Герцогиня д'Аффексьёнь

      Звон часов заставил Анриетту отвлечься от чтения документов и обратить свой взор на источник звука. Было время обеда, но есть совсем не хотелось. Итанийские корабли, время от времени прогуливающиеся по смежным водам, не давали покоя вот уже который день. Война близилась, и Анриетта это понимала. С того дня, когда ей доложили о первом визите итанийских кораблей в альвитанские воды, прошло чуть больше недели. За это время Анриетта успела созвать всех местных генералов и провести с ними заседание, на котором обговаривались довольно важные вопросы касаемо готовности войск, а вместе с тем провести заседание Совета два раза за тем, чтобы обсудить и дела военные, и дела гражданские.        Именно над последними и корпела Анриетта, когда ее отвлек звон часов. То были отчеты прокурора Робера де Тома. За столь короткий срок он выявил несколько хищений из местной казны и отправил герцогине на подпись ордеры на арест имущества тех, кто оказался не способен возместить украденное. Не мешкая, Анриетта подписала все, и теперь три гербовые бумаги аккуратно лежали на краю стола, ожидая часа, когда их отдадут курьеру.        Его не пришлось долго ждать. Он явился сам, доложив, что привез письмо из Жуаля. Анриетта резво открыла тубус, и развернула послание от короля.        «Дорогая сестра.        Я получил твои письма. Я и граф де Сен-Ре полагаем, что причин для беспокойства нет. Итанийцы лишь хотят нас запугать. Если бы они могли и хотели, они бы уже давно объявили войну…»        Анриетта чувствовала, как гнев жгучей массой растекается от головы к груди. Беспечность брата, с которой он начал свое письмо, ее злила настолько, что она без малого не скомкала злосчастную эпистолу. Рука ее сжала лист крепче, тем самым помяв край. Метнув рассерженный взгляд на посыльного, будто бы это письмо писал он, а не король, она тяжело вздохнула. Курьер невольно вздрогнул от взгляда Ее Высочества, но не сдвинулся с места, так как ему было приказано подождать здесь.        «Так что будь покойна, Анри. Жаль, что ты не сможешь присутствовать на моей свадьбе. Я так счастлив, что женюсь на Веронике. Она само превосходство и сама скромность. Я не знаю создания более прекрасного, чем она. Теперь я буду не только счастливым отцом, но и счастливым мужем…»        Анриетта более не метала молнии взглядом, она лишь тяжело вздохнула и закатила глаза. Ее брат был целиком и полностью увлечен своей невестой, и ему дела никакого не было до тех опасений, что изложила Анриетта.        «Что касается твоей просьбы за мадам Дюмон, то я не вижу никаких препятствия для того, чтобы она стала статс-дамой королевы. Мы с Вероникой охотно будем ждать ее в Жуале.»        На этом письмо заканчивалось. Таков был лаконичный ответ Жозефа на все те большие письма, которые она — Анриетта — ему отослала. Кому она отчитывалась о делах герцогства, если король не проявлял к тому никакого интереса? Да ладно бы только это. Анриетта готова была принять тот факт, что Жозеф целиком и полностью оставит Аффексьёнь на нее. Но как он отнесся к предупреждениям о войне? «Нет причин для беспокойства» — вот и вся его реакция. Как будто Анриетта делилась с ним беспочвенными страхами, в то время как у нее были вполне весомые доказательства, начиная от роксанской депеши и заканчивая визитом итанийских кораблей в альвитанские воды. Что еще требовалось Жозефу, чтобы осознать всю опасность ситуации? Понятное дело, что он теперь целиком и полностью подвержен влиянию Клода Дюкре. Но как тот, внимая своему опыту, не понимает всей серьезности дела?        Анриетта снова злилась.        