***
Укон не очнулся ни через неделю, ни через месяц, ни через два, ни позже. Наверное, именно из-за этого отношения в нашей команде стали чуть напряжёнными, звенящими. Мы всё ещё были друзьями, но теперь предпочитали проводить всё свободное время только за тренировками; раньше эта рутина разбавлялась какими-никакими, а разговорами. Теперь — нет. Вина в моей душе уже давно не давила булыжником, и я чувствовала себя из-за этого той ещё эгоисткой. Я всё-таки попробовала призвать кого-то — под непосредственным присмотром Орочимару. Тот очень заинтересовался, когда я рассказала ему о таинственном призыве, и дал добро на подписание контракта, объяснив, что надо написать кровью своё имя и оставить отпечаток. Про систему, с помощью которой можно было бы сделать собственные техники, я не рассказала, но выучила её назубок и иногда пыталась в мыслях что-нибудь составить — правда, никогда не играла. По аниме я помнила про каких-то странных гигантов, которых, собственно, и могла призвать Таюя, но когда я сложила нужные печати, не произошло ничего. И в следующий раз. И ещё раз — тоже. Спустя какое-то время у меня наконец-то получилось, и на расползшихся по полу символах появилась странная фигура. Я дождалась, пока дымок рассеется, и осторожно сыграла несколько приказов. Человекоподобный кто-то, выше меня раза в четыре, покорно послушался. На самом деле, этот великан вполне был похож на человека, держал в руках дубинку, но щеголял завязанными глазами, полностью покорный моей воле. Учиться управлять им было очень сложно — буквально каждое движение приходилось контролировать, заучивать не только связки, но и отдельные действия, на случай «если что-то пойдёт не так». Также я узнала ещё одну технику, заставляющую моего великана (которого я по памяти нарекла Доки) открывать рот и выпускать какое-то отвратительное змееподобное существо со множеством ртов. Но штука это была полезная — забирала чакру у того, к кому прикасалась, и отдавала мне. Если мне не нужна была чакра — техника хранила её где-то у себя, я так и не поняла, где. Спустя полгода Орочимару пришёл в Отогакуре не один. С ним был какой-то паренёк примерно одного с нами возраста: белые волосы, странные красные метки на лице (судя по всему, это были тату; жутко больно, наверное, это ведь лицо!), холодный взгляд. Я смутно его помнила, в основном благодаря какой-то извращённо-сильной преданности Орочимару и странному геному, позволяющему управлять собственными костями. Между ключицами у него красовалась ещё одна аккуратная чёрная татуировка: три запятые. Только его увидев, я сглотнула. «А разве шанс выжить не один из десяти? Как-то неразумно — жертвовать нами… Главное, чтобы действительно не было жертв», — стучало в голове у меня, когда я столкнулась в коридоре с Кимимаро — так звали этого мальчишку. Всё произошло именно так, как я себе примерно представляла. Орочимару не стал вдаваться в подробности — да и зачем, нам же можно ничего не объяснять, верно? — и объявил, что поставит всем нам эту печать, и что она должна дать нам силу куда как большую, чем есть сейчас. Честно рассказал о шансах, выглядя в тот момент скорее довольно грозно, чем как-то ещё, и я сразу поняла: откажемся — силком всё сделает. И, наверное, остальные это тоже поняли, так как согласились мы быстро. Я колебалась, но только мысленно, так как внешне показывать это было слишком опасно. Первым Орочимару укусил Укона. И это не шутка — он действительно кусал куда-то в плечо, и на коже расцветала тёмная печать. Меня решили «обращать» последней, так что я беспомощно смотрела на то, как начинают корчиться и кричать мои друзья. Они, правда, быстро затихали — просто теряли сознание от боли, как я подозревала. А потом пришёл и мой черёд. Сначала всё было нормально: зубы мазнули по коже, создавая неприятные и болезненные ощущения, но больше ничего. И вдруг всё тело просто взорвалось болью, особенно — область шеи, справа и чуть сзади. Я, кажется, закричала, а потом потеряла сознание, потому что сил терпеть такое не было никаких — ни физических, ни моральных.Часть I. Глава 6. Раны
19 июля 2016 г. в 17:03
Костяшки пальцев жгло, и я демонстративно их баюкала; ребята отводили глаза, а Укон даже пару раз споткнулся. Несмотря на то, что он мог споткнуться очень неудачно и полететь с деревьев вниз, на землю, я не прекращала. По-детски, конечно, но они действительно были виноваты. Какая у нас договоренность? Я — колдую с флейтой, они — выносят противников и не дают им подобраться ко мне. Беззащитной в ближнем бою я, конечно, не была — ловкость и скорость у меня были развиты на все сто, да и чакру в любую часть тела я пускала очень быстро, но всё же. Пришлось ударять зарвавшегося противника кулаком в лицо. Чакра, как это всегда бывало в такие моменты, контролироваться не желала. А я ещё с перепугу стихийную пустила!..
