все припасы, заботливо оставленные накануне Лисой, и, нагрузив на поднос бутерброды с колбасой, сыром и помидорами, вернулся к компу. — А игрушки какие-нибудь есть у тебя? — откусив сразу полбутерброда, живо поинтересовался Санёк. Он явно пребывал в совершеннейшей нирване, напрочь позабыв о своих болячках. — «Квака» есть? — Есть, куда же без неё. На винте висит, пацаны знакомые из локалки слили, — снисходительно проронил Кот. Он так и думал, что этот популярный шутер, сиречь «Quake», Саньку знаком. — Пострелять хочешь, братан? Ну давай. — Кайф! — Санёк вновь подскочил от восторга. — Погнали! Они «гнали» до самого рассвета. Кот полностью уступил Саньку инициативу и просто сидел, глядя, как он то ёрзает в кресле, то колотит ни в чём не повинной мышью по столу, то беззвучно, но крайне экспрессивно шевелит губами. Наверно, и в самом деле мат в его семье с детства был строжайшим табу, ещё раз с уважением констатировал Кот. Скорее всего, и приблатнённый-то налёт с трудом приклеивался к парню именно поэтому. Молодец, маманя-казачка! И Санёк не просто пользовался случаем, дорвавшись до бесплатной игрушки — он то и дело оборачивался к Коту, подталкивал его локтем, широко и довольно улыбаясь: — Позырь, как я его сделаю! — Ты не отвлекайся, не отвлекайся, — ворчал Кот, невольно любуясь им. — Позы-ырь… Оба они не заметили, как наступило утро. За окном просветлело. Гнусаво засигналила мусоровозка, призывая бабулек выносить помойные вёдра, а у Кота в кармане джинсов сработал будильник. «Нокия» возвещала о том, что пора вставать и собираться на занятия. А он ещё и не ложился! Кот кое-как вылез из своего кресла, потянулся всем телом и с сожалением сказал: — Чёрт, мне же в универ надо! Сегодня был семинар у самого вредного и въедливого препода в этом семестре. Кот к нему не готовился, конечно же, но надеялся как-нибудь отболтаться. Тем не менее, пропустить семинар он никак не мог. — Ты в универе учишься? — живо осведомился Санёк, гася игру и тоже вылезая из кресла. — Ну да. На промке, на промэлектронике то есть, — пояснил Кот. — Сайты я дома делаю, ты же видишь. — У-у, — парень уставился на Кота с ещё большим почтением. — А я в машиностроительной шараге после школы приткнулся — до армейки. Как закончу, весной и призовут. Мне в августе восемнадцать стукнуло, чо. — Ты в армию собрался? — изумился Кот. Странная тревога безотчётно и больно уколола его в сердце. — Чечня же! Ты в универ поступи! — Да я экзамены завалю, учусь хреново, — честно признался Санёк, пожав плечами. — А Чечня… ну что Чечня… кому-то же надо служить. Не факт, что в Чечне ведь, и не факт, что убьют. Он похлопал по спине застывшего статуей Кота и отправился в ванную, где зашумела вода. А Кот так остался стоять, напряжённо размышляя. — Я тебе помогу поступить, хочешь? — выпалил он, едва Санёк вернулся в комнату. — Подготовлю тебя. Мне нетрудно! Тот растерянно почесал в затылке. — Да я учёбу не потяну, братан, — развёл он руками. — Спасибо тебе, конечно, и за вчерашнее тоже… за то, что переночевать пустил, возюкался тут со мной, в «Кваку» дал погонять, и всё такое. Он деловито прошёл обратно в коридор, судя по шороху, сдёрнул с бельевой верёвки свои высохшие за ночь джинсы и принялся переодеваться. Кот подошел к двери и встал там, наблюдая, как Санёк возится с застёжкой джинсов. Он был твёрдо намерен вернуться к разговору об армии, Чечне и поступлении в универ, когда парень придет в следующий раз. В том, что он сюда вернётся, Кот не сомневался. Так же твёрдо он был намерен длить это странное знакомство как можно дольше, но… От мысли об этом «но» у него неприятно сосало под ложечкой. «Но» — он знал, что расставить все точки над «i» рано или поздно ему всё равно придется. Ну, а то, что воспоследует за этим «i», станет исключительно выбором Санька. Кот свой выбор уже сделал. Глубоко вздохнув, он, как мог, беспечно сказал: — Давай позавтракаем, куда ты ломанулся? — Не-е, — Санёк отрицательно мотнул своей стриженой башкой. — Хватит мне уже тут кантоваться, мешать тебе… надо же и совесть иметь! Теперь Кот протестующе замотал головой и бухнул, решившись: — Тогда знаешь что? Ты вечером приходи! Если не занят, конечно. Глаза у парня так и загорелись. Кстати, заплывший глаз, не иначе, как от целебных манипуляций Кота, вполне себе раскрылся и тоже весело блестел. — А можно?! — Нужно, — решительно отрезал Кот и слегка присел, когда Санёк по своей привычке с размаху хлопнул его по плечу. А потом даже обнял на миг и радостно потряс. Все эти восторги — как меланхолично подумал Кот — наверняка относились к возможности бесплатно резаться в пресловутую «Кваку», а не к его, Кота, персоне… но всё равно он был рад. Чертовски рад! — Но не сегодня, — вдруг очень серьёзно сообщил Санёк и