Небрежно кинув лист бумаги на стол, она схватилась обеими руками за голову, облокотив их о стол. Зажав волосы между пальцами, герцогиня сидела так с минуту. Что испытывала она в этот момент? То была смесь различных чувств. Злость на короля, отчаяние от его беспечности, сожаление из-за назначения на пост губернатора и полное неведение что делать дальше. Значит права она была, когда в обход короля отправила Ролана Дюмона в Пуасси за тем, чтобы тот напомнил осханскому послу об обещаниях его короля. Теперь нечего было об этом жалеть и терзаться муками совести из-за того, что сделано это было без уведомления Жозефа. Все было правильно, и теперь предстояло принять такое же правильное решение.       — Отвезите это месье де Тома, — сказала Анриетта, взяв одной рукой ордеры. Другой она все так же продолжала держаться за голову. Голос ее был уставшим. Она лениво потянулась к колокольчику, не находя в себе сил громко позвать лакея. — Жак, распорядись, чтобы мадам Дюмон явилась ко мне. У меня есть для нее известие.        — Не прикажете ли принести Вам обед? — Жак обеспокоенно смотрел на герцогиню, подмечая, в сколь удрученном состоянии она находится. Что бы не принес посыльный, Жак точно знал, что содержание письма не понравилось Анриетте, более того — оно смогло ввергнуть ее в тягостные размышления о чем-то крайне важном.        — У меня нет аппетита, — тихо произнесла герцогиня. Есть и впрямь не хотелось. Все ее мысли были сосредоточены на близящейся войне.        Жак лишь опечалено вздохнул и поспешил исполнить повеление своей госпожи. Удалился и посыльный, прихватив с собой документы, предназначенные для прокурора. Анриетта осталась наедине со своими мыслями.       Она провела ладонями по лицу, а после сложила их перед собой будто бы в молитве. Что же, если Жозеф пребывает в состоянии слепого счастья, то она — Анриетта — подумает о чем-то более приземленном, чем свадьба, и решит дела более важные, чем оная. Ей не оставляли выбора, вручая бразды правления прямо в руки. И пусть Жозеф после злиться, если только это ему позволит совесть, но она сделает все так, как посчитает нужным. И первым делом стоило написать Максимилиану. Пусть маршал знает о ее тревогах; пусть предпримет хоть что-то; пусть приедет сюда — к итанийским границам и возьмет на себя командование армией. Быть может, он сумеет вразумить опьяненного счастьем короля.        Не долго думая, Анриетта взяла чистый лист, обмакнула перо в чернильницу, и принялась за написание письма. Уж Максимилиан точно ее услышит и не будет говорить, что причин для беспокойства нет. Он что-то, да предпримет.        Не успела Анриетта написать и двух строк, как лакей доложил о виконте де Люрси. Герцогиня кивнула, давая знать, что ждет месье Дюмона и охотно готова его принять.        — Как Ваша поездка? — спросила она, когда виконт появился в ее кабинете.       — Кажется, я все уладил. Мы с сеньором Рамиресем неплохо поговорили. Он ручался, что напишет своему королю в скором же времени и передаст все то, что Вы велели мне передать через него.        — Хоть какая-то хорошая новость.        Анриетта будто бы не испытывала никакой радости от того, что Ролану удалось добиться нужного от осханского посла, настолько ее опечалило легкомыслие Жозефа. Однако же слова Ролана смогли внушить ей хоть какое-то спокойствие. Оставалось только ждать, когда Фердинандо пришлет свои корабли. Но и это ожидание было по-своему томительным. Более того, те опасения, что и Фердинандо будет медлить, смогли внушить мысль о том, что противостояние альвитанского флота итанийскому будет не долгим и очень страшным, трагичным для Альвитании, ведь адмирал Дюббари открыто признавал тот факт, что альвитанский флот не в состоянии выстоять в одиночку. И это по-настоящему страшило Анриетту, однако уже не так сильно, как раньше.        — У меня тоже для Вас кое-что есть, — сказала герцогиня виконту. — Я получила письмо от короля, — она вновь тяжело вздохнула, вспоминая короткое содержание эпистолы. — Он готов предоставить Вашей жене место при королеве. Думаю, в Жуале Софи точно будет в безопасности. Ей ни к чему сейчас находится здесь.        — О, это такая честь для нас, — Ролан просиял. Не смея ни о чем просить Ее Высочество, он искренне обрадовался тому, что герцогиня просила за его супругу и получила утвердительный ответ. Сам бы он никогда не посмел обмолвиться о таком. Даже теперь, когда ситуация становилась опасной, и совсем рядом могла развязаться война.        — Я еще скажу ей об этом лично. Велела Жаку, чтобы ей передали о том, что я жду ее у себя.        — Вы осчастливите ее этим.        Ролан искренне был счастлив таким известием. С одной стороны, расставание с супругой представлялась ему чем-то печальным, ибо он очень любил свою милую Софи, но с другой — был рад тому, что она окажется вдали от мест, где ей может грозить опасность в лице итанийского войска. Таким образом Анриетта оказала ему услугу.        — Как мне Вас благодарить? — спросил он с огнем в глазах.        — Не стоит благодарностей, Ролан. Это была моя затея. Лучше подробней расскажите как Вас принял сеньор Рамирес, — Анриетта положила руки на стол и в тягостном раздумье смотрела на виконта.        — Он был крайне любезен. Как только узнал, что я от Вас, тут же меня принял, оставив своих гостей. Спросил играю ли я в бильярд. Я ответил утвердительно. Тогда он предложил сыграть партию, а заодно обсудить все дела. В общем, меня приняли очень тепло. А еще он сказал, что передал Вам через Вашего друга бумаги, которые Вас интересовали.        — Да, я действительно представила Филиппа, как свое доверенное лицо. Он скоро должен приехать. Что до Вашей встречи с сеньором Рамиресем, то меня радует, что он принял Вас так хорошо. Думаю, дело и впрямь будет улажено через его посредство.        — Он заверил меня, что напишет письмо сразу же, как мы окончим наш разговор.        — Прекрасно, — Анриетта снова взяла в руку перо и в задумчивости застыла над начатым письмом. Она хмурила лоб, видимо, тщательно обдумывая строки послания. — Если это все, Вы можете идти. Отдыхайте.        — Как скажите, Ваше Высочество.        Ролан откланялся и уже собрался выйти, как дверь резко распахнулась и в кабинет влетел Жюлиан д’Антраге. Анриетта, уже занесшая перо над бумагой, вздрогнула от неожиданности. Капли скатилась на лист, и теперь на письме значилась большая клякса.       — Ваше Высочество!        — Д’Антраге, — возмущенно произнесла Анриетта, покосившись на гвардейского капитана. — Где Ваши манеры?        — Прошу простить, — Жюлиан запыхался. Видимо, он очень спешил к герцогине, о чем свидетельствовало и его покрасневшее от бега лицо. — Только что прибыл поручик из Энлиля. Итанийцы уже там.        Анриетта тут же позабыла о своем негодовании. На смену ему пришло то изумление, которое провоцирует оцепенение. Рука так и застыла над листом бумаги, а глаза округлились в удивление, и теперь эта бездонная синева была обращена на гонца дурной вести.        — Как? — еле слышно произнес Ролан. Придя в не меньшее удивление, он был ошарашен этим известием. Виконт в испуге сделал робкий шаг назад и теперь, как и Анриетта, смотрел на Жюлиана немигающим взглядом.        Герцогиня же чувствовала как по спине стекает холодный пот. Все казалось дурным сном, от которого хотелось как можно скорей очнуться. Но тщетно. Это была суровая реальность, в которой итанийцы уже переступили границы Альвитании, и в этот момент, возможно, продвигались маршем к областной столице. Этот день настал. А Жозеф писал, что беспокоиться не о чем. Король радовался жизни и забылся в своей влюбленности в невесту, герцогине же оставалось в одиночку думать о насущных проблемах. Корону носил Жозеф, но вся тяжесть войны легла в этот момент на хрупкие плечи Анриетты. Она чувствовала, как осталась одна с той немногочисленной частью войск, которая располагалась в Аффексьёни. Безусловно, удастся