Мышьяк для души

      Марсело имел вид измученный и обеспокоенный. Кажется, будто за то непродолжительное время их разлуки он постарел на несколько лет вперед. Его темные глаза нервно блестели, внимательно изучая сконфуженную Тарью.       Они остановились и замерли в трех метрах друг от друга в ожидании чего-то. Турунен чувствовала, как ее руки тянутся обнять мужа, а губы поцеловать, но страшная мысль о том, что ее маленькая тайна в лице треклятого Холопайнена может вскрыться в любую секунду, заставляла ее в ужасе цепенеть. Кабули не стал ждать, пока его жена придет в себя, и, оставив сумки у стены, сделал несколько шагов вперед, заключая женщину в объятия. Ощутив знакомый запах и тепло любимого человека, Тарья выдохнула и зажмурилась, прижимаясь крепче к его груди. Как бы она не старалась себя успокоить, в голове судорожно билась истеричная мысль о Туомасе, так некстати снова появившемся в ее жизни. Марсело, ничего не подозревая и искренне радуясь тому, что видит и обнимает Тарью, уткнулся носом ей в плечо и легко коснулся губами тонкой шеи.       - Я скучал.       И она бы ответила, если бы не была уверена, что после последует предложение оставить этот странный отдых и вернуться домой, к семье. Тарья пребывала в замешательстве: не больше часа назад она хотела уехать вместе с мужем, но после своего небольшого приключения всё желание покинуть этот коттедж разом отпало. Вот только Турунен в глубине души четко осознавала, что если сейчас не уедет, то очень сильно об этом пожалеет в будущем. Неожиданно Марсело схватил ее за плечи и осторожно отстранил от себя. Шальная мысль о том, что Кабули что-то заподозрил, импульсом проскочила в голове Тарьи, и финка в страхе отшатнулась от мужа, как от прокаженного.       - Тарья? Что случилось? Ты… Ты вся мокрая!       Турунен опустила глаза и с удивлением обнаружила, что вся ее одежда сырая, а в ботинке неприятно хлюпает вода. «Успокойся, успокойся», - как мантру, твердила она сама себе, безуспешно пытаясь унять пробирающую до костей дрожь. Тарья была настолько взволнована произошедшим, что совсем не обратила внимание на то, что до нитки промокла, пытаясь вытащить Туомаса из воды.       - Я… под дождь попала, - подавленно пролепетала Тарья, ошарашено оглядывая футболку мужа, по которой расползлось темное размашистое пятно - отпечатки ее мокрых волос, груди и рук. – Прости! - она вымучено улыбнулась. – Я хотела сходить за водой… но не дошла.       - Да, я встретил по дороге пустую канистру. Твоя?       Тарья согласно кивнула, нервно кусая губы и уже совершенно не заботясь о том, что муж с неподдельным изумлением наблюдает всю внутреннюю борьбу, которая, как на экране телевизора, отражалась на стремительно бледнеющем лице. Рвано выдохнув, Тарья жестом пригласила Марсело пройти на кухню, а сама юркнула в спальню, при этом громко сказав: «Я сейчас, переоденусь, ты пока… съешь яблоко» и плотно прикрыв за собой дверь. Кабули оторопел, расширившимися то ли от удивления, то ли от страха глазами наблюдая, как Турунен с безумной улыбкой скрывается за дверью. Но, ничего так и не заметив вслух, он послушно двинулся вперед по коридору, задумчиво изучая интерьер помещений: все в точности соответствовало присланным арендатором картинкам.       Тарью бил озноб, перед глазами все плыло, а руки тряслись так сильно, что, что бы она ни хватала, - все тут же падало на пол и трещало так громко, что уши закладывало. Рывком стянув с себя пуловер, Турунен отбросила его, и тот с характерным шлепком упал возле кровати, метая мелкие брызги в стороны. «Все в порядке, все нормально, - бредила она, ничего невидящим взглядом окидывая комнату в поисках сухой одежды, - надо придумать, как выдворить Марсело отсюда… - и Тарья смутилась собственных мыслей, - как же я могу говорить о собственном муже!.. Но, Боже мой, как всё некстати! Придумать, нужно что-нибудь придумать… иначе все совсем плохо будет! А, может, рассказать ему? Вместе и утопим… отвезем Туомаса в больницу? - Тарья с трепещущим сердцем осторожно заглянула под кровать, в темноте силясь разглядеть синеющего от холода мужчину. – Да нет, скорее он его добьет… Что же делать, что же делать?» И, как будто почувствовав, что все мысли Турунен обращены к нему, Туомас внезапно хрюкнул и что-то невнятно протянул, во сне высовывая нос из-под кровати. Тарья от неожиданности вздрогнула и наотмашь дала пяткой ему в лицо, таким образом заталкивая его обратно. «Надо избавиться от Марсело», - твердо решила Турунен, ногой отодвигая зашевелившегося мужчину подальше от края.       - Тарья? – послышалось из кухни. – У тебя все хорошо?       - Да-да, я сейчас…       Тарья сменила брюки, кофту и носки и чуть ли не бегом вернулась на кухню, плотно закрыв дверь в спальню. Марсело тем временем успел принести пакеты из коридора и разложить вещи. Несколько книг, портативный компьютер, какие-то папки в целлофановом пакете. Но больше всего Тарья удивилась, приметив несколько бутылок вина, которые Кабули с задумчивым выражением лица принялся расставлять по полочкам.       - Я подумал, что тебе может стать скучно, и вот, привез, - он, будто извиняясь, пожал плечами и вздохнул.       - Прошел всего лишь день…       - Целый день! – в ужасе повторил за ней Марсело. Его бледное лицо вытянулось, а глаза разочарованно сверкнули. – Ты еще не передумала? - Тарья отрицательно мотнула головой, силясь сдержать в себе порыв во всем признаться мужу. Она едва ли с отвращением к самой себе осознавала, что откровенно предает его и обманывает. И это чувство клеймом жгло ей грудь.       - Прости, но чая не будет. Я так и не принесла воды.       - Я могу сходить…       - Нет, я сама это сделаю, но позже. Я очень хочу спать, ты не против?       Кабули открыл было рот, чтобы что-то возразить, как Тарья внезапно подхватила его под руку и насильно потянула в сторону выхода.       - Я провожу тебя.       