даже нахмурился. — Ты и так не выспался ни фига из-за меня, пока я тут… в игрушечки игрался. Кот раскрыл рот, чтобы возразить, но не успел — Санёк упреждающе вскинул руку и закончил: — Завтра приду… если мамка меня сегодня не прибьёт за то, что не ночевал и пришёл весь битый! Ну, бывай, братан! Он засмеялся, схватил свою куртку, стиснул руку оторопевшего Кота и вывалился за дверь. Высунувшись на лестничную площадку, Кот услышал, как грохочут его башмаки по ступенькам и как он вполголоса распевает. — Хэй, ой да конь мой вороной, хэй, да обрез стальной… — Хэй-хэй, — хмыкнул Кот, запирая дверь. Он, конечно, и вправду не выспался, и кофе у него не было, но, чёрт возьми, Париж стоил мессы! Хотя, Генрих Наваррский говорил эти слова совсем по другому поводу. * * * Через день, часов в девять вечера, раздался нетерпеливый звонок в дверь, и Санёк действительно возник у Кота на пороге, застенчиво лыбясь. Кот и сам разулыбался до ушей от облегчения и радости. Он страшно боялся, что Санёк передумает и не придёт — мало ли какие у гопарей в их «бригадках» могут быть занятия! Ну или мамка его к батарее привяжет, чтоб не шлялся где попало. В руках у Санька оказалась пошитая из какой-то дерюжки сумка, а в ней — трёхлитровая банка квашеной капусты и литровая — маринованных грибов. — Мамка дала! — с энтузиазмом сообщил Санёк, скидывая башмаки. — А грибы я сам собирал, летом. — Класс, — одобрил Кот. — А я картошки наварил. Но ты всё равно не таскай больше еду, у меня её полно! «А у тебя — не очень», — едва не добавил он. Глядя на Санька, он чувствовал… Странно он себя чувствовал, в общем. Парень уже совершенно отошёл от побоев — на нём и вправду всё заживало, как на собаке. Смотреть на его скуластую симпатичную физиономию и слушать беззаботный трёп было всё равно, что в жару пить ключевую воду. Век бы пил. Но Кот-то знал, что не мог себе этого позволить! Он не мог позволить себе влипнуть в Санька. А он уже влипал — стремительно и беспощадно. И бессмысленно. — Русский бунт, — со вздохом констатировал Кот, и Санёк, конечно же, сразу озадаченно на него уставился: — Чо-о? — Александр Батькович, — с деланной учительской строгостью произнёс Кот, назидательно воздев кверху указательный палец, — послушайте меня. — Ильич, — с готовностью подсказал Санёк, всё так же безмятежно лыбясь. — Александр Ильич я. Ещё и Ильич! Ульянов практически. — Итак, Александр Ильич, — продолжал Кот ещё строже, не позволяя себе размякнуть под лучами этой улыбки, — забудьте это своё «чо», я вас умоляю! Потому что каждый раз, когда вы так говорите, собеседник, то есть я, хочет ответить: «через плечо»! — он и сам невольно прыснул вместе с расхохотавшимся Саньком, но, отсмеявшись, прибавил: — Говори: «Что?» или: «Центр, вас не понял, повторите». — Ага, — покладисто согласился Санёк и подошёл вовсе не ко включённому компу, как ожидал Кот, а к полкам, и уважительно провёл пальцем по книжным корешкам. — Ну и книг у тебя — как в библиотеке какой-то! Кот недавно перевёз от сестры всё своё внушительное собрание зарубежной фантастики, хотя Лиса протестующе вопила, что ей, мол, теперь совершенно нечего читать. «Доктора Спока почитай», — нахально посоветовал ей Кот и получил по затылку. — И даже на инглише есть, офигеть, — продолжал Санёк, прямо-таки с благоговением вытаскивая с полки «Пасынков Вселенной» Хайнлайна. «Пасынков» и «Дверь в лето» на английском языке Кот купил в Москве, когда ездил на фестиваль «Студенческая весна» с универовской командой КВН. — Слушай, — Санёк опять повернулся к нему и оживлённо предложил: — А ты поправляй меня, когда я неправильно выражаюсь, ага? Я ж сельпо, чо. То есть что! И он рассмеялся. Кот проглотил слюну и промямлил: — Ладно. …Так прошло почти два месяца. Приближалась зима, по утрам лужи подёргивались ледком. Пару раз выпадал, но тут же таял снег. Санёк исправно заявлялся к Коту через день или через пару дней, непременно с какими-нибудь немудрёными гостинцами, например, с батоном колбасы, хотя Кот постоянно ворчал из-за этого. Парень ни разу не принёс спиртного, чего Кот втайне опасался, и даже не резался в «Кваку» безостановочно, чего Кот сперва опасался тоже. Чаще всего они либо болтали, либо серфили по Инету, слушая при этом музыку. Кот был безмерно счастлив, подсадив Санька на «Джизус Крайст Суперстар» и «Скорпов». В «Кваку» и «Дум» они тоже поигрывали, но в меру, по очереди, а тот, кто не играл, устраивался на диване подремать. Санёк, как губка, впитывал новые знания, навыки и советы, на которые Кот был весьма горазд. Но Кот чувствовал, что сам берёт от этого парня не меньше, чем даёт ему. Тот, конечно, был истым Маугли, но его правила жизни, простые и ясные, не дворовые, не блатные, а какие-то семейные, материнские, Кот не мог не