привлечь гарнизоны из соседних областей, но и этого может оказаться мало. Анриетта как никогда до этого нуждалась в Максимилиане, и то письмо, которое она собиралась ему писать, явно запоздало. Время переговоров и просьб прошло. Настало время решительных действий. Но как их принять, когда все происходит настолько стремительно? От Энлиля до Эсиля не так уж далеко. Итанийцы могут оказаться здесь в любой момент, но у Анриетты даже мысли не было о бегстве. Теперь она четко понимала, что ее место здесь — в Аффексьёни — там, где началась война, и ей было абсолютно очевидно, что никакими методами ей не удалось бы ее предотвратить, даже останься она в Жуале, однако при любом раскладе всю ответственность ей пришлось бы взвалить на себя, что она и сделала.       Вдруг она рассмеялась. Смех этот был нервный и явно нездоровый. Анриетта сознавала всю тяжесть ответственности, которая легла на нее из-за легкомыслия Жозефа.       — Прочтите это, Жюлиан, — она протянула ему письмо короля. — В Жуале о нас не думают. И не начнут думать, пока итанийские генералы не расположатся в моем дворце.        Анриетта пребывала в сильном нервном напряжение, и ничем другим не представлялось возможным объяснить ее излишнюю откровенность. Никогда ни при каких иных обстоятельствах, она бы не позволила никому читать королевские письма и показывать несостоятельность своего брата, как короля. Но переживания оправдывали ее. Кроме того, откровения эти имели место, ибо они отражали неприглядную действительность, в которой Жозеф не думал ни о чем, кроме грядущей свадьбы, а его главный советник граф де Сен-Ре охотно не дозволял ему думать о чем-либо еще.        — Найдите мне генерала де Брасса. Срочно!        — Поручик уже был у него, — сказал Жюлиан. — Де Брасс уже все знает.        — Так пусть явиться ко мне! — как в подтверждение того, что она злится, герцогиня стукнула ладонью по столу. Столько гнева было во взгляде, в голосе Анриетты, что даже бесстрашный Жюлиан испытал испуг.        И Жюлиан, и Ролан впервые видели Анриетту в состоянии гнева, и оно оказалось поистине страшным для них обоих. В этом гневливом взгляде таился монарх без короны, но никак не наместник короля. Властный голос обличал королеву, но не герцогиню, и ее приказам невозможно было не повиноваться.        Жюлиан настолько оробел, что опустил взгляд. До него не раз доходили слухи, что Анриетта характером пошла в отца. Сам же он Луи-Августа никогда не видел, но в этот момент точно знал, что Анриетта и впрямь дочь своего отца.       — Как прикажете, Ваше Высочество, — учтиво сказал Жюлиан и попятился к выходу. Затем он откланялся и вышел столь же резво, как и вошел.        Ролан, прикованный страхом, все так же стоял на месте, не зная, как ему лучше поступить. Гнев Анриетты его пугал, но он все силился найти слова, способные успокоить Ее Высочество. Однако не успел сказать и слова, как услышал, пусть уже и не такое гневное, однако же не менее повелительное:        — Идите.        Не смея возражать, Ролан молча откланялся и поспешил уйти. Он и не помнил, когда в последний раз испытывал такой страх, но точно знал, что никогда не забудет ни этого гневного взгляда, ни этого яростного восклицания.        Что до самой Анриетты, то она схватила письмо брата, еще раз прочла и в злости скомкала в руках.        — Нет причин для беспокойства, — сквозь зубы сказала она, цитируя письмецо. — Что бы ты сказал Жозеф, окажись ты здесь вместо меня? Смог бы ты спать спокойно?        Анриетта злилась на брата. Она готова была его упрекать, но он, увы, никак не мог ее услышать. Это злило только больше. Бессилие — вот что вызывало гнев Анриетты. Она уже осознала всю свою ответственность и решила действовать в обход короля.        Скомкав испорченный лист, она взяла новый и принялась писать письмо герцогу де Марсальену.