В общем, в кровоточащих руках было больше моей вины, но не подпустили бы ко мне врагов — вообще ничего бы не было, так что я дулась вполне себе справедливо. На мой взгляд. Друзья отлично понимали, что первое время лучше ко мне не лезть, так что топали к родным подземельям мы молча. Я, поддерживая обиженное на весь свет лицо, — но, на самом деле, вряд ли я смогла бы обмануть свою команду, слишком много времени мы проводили вместе, — думала.
То, что чакра в такие моменты вырывается из-под моего контроля — ненормально. Но говорить кому-то это не стоит. Помнится, даже в каноне что-то говорили про большой объём чакры (это точно про меня!) и про её плохой контроль (и это про меня). Что самое плачевное: это и на флейте отображалось. Чтобы нормально совершать дзюцу, мне приходилось сосредотачиваться слишком сильно, потому я и просила меня защищать. Не было бы такой сосредоточенности, я бы сама остановила подбирающегося ко мне противника одним из гендзюцу.
Теперь, когда моя сила возросла, я точно могла сказать, для чего каждая техника, как она влияет на человека и могла сыграть весь свой репертуар в любое время дня и ночи. Моя музыка — моя жизнь, так что пренебрегать этим не хотелось. Техники… они оказались неприятными. Орочимару лично следил, как я проверяю это на одном из его подопытных, потому что на собственной команде проверять отказалась, заслужив тем самым злой взгляд и пригибающее к земле ки. Вряд ли ему хотелось со мной возиться, но я была настойчивой.
Кошмары, потаённые страхи, болевые ощущения, пытки… Мне не нравились мои техники, но ни от одной нельзя было избавиться привычным способом, только причинить себе боль в реальности. Но как, если ты в иллюзии? Чтобы хоть немного пробиться сквозь мои техники, нужна была нешуточная сила воли. Или просто быть выше по уровню, как сказал Орочимару, попробовавший одну из иллюзий на себе и с лёгкостью её преодолевший.
Ещё я стала намного спокойнее относиться к будущему — оно уже не казалось таким ужасным. То есть, зная, когда наша команда умрёт, я могла постараться это предотвратить. Например, бежать чуть быстрее из Конохи, когда нас отправят за Саске — никаких чувств я к парню не испытывала, так что и угрызений совести от того, что он должен будет стать новым сосудом, не чувствовала.
Нас всё так же отправляли на миссии, и мы их выполняли. Не всегда с блеском, не всегда без ран, но как-то получалось. Один раз меня даже несли в деревню в экстренном порядке — какой-то техникой Земли мне проткнули бок. Крови утекло много, и парни даже сходили на одно задание совсем без меня. Потом признавались, что было непривычно. Мне это польстило, и ещё как. Приятно было осознавать себя нужной этим ребятам: за все годы они стали мне самой настоящей семьёй.
— Отлично, — протянул Кидомару после долгого молчания. Я очень выразительно сжала-разжала кулаки. Всё время пути направляла туда чакру, так, что почти не болело. Да и зажить должно через часа четыре, если так продолжать. — Кто пойдёт сообщать о выполненной миссии?
— Кто предложил, тот и делает, — бодро заявила я. Кидомару посмотрел на меня ну очень кисло. — Да ладно тебе, ты у нас теперь самый крутой, но большая сила — большая ответственность.
Про крутость я сказала не случайно. Не далее как несколько месяцев назад Кидомару согласился на какой-то эксперимент Орочимару (хотя, подозреваю, его и не спрашивали) и обзавёлся способностью человека-паука. Паутина пока требовала доработки, да и техники как-то плоховато выходили, но он старался, и у него уже были успехи, за которыми с большим интересом наблюдал Орочимару. Он вообще уделял нам довольно много внимания и подкинул даже пару техник, чему мы были несказанно рады.
Наш неспешный бег по веткам прервал воткнувшийся в дерево рядом с лицом Сакона кунай. Тот, конечно же, успел отскочить, но приятного мало. Я в который раз пожалела, что ни один из нас не обладает способностями сенсора. Развивать из ничего было очень долгим и трудоёмким процессом по словам того же Орочимару, так что нам пришлось расстаться с мечтой узнавать, где наши враги. Приходится врагам обнаруживать себя. Вот как в этот раз.