Марсело безропотно повиновался, окончательно смутившись. Подобный расклад событий его совсем не устраивал, но противоречить жене он не решился. В какой-то момент Кабули просто не нашел в себе для этого сил и желания, но не потому, что испугался или не пожелал вылезть «из-под каблука». Это было то странное состояние растерянности, когда перед глазами все тускнеет, а руки и ноги наливаются тяжелой негой, возбуждающей стремление спрятаться в какой-нибудь холодной тени и вздремнуть, наслаждаясь мертвой тишиной. Он с трудом воспринимал действительность, сосредоточившись лишь на одном ощущении женских ладоней у себя на руке - это последнее, что он чувствовал, до того, как повторно провалился в яму повседневной скуки и уныния. Отсутствие жены рядом действовало на него угнетающе, а дочка лишь частично восполняла временное отсутствие Тарьи. И вот-вот ему грозило очередное расставание с ней.       Ее голос звучал набатом в его ушах, Марсело едва ли понимал то, что она говорит - он лишь улавливал фальшивые веселые интонации ее взволнованного голоса, что непроизвольно его настораживало. Вопросы пылью вихрились в его голове, просачивались в самый мозг и переворачивали там все с ног на голову. И Марсело чувствовал себя зомбированным человеком, который хочет, но не может узнать, что произошло на самом деле, в чем причина ощутимой перемены, потому что рот как будто зашили нитками.       - Что происходит? - наконец он пересилил себя и резко остановился, внезапно осознав, что его чуть ли не силком вытащили из коттеджа на улицу. Тарья с огромными глазами уставилась на него, делая вид, что решительно не понимает заданного вопроса. – Что случилось? Ты дерганная и… напуганная, - Марсело схватил ее за руки и сжал бледные кисти рук в своих горячих ладонях. Турунен в это мгновение была особенно сильно похожа на восковую куклу из музея мадам Тюссо: она была холодной и мертвенно-бледной, как труп. Жуткую картину дополняло полное отсутствие блеска в глазах. На секунду Кабули показалось, что в ее взгляде промелькнула мольба, но это мимолетное впечатление исчезло так же быстро, как и появилось.       - Я устала, - ее голос прозвучал плаксиво. «Да что ж я за человек-то такой?» - обреченно подумал Марсело, чувствуя, как внутри всколыхнулась совесть и метко ужалила его в чуткое сердце.       - Дорогая, - он аккуратно притянул ее за талию и крепко обнял, - прости меня. Я не должен себя так вести. Я начинаю страшно нервничать при мысли, что ты здесь совершенно одна и тебя некому защитить в случае чего. В последнее время ты совсем перестала следить за своим здоровьем, и за физическим в том числе. Что мне прикажешь думать?       - Что все хорошо, я отдыхаю, еда есть, голодом себя морить я не планирую. Кажется, мы уже разговаривали на эту тему, - Тарья слабо улыбнулась, утягивая мужа в сторону тропинки к автостоянке. – Я чувствую себя опустошенной, и не хочу срываться на близких, не хочу ссор. Мне нужно побыть одной, обдумать кое-что. Обещаю, что больше никогда в жизни не попрошу тебя устраивать мне такой отдых!       - Не зарекайся, - предостерег ее сурово Марсело.       Как они дошли до машины - Кабули уже и не помнил. Он не помнил и то, как прощался с Тарьей, как сел в машину и завел ее. Из состояния прострации, которое в последнее время подозрительно часто стало охватывать его, мужчину вывел пронзительный гудок пролетающего по встречной полосе автомобиля, зигзагами скользящего по всей дороге. Кабули резко крутанул руль и чуть было не улетел в кювет, но хорошая реакция и длительная практика вождения спасли его, и он ловко вырулил с обочины обратно на трассу. «Кажется, я схожу с ума», - он обреченно выдохнул, тщетно пытаясь собраться с мыслями. Но те подобно тараканам со скоростью света разбегались в противоположные уголки его сознания. И от чувства потерянности Марсело был готов уронить голову на руль так, чтобы она оторвалась и вылетела в окно, на проезжую часть, где бы ее раздавила какая-нибудь легковая машина и тем самым избавила его от надобности пытаться понять логику всего происходящего.       Как только машина тронулась с места, а Марсело оглянулся назад, убеждаясь, что не помнет багажник о какую-нибудь внезапно выросшую в его поле зрения сосенку, Тарья избавилась от наигранной безмятежности в лице. Она решила не дожидаться, пока муж покинет автостоянку, и, развернувшись на пятках, быстрым шагом отправилась вниз по тропинке, то и дело спотыкаясь о мелкие корешки и камни и царапая руки колючими ветками, торчащими, как у пугала, по обе стороны дороги. Страх быть раскрытой на месте преступления понемногу притуплялся, отходя на второй план и уступая место пугающим мыслям о последующих действиях. Она до сих пор не могла поверить, что в ее коттедже, под ее кроватью распластался в бессознательном состоянии Туомас. Приключение в лесу мутной пеленой задернулось в ее памяти, оставив лишь смутные воспоминания о попытках вытащить Холопайнена из воды.       Вернувшись в дом, первым делом Тарья вытащила жертву несчастного случая (то бишь Туомаса) из-под кровати и уложила на постель, укрыв изрядно посиневшего мужчину теплым пледом. Наблюдать его безэмоциональную физиономию, вызывающую одни лишь неприятные ассоциации, у Турунен большого желания не возникло, поэтому она сразу же вышла из спальни и удобно устроилась на кухне с бутылкой привезенного мужем вина. Алкоголь расслаблял и снимал напряжение, но употреблять его в большом количестве Тарья не решилась - не то было положение, чтобы можно со спокойной совестью напиться, не чувствуя за собой какой-либо опасности. А что делать дальше - она не знала. И даже не могла придумать, как выпутаться из сложившейся ситуации, без отягощающих последствий. Тарья несколько лет назад, будучи в плохом настроении, раздумывала на тему того, как она поведет себя, если судьба все же решит сыграть с ней тупую шутку и столкнет ее с Туомасом, например, в каком-нибудь магазине в Китеэ. И тогда Турунен не смогла отыскать ответа. Она была уверена, что даже со своим невозмутимым спокойствием (нередко напускным) не сумеет сдержать эмоций, и старая злость, старательно припрятанная в укромном уголке души, мощным гейзером выплеснется наружу. Туомас одним своим появлением грейфером подкапнул и взвихрил бывалые чувства: возбудил ненависть и болезненную любовь музы к своему поэту, истерзанную разочарованием. И как бы Тарья не старалась отыскать в себе хотя бы немного безразличия, ничем хорошим это не кончалось. Ярость, обида, приправленная жалостью и ничтожной попыткой к сочувствию. Но не безразличие. И не будь Туомаса здесь, в этом коттедже, Тарья бы позволила себе не только напиться, но и заплакать. От бессилия, от ощущения собственной слабости перед обстоятельствами. Она бы плакала, ногтями драла деревянные панели, била стекла в дверцах шкафчиков и окнах. «Так не должно было случиться», - судорожно пульсировало в ее голове.       