***

       — Хорошее нам выпало времечко, — сказал Жюлиан, обращаясь к своему другу Раулю де Камберу.       То был высокий молодой человек с темными кудрями и смуглым лицом. Его карие глаза медового отлива часто искрились задором, а пухлых губ не редко касалась улыбка. Он был весельчаком, однако же это ни в коей мере не мешало ему исполнять те обязанности, которые были на него возложены. Отменный командир и преданный друг — такую характеристику дал ему Жюлиан д’Антраге. Но в этот момент Рауль был серьезен, и задумчиво смотрел впереди себя. Известие о войне встревожило и его.        Они расположились на парапете набережной. Рауль смотрел на морские волны, Жюлиан — на лилово-желтый небосвод, готовый в скором времени погрузиться в сумерки.        — Мы выстоим, — уверенно сказал Рауль, покрепче сжав эфес шпаги. Его низкий голос звучал тихо, глухо. Он находился в раздумьях, и Жюлиан верное подметил, что его приятель находится в не меньшем нервном напряжении, чем он сам. — Иначе никак. Де Брасс сказал, что мы сдадим Энлиль, но лишь на время. Потом мы вернем все и даже больше.        — Я видел письмо короля, — после недолгих размышлений сказал Жюлиан. Он все так же смотрел на небесные просторы и щурил глаза от яркого солнечного света. — В Жуале о нас не думают. Король увлечен своей осханкой, и ему не до войны. Ее Высочество не раз предупреждала короля, но он оказался глух к ее предостережениям. Как бы вслед за Энлилем нам не пришлось сдать всю Аффексьёнь.        Рауль внимательно посмотрел на друга. Он размышлял над его словами, и прозвучавшее откровение ему решительно не нравилось. Жюлиан и сам был не рад тому, что знал, но никуда не мог деться от тягостного осознания того, что Жуаль оставил их одних. Вся надежда была на опыт генерала де Брасса и его грамотные решения, о коих Жюлиан толком не знал. Гвардия не принимала никакого участия в войне, а лишь стояла на страже города, охраняя губернатора и иных государственных лиц. Но если итанийцы дойдут до Жардэна — областной столицы, то гвардия вступит в бой, и уж тем более она не оставит Ее Высочество, когда враг захочет взять Эсиль. Жюлиан был готов ко всему. Не будучи трусом, он и сам стремился принять участие в боевых действиях, да только чин гвардейского капитана, воспрещал ему это. Он бы с радостью поменялся местами со своим другом де Камбером, да только тот сам был не менее воинственен, чем Жюлиан.       — В Жуале о нас не думают, — задумчиво повторил Рауль. Он вновь обратил взгляд на морские волны.       Шум прибоя и пение чаек заполнили собой повисшие молчание. И Рауль, и Жюлиан пребывали в раздумьях.        — Неужели правду про короля говорят? А я думал, это все наговор, — Рауль говорил все так же тихо. — Говорят, у него в советниках премьер-министр, эта старая крыса по имени Клод Дюкре, — имя графа де Сен-Ре он произнес с презрением. — И Анриетта. Но теперь она здесь, и видимо, брат в ней больше не нуждается. Помнится, ты был рад назначению Ее Высочества на пост губернатора. Но ты никогда не думал о том, что ее просто сослали из Жуаля за ненадобностью?        Рауль снова посмотрел на друга. Жюлиан и сам повернулся к нему. Нахмурившись, он смотрел на приятеля, смакуя его слова. И впрямь, в словах де Камбера было зерно истины, которое д’Антраге ранее не замечал, настолько сильно он обрадовался приезду Анриетты. Так что же, Ее Высочество и прям сослали? А он-то как обрадовался ее назначению! И что же получается? Король слушает своего министра, но более не слышит своей сестры. В этом заключалась правда, теперь приоткрывшаяся перед Жюлианом благодаря его проницательному товарищу.        — Кажется, теперь я понимаю, почему Ее Высочество решила действовать в обход короля, когда узнала об итанийских кораблях. Тогда она отправила виконта де Люрси к осханскому послу, чтобы напомнить королю Фердинандо о его обещаниях, — впервые Жюлиан говорил это Раулю. Но он более не смотрел ему в глаза; он опустил взгляд, вспоминая тот вечер, когда произошло сказанное.       — Это правда? — Рауль удивленно изогнул бровь.        — Да. Ее Высочество в тот вечер была полна решимости. Как и сегодня. Ей-богу, я впервые видел ее в гневе, и это было по-истине страшно. Уж поверь мне.        — Выходит, Ее Высочество думает о государстве больше, чем король, — заключил Рауль. Такая догадка была весьма смелой, и если бы де Камбер не был столь самоуверен, он бы никогда не посмел делать вслух такие выводы. — Но воевать мы будем под его стягами. Несправедливо по отношению к Анриетте. Ты так не думаешь?        — У Ее Высочества нет своего флага, — возразил Жюлиан.        — И очень жаль. Я бы охотно пошел под ним в бой.        — Я думаю, ее брат-маршал достоин не меньших почестей. К слову, Ее Высочество уже отправила ему письмо. Думаю, он скоро должен сюда приехать.       — И опять в обход короля, — заметил Рауль. — Знаешь, когда я был в Пуасси, я услышал много различных мнений по поводу того, кто правит государством и кто должен носить корону. Тогда мне это не понравилось, но теперь я понимаю, что мне стоило бы согласиться с некоторыми мнениями.        — Кажется, я догадываюсь о чем ты. Слухи и мнения доходят и до Аффексьёни. Видя, что происходит, я и сам готов с ними согласиться. Но сейчас стоит думать не о том, кто должен носить корону, а о том, как нам быть и как дать отпор итанийцам.        — Я уверен, что генерал де Брасс и маршал хорошо знают свое дело. Нам остается лишь подчиняться. Но я не согласен с тем, что сейчас не время думать о том, кто должен носить корону. Как раз-таки это время пришло. И уж поверь, если так и дальше будет продолжаться я всецело встану на сторону тех, кто видит Анриетту на троне. Кажется, она более самостоятельная, чем король.        Рауль усмехнулся, но усмешка эта была злой, будто бы он задумал что-то недоброе. Но Жюлиан не придал тому никакого значения. Он смотрел, на летающих в небе чаек и по-прежнему находился в тягостных раздумьях. Рауль вынудил его думать о том, о чем он раньше не задумывался, и он находил, что друг его прав. Уже около двух недель он наблюдал, как решительно Анриетта берется за дела герцогства; как решает вопросы, которые предыдущий губернатор откладывал в долгий ящик; как она не страшится брать на себя ответственность и твердо знает, чего хочет добиться своими действиями. Разве не это образ достойного правителя? Стало быть прав Рауль, упоминающий слухи, которыми полон столичный город Пуасси.        — Да, ты прав. Она полна решимости, — Жюлиан ответил не сразу. Он тщательно обдумывал все, что услышал и пришел к тому, что ему стоит согласиться с Раулем во всем.        Питая непомерное уважение к Анриетте, он не смел оспаривать ее уверенность, решимость, твердость в действиях. И сегодня он убедился в том, что она в состоянии изъявлять свои требования, как королева, но не как герцогиня.        — Что-то мне подсказывает, что мы с тобой станем свидетелями чего-то очень важного и грандиозного, — Рауль поправил поясную портупею и встал на ноги. — Мне пора возвращаться, — он положил руку на плечо Жюлиана. — Рад был тебя видеть. Не знаю, как долго это все буде длиться, но когда мы ступим на земли Итании не забывай мне писать, дружище.        Жюлиан и сам спрыгнул с парапета, и теперь крепко обнимал приятеля, хлопая его по спине.       — И я был рад тебя повидать. Береги себя, Камбер. Нам выпало очень интересное время.        Они прервали объятия, крепко пожали друг другу руки и распрощались. Жюлиан отправился в Эсиль, Рауль — в кирасирские казармы. Одна мысль, пришедшая в ходе разговора, не давала ему покоя, и он был полон решимости ее осуществить. Слова Жюлиана заставили его разочароваться в короле и больше уважать Анриетту, потому он решил исправить некоторое недоразумение, заключавшееся в том, что у Анриетты нет своего флага. Приехав в часть, он потребовал, чтобы ему дали королевское знамя, с которым его бригада должна идти в бой. Затем он попросил дать ему чернила. Разложив белое полотно с королевской орхидеей на земле, он, находясь под пристальными и непонимающими взглядами своих подчиненных, обмакнул палец в чернильницу и стал писать на флаге.        «Анриетта д’Аффексьёнь» — вот что прочитали кирасиры, когда Рауль закончил.        — Нечего на меня так смотреть, — громко сказал Рауль. Поднявшись с колен, он оглядел солдат. — В Жуале о нас забыли, — его голос звучал еще громче. Он явно заботился о том, чтобы его услышали, уж если не все, то многие. — Но Анриетта думает о нас. И я хочу, чтобы в бой мы шли под ее именем.        Кирасиры в недоумении поглядывали то на своего генерала, то друг на друга, и не очень понимали что происходит. Слова командующего смогли посеять в их головы зерна сомнений, которые обязательно должны были дать ростки. Сомневались они в короле. Не мог же генерал так просто опорочить имя Жозефа одним неосторожным высказыванием. Не понимая толком, что происходит, они ему поверили, и охотно приняли новое знамя, аккуратно вернув его на место.

