Все пути надежды

      Дворец и в обычные дни был украшен весьма искусно, а в праздник, посвященный годовщине восхождения на престол Карла Четвертого, королевская обитель сияла и сверкала. Повсюду горели свечи, отражаясь в многочисленных зеркалах, полы были устланы морисскими коврами, заглушавшими звуки шагов. И повсюду цветы – натуральные, как положено в начале месяца Летних Скал. «Говорят, господин регент ненавидит искусственные цветы» - шептались между собой молоденькие фрейлины. Одна из них, тоненькая и белокурая, - улыбнулась юному оруженосцу супрема. Колиньяр ответил ей белозубой улыбкой. Несмотря на только начавшееся лето, он уже успел загореть и под нежарким олларианским солнцем. Симпатичный кэналлиец-полукровка нравился девушкам, но его сердце было занято одной, которой не суждено красоваться в столице. Нежный надорский цветок, дочь мятежника – вот о ком вздыхал Себастьен, все еще надеясь на встречу.       Но пока надо было следовать за своим эром и не затеряться в толпе. Придворных было множество, молодой король улыбался всем. Казалось, улыбка намертво приклеилась к его губам. Рядом стоял регент в черно-синем камзоле. Звезды Кэналлоа были похожи на осколки неба, какое оно бывает перед тем, как стать черным бархатом. Синие сапфиры, синие глаза, синяя оторочка с серебром. Слишком много синевы, она тревожит душу. Себастьен поймал себя на мысли, что рассматривает Алву, как будто ни разу не видел его. И испытывает незнакомое ранее глухое раздражение. Почему дочь герцога Окделла не может стать одной из придворных дам? Может, позже, когда Его Величество женится, но пока герцог Алва и супрем ищут подходящую партию для Карла. Да и то – если столько лет Повелителю Скал запрещено появляться в столице, то вряд ли женитьба короля решит вопрос. А так хочется видеть Еву каждый день.       Среди придворных, окружавших Карла Четвертого людей стоял юный Октавий. Принц замети Себастьена и улыбнулся ему, как старому знакомому. Тот ответил улыбкой. Юный Оллар не мог считаться другом «безродного герцога», но может, удастся во время бала перекинуться парой слов. Его Высочество наверняка одиноко сейчас, среди пышно разряженных кавалеров и дам. Супрем отошел и стал беседовать с недавно приехавшим в столицу Первым маршалом. Теперь эту должность занимал Арно Савиньяк. Колиньяр разглядывал стройного высокого человека с копной белокурых волос и черными живыми глазами. В отличие от герцога Алвы, Арно появился на балу в черно-белом колете, как подобает Первому маршалу. Арно скользнул взглядом по фигуре оруженосца своего бывшего однокорытника, тепло улыбнулся юноше. - Одно лицо, - сказал он, кивнув оруженосцу, и Валентин позволил тому отойти. Им с Савиньяком хотелось побеседовать без сопровождения. Себастьен остался в одиночестве среди пестрой толпы.       Он бродил среди беседующих людей, улыбался дамам, ответил на вопрос одной пожилой дамы о самочувствии герцога Придда. Встретился взглядом с одним из Людей Чести, судя по бородке. Имени он не знал. Обладатель аккуратной бородки презрительно отвернулся от потомка «навозника» Теперь это слово вышло из употребления, но, судя по записям эра Валентина, во времена его учебы в Лаик, так называли потомков Лучших Людей Олларии, получивших титулы во время Франциска Первого. Валентин как-то упомянул, что он сам не любил так называть компанию Эстебана, в отличие от Ричарда Окделла. И добавил, что если бы отец, тогдашний супрем Вальтер Придд узнал бы о мимолетной дружбе Колиньяра и своего сына, последнему бы пришлось несладко.       А между тем, начались танцы. Супрема и Первого маршала видно не было. Карл по-прежнему сидел на троне, что стоял на возвышении, покрытом черно-белым ковром. Теперь он беседовал с кансилльером Рафиано. - Дорого вечера, герцог Колиньяр, - послышалось сзади. Себастьен оглянулся – Октавий улыбался плутовато. - Позвольте сопроводить вас, Ваше Высочество, - сказал он. Вдвоем они чинно покинули высшее общество, но едва оказавшись в саду, побежали наперегонки по темнеющей аллее. Оба хохотали во все горло и не отличались от обыкновенных мальчишек, вырвавшихся из-под надзора взрослых.       