Я мгновенно отпрыгнула чуть назад и вбок от того места, откуда прилетел кунай, и замерла, поднеся флейту к губам. Противники себя не обнаруживали, я же начала негромко играть. Звук был какой-то похоронный, мрачный, но все мои мелодии были такими, так что выбирать было не из чего. Я легко могла выбрать, кого погружать в иллюзию, а кого не погружать — достаточно было просто решить для себя, что друзья в мою технику не попадают, а все остальные, кто слышит звук — попадают. Забавно, но ещё никто не догадался просто заткнуть уши. Действие, впрочем, от этого не ослабевает, потому что чакра — противоположность логики и воздействует на мозг даже через самые тихие звуки, которые всё равно просачиваются.
Когда справа послышалась флейта, я чуть не прервала по-глупому технику, но справилась с удивлением и продолжила играть. Ребята тоже услышали, но двигаться стали медленнее, и я со страхом поняла, что мы, похоже, наткнулись на кого-то из моего клана. Или семьи, я не знала, но Орочимару несколько раз упоминал мою фамилию.
Тем не менее, кинуть несколько кунаев, запихнув туда ещё и сетку-паутину как подарочный приз, Кидомару сумел, и музыка прервалась. Я же только быстрее заиграла уже не просто замораживающую мелодию, а одну из самых сильных — чтоб погрузить поглубже в иллюзию, которая потом должна была перейти в обморок. Самое печальное в моих гендзюцу — они всегда прерывались, стоило мне закончить играть, но если я без промедления начинала сначала или брала другую мелодию, то ничего и не прерывалось. Мальчишки это знали, так что не жалели железа на уже появившихся в поле зрения противников.
Я не особо сосредотачивалась на девушке, которая также держала флейту, полагая, что раз ни её мелодии на меня не подействовали, ни мои — на неё, опасаться не стоит. Мальчишки изо всех сил пытались ранить её, но два шиноби в жилетах чунина деревни Коноха (что они вообще тут делают?!) не давали нормально подступиться. Да и девушка эта… Мелодия мне была незнакома, но я как-то понимала, что она нейтрализует мою, так что вбухивала как можно больше чакры. Для меня это была не проблема — гендзюцу вообще требуют немного, с моим резервом можно сколько угодно держаться и усиливать, — а вот для моей противницы, похоже, да.
Решив, что пора изменить иллюзию, чтоб врагам жизнь мёдом не казалась, я играючи перешла на другую технику и с сожалением свела брови: один из чунинов рухнул на землю, но тут же встал, а вот другому секундная задержка всё же стоила жизни — кулаки Джиробо действительно вышибали дух. А первый уже сражался — мою атаку опять подавляли! Впрочем, один против четверых — это печально, так что вскоре ребята вынесли и его, а у горе-музыкантки выбили флейту из рук. Я подошла посмотреть поближе.
Это была Котоне. Она загорела, обзавелась некрасивым шрамом на щеке и шее, но всё ещё до дрожи была похожа на меня — наверное, именно поэтому ребята её не убили. Печально признавать, но убивать уже приходилось и мне, так что ничего сверхъестественного в этом действии мы уже не видели. Наверное, если б не её огромная на меня похожесть, я бы и не узнала сестру.
Укон, Сакон, Кидомару, Джиробо — они все смотрели на меня, а я и не знала, что делать. Это когда нужно было с кем-то поговорить или что-то решить, я брала ведущую роль на себя, в бою же и во всём с ним связанном управление забирал Укон, и все мы были согласны с таким разделением. Сейчас я не знала, что делать, потому что с одной стороны — надо бы убить, а с другой — она многое мне может рассказать. Хотя бы о той чертовой шкатулке.
— Кидомару, свяжи её, пожалуйста. И… устройте где-нибудь тут привал, я с ней поговорю, — негромко попросила я. Друзья, как ни странно, послушались и даже не стали задавать вопросов, хотя я была почти уверена, что они будут. Но — потом.
Кидомару связал Котоне своей паутиной, подхватил мой рюкзак — на миссии мы были долго, брали с собой много, так что решено было разделить это на всех — и вместе с остальными спустился на землю. Я же осталась с сестрой на очередной огромной ветке.
— Нехорошо мы встретились, Таюя-чан, — с сожалением покачала головой старшая сестра, я же дёрнула губами в подобии улыбки. Она не была мне дорога. Если было бы нужно — я бы её убила. Но вот вопросы… они разъедали меня изнутри.