уважать. Например, он видел, что Санёк не привык одалживаться без отдачи. Привык отвечать добром на добро, ударом на удар. Ничего не бояться. Защищать тех, кто слабее него. Даже во время прохождения какого-нибудь дурацкого квеста он не мухлевал и не подличал. Бляха-муха, изумлённо думал Кот, да этот Маугли жил прямо-таки по его любимой киплинговской «Заповеди»! Он не удержался и однажды процитировал это стихотворение Саньку от начала до конца, от «Владей собой среди толпы смятенной…» до «Тогда, мой сын, ты будешь Человек!». Санёк выслушал его — напряжённо и даже, кажется, не дыша, а потом уверенно подытожил: — Ну да, так и надо. А ещё он перенял от Кота его излюбленные фразочки и словечки типа «Внемлю, вещайте» или «И почему я не удивлён?». Впервые этакое от него услышав, Кот ржал, как подорванный. Однако все эти маленькие радости напрочь отравляло одно. Сука-любовь. Сука-любовь, подкравшаяся, как булгаковский убийца с ножом, но поразившая одного лишь Кота. Кот даже не пытался признаться в этой самой злосчастной любви. Потому что знал: стоит ему одним лишь словечком намекнуть на свои чувства Саньку, позволить себе прикоснуться к нему именно так, как ему хотелось… да чего там, просто сообщить Саньку о своей ориентации, как всё закончится мгновенно, раз и навсегда. Поэтому Кот молча терпел свою ненужную любовь, как терпят боль. Он только и мог, что исподтишка пялиться на Санька, на его простодушную ухмылочку, удивлённо вздёрнутую бровь, светлый ёжик стриженых волос и крепкие плечи. Он тормошил Санька в ответ, если тот принимался трепать его за загривок из-за какой-нибудь очередной подколки, а потом отбивался со смехом. Обычная пацанячья возня! Но у Кота всё внутри замирало и сладко сжималось от этой невинной возни, о чём, конечно, Санёк ни сном ни духом не подозревал. Однако напряжение, в котором жил Кот от встречи до встречи, все его метания, бессонные ночи и отчаянное смятение — всё это наконец достигло критической массы. И тогда грянул взрыв. Хотя тот вечер никакого взрыва поначалу не предвещал. Санёк заявился, как обычно, с пакетом «хавчика». На сей раз он припёр от мамки вишнёвое варенье, а сам купил тушёнку «Великая стена». — С гречкой вкуснятина будет, я сам сварю, если хочешь, — пояснил он, проворно выставляя банки на кухонный стол. — Я сварю, — хмуро пробурчал Кот. — Я тебе сколько раз говорил — не таскай ты сюда еду. Что я, не найду, чего нам поесть, что ли? Ты, если бы к девчонке ходил, тоже тушёнку таскал бы? — Цветы бы таскал, — пожал плечами Санёк, проходя в комнату. — На клумбе нарвал бы, если б денег не было, — он хмыкнул. — Ну, а если б ночевал, как у тебя, то, конечно, и хавчик бы приносил, и деньги, и по дому бы всё делал, без вопросов. Без вопросов! — За мужниной спиной как за каменной стеной? — съехидничал Кот, усаживаясь за компьютер. — Ты прямо подарочек для любой бабы. Ляпнув это, он прикусил язык. — Да прям, — отмахнулся Санёк, приземляясь на диван. — Раздолбай я, а не подарочек, и не женюсь ещё до-олго, — он смущённо улыбнулся. — Погулять-то охота. Ты вон тоже не женишься, хотя ты заботливый, всё знаешь, весёлый. И симпатичный к тому же, не то, что я, — чистосердечно прибавил он. Кот даже поперхнулся. Симпатичный?! Он?! Санёк уставился на него добродушно и ласково, как любопытный щенок, склонив голову к плечу, и продолжал: — Слушай, я вот подумал: ты же хату снимаешь и отдельно живёшь, наверное, чтоб девчонок сюда водить, да? А тут меня принесло! Ты скажи, если я твоим свиданкам мешаю! — И что? — напряжено осведомился Кот. Сердце у него больно сжалось. — Если я скажу, что мешаешь, ты что, не будешь больше приходить? — Ты же мне друг, как это я не буду приходить? — удивлённо вскинулся Санёк, а Кот чуть не подпрыгнул в кресле. — Просто… ну… Он замялся. — Составим график посещений, — ехидно подсказал Кот, и Санёк простодушно кивнул: — Ага. — Нету у меня никакой девчонки, — устало бросил Кот и едва не добавил: «И никогда не было. И не будет». — У меня была, — с некоторой грустью сообщил Санёк, — но не срослось. Кот опять еле удержался, чтобы, во-первых, не вздохнуть облегчённо, а во-вторых, не уточнить, что именно не срослось. Это последнее его и вправду очень заинтересовало, до того, что он задумался и следующую фразу Санька почти что пропустил мимо ушей. — Я сперва вообще решил, что ты голубой, — со смехом доложил тот, склоняя голову к другому плечу. — Ну тогда, летом, у магазина. Вот умора-то! Кот онемел. Вся кровь бросилась ему в лицо. Щёки так и загорелись, и стало очень жарко. — И что же? — кое-как выдавил он. — Ну, решил, потому что ты так себя вёл, — Санёк сосредоточенно сдвинул брови, — не как нормальные пацаны, короче. Прикид у тебя такой был… — он сокрушённо повертел головой и