Дворец Франциска Великого перестраивался несколько раз, последний – после Излома, когда он пострадал сильнее всего от рук «бесноватых». Сейчас ничего не напоминало о том времени, но Октавий знал по рассказам слуг, что многие погибли тут «дурной смертью». - Знаешь, если подойти во-он к той беседке, - принц показал на невысокий павильон у пруда, - можно услышать стоны и крики. Надо только приложить ухо к столбу в центре беседки. Ты что, не веришь мне? - Верю, - кивнул Себастьен, - а в Лаик в пруду жила нечисть, когда-то там несколько унаров утонули, она затянула их в воду. Теперь пруд огорожен. - Идем, послушаем в беседку. - Давай! Сердца мальчишек стучали тревожно и восторженно. Глаза загорелись азартом. Освещенные залы, аллеи у входа остались позади, над головой было темное небо, а ажурная беседка казалась вырезанной из черной бумаги. - Идем, - Октавий схватил Себастьена за руку. Пальцы у принца были почему-то холодными. Они подошли совсем близко, почти вошли внутрь. И…. нет, призраков там не обнаружилось. Те, кто напали на наследника престола и его приятеля, были обыкновенными людьми, из плоти и крови. Во всяком случае, от одного ощутимо пахло вином. Оба вырывались молча – звать на помощь им показалось сперва унизительным. У Себастьена были шпага и кинжал, которыми он отбивался, ранив одного – в темноте послышался стон. И тут Октавий, поняв, что им не отбиться вдвоем от взрослых сильных людей, закричал: - Ко мне! На помощь! Тут же ему заткнули рот кляпом. Но крик услышали. Через минуту от дворца мчались гвардейцы, неся с собой факелы. Увидев, что покушение не удалось, нападавшие мигом скрылись в зарослях у стены. , Она окружала королевский Старый Парк, но перелезть через нее было возможно, что и продемонстрировал один из них. Было слышно, как он спрыгнул по ту сторону стены, а затем – удалявшийся топот подков. Одного удалось поймать. - В Багерлее! – приказал капитан Королевской охраны, генерал Эдвард Феншо. Пленника уволокли, а придворные повели перепуганного Октавия обратно во дворец. К счастью, о нападении на наследника престола пока никто не знал. Супрем, услышав кое-что от бывшего однокорытника, а еще узнав подробности от своего оруженосца, велел молчать. - Не хватало сеять панику среди дам, - сказал он Себастьену. - Верно, - послышался мягкий баритон. Регент стоял в дверном проеме. В свете свечей он походил на усталую мудрую птицу. «Мудрый Ворон», - подумалось Колиньяру, когда он увидел пронзительный синий взгляд, ироничный и бесконечно усталый. - Юноша, вы обладаете потрясающей способностью влезать в неприятности. Могу я узнать, для чего вы повели Его Высочество к беседке во время бала, когда вам обоим следовало находиться в зале? Себастьен растерялся, и первую минуту стоял молча, не зная, что отвечать. Не рассказывать же о призраках! - Я могу предположить, что вы были заодно с заговорщиками, - сказал герцог Алва, - раз на принца напали в вашем присутствии. - Нет! – вскинулся оруженосец, - я бы никогда не посмел! Его Высочество – он стал мне другом. - Одно другому не мешает. - Монсеньор, я могу поклясться, что не был замешан ни в чем. Мы просто хотели побродить по Старому Парку в темноте. Вошедший маршал Сэ отвлек регента от разговора с Себастьеном. Вернувшись, Алва сказал, что признает невиновность юноши и отпускает домой – под опеку супрема. - Пусть потолкует с вами о презумпции невиновности, - усмехнулся Ворон, - и очень надеюсь на то, что о нападении не будет знать никто, кроме непосредственных участников всей этой мистерии. Похоже, это было весьма неумело запланированное покушение. Все это время Валентин сидел очень прямо и смотрел перед собой с обычным бесстрастным выражением лица. - Идемте, Себастьен, - сказал он, когда регент отпустил их, - пора. И до дома не произнес ни одного слова. Лишь сухо пожелал оруженосцу спокойной ночи. Себастьен долго не мог уснуть, а когда задремал под утро – тревожным сном, то видел отвратительное создание, которое жило в той самой беседке. Он не рассмотрел лица. Но был уверен, что это существо и то, что живет в пруду Лаик – одно и то же.