— Знаешь, я бы очень хотела послушать увлекательную историю о том, что, как, почему и зачем, — почти попросила я. — Например, про эту шкатулку. Ты знаешь, что именно там были все эти техники? Было сложно научиться. Или то, что у нас АНБУ Конохи на потолке дома висели, когда я уходила. И вообще, зачем меня к Орочимару отправили? Я ни на что не жалуюсь, но… — я передёрнула плечами. Жаловаться было на что, но постепенно это стало в порядке вещей и игнорировалось.
— Орочимару собирал одарённых сирот. Через какое-то время забирать он начал не только сирот, но и просто детей из слабых кланов или каких-то угасших семей шиноби — в стране Рисовых полей нет своей деревни, так что таких много. Коноха этим… заинтересовалась. Все знали, где примерно находится убежище Орочимару, но также знали, что стоит им пересечь границу — и он улизнёт. Так что решено было с кем-нибудь отправить одну безделушку клана Узумаки, которая ставила… ну, что-то вроде маячка. К нему легко можно переместиться с помощью одной техники.
Я пожала губы, вспомнив, что мне сказал Орочимару, когда обнаружил мою шкатулку. Как он там выразился? «Её главное предназначение — маяк»? Значит, Котоне не соврала. Не то чтобы мне нравилось развитие событий, но она хотя бы говорит правду.
— Наши родители… они из разных кланов, но клан отца вообще вымер, а матери — просто угас. Но у нас у обеих её геном проявился. Папа же… ну, Узумаки всегда славились своими красными волосами, огромными запасами чакры и хорошими способностями к фуиндзюцу. Мне досталось фуиндзюцу, а тебе, похоже, объём, — Котоне отвела взгляд. — Я чуть-чуть изменила несколько печатей на шкатулке — как смогла. Нарушить то, что сделал папа, я побоялась, но вот вставить своё сумела. Чтобы повысить шанс того, что ты выживешь. А АНБУ должен был проследить за тем, сделали ли мы всё, как планировали в Конохе. Не знаю уж, как он проскочил через шпионов Орочимару — они везде, серьёзно, — но факт остаётся фактом. Я тогда смогла немного оторваться и отдать тебе одну свою флейту.
Котоне выглядела уставшей, я же просто молчала. Весело, оказывается. Если вспомнить, тот главный герой — Наруто — тоже Узумаки. Таких подробностей я про него не помнила, но теперь буду знать. И надо бы запомнить, что люди с красными волосами — мои возможные родственники.
— Расскажешь мне о других техниках? — спросила я. В манге были какие-то монстры, которых можно было призвать, интересно, меня удостоят такой чести? Лишь бы да. — И о том, как ты подавляла мои гендзюцу, было бы неплохо. И, знаешь, а можно как-нибудь сделать атакующие дзюцу? У меня стихия Ветра.
— Могу, — она словно через силу улыбнулась. Видимо, понимала, что никакого другого выбора у неё в общем-то и нет — всё равно умирать, так хотя бы сестре поможет. Спасибо ей за это. — У меня в подсумке лежит свиток, это контракт призыва. Управлять им сможешь только ты — в свитке написано, каким мелодиям-командам Доки подчиняются и что делают. Подавление тебе не нужно будет, не засоряй голову, всё равно или на наши техники работает, или саму себя из гендзюцу выдернуть поможет, но такую затратную технику для такого глупо применять. Просто я знала, что могу тебя встретить. А другие… Их много. И вряд ли можно как-то соединить со стихией. Я не знаю, — она прикусила губу. — Я могу рассказать тебе, как сделать собственные техники, какая нота за что отвечает. Так будет легче. Или, если хочешь, можете развязать меня, и я напишу тебе все те техники, которые знаю.
Я отрицательно качнула головой. Нет, развязывать мы её не будем, как бы то ни было, Котоне — враг, и вряд ли ей захочется умирать. Меня она, может, и не убьёт, но вот кого-то из моих друзей — вдруг? Так что лучше уж я не буду рисковать и обойдусь лишь ликбезом по поводу конструктора составления мелодий. Задумавшись на секунду, я крикнула ребятам, чтоб принесли мне бумагу и карандаш. Принесли. Посмотрели любопытно на усталую Котоне и устроились рядом, явно показывая, что уходить не собираются.
Котоне просто менторским тоном начала говорить, и через какое-то время я просто отдала листочки с карандашом Укону, как тому, у кого самый терпимый после меня почерк, и ещё и переспрашивала, правильно ли я поняла, что «ля» второй