Это был провал, тотальный, всеуничтожающий, рвущий на части восприятие и видение собственной жизни без участия Туомаса в ней, понимание собственных чувств и мыслей. Сердце ныло так, будто в него поочередно тыкали иглами. Внутри что-то оборвалось, звякнув жалобно тихо. Тарья с силой вцепилась в свою ногу, чуть ли не до крови раздирая кожу сквозь ткань брюк. Боль помогала подавить непрошеные слёзы, отвлекала, но на ничтожно короткий срок. «Без него было так хорошо, - мысленно сокрушалась Тарья, кусая губы, - муж, дочка, тихие семейные вечера… зачем я уехала? Зачем? Надо же было так обмануться…» Что ей мешало бросить всё, собрать вещи и вернуться домой? Турунен со злостью понимала, что тормозило ее именно нежелание оказаться в прежней домашней атмосфере спокойствия и уюта. От нее уже начинало тошнить, и Тарья неосознанно отвергала эту приторно-сладкую умиротворенность, как отвергает организм испорченную пищу. А истерики и творческий кризис - были всего лишь отговорками, попытками оправдать свой побег.       - Черт тебя подери, - Тарья ударила кулаком по столу и стиснула зубы.       Точно как человек не хочет видеть в себе отрицательных качеств, Турунен отказывалась принимать тот факт, что она вовсе не устала, а скорее заскучала. Побагровев от злости, Тарья сжала так сильно бокал с вином в руках, что тот хрустнул и рассыпался на десятки острых осколков, украсив ее внутреннею сторону ладони мириадами порезов. Не издав ни малейшего звука, она автоматически стряхнула с руки оставшиеся осколки и, осторожно обойдя рассыпавшееся на полу стекло, двинулась в коридор, пытаясь припомнить местоположение аптечки. Боль лишь коротким импульсом проскочила по вене. Резь на секунду пронзила руку, а потом сразу утихла, оставив за собой неприятное ощущение проникающего через крохотные ранки внутрь ладони воздуха. Тарья вылила половину бутылочки обеззараживающего средства себе на руку, устроив под ногами размашистое пятно, убрала аптечку и, ссутулившись, вернулась на кухню. Подмела осколки, выбросила содержимое совка в мусорную корзину, вылетела из коттеджа пулей, внезапно вспомнив, что в доме нет воды. Ей казалось, что внутри все застыло и похолодело, что душа выскочила теннисным мячиком из тела и улетела куда-то в лес. Тарья уже не хотела ни думать, ни чувствовать. Просто что-то делать, по привычке, неосознанно.       Турунен потребовался целый час, чтобы найти брошенную в лесу канистру, набрать в колодце воды и донести ее до дома. Впрочем, Тарья не торопилась, медленно вышагивая и с детским любопытством рассматривая каждую вмятину от каблука ботинка, остающуюся в мягкой земле и тот час заполняющуюся влагой. В голове, наконец-то, стало совершенно свободно от мыслей. По ее возвращению в коттедже ничего нового не случилось. Холопайнен все так же пребывал в бессознательном состоянии. Одно озадачило Тарью: его все более распухающая левая нога. Было очевидно, что это ушиб, но опухоль со временем увеличивалась, и это не могло не насторожить.       На улице снова шел дождь.       «Ладно, - сказала Тарья сама себе, - надо выпить чаю». И спустя несколько минут она уже сидела на кухне, по-турецки подогнув под себя ноги, и с разочарованным выражением лица старательно втягивала ноздрями вьющийся молочной ленточкой пар из кружки с горячим чаем. Две ложки меда перебили сладковатый запах малины, и теперь по кухне разнесся аромат свежего воска и пчелиных сот.       Ход ее мрачных мыслей прервал неожиданно раздавшийся стон из спальни. Сразу сообразив, что это может значить, Тарья поставила кружку на стол и на носочках вышла в коридор, а потом осторожно заглянула в спальню. Туомас лежал с открытыми глазами и громко скрипел зубами, левой рукой массируя опухшую ногу. Как только Холопайнен заметил неуверенно выглядывающую из-за дверного косяка Турунен, его глаза расширились до таких размеров, что могло показаться - они вот-вот вылезут из орбит. Он закашлял, поморгал, помотал головой, а потом сиплым голосом спросил:       - Ты зачем меня ударила?       Тарья не растерялась и сразу же нашлась, что ответить:       - А зачем ты побежал за мной?       Туомас открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг передумал, недоверчиво рассматривая застывшую Тарью.       - Я подумал, что мне привиделось и… - мужчина резко замолчал, не в силах подобрать слов. Его трясло от волнения, а собственный голос эхом звучал в ушах. Туомасу казалось, что все вокруг погрузилось в напряженную тишину, а он кричит, тогда как его губы едва ли шевелились, позволяя звукам вылетать изо рта. – Моя нога… она опухла?       - Ты прокатился по склону и свалился в воду. Встать сможешь?       - Не терпится избавиться от меня? - к удивлению Тарьи, Туомас внешне сохранял спокойствие. Лишь глаза его странно блестели, не то лихорадочно, не то восторженно. Турунен из вежливости отрицательно покачала головой.       - Чай будешь?       «А есть что покрепче?» - подумал Холопайнен, а вслух заметил:       - Да, спасибо.       Она скрылась в коридоре, а Туомас принялся оглядываться кругом, при этом пытаясь припомнить хоть что-нибудь. Голова раскалывалась, тело бил озноб, и губы дрожали от холода. Он даже не сразу увидел, что лежит под пледом в одних трусах, а его сырая одежда валяется на полу. «Вот ты и нарвался на приключение», - Туо попытался приподнять левую ногу, но сильная резь в области икры вынудила его прервать эту попытку. Чуть ли до крови кусая губы, мужчина принял сидячее положение - от неудобной позы затекла спина, и мышцы тянуло так, будто их сначала ножом резали, а потом нитками сшивали. Вскоре вернулась Тарья. Она с каменным лицом вручила ему кружку с еще горячим чаем и отошла в сторону, не находя себе места.       - Не знал, что ты тоже здесь… - первым прервал затянувшееся молчание Туомас.       - В смысле «тоже»?       - Я снимаю на противоположном берегу коттедж. И Марсело здесь? - как бы невзначай поинтересовался Холопайнен.       - Нет, я одна.       В комнате снова воцарилось молчание. За окном дождь усиливался, перерастая в настоящий ливень. Громовые раскаты приближались, и совсем скоро в сером небе сверкнула первая молния. Крупные дождевые капли со звоном бились о крышу, бурным потоком стекали по водостоку и с шипением срывались в вырытую яму вдали от дома, превращая землю в сплошную грязь. Гром набатом ревел. Молния грозно сверкнула вблизи окна и шумно ударила в недалеко стоящее дерево. Тарья с Туомасом синхронно вздрогнули и вытянули шеи, выглядывая на улицу. Моментально обуглившаяся сосна с треском надломилась и со свистом полетела на дом, с грохотом обрушилась на крышу, и маленький коттедж содрогнулся, как живое существо. Тарья в ужасе отступила назад и, поскользнувшись, упала на пол. Быстро отойдя от шока, она подняла глаза к потолку и тихо выдохнула:       - Оно же продавит крышу!       И как бы в подтверждение ее слов наверху что-то заскрипело и лопнуло. Туомас задумчиво поглядел в окно, а потом перевел взгляд на потолок, по которому расползлось темное пятно. В следующее мгновенье Холопайнену об нос разбилась капля воды.       - Нужно убрать его, пока еще хуже не стало. У тебя есть пила?       - Что? - опешила Тарья, внезапно позабыв обо всем приключившемся за исключением упавшего дерева. – Какая пила? На улице дождь! И… и нет у меня никакой пилы.       - Значит, будем перегрызать.       - Холопайнен! Тебе поленом все мозги вышибло? - удивленно шикнула Тарья, - ты еще шутишь после всего?..       - Ну а что мне остается? - Туо пожал плечами, не сводя внимательного взгляда со стремительно увеличивающегося пятна на потолке, - я хотел набрать воды, но в итоге получил по голове палкой и ушиб ногу. Наверное, я должен расплакаться. – Он насмешливо улыбнулся и вздохнул. – Тут очень холодно. Можешь дать мне мою одежду?       - Она сырая. Возьми это. – Тарья протянула ему халат, а сама подняла его одежду и повесила ее на чугунную батарею, о которой до этого момента вообще не вспоминала. К слову, она все равно не функционировала, зато могла послужить своеобразной вешалкой. – Между прочим, если бы не я, ты бы захлебнулся.       - Если бы не ты, я бы сейчас преспокойно сидел у себя на чердаке и пил кофе.       Тарья стыдливо опустила глаза. Туомас был прав, ведь его временное пребывание здесь, травма и путешествие по склону в воду - все целиком ее вина. Женщина помогла ему натянуть халат и перебраться на кухню, устроив в маленьком вязаном кресле, принесенном с крыльца, а на кровать поставила тазик, чтобы не намочить капающей водой постельное белье. Все опять шло наперекосяк. Тарья рассчитывала на быстрое избавление от Холопайнена, но ее планам снова не суждено было претвориться в жизнь.       На кухне они сидели молча, вслушиваясь в шум дождя за окном. Туомас пил чай, а Тарья украдкой изучала его, пытаясь по лицу определить, о чем он размышляет и насколько ему противно пребывание в этом коттедже. Отчего-то это стало занимать все ее мысли, вытеснив переживания и страхи. Внутри Тарьи что-то всколыхнулось и теплой волной разлилось по всему телу, затрагивая каждый миллиметр кожи. Это были старые воспоминания. От Туомаса по-прежнему пахло странным сочетанием одеколона и легкого перегара, движения пальцев были так же легки и изящны, на ногтях был все тот же облупленный черный лак. И почему-то ее уже не удивляло то, что она помнит все эти детали образа Холопайнена до сих пор, спустя почти десять лет.       - Так что насчет пилы? - протянул Туомас, заметив, что дождь кончается. – Дерево непременно нужно убрать, - а потом, помолчав, добавил: - Я могу помочь.       - У тебя нога опухла, ты на нее ступить не можешь.       - Если замотать ее эластичным бинтом, то не так уж и больно будет. – Тарья не отвечала, отвернувшись от него. – Слушай, давай забудем об обидах? - неожиданно начал он, перегибаясь через стол и хватая Турунен за руки, - хотя бы на время? Я рад нашей встрече.       Но Тарья одернула руки, беспокойно сверкнув глазами.       – Я принесу бинт.       Тугая повязка действительно притупила боль в ноге, и Туомас смог не только встать, но и без поддержки дойти до спальни. Пользуясь случаем, он заглянул в крохотную подсобку и нашел там некоторые инструменты, в том числе и пилу. Тарья тихо наблюдала за ним и недоумевала: Туо держал себя так, будто между ними не было грандиозного скандала с последующим увольнением и обрыва в десять лет молчания. Будто еще вчера они вылезли из студии, уставшие и голодные, но довольные итогом работы.       Сменив халат на свою все еще сыру одежду, Туомас вышел на улицу. Тарья хвостиком последовала за ним.       Вся верхушка упавшей сосны сильно обуглилась, но не прогорела до конца. Крыша едва держалась под натиском толстого ствола и норовила вот-вот с грохотом провалиться вниз. Так как имелась одна только ножовка, работать предстояло обоим. Туомас с кряхтением и неразборчивыми ругательствами залез по стволу дерева на крышу и удобно устроился на одной из веток. Тарья подала ему пилу и, ухватившись за услужливо протянутую руку, залезла следом. Меньше всего ей хотелось находиться рядом с Туомасом. Его присутствие раздражало ее больше, чем когда он молча мерз под кроватью вне поля зрения. Единственное, что радовало ее, так это то, что работа шла в полной тишине. Тарья даже не думала ряди приличия поинтересоваться о ходе дел Туо, спросить о бывших коллегах, и, чувствуя это, Холопайнен тоже не спешил открывать рот. От побега Турунен останавливало лишь то, что помощь Туомаса была ей необходима. Возвращаться домой она передумала, а жить почти две недели с дырой в крыше ее не прельщало.       Работа продвигалась мучительно медленно. Тарья чувствовала на себе заинтересованный взгляд Туомаса, чувствовала его желание говорить, но своим сердитым видом старательно пересекала любые его попытки предпринять что-либо. Заговорить с ним значило всколыхнуть прошлое. А Тарья решительно хотела жить только настоящим. Она уже была готова в исступлении ударить ладошами по зубьям пилы, когда, наконец, дерево треснуло, и одна из его частей скатилась вниз, вминая мягкую черепицу. Явный прогресс немного приободрил Тарью, и она с новыми силами взялась за следующую часть поваленного дерева.