фыркнул, припомнив, видимо, этот прикид. — Шо-ортики, как у девки… и пургу ты такую левую мёл! Короче, Центр, вас не понял, повторите! Он радостно засмеялся. — Я не спрашивал, почему ты так решил, — очень спокойно и ровно произнёс Кот. Теперь он чувствовал, что бледнеет. Он смотрел на курносую физиономию Санька и почти ненавидел его. — Я спросил — и что? — Ну ты чего, а? — Санёк встревожился и перестал улыбаться, мгновенно почуяв перемену в настроении Кота. Глаза его виновато округлились. — Я же тебе не в обиду сказал! Теперь-то я знаю, какой ты на самом деле! — И какой же я? — поинтересовался Кот всё так же ровно, хотя дыхание у него перехватывало от гнева и смятения. Критическая масса достигла предела, и началась неконтролируемая цепная реакция. Прямо здесь, прямо сейчас. — Ты просто приколист, и всё! — горячо и сбивчиво пояснил Санёк. — Тебе нравится прикалываться, чтобы всем весело было и уматно… ну так и мне тоже! Мы же дружим! И ты клёвый пацан, нормальный! Ты не обижайся, что я так подумал! Я же честно рассказал! Не хотел я… — он запнулся, — тебя вроде как пидорасом назвать! Не хотел! Ты… — он опять осёкся, испуганно воззрившись на Кота, который рывком встал со своего места. — Ну дай мне в морду за такой косяк, только не обижайся, а? Он тоже вскочил. — А ведь я действительно пидорас, — тяжело проговорил Кот, подчёркивая каждое слово. — Ты не ошибся. Я и вправду голубой, а значит, чмо распоследнее, тварь припарашная, не человек. Он видел, как ещё шире раскрываются потемневшие глаза Санька, но остановиться уже не мог. Он должен был наконец сказать всё и сразу. «Экспоненциально быстрое освобождение большого количества ядерной энергии…» — мелькнула у него в памяти фраза из учебника. — А ты мне руку пожимал! — задыхаясь и судорожно стискивая кулаки, с язвительной усмешкой продолжал Кот. Он прямо видел со стороны эту свою кривую болезненную усмешку. — Ел тут, пил! Мылся, блядь! Обнимал меня! Дрых на моём диване! Пиздец тебе теперь, керя! Накосячил ты не по-детски! Он сухо рассмеялся, откинув голову. Это было и вправду очень смешно. До боли. До ужаса. Он смеялся и смеялся, зажмурившись и ожидая, что сейчас Санёк наконец ему врежет. Не стерпит. Но он услышал только быстрые шаги и понял, что тот опрометью ринулся в прихожую. Снова подавившись злым смешком, Кот крикнул ему вслед: — Да ты не бойся, керя, никто не узнает! Я же никому не скажу! Он торопливо шагнул следом, но увидел лишь спину вылетавшего наружу Санька. Удивительно, как тот умудрился обуться, а не выскочил за дверь босиком, отрешённо подумал Кот, привалившись к косяку. Он чувствовал себя разбитым корытом из сказки Пушкина. Руки дрожали, в ушах звенело. Золотая рыбка уплыла, всё кончилось. Кот тряхнул головой и запер дверь. Он не сомневался, что когда-нибудь — и ещё не раз — встретит Санька. Переезжать он не собирался — было бы из-за чего! Они сделают вид, что не узнали друг друга. А весной этот Маугли уйдёт в армию, как намеревался. И, может быть, даже попадёт в Чечню. И тогда Кот и вовсе никогда больше его не увидит! Никогда. Кот прижался горячим лбом к косяку и чуть не завыл от боли и безнадёги. Раньше его бросали, конечно же, и он бросал. Город был немаленьким, а голубая тусовка — достаточно многочисленной и осторожной. Очень осторожной. Статьи 121 УК опасаться уже не стоило, но весь этот город, в тридцатые годы построенный зэками посреди тайги, всё равно оставался одной большой зоной с зоновскими же порядками. И порядки эти въелись в плоть и кровь горожан независимо от их ориентации. «Ты не в Роттердаме живешь, — всегда сетовала Лиса, с укоризной и жалостью глядя на брата. — Европеец, тоже мне». Но Кот хотел чувствовать себя европейцем. Свободным человеком! Не плясать в труселях на крыше, конечно же, но свободно встречаться с кем захочет, не подвергаясь всеобщему остракизму, по обоюдному желанию и выбору. Самого Кота выбрал препод информатики и вычислительной техники, универовский айтишник — ещё в абитуре, когда начались подготовительные курсы. Он-то и научил Кота всяким премудростям, и не только айтишным. Преподу не сравнялось и тридцати, он был тощим, бородатым и весёлым. Звали его Артём. Артём Николаевич. Кот почти без колебаний позволил ему себя соблазнить. Он всё про себя знал лет с пятнадцати, чего уж. Но у Артёма была жена. Семья. Через полтора года он с семьёй уехал в Питер, где решил делать карьеру. Звал с собой Кота, но тот отказался. В конце концов, у него тоже была семья. Лиса, которая тогда как раз начала встречаться со своим недоделанным Фёдором. Тот сразу слинял, когда она залетела. Родился Заяц. Ну куда было Коту уезжать?! Сестра вырастила Кота после смерти мамы. Ей самой тогда едва сравнялось восемнадцать, а Коту — двенадцать. Это