***

       Филипп Дювиньо прибыл в Эсиль поздно вечером. Ему сказали, что Ее Высочество еще не спит и находится у себя в кабинете. Тогда он попросил доложить о своем приезде и проводить к Ее Высочеству. Ждать долго не пришлось. На подходе к кабинету, Жак заметил Филиппа и, не дожидаясь просьбы, сам поспешил сказать Анриетте о том, что приехал ее приятель.       — Ты не вовремя, друг мой, — сказала Филиппу Анриетта, когда он вошел. Она поднялась из-за стола, обошла его и протянула руки для дружеских объятий. Дювиньо охотно обнял ее в ответ, но так и не понял, к чему была реплика о несвоевременности визита. Герцогиня же не стала долго томить его ожиданием и, разжав объятия, сказала следующее: — Сегодня итанийцы вошли в Энлиль. Война началась.        Только теперь Филипп разглядел в каком нервном напряжении пребывала Анриетта. Она хмурила лоб, взгляд ее был мрачным и задумчивым. Перед ним была не та Анриетта, которую он привык видеть. Не было больше ни задора, ни веселья на ее лице. Даже их встреча не смогла вызывать на ее губах ни тени улыбки, хотя без всяких сомнений герцогиня ждала его — своего друга.       Сам Филипп, услышав известие, почувствовал, как по телу пробегает дрожь. Он помнил, как Анриетта накануне своего отъезда делилась опасениями о войне и жаловалась, что брат-король не спешит принимать решения. Впрочем, если бы ситуация была обратной, он бы — Филипп — приехал сюда уже в составе войска, а не в сопровождении своего камердинера.        Дювиньо не знал, что сказать. Новость эта ошеломила его настолько, что он застыл в нерешительности. Наконец он протянул Анриетте кожаную папку.       — Здесь все, что мне передал сеньор Рамирес и мадам Морозова, — сказал он, не отрывая взгляда от подруги. Он хотел о чем-то ее попросить, но будто бы не решался.        — Спасибо тебе за твои старания, — Анриетта едва заметно улыбнулся, но взгляд ее по-прежнему был удрученным, уставшим. Нервное напряжение, в котором она пребывала, выматывало ее. А ведь это было только начало.        Анриетта положила папку на стол, решив, что прочитает все документы и послания после того, как распрощается с Филиппом.        — Дай мне место в каком-нибудь полку, — наконец произнес он.        — Что? — будто бы не расслышав, спросила Анриетта.       Впрочем, услышала она все прекрасно, но не готова была к тому, что Филипп попросит ее о своем участие в войне.       — Дай мне место. Хоть простого солдата. Мне все равно. Я пойду воевать, — взгляд его был полон решимости. Он полыхал воинственным огнем.        — Ты обезумел? — в тихом удивление произнесла Анриетта. — Ты ведь не проходил военной подготовки.       — Но ты же знаешь, что я отлично фехтую и неплохо стреляю, — возразил Филипп.        — Одно дело фехтовать ради забавы, а совсем другое — на смерть. Филипп, это не игра. Там все по-настоящему. И смерть не спросит, если захочет тебя взять, — Анриетта покачала головой, смотря на друга с просьбой — просьбой одуматься. Ей нравился его порыв, но она не готова была так рисковать жизнью друга, чей военный талант ей был неизвестен.       Он и впрямь не имел никакой военной подготовки, но твердо держал в руке шпагу и недурно обращался с ружьем. Однако же и Анриетта была права. Одно дело стрелять забавы ради, другое — с целью ранить или убить. Готов ли был Филипп к такому? Она не могла сказать точно, как и он. Филипп был полон решимости, но он явно плохо представлял себе военные реалии, в которых смерть могла настигнуть его в любой момент.       — Я готов, — твердо сказал Дювиньо. Он выпрямился по стойке «смирно» и глубоко вдохнул. — Анри, дай мне место в пехоте, и я обещаю, что исполню свой долг перед государством.        — Ты безумец, — покачав головой, сказала Анриетта. — Что государству с твоей смерти? От тебя живого толку явно будет больше, чем от мертвого.       — Не хорони меня раньше времени, — Филипп улыбнулся. — Дювиньо не так-то просто подстрелить.       — Не глупи, Филипп.        Анриетта все еще надеялась вразумить друга, но тот был полон решимости. В трудный час он готов был отдать долг любимому государству и не страшился смерти, будто бы ее и вовсе не существовало. Не зная, о чем просит, Филипп был готов пойти до конца и ни в чем не уступить Анриетте, твердо настоять на своем.       — Я хочу послужить Альвитании. Не лишай меня этой возможности.        — Филипп, — уставшим голосом произнесла Анриетта. Она присела на край стола и сложила руки перед собой. Ее взгляд был не менее удрученным, чем голос. Казалось, совсем немного, и она уступит другу. — Ты хоть понимаешь, о чем просишь меня?       — Да, — решительно ответил Филипп. В этот момент он солгал не столько Анриетте, сколько сам себе.        Герцогиня же тяжело вздохнула и опустила задумчивый взгляд. Тяжкие размышления о событиях этого дня и без того доставили ей хлопот, так теперь и верный друг порывается принять свое участие в войне. Как ей поступить? Позволить ему рисковать своей жизнью или настоять на своем и внести разлад в их крепкие отношения?        — Я поговорю с де Брассом, — уставшим голосом сказала Анриетта. Она все так же смотрела вниз, слегка поддавшись корпусом вперед, таким образом, что спина ее оказалась сгорбленной. — Возможно, он найдет для тебя место.        — Спасибо.        — Не благодари меня за это, — Анриетта встала на ноги и, посмотрев на Филиппа, обошла стол. — Если ты найдешь на поле боя свою смерть, я себе этого не прощу, — она села на стул, откинулась на спинку и, вытянув одну руку на столе, принялась задумчиво постукивать по нему пальцами. — Что происходит в Жуале? — после недолгих раздумий она вновь посмотрела на друга. — Какие нынче слухи ходят?        Анриетта никогда не интересовалась дворцовыми сплетнями, но теперь, когда ее отдалили от Жуаля, ей вдруг стало интересно, что ныне говорят при дворе. Таким образом она хотела лишь подтвердить свои догадки о том, что Жозеф оказался под влиянием Дюкре. Анриетта и без того этого знала, но иногда наши невысказанные мысли требуют подтверждений — вот почему она спрашивала Филиппа о том, до чего ей ранее не было никакого дела.        — Мне было не до сплетен. Но пару раз я слышал, как отзывались о короле. Говорят, будто им после твоего отъезда руководит Дюкре.        Анриетта лишь молча закивала. Все так, как она и поняла: Дюкре у кормила власти, и она не в силах ему помешать. Герцогиня зло сжала кулак. Еще не хватало, чтобы о короле пошли дурные слухи. Но ведь Жозеф сам в том виноват! Такое утверждение доносилось из самых глубин сознание, но Анриетта упорно пресекала его на корню, уж слишком сильна была ее любовь к брату, и никому бы она не позволила отзываться о нем дурно. Так как теперь до него достучаться?        Начало войны король уже проглядел, несмотря на то, что его предупреждали и не раз. Как не допустить, чтобы он совершил еще какую-нибудь ошибку? Как отвадить от него Дюкре? Как изничтожить эту гидру и открыть Жозефу глаза на истинное положение вещей? Столько вопросов, но никаких ответов.       — Иди, Филипп. Ты, наверное, устал с дороги. Скажи Жаку, он тебя проводит до твоей комнаты.        Голос Анриетты звучал еще более удрученно. Пребывая в тягостных мыслях о происходящем, она упорно пыталась найти в себе силы справиться с тем, с чем не справился Жозеф. Пусть он развлекается, если хочет, она же все решит за него. Осталось только найти способ отдалить Клода Дюкре от Жуаля.