***

      Лицо Эрно имело вид безобразный и жуткий: вся физиономия оплыла одним сплошным синяком в ничтожные сроки, припухли веки, и на висках засохла почерневшая кровь. Будучи страшно избитым, он, возвращаясь, умудрился взвалить себе на плечо мирно посапывающую возле ящиков Йоханну, о которой они с Янсен чуть было дружно не забыли, и дотащить ее до коттеджа. Как только он уложил Йоханну на первый попавшийся в поле зрения диван, то первым делом кинулся во взломанную комнату, зашуршал бумагами. И скукожившаяся от боли в руке и чувства абсолютной беспомощности Флор слышала, как Эмппу разразился тихими ругательствами, что-то швырнул о стену и плюхнулся на пол. Она не умела видеть сквозь преграды, но была готова поспорить, что Эрно, обхватив голову ладонями и крепко зажмурив глаза, медленно покачивается из стороны в сторону, пытаясь хоть немного унять взвихрившуюся внутри него ярость. Что он испытывал - Флор смутно осознавала: то ли это была гремучая смесь обиды и унижения, то ли страх в сочетании с волнением. Но единственное, что она понимала отчетливо и ясно: случилось что-то ужасное.       Во всем доме воцарилась мертвая тишина. Где-то в комнате безмятежно спала Йоханна, даже не подозревая о случившемся, Флор все так же сидела на полу в неудобной позе, скрипя зубами от пронизывающей до самых сухожилий боли.       - Это конец. – В коридоре показалась сутулая фигура Вуоринена. Его голос звучал сипло и глухо, будто раздаваясь из-под самой земли. Он со свистом пропустил через плотно сжатые губы струю воздуха, точно в попытке собраться с духом, подошел к Янсен и помог ей подняться на ноги. – Надо приложить лед к руке.       - Что-то украли?       - Да. Тетрадку.       - Подумаешь, тетрадку украли! - облегченно выдохнула Флор, мгновенно сбрасывая с себя всё напряжение ожидания худшего. Но ее радость улетучилась так же быстро, как и возникла.       - Да за эту тетрадку Туомас нам головы поотрывает! - воскликнул Эрно, скрываясь на крик. – Там были документы, которые ни в коем случае не должны попасть журналистам в руки да и вообще кому-либо еще. – Его глаза бешено сверкнули, и в темноте лицо Эмппу стало еще более жутким и зловещим.       - А что в них особенного?       - Тебе лучше не знать.       - Но… - хотела было возразить Флор, как Эрно бесцеремонно прервал ее:       - Не надо.       Вуоринен силком затащил Янсен на кухню и усадил на стул, а сам полез в морозильную камеру за льдом. Все его мысли были обращены к похищенным документам. Их содержимое всегда пугало его своей пошлостью, и каждое их упоминание вызывало в нем дикую тревогу, сравнимою по мощности с взрывом ядерной бомбы. В еще больший ужас его приводило понимание того, что вся ответственность за их потерю ляжет на его плечи. Их утрата значила лишь одно: скорый конец Nightwish. Позорный и скандальный. В этом Эрно ни капли не сомневался. Любопытство Флор в этом вопросе его только раздражало. Он отчетливо понимал, что не может раскрыть ей всех карт - опорочить перед ее лицом членов группы и себя в том числе. И от этого становилось особенно тошно. Что делать - он решительно не знал. В процессе обдумывания сложившейся ситуации, он умыл лицо, обработал свои раны и повторно изучил опухшую кисть Янсен. Девушка молча кусала губы, выжидающе глядя на него.       - Смещение, - спустя минуту констатировал Эрно.       - Надо вызвать скорую, у тебя сотрясение и…       - К черту, - грубо оборвал ее Вуоринен, сердито разглядывая наливающуюся синевой опухоль, – возьми какую-нибудь деревяшку в рот.       - Зачем? - испуганно пробормотала Флор, и только потом смысл сказанных Эмппу слов дошел до нее. – Ты с ума сошел? Тебе нужен врач! И мне нужен врач! Нельзя же…       - Можно.       - Эрно, нет! - Флор насильно вырвала свою руку из цепких пальцев собеседника и вскочила со стула. – Да что с тобой такое? Это все из-за этих документов? Там информация о банковских счетах? Или… или что? - она и вообразить себе не могла, насколько важным должно было быть содержимое документов, чтобы Эрно так сильно изменился в поведении. В доме не было ни драгоценностей, ни денег, в этом доме не было даже еды! Так потеря чего могла вызвать такое смятение у Вуоринена? И все бы ничего, только Эрно упорно молчал, поджав губы, как русский партизан на допросе у немецких оккупантов. Его не прошибал даже грозный фирменный взгляд из-под бровей. – Всё так серьезно? - уже более мягко спросила Флор, стараясь придать своему голосу более ласковый тон.       - Всё очень серьезно, - глаза Эрно заблестели отчаянием, и он опустил голову, опасаясь пустить слезу у Флор на виду. Янсен быстро догадалась, что Вуоринену необходимо побыть в одиночестве, и вышла в коридор. Пол заливал слабый свет заходящего солнца - стекла соседних комнат отливали красным и оранжевым цветами, застоявшийся воздух отдавал сыростью, смешанной с удушливыми запахами соленого пота и крови. Стараясь двигаться бесшумно, Флор на цыпочках пробралась в конец коридора и заглянула в личный кабинет Туо, до сегодняшнего дня остававшийся для нее манящей загадкой - хозяин дома наложил вето на вход в это помещение, и никто из временных обитателей не допускал даже мысли нарушить этот запрет и вторгнуться в святую обитель Туомаса. Но Флор не могла упустить такой хорошей возможности пренебречь просьбами Холопайнена и хотя бы мельком взглянуть на место, где творятся настоящие чудеса. И в это мгновение ни боль в руке, ни воспоминание о драке с вором не останавливали ее от задуманного.       Это была небольшая, узкая комнатушка, быть может, прежде приходившаяся кладовкой, с одним-единственным окном, явно выпиленным после постройки дома. Из мебели здесь наблюдались лишь книжный шкаф, письменный стол и стул на колесиках. И внешне кабинет Холопайнена не представлял из себя ничего загадочного, да и вообще интересного, если бы не откинутый в сторону вязаный коврик и дырка в полу.       «Тайник!» - удивленно подумала Флор и, убедившись, что Эрно все так же сидит на кухне, тихо вошла в комнату, вытягивая шею в попытке рассмотреть скважину в досках. Под ними обнаружилось небольших размеров отверстие, изнутри облицованное чем-то серым, смутно напоминающим шпаклевку. Опасливо прислушиваясь к звукам вне кабинета, Флор подошла ближе и заглянула в тайник, но тот оказался пустым. «Шкатулка! - вспомнила она, - у того грабителя была в руках шкатулка! Значит, там и были документы». Только от этой очевидной новости легче не стало. Флор собиралась было уже выйти из кабинета, чтобы не оказаться случайно замеченной Эрно в неположенном месте, как ее внимательный взгляд наткнулся на крохотный клочок бумажки, застрявший между досок в полу рядом с крышкой от тайника. Янсен вытянула здоровую руку и схватилась за край находки, пальцами пробуя ее на ощупь, параллельно поднося к глазам. Это была пластиковая карточка, на обратной стороне которой красовалась выведенная зеленым маркером надпись: «Типография. Кай Валески». К надписи прилагались номер телефона и адрес. Несколько секунд Флор с задумчивым выражением лица вертела визитку между пальцами, обмозговывая увиденное, а потом внезапно сорвалась с места и ринулась на кухню.       - Эрно! Смотри, что я нашла! - она столкнулась с Вуориненом в дверях, чуть было не сбив его с ног. – Вот! - с маниакально блестящими глазами она бодро всучила ему карточку, чуть ли не визжа от неожиданного притока энергии.       - И? - Эмппу недоуменно нахмурился, демонстрируя полное отсутствие желания вести беседу, - что это значит?       - Как «что значит»?! Нам нужно немедленно ехать в типографию, и, может быть, мы еще нагоним грабителя. Ты его хорошо отколошматил, и ему потребуется время, чтобы привести себя в порядок. Ни один здравомыслящий человек не выйдет в город в окровавленной одежде, его же сразу повяжут полицейские. В крайнем случае, если мы не застанем его там, то можно будет расспросить хозяина: не видел ли он чего-нибудь подозрительного за последнее время.       - Ты серьезно, Флор? - вяло спросил Эрно. Он еще раз внимательно глянул на визитку.       - Серьезнее некуда! Ну же, хотя бы стоит попытаться. Но, - Янсен нравоучительно подняла указательный палец, - сначала нам нужно в больницу. И еще надо придумать, как можно быстро и беспрепятственно добраться до типографии.       - Я знаю, - оживился Эрно. Не успела Флор сообразить, как оказалась заключена в крепкие объятия. – Спасибо большое. Что бы я без тебя делал! - и, улыбнувшись, он вышел из кухни, на ходу доставая из кармана брюк мобильный телефон. Опешившая от такого жеста Флор смущенно отвела взгляд, в ответ пробормотав что-то нечленораздельное.       - Алло, Марсело? Нам позарез нужна твоя помощь, - раздался голос Вуоринена в коридоре.       И там, в Китеэ, в доме родителей Тарьи, у Марсело подкосились ноги, и он чуть было не шлепнулся плашмя на пол. Кабули отвел динамик телефона в сторону и тихо чертыхнулся. С этого дня он всей душой возненавидел понедельники.

***

      Пилить дерево они закончили под самый вечер. К тому времени грозовые тучи сменило нежно-розовое с лиловыми разводами в огненно-красных пятнах небо. Солнце медленно клонилось к горизонту, создавая вокруг себя ореол мерного оранжевого свечения. Воздух полнился ароматами свежезаваренного чая, молодой ели и морозной свежести приближающихся сумерек, древесной корой, перечной мятой, полнился неугомонным стрёкотом кузнечиков, гигантским куполом накрывающим округу, глухим шипением накатывающих на берег низких волн, плеском воды и тихим скрипом прогибающихся под тяжестью тел плетеных сидений. Вся местность погрузилась в ауру безмятежного покоя.       Это было так здорово - сидеть и по-дружески беседовать на отвлеченные темы, делиться новостями, не касающимися ни личной жизни, ни работы, ни прошлого. В противном случае росли неловкость и смущение, молчание затягивалось, и разговор в итоге сходил на «нет». Поэтому они умело обходили камни преткновения, стараясь не только избегать негласно установленных табу, но и косых взглядов друг на друга.       Тарья находилась в непонятном для нее состоянии, которое можно было охарактеризовать как отвратительное, так и приятное одновременно. Оно рождало слабое чувство удовлетворенности и расслабляющей неги, медом смазывающей ржавеющие петли измотанной переживаниями души. Злость уже не щемила грудь и не жалила шмелем, но она не растворилась и не перешла в более теплое или хотя бы нейтральное чувство. Нет, она коварной змеей затаилась где-то внутри, на время позволив забыть о своем существовании. И это настораживало Турунен, сковывало ее и заставляло следить за каждым своим словом, жестом, вдохом и выдохом. Она будто чувствовала, что в какой-то момент Туомас скажет что-то гадкое, и всеми силами пыталась это предотвратить, пытаясь придать беседе больше живости и разнообразия, пытаясь отвлечь Холопайнена от того, о чем бы он непременно спросил. Только все ее усилия были напрасны – медленно, но верно речь затихала, становясь нестерпимо скучной и пустой. А Туомас только и ждал случая перевести разговор в нужное ему русло. Тарья упрямо игнорировала его намеки на все то, что могло вновь выстроить между ними непроницаемую стену обиды. Ей впервые хотелось послушаться его просьбам и забыть обо всем когда-то случившемся. Но отчего-то Холопайнен стал упорно сопротивляться ее благим намерениям.       - Ты здесь один? – Тарья удивленно вскинула брови, не решаясь вслух упомянуть имя Йоханны.       - Да, - Туомас вытащил из кармана еще сырых брюк небольшую записную книжечку и демонстративно помахал ею перед носом Турунен, - пытаюсь поймать вдохновение, - он нахмурился, - хочешь почитать?       Отказываться было невежливо, поэтому, придав своему лицу совершенно бесстрастное выражение, Тарья взяла из рук Туо книжку и раскрыла ее на середине. Содержимое читалось с трудом из-за множества перечеркнутых строк и мелкого корявого почерка. Турунен и вовсе забыла, насколько нечитабельными были надписи, сделанные рукой Туомаса. На ватманах он всегда писал размашисто, а на крохотных листочках до невозможного мелко, пытаясь втеснить в имеющийся клочок как можно больше слов.       - Бред? - тихо спросил Туомас. В его голосе не звучало надежды услышать что-то успокаивающее в ответ, он скорее констатировал факт. Тарья несмело подняла на него глаза и согласно кивнула головой. Прочитанное едва ли можно было назвать стихами - ни рифма, ни размер не соблюдались, а слова, как мысли, шли вразнобой, соединяясь в поэтически красивые, но совершенно бессмысленные выражения.       - Я так и знал, - он слабо улыбнулся и откинулся на спинку сидения, - у меня больше нет прежней музы. – Тарья проигнорировала сказанное Туомасом, лишь смутно догадываясь, что он подразумевал под ними. – Мне даже иногда кажется, что я разучился писать музыку. Все из рук вон валится. И ничего нового в голове. Я уже сам стал ловить себя на том, что повторяюсь. Во всем. В метафорах, в идеях. А любая попытка радикальным образом изменить ход мыслей в итоге выливается в… это, - он с нескрываемым презрением взглянул на записную книжечку. – Как будто в попытке выжать сок, получают портящую весь смак мякоть. Уже не знаю, что с этим делать. Вот в поисках новых впечатлений и рванул сюда. Ни шума, ни назойливых родственников. Ничего не отвлекает. Кажется, твори - не хочу! Но в итоге я сижу на качели уже пятый день, почти не покидаю территории коттеджа и лентяйничаю. Не будь все так грустно, я б даже посмеялся над сложившейся ситуацией. И вроде бы хочется излить душу… а садишься за работу и внезапно понимаешь: а изливать-то нечего. Будто за последнее время ничего знаменательного не происходило, точно я провел последние несколько месяцев в коме, слыша чужие голоса, но не понимая того, что они говорят. Мерзкое чувство, - он поморщился. – Ко всему прочему родные беспрерывными хлопотами все живое из меня выбили… Представляешь, они даже здесь первое время не давали мне покоя. Пока не сказал, что ушел в запой, не отстали. Испугались, что сам буду названивать и плакаться на тяжелую жизнь. Никто не хочет слушать пьяные бредни Туомаса, - он хихикнул, и его дрожащие губы растянулись в истеричной полуулыбке, - хотя бы посочувствовала для приличия, а?..       