было почти десять лет назад: Смутное время, как при Гришке Отрепьеве, развал страны, бесконечные митинги, разруха и голодуха. …Кот наконец отлип от косяка и вернулся в комнату, еле волоча ноги, словно какой-то пенсионер. Что было, то прошло. Сейчас он учился на четвёртом курсе, у него была денежная работа, которую он ещё и любил, а в прошлом, после Артёма — несколько партнёров, которых он не любил и потому менял достаточно легко. А чего париться? «И с той поры свободен был он, и сам себе сеньором был, и с прежним рвением и пылом себя с гитарою любил…» — Смени резину, и будет тебе счастье, — пробормотал Кот, опускаясь на диван, где ещё недавно сидел Санёк. Сейчас он запарился по полной. Втюрившись по уши — и в кого?! В гопника! В какого-то Маугли на три года младше себя, в выросшего на улице пацана, для которого был просто гнидой припарашной. Тот ему даже морду не набил, побрезговал! Как же всё это было смешно… И до смерти больно. * * * Прошло два тоскливых дня и две бесконечные ночи. На третий вечер в дверь к Коту позвонили. Именно так всегда звонил Санёк — один длинный звонок и два коротких. Дзыыыыынь-дзынь-дзынь. Что за дела?! Мгновенно оказавшись у двери. Кот распахнул её и обомлел. На пороге действительно стоял Санёк. Сам на себя не похожий, нахохлившийся, неулыбчивый, угрюмый. Лицо его было бледным, губы плотно сжаты. Он молча, исподлобья, зыркнул на Кота, и тот так же молча посторонился, пропуская его в прихожую. И пошёл следом, глядя ему в спину и, честно говоря, не веря глазам. Санёк присел на самый краешек дивана, а Кот так и остался стоять, машинально подбрасывая в ладони телефон. — Ты чего пришёл? — через силу осведомился он. — Я же тебе всё про себя доложил, как есть. Ты правильный пацан, на хрена тебе позориться, ходить сюда? Санёк лишь мотнул головой, не опуская глаз. Совершенно больных. — Спросить хотел, — после паузы выдавил он. — Ты мне всегда всё объяснял, так вот, объясни теперь и это. Почему ты девчонок не трахаешь, а мужикам позволяешь себя… опускать? Не можешь ты, что ли, с девчонками? Ах, вот оно что! В парне взыграла его природная любознательность! Исследователь-естествоиспытатель, блин. — Может, и могу, — едва дослушав, легко сообщил ему Кот и усмехнулся. — Но не хочу. Я и не пробовал никогда. Зачем? Я не актив и не универсал, я чистый пассив, ясно тебе, Маугли? — Но почему?! — крикнул вдруг Санёк, срываясь с места. — Почему вот так вот?! Ты же… нормальный! «Эк ведь закусило человека», — с горьким злорадством подумал Кот и сел прямо на пол, на вытертый старый палас, глядя на Санька снизу вверх. — Это природа-мать. Мать её, — наконец проговорил он и опять тяжело усмехнулся. — Против неё не попрёшь… и я, собственно, к ней не в претензии. Я нормальный, да. И всё, что я делаю, абсолютно нормально, прикинь? Все эти ваши тюремные сраные понятия — они только у вас в головах. Какая вам разница, с кем я сплю и как, если я никому не мешаю? Хоть с Фредди Крюгером, блядь! Санёк неистово замотал головой: — Но так не должно быть! — Не тряси башкой, отвалится, — после паузы сухо и устало посоветовал Кот. — Не должно быть чего? Мне не должно нравиться, что меня, как ты выразился, опускают? Так я тебя удивлю — меня не опускают. Это просто такой способ любить человека — один из. И всё! Всё! Санёк глянул на него потрясённо и вспыхнул — до оттопыренных ушей, до самой своей белобрысой макушки. Маугли! — Могу тебя утешить, — безжалостно продолжал Кот, рассматривая его в упор, — в данный момент мне не нравится Фредди Крюгер. Мне нравишься ты. «Я люблю тебя!» — проорал он мысленно, а вслух произнёс: — И если что, я на тебя запал ещё с лета. Потому и выручил, а вовсе не потому, что я такой вот… благородный д’Артаньян. — Он чуть передохнул, облизнул пересохшие губы и добавил: — Забавно мне было сперва с тобой… тусить. Просто забавно, и всё. Но потом… — он запнулся и смолк. — Но мы же и вправду, ну… — Санёк тоже запнулся, будто готов был выговорить невесть что, и всё-таки выдохнул: — Подружились мы. И я не хочу слышать, чего ты тут городишь! Пассив, актив… Хочу, чтобы всё было как раньше! — пылко закончил он и даже ладонь к груди прижал — для убедительности. — А залупу конскую на воротник не хочешь?! — жёстко отрубил Кот и мрачно порадовался, увидев, как Санёк ошалело разинул рот. Естественно, он никак не ожидал услышать от всегда сдержанного Кота подобный пассаж! Небось и не подозревал, что тот такие слова знает! — Ничего уже не будет как раньше, Маугли. Я вот хочу, чтобы ты меня трахнул, ну и что с того? Хотеть не вредно! Выпалив это, он понял, что слова о конской залупе на воротник относились к нему самому в той же мере, что и к Саньку. Тот сорвался с места, обогнул всё ещё сидевшего на полу Кота по широкой