Все пути надежды

Утром его, как и других унаров разбудили – ни свет, ни заря. Себастьен привык дома вставать рано, особенно летом. Но сейчас казалось, почти ночь. За окнами нерешительно серел рассвет. Очень хотелось спать, комната выстыла за ночь. Но слуга поторапливал. Пришлось быстро одеться, наскоро умыть лицо и провести щеткой по спутавшимся за ночь волосам. Вчера его лишили половины длинной шевелюры – слегка вьющейся. У Мануэлы волосы вились мелкими кудрями, а у него падали на плечи волнами. Теперь они едва прикрывали. шею. Ничуть не сожалея об утраченной прическе, унар Себастьен пошел вслед за слугой. По дороге тот взял еще нескольких юношей, стоявших у дверей. За соседней стеной была комната давешнего знакомого, Лоццио. Тот изредка шмыгал носом и старательно прятал покрасневшие глаза. Себастьен украдкой пожал ему руку и ободряюще улыбнулся. Новый приятель ответил тем же. Двери в зал были распахнуты настежь, и в них входили унары в сопровождении слуг. Пока все рассаживались на стульях, поставленных в ряд, Себастьен оглядывал новых товарищей. Вот один – со светлыми локонами, тоже пострадавшими от ножниц цирюльника, черноглазый и рослый. Другой – рыжий, вертлявый, с подвижными чертами лица. Третий – увалень с сонными глазами, будущий предмет насмешек. На нем едва застегнулась унарская куртка. Почему-то в этом году не было ни одного с Марикьяры или из Кэналлоа. Себастьен, жалея об этом, быстро посчитал по головам унаров. Шестнадцать. Совсем немного. «Говорят, шестнадцать – счастливое число». Вскоре с зал вошли менторы во главе с начальником Лаик – полковником Арамоной. Несмотря на молодость, он заметно прихрамывал, опираясь на трость. Менторы расселись на стулья, расставленные позади дубового стола. А за стол встал сам полковник. Легкий шум, какой всегда бывает перед началом чего-то важного, утих. Полковник Арамона оглядел своих подопечных. И оставшись довольным, кивнул. - Итак, унары, разрешите представиться. Я – Герард Арамона, полковник Талига. Ваш выпуск будет четвертым, который учится под моим началом. Сейчас я напомню вам о правилах унарского братства. Вчера вы читали их. И помните, что покидать Лаик запрещено кроме отдельных случаев, о которых я лично обязан знать. Болезнь, смерть кого-то из родных, и прочее. Но это – исключения. Нарушившие запрет будут отчислены и отправлены домой с позором. Через четыре месяца вас начнут отпускать на выходные. Писать домой разрешается, также, как родные могут навещать вас по выходным. Все одобрительно загудели. - Итак, этот вопрос мы прояснили, теперь снова о правилах. Там, в числе прочего, указано, что каждый должен быть добрым товарищем для своих, так называемых однокорытников. Дуэли и поединки во время учебы в Лаик запрещены. Драки – тем более, не годится дворянам решать проблемы на кулаках, как пьяным простолюдинам. Себастьен хмыкнул. Он, выросший среди портовых мальчишек, не считал драки чем-то предосудительным. - Любые вопросы и проблемы вы можете решать со мной или любым из менторов. Я вас уверяю, что каждый из них придет на помощь и поможет разрешить конфликт. Далее – о занятиях. Каждый день у вас будут уроки математики, астрономии, изящной словесности, землеописания, рисования, танцев и гимнастики. Также, вы будете фехтовать и ездить верхом. В вашем распоряжении – библиотека и комната для приготовления домашних заданий. Там вы будете под присмотром дежурного ментора готовить уроки. Находиться в своей комнате вы можете после отбоя. Прогулки будут после занятий, в том случае, если дождя не будет. После вечерней молитвы у каждого из вас будет час свободного времени. Вы сможете провести его в общем зале. По воскресным дням вас будут водить в лаикскую церковь. Вы знаете, что регентский совет утвердил обе религии, олларианство и эсператизм. Каждый сможет молиться и исповедоваться. Олларианец – отец Жозеф, эсператистский священник – отец Леоний. Себастьен подумал, что в Кэналлоа нет ни эсператизма, ни оларианства. А Ушедшим можно молиться где угодно. - Интересно, а в купальню или в уборную тоже со слугами ходить? – громко прошептал рыжий унар. - Унар Леонард, - полковник Арамона в упор посмотрел на него, - лично вас будут водить. Все засмеялись, хоть и негромко. А рыжий покраснел и что-то пробормотал очень зло, сжимая веснушчатые кулаки. Далее выступали менторы, каждый рассказывал о том, что унары будут изучат на его занятиях. Тут Себастьен слегка заскучал, и, глядя в окно ан робкие лучики солнца, пробивавшиеся сквозь дождевые тучи, думал о солнечной родине. А еще - о том, каково было отцу тут, в Лаик. - А теперь – перекличка: - Унар Арсен. - Я! Встал рослый белокурый унар с черными «савиньячными» глазами. - Унар Ауэн. - Я! Этот оказался темноволосым, худым и мрачным. - Унар Гильберт. - Я! Низкорослый, с короткими волосами и чуть испуганными глазами. - Унар Джонатан. - Я! Это и был толстяк. - Унар Жильбер. - Я! Наследник барона из Торки. Тоже высокий, широкоплечий и улыбчивый. Гектор, Зигфрид, Кристиан, Леонард, Лоццио, Микаэль, Рауль, Рене… Всех сразу не запомнить. Когда дошла очередь до Себастьена, он поднялся быстрым изящным движением прирожденного фехтовальщика. - Я! И встал рядом с другими. Первый день прошел без занятий. Сначала всех водили по зданию Лаик, исключая нежилое крыло. Возле запертой двери полковник Арамона сказал, что часть аббатства заперта, и что он не советует туда лезть. - Наказание будет неминуемо, - сказал он, глядя в упор почему-то на Себастьена. Тот пожал плечами. Но в темных кэналлийских глазах мелькнул огонек. После обеда из повели в лаикскую часовню, где оба священника читали молитвы – каждый в своей части небольшой полутемной церкви. Себастьен стоял рядом с Лоццио. Ему было все равно, что говорит святой отец, просто хотелось побыть немного с товарищем, постоять, глядя в цветные витражи окон. Когда-то часовня была полуразрушена, затем ее отреставрировали – тоже совсем недавно. Затем разрешили погулять в парке, благо, погода немного наладилась. Унар Арсен рассказывал группе однокорытников о том, каким был Лаик еще до Излома: - Начальником был отец полковника, капитан Арнольд Арамона. Ух, и зверствовал, так говорил отец. Все слушали его очень внимательно. - И правила раньше были другими. Не разрешалось разговаривать в первые четыре месяца. Холод, голод и также слуги, что следят за всеми. - Ну, это как раз не изменилось, - сказал унар Гилберт. Тут он, заметив подошедшего к ним Себастьена, насмешливо сказал: - Скажите, унар, вы – Сэц-Колиньяр? И тоже рассчитываете на первое место в выпуске. Через минуту насмешник лежал на земле, стараясь унять текущую из носа кровь. Их разняли подбежавшие слуги. - Унар Себастьен, вы наказаны.