Дальше Тарья его и не слушала, лишь изредка улавливая непонятные вопросы о Марсело и ее карьере и очень вяло, нехотя, отвечая на них. Турунен опустила глаза, зубами вцепившись во внутреннюю сторону щеки. «Идиот! Неисправимый идиот!» - ей казалось, что еще одно слово - и она взорвется вулканом, осыпав пеплом праведного негодования Холопайнена. Тарья прекрасно понимала, что ему откровенно плевать и на Марсело, и на ее творческий путь. Он хотел поинтересоваться о чем-то другом, о чем-то сильно его волнующем и как бы все это время собирался с духом, не решаясь перейти к делу, но пытаясь максимально близко приблизиться к нужной ему теме. Туомас никогда не отличался прямолинейностью. Как ей помнилось, он любил излагать свою мысль красиво и складно, а если и нескладно, то витиевато. И поэтому последующие его слова несказанно удивили Тарью своей четкой направленностью.       - Неужели ты больше ко мне ничего не чувствуешь? - вдруг тихо пробормотал Туомас, подняв голову и в упор уставившись Тарье в глаза. Она подавилась чаем и громко закашляла, мысленно надеясь, что сказанное Холопайненом - слуховая галлюцинация. Но он ждал. Что-то изменилось в его лице - оно стало более жестким и суровым, и непривычная его худоба только ярче подчеркивало это недоброе выражение. Откашлявшись, Тарья открыла было рот, чтобы что-то ответить, но, чуть было не задохнувшись, поймав на себе тяжелый выжидающий взгляд мужчины, тут же закрыла его. Немного помолчав, она в растерянности неопределенно пожала плечами.       - Зачем ворошить прошлое? Это не имеет никакого смысла. Что было, то прошло. У тебя своя жизнь, у меня - своя.       – Неужели? – внезапно зло прошипел Туо сквозь зубы и, сорвавшись с места, прихрамывая, ринулся по тропинке в гущу леса, скрываясь за чередой смыкающихся деревьев. Тарья хотела было крикнуть ему в след, остановить и попытаться оправдать сказанное, но слова встали поперек горла, и прежняя злость вновь всколыхнулась где-то в районе желудка.       Она обессилено сжала кулаки и рывком встала на ноги, вытягиваясь в струнку. «И хорошо, что он ушел, - не в силах отвести взгляда с того места, где в последний раз мелькнула спина Туомаса, думала Тарья, - и, надеюсь, больше не вернется». Тогда у нее подкосились колени, и тело забилось в жуткой дрожи. Тарья в отчаянии схватилась за голову и издала тонкий жалостливый стон, подобный вою издыхающей волчицы. Вцепившись дрожащими руками за подлокотники, Турунен плюхнулась в кресло и крепко зажмурила глаза, не зная, как справиться с нарастающей паникой. «Я же говорю чистую правду… да?» – в тревоге спрашивала она саму себя и затихала, надеясь, что подсознание само даст ей утвердительный ответ. Но оно молчало. И только сердце будто в отчаянии оглушающе громко билось в груди.       - Только не плакать! - вслух с нескрываемой злобой рыкнула Тарья себе под нос и сосредоточенно уставилась на колыхающуюся траву у крыльца. Турунен и подумать боялась, как проведет остаток этого дня. Но через двадцать минут Туо вернулся, чем еще больше озадачил Тарью - она совсем не горела желанием увидеть его снова, после того, как он опять испортил момент их дружеской близости. Он стрекозой взлетел по ступенькам, не взирая на больную ногу, и грубо всучил ей в руки толстый блокнот.       - Что это? - опешила Турунен, с трудом заставляя себя говорить. Она едва ворочала языком, немея и усилием воли заставляя себя держаться в сознании.       - Мой дневник с 2003-его года. Читай.       Но она неуверенным жестом отказалась выполнить требование Холопайнена, чувствуя, как от страха все внутренности покрываются инеем. Всё снова грозилось перевернуться с ног на голову.       - Ладно, - Холопайнен нетерпеливо вырвал из ее рук блокнот и открыл его на первой странице, явно намереваясь прочитать содержимое вслух самостоятельно.       - Туо, пожалуйста, не надо! - вдруг взмолилась Тарья, дрожащей рукой потянувшись к его плечу, но так и не решившись дотронуться, в испуге одернув, будто от огня. В горле заклокотали слёзы.       - А чего так? У тебя своя жизнь, у меня своя. Мы абсолютно безразличные друг к другу люди. Какая разница, что я тебе прочитаю? Это же шутка. Простая игра, верно? Мы же приятели.       - Туо!..       - Я чувствовал себя брошенным, одиноким и никому ненужным! - сорвался на истеричный крик Холопайнен, густо краснея от натуги, - ты ушла. Оставила, сбежала к этой чертовой макаке!.. – но в ответ сказанные ею слова: «Ты сам виноват» потонули в громком сбивчивом дыхании говорящего. – Мне ничего не оставалось, как пытаться избавиться от чувства пустоты. Ты своим поведением вынудила меня написать то письмо. И я ненавижу себя за это. Каково мне было смотреть, как этот лохматый бабуин всюду таскается за тобой? Как вы в сторонке о чем-то миленько воркуете, а? Для меня письмо было единственным выходом. И твое исчезновение из моей жизни на время приглушило боль. Но потом все опять пошло по кругу. Я бесился, рвал на себе волосы - никакого результата. Чуть не сошел с ума! Мне было настолько плохо, что хоть в петлю лезь. Ничто и никто не могло заменить тебя! У меня не было выхода - я должен был идти дальше, искать тебе замену, искать замену моему сердцу. Анетт, Флор… И знай: я не спал ни с одной из них, - гордо заявил Туомас, багровея еще больше от гнева. – В этом меня не за что упрекать. – Он с силой швырнул свой дневник об входную дверь и твердым голосом заявил: - Ты себя обманываешь. Обманываешь и меня. Я же слишком хорошо тебя знаю, ты не такая безразличная. Когда ты, наконец, определишься, что чувствуешь и чего хочешь, приходи.       И бросив свирепый взгляд на заплаканное лицо Тарьи, Холопайнен спешно похромал обратно по тропинке, совсем не реагируя на раздавшийся ему вдогонку вопль.       Багряные отблески заката едва проглядывали через пелену лёгкого тумана, облаком накрывшего песчаный берег. Тарья в ужасе осела на пол, оперевшись плечом о бок кресла, почувствовав, как внутри оборвалась последняя струна терпения.

***

      Как только за ней захлопнулась дверь пассажирского сидения, Флор вышла из транса и, наконец, осознала всю абсурдность своей затеи. Но отступать было слишком поздно, да и совесть этого не позволяла: девушка явственно видела, как загорелись огнем надежды глаза Эрно, да и по выражению лица Марсело было видно, что отправь его сейчас домой - он взорвется ядерным грибом от злости прямо на месте (Кабули был тем удивительным человеком, настроение которого менялось так же часто и так же быстро, как у беременной женщины). Флор не переставала поражаться стремлению Марсело помочь всем тем, кто дорог его жене, вне зависимости от личных побуждений и настроения. И тогда Янсен с толикой зависти понимала, насколько Турунен повезло с мужем - внимательный, заботливый, переступающий через свое «не хочу» каждый раз, когда становится надо. Может, и не красавец, но настоящий человек с большой буквы.       Янсен аккуратно прислонилась лбом к холодному окну и прикрыла глаза. Поврежденная рука нещадно саднила в области запястья, и в отходящем от потрясения теле узлом вязалась неприятная свинцовая тяжесть. Весь ужас произошедшего отступал на второй план, сменяясь суетливым полетом мысли о будущем. Но долго думать Флор не пришлось - Марсело очень быстро добрался до больницы, где им оказали первую помощь. Эрно всего трясло от волнения - доктор едва ли сдержался, чтобы не выставить за дверь нерадивого пациента, - Вуоринен был готов рвануть с места в любую секунду - только дай пушечный залп. Его внезапная активность несколько поубавила уверенность Флор: вероятность успеха их поездки крайне мала, и что будет, если все обернется неудачей? Увидеть Эрно снова в подавленном состоянии Флор была морально не готова. Отчего-то она чувствовала вину и за собой. Янсен никогда не отличалась робостью, а тем более неспособностью к самозащите, но в этот день она откровенно сплоховала.       Не прошло и сорока минут, как они прибыли в город. Потребовалось еще некоторое время, чтобы отыскать нужную типографию. Это было небольшое одноэтажное здание, примыкающее к продуктовому гипермаркету, с выцветшей вывеской и старым, лениво бренчавшим колокольчиком у самого входа. Марсело остался ждать в машине, припарковавшись у обочины, в метрах пяти от типографии. Кабули обернулся и вытянул шею, с подозрением наблюдая, как Флор и Эрно входят в здание. О целях визита, о происшествии в доме Холопайнена ему ничего не рассказали, а он и не стал спрашивать, нутром чувствуя, что дело дурно пахнет. Не дай Бог и его б ввязали. От количества приключений за последние несколько дней и от странности поведения окружающих его уже мутило.       Первой в здание вошла Флор, предусмотрительно придержав колокольчик пальцами (благо, позволял рост), чтобы тот звоном не выдал их. Сообразив, к чему своими действиями призывает Янсен, Эрно аккуратно прикрыл дверь и замер. Внутри было необычайно тихо и безлюдно. За кассовым аппаратом, что располагался на самом виду, кассира не наблюдалось, и лишь из-за двери, сливающейся с бесчисленными стеллажами, доносился приглушенный гул печатающего принтера. Несмотря на крайнюю степень возбуждения, Вуоринен медленно окинул внимательным взглядом помещение, не решаясь продвинуться вперед. В его уме на протяжении часа мешалось множество грустных мыслей, проигрывалась сотня-другая удручающих сюжетов исхода этого неудачного дня, и все это ударной волной оглушило его, окончательно сбив с толку. Он даже не сразу сообразил, что заставило его так насторожиться - от самого входа до стойки кассы тянулась дорожка мелких кровавых пятен. Эрно с Флор переглянулись, и у обоих в глазах на какую-то долю секунды мелькнул первобытный страх. Происходящее принимало все более серьезный оборот. Но на этом жуткие сюрпризы не закончились. Янсен первой тронулась с места - она на носочках прошла вперед и, заглянув за кассовый аппарат, в ужасе отшатнулась назад, прижимая руку ко рту в попытке подавить крик. Эрно незамедлительно ринулся к ней. По ту сторону стойки в неестественной позе, связанный скотчем и по рукам, и по ногам в бессознательном состоянии лежал человек – он громко дышал, носом выфыркивая сгустки крови.       Внезапно тишину прервал сдавленный кашель. Вуоринен вздрогнул, безуспешно пытаясь справиться с охватившей его дрожью страха перед неизвестностью. Он был уверен, что настиг незваного гостя. Вот только как бы Эрно по пути не продумывал варианты развитий событий, он никак не мог предположить, что растеряет всякое мужество перед лицом опасности. Вуоринен до хруста сжал кулаки и решительным шагом направился к таинственной двери, Флор засеменила следом, не осмелившись остаться возле связанного человека.       Шум по ту сторону стены стих. В тоже мгновенье Эрно рывком дернул на себя дверь, и та, легко поддавшись, с грохотом ударилась о стеллаж, вызывая тем самым падение сразу нескольких мелких коробок. Внутри было темно и тихо. Не приметив какого-либо подвоха, Вуоринен шагнул в темноту, жестом приказав Флор остаться в основной части здания и тут же исчезнув во мраке, но та этот жест проигнорировала и потянулась следом. Едва девушка переступила порог новой комнаты, как кто-то резко схватил ее за больную руку и насильно протащил вперед. Янсен инстинктивно ухватилась за чье-то плечо и сжала его изо всех своих сил, но в тоже мгновенье была сильным толчком откинута назад. У проема мелькнула мужская фигура в высокой шляпе, и в слабом дневном свете извне девушка ясно различила лицо: худое, вытянутое, обрамленное длинными черными волосами. Дверь громко хлопнула, следом раздался режущий слух щелк закрывающегося засова. Флор в шоке попятилась, споткнулась обо что-то и с шумом повалилась на пол, ударяясь головой о край невидимого стола.