дуге, будто боялся ненароком его задеть, и вихрем промчался по коридору. Входная дверь с грохотом за ним захлопнулась. «Теперь-то уж точно всё», — вяло подумал Кот, уткнувшись лбом в колени. В кармане у него затрезвонил сотовый. Если бы у Санька была мобила, Кот мог бы на секундочку понадеяться, что звонит он. Но это была Лиса. Звонить Коту на домашний телефон было делом совершенно бессмысленным — почти всегда к сети подключался модем. Поэтому Кот купил себе и Лисе сперва по пейджеру, а потом — по мобильнику. — Внемлю, — сообщил он в трубку как можно бодрее. — Вещайте, многоуважаемая сестрица, дражайшая императрица Елисавет! Несказанно рад вас слышать. Как живёте, как животик? Но сестрицу-императрицу было не так-то легко провести. Она знала братца как облупленного. — Что-то у тебя голос какой-то… смурной, — объявила она. — Не заболел? — Умер, — буркнул Кот. — Воскрес и вот разговариваю. Восставший из зада. — Константин! — Чо-о? — обиделся Кот с интонацией Санька. — Кино такое есть. Не видала, что ли? Лиса пропустила мимо ушей это левое оправдание и безапелляционно приказала: — Завтра чтобы ужинать пришёл. Питаешься небось всякими быстросупами отравными. Я тебе котлет нажарю и с собой дам. Приходи уже, мы с Зайцем соскучились. — Оке-ей, — вздохнул Кот и нажал на «отбой». Назавтра он сходил на ужин к Лисе, честно поразвлекал племянника, которому купил робота-трансформера, тут же лишившегося головы в умелых ручонках Зайца. Он забрал с собой кастрюльку с котлетами и оставил сестре деньги в ящике старомодного, ещё бабушкиного трюмо. — Это тебе за твои котлеты, хотя я знаю, что они бесценны, — торопливо заявил он в ответ на отнекивания Лисы и быстренько испарился. Если сестрица хотела что-то выудить из него, то просчиталась. Что Кот мог ей рассказать? Что влюбился в гопника? Ха-ха. На улице его опять скрутило тоской, какой-то беспросветной и чёрной, как гнойный перитонит. Самому перед собой ему было очень трудно храбриться и притворяться беззаботным цветуёчком. — Уеду в Роттердам, — пробормотал он, влезая в автобус. — Там небось даже гопники толерантные. Какая-то старушка в болотном китайском пуховике подозрительно на него покосилась. Бредя домой, Кот страстно мечтал встретить сейчас Санька с его гоп-компанией, чтобы отколоть какой-нибудь номер. «Голубую луну» спеть, например. И чего он у Лисы юбку не выклянчил, в самом-то деле? Стоило надеть её, как Лиса когда-то советовала, и прогуляться в таком виде по «раёну». Но сестра нипочём бы не отдала ему юбку. Вот люлей он бы точно огрёб от неё, как с куста, и даже побольше, чем от гопников. Представив себе это и начав уже улыбаться, Кот вошёл в свой подъезд и стал подниматься по лестнице. Но, не дойдя одного пролёта до своей квартиры, он застыл на ступеньках, как вкопанный. Потому что на подоконнике в подъезде кто-то сидел. Санёк. Услышав шаги, тот поднял голову, посмотрел на Кота и коротко, неуверенно улыбнулся. А Кот даже и не удивился. Он разозлился — да так, что просто в глазах потемнело. Стиснув зубы, он молча прошествовал мимо Санька к своей двери, открыл её и еле удержался, чтобы не захлопнуть эту самую дверь перед его носом. Явился, блин! Не запылился! Санёк вошёл следом и всё так же молча встал у порога. — Дверь запри, — процедил Кот, сбрасывая кроссовки и куртку. — И проходи уже… раз пришёл. Злость продолжала бурлить в нём, тёмная и тяжёлая, как свинчатка. Этот наивный Маугли опять пришёл долдонить ему о святой и чистой мужской дружбе?! Призывать Кота никогда больше не ебстись в жопу, потому что ай-я-яй, низя-я?! Кот проглотил эти два предположения, что стоило ему немалых усилий, и холодно осведомился: — В «Кваку» пришёл резаться? Или в «Дум»? — Ты чего? — Санёк сперва оторопело вскинул брови, а потом возмущённо насупился: — Какая, нахрен, «Квака»? У тебя тут компьютерный клуб, что ли?! — Вот именно, — устало подтвердил Кот, отворачиваясь от него. — У меня тут не компьютерный клуб. Так что, если играть пришёл, то сразу выметайся. А больше тебе здесь делать нечего. Я же сказал, что так, как раньше, всё равно не будет. Никогда. И вообще! — отрывисто продолжал он, снова в упор уставившись на побледневшего Санька. — Как ты можешь приходить сюда, если знаешь, кто я? Правильному пацану западло даже одним воздухом со мной дышать, если что! Санёк на мгновение закусил губу и опустил голову, а потом снова глянул на Кота исподлобья и коротко бросил: — Мне не западло. Воцарилась тишина. — Это ещё как понимать? — процедил Кот, не веря ушам. — Так и понимай, — отчеканил Санёк, подходя к нему на шаг. И ещё на шаг. А Кот невольно попятился и задиристо брякнул, ни к селу, ни к городу вспомнив Карлсона: — Что, Малыш, я всё-таки лучше? Лучше собаки? — Да какой ещё собаки?! — гаркнул вдруг Санёк, схватив его за шиворот — именно как щенка. И даже встряхнул, не обращая никакого внимания на его сопротивление, которое от изумления было довольно чахлым. А потом облапил совершенно обалдевшего Кота так, что у того затрещали рёбра. И оба они притихли, застыв неподвижно, словно гипсовые изваяния в старом парке — какие-нибудь пионеры с отбитыми носами и подбородками. Только навряд ли эти самые пионеры так отчаянно держались друг за друга! Кот наконец проморгался, кое-как собрал в кучу отлетевшие в глубокий космос мозги и прохрипел: — Ты чего творишь? А ну-ка, пусти меня. Это прозвучало крайне неуверенно. Потому что на самом деле Коту совсем этого не хотелось. Хотелось ему только стоять вот так, крепко обняв Санька, прижавшись щекой к его виску и чувствуя, как быстро и гулко колотится под рубахой его сердце. Сердце у самого Кота к этому моменту, кажется, совершенно расплавилось и пребывало везде, где его тела касались руки Санька. По крайней мере, кожа в этих местах, даже под одеждой, горела и пульсировала. Санёк чуть повернул голову, и его тёмные с золотыми искорками глаза встретились с потрясёнными глазами Кота. И он неловко, неумело, но очень решительно начал расстёгивать на нём рубашку. Тут Кот окончательно офонарел. Он уронил руки и стоял, потерянно моргая и часто дыша. В голове у него колотилась только одна очень простая мысль: «Да этого же не может быть!» — Этого не может быть… — прошептал он, не в силах ни отстраниться, ни отпихнуть Санька. И вообще, какого рожна! Санёк ничего не знал об этой, чёрт подери всё, тёмной стороне Луны! — Сань… — снова позвал он непослушным голосом. — Ты что, очумел?! Ты соображаешь хоть, что творишь?! Тот медленно провёл пальцами по голому плечу Кота. Пальцы были загрубевшими и вздрагивали. Кот чувствовал их прикосновение каждым свои натянутым нервом. И, выделывая с ним всё это, засранец молчал. Тяжело дышал, косился в сторону, гладил его и отмалчивался! — Я тебя спросил… — яростно вымолвил Кот заплетающимся языком. Отпрянуть он так и не смог — просто никаких сил не было. — Человеческим голосом спросил тебя, Маугли ты чёртов — чего ты творишь? Ты же по девкам специализировался! А теперь что? По мужикам?! Санёк поднял свою бесстыжую башку и совсем сдёрнул с плеч Кота его разнесчастную рубашку. Глаза его упрямо блеснули, когда он ответил сдавленным полушёпотом, но очень твёрдо: — По девкам, да. А теперь — по тебе. Не по мужикам. По тебе! И, вымолвив эти несусветные слова, он потянул за резинку, удерживавшую длинные волосы Кота, связанные в некогда аккуратный хвостик. Потянул, распуская их и спутывая в горсти. — Всегда хотел это сделать, — пробормотал он. Кот покачнулся. Он наверняка был не в себе, как и Санек, потому что вместо того, чтобы наконец оттолкнуть этого дурня, который наверняка был пьян или обдолбан, он тоже схватил его за полы рубахи, распахнув их в стороны. Несколько пуговиц, отскочив, запрыгали по полу. Кот знал, что потом самым что ни на есть горчайшим образом пожалеет о том, что делает. Но сейчас… сейчас он намерен был взять всё, что упало к нему в руки, словно подарок от Вселенной. Взять Санька. Взять и дать. — Ты же этого не умеешь, — тем не менее промычал он, с наслаждением подставляясь его нетерпеливым рукам. Санёк дёрнул голым смуглым плечом. — Так покажи, — только и сказал он, и от горячей просьбы в его голосе Кота окончательно повело. — Покажи мне. Ты мне всегда всё показываешь. Так покажи и это. И толкнул Кота на диван. А потом самым нахальным образом расстегнул и стащил с него, безуспешно брыкавшегося, джинсы с трусами — сразу до самых колен. И замер. Кот зажмурился. Как бы он ни брыкался, как ни отнекивался, пытаясь призвать на помощь остатки разума, собственный член его подвёл. Он стоял, как штык. — А ты и вправду этого хочешь, — медленно и даже как-то изумлённо выговорил Санёк. — Не «этого», — сдавленно возразил Кот, едва дыша. — Никакого не «этого»… и не «того», а тебя, Маугли ты хренов! А ты?! Он приподнялся, рывком обхватил Санька за шею и дёрнул его на себя, запуская свободную руку ему в штаны — с бешеным, лихорадочным ликованием. Теперь и Санёк крепко-накрепко зажмурился, передёрнувшись всем телом и гортанно застонав. И они, наконец, принялись целоваться, не в силах уже больше ничего говорить, исступлённо катаясь по жалобно скрипевшему дивану. Этаких пертурбаций, скорее всего, бедный диван никогда ещё не испытывал. Краем сознания Кот отчаянно порадовался тому, что в этом доме всё с ними происходит впервые: треск последнего срываемого шмотья, бессвязный шёпот, хриплые вздохи и яростные поцелуи, от которых мгновенно распухали губы. Наконец, Кот кое-как откатился в сторону и запрокинул голову, хватая горящим ртом воздух, который, казалось, тоже горел. — Ты вообще… уверен? — простонал он. — Вообще? Вообще я боюсь до усрачки, — честно признался Санёк таким же срывающимся голосом, и Кот невольно затрясся от смеха. — Чего ржёшь? — обиделся Санёк и сам заржал, наваливаясь на Кота сверху, снова ловя его губы своими и с упоением шаря ладонями по его телу. Голова у Кота опять пошла кругом, но он героическим усилием воли попытался удержать её на плечах и выдохнул: — По… дожди… — Ну чо-о? — в голосе Санька звенели досада, возбуждение и смех, а Кот укоризненно произнёс, подняв растрёпанную голову и всё ещё ощущая на губах вкус его кожи, солоноватый и сладкий: — Ты бы хоть узнал, есть ли у меня резина, Маугли! Сам-то наверняка не взял! — А чо, нету? — Санёк растерянно захлопал глазами и прикусил губы, а Кот, не выдержав, снова впился в них поцелуем. Когда они оба отдышались, Кот кое-как вымолвил: — Слезь с меня, Маугли, человеческий детёныш, блин… Я сейчас... Сань, ну отлипни же ты на минутку! Мне надо… Но Санёк не отлипал, он словно прирос к нему, да Кот на самом деле и не хотел этого. Вместе, в обнимку, голые, как младенцы, угорая от нервного возбуждённого смеха, они прошлёпали в ванную. Там Кот выгреб из висевшего на стене шкафчика с красным крестом на дверце все нужные причиндалы и с некоторым вызовом покосился на притихшего Санька: — А ты что, сюда никогда не заглядывал? — Аптечка же, не телик, чего в неё смотреть? — промямлил Санёк с нескрываемым испугом и сглотнул. Кот сперва привычно возвёл глаза к потолку, словно призывая Вселенную в свидетели этакой растяпистости, а потом неожиданно для обалдевшего Санька сомкнул пальцы на его внушительном стояке и попросил вздрагивающим шёпотом: — Давай сделаем это. — З-здесь? — выдохнул тот, а его горячие ладони уже словно сами собой разворачивали Кота, крепко держа его за покрывшиеся ознобными мурашками бёдра. Кот только молча кивнул, подаваясь к нему и крепко закусив ребро собственной ладони. Он знал, что будет больно: он, наверное, уже с полгода жил, как монах, без секса и не хотел Санька пугать. Парень и так еле-еле дышал, и Кот стоически приготовился перетерпеть его торопливость и неумелость, и… Но Санёк не торопился. Он словно сразу успокоился, решившись наконец заполучить Кота целиком, и Кот просто обмер от нежности, с какой тот его целовал — неспешно — и гладил — так же неспешно, мучительно неспешно, пока Кот не взмолился не своим голосом: — Сань! Мольба эта перешла в стон, и Кот снова закусил ребро ладони, глотая всхлипы, изо всех сил упираясь свободной рукой в стену крохотной ванной. Но стонал он уже не от боли, и откуда-то точно знал, что Санёк это понимает. Когда тот наконец ослабил свою хватку и виновато уткнулся носом в покрытую испариной шею Кота, оба чуть не падали от изнеможения, продолжая судорожно держаться друг за друга. Оба молчали. Кот только чувствовал, как ходит ходуном горячая грудь Санька, всё ещё прижатая к его спине, и сам с трудом переводил дыхание, вбирая ноздрями влажный воздух. Санёк осторожно отстранился, выскальзывая из его тела, и провёл ладонью сперва по его животу, растирая выплеснувшееся семя, а потом — по своему собственному. Будто обряд какой-то совершал. Кот увидел это сквозь мокрые ресницы, повернувшись к нему. — Ты… нежный, — хрипло проговорил он и позорно шмыгнул носом. — Ты почему такой нежный, Маугли? Санёк неловко пригладил свободной рукой его взлохмаченные волосы. — Эх ты, Багира, — прошептал он. — Ну чего ты, чего? — он окончательно развернул Кота к себе и провёл губами по его плотно зажмуренным векам, по скулам, по беспомощно искривившимся губам. — Ну, не реви, а? — Я и не реву, — Кот снова шмыгнул носом и разлепил ресницы, уставившись в серьёзное и будто бы осунувшееся лицо Санька. Глаза у того были тревожные и очень глубокие. — Ты только никуда не девайся, — шёпотом попросил он, забив на всякую гордость. — Никто ничего не узнает, не бойся. Санёк всё так же бережно взял его лицо в обе ладони и объявил: — Ты такой умный… и такой дурак, Багира. Я уже всё решил, иначе бы не пришёл. Мне насрать, кто там чего узнает или не узнает, понимаешь? Я решил. Пусть хоть весь город знает, мне не стыдно. Это же ты. Кот сперва потерял дар речи и только беспомощно заморгал, а потом заорал сорванным полушёпотом: — Да ты ёбнулся, Маугли! — Не матерись, Багира, — укоризненно сказал Санёк и потёрся носом об его мокрый нос. — Я ещё с твоей сестрой должен познакомиться. С Лисой, то есть с Елизаветой. Она же всё про тебя знает, так? Пускай и про меня узнает. Обессиленно повиснув на его плече, Кот только и смог, что простонать: — Но я с твоей мамкой знакомиться не буду, учти! Она меня убьёт. — Не убьёт, она добрая, — заверил Санёк, и глаза его лукаво блеснули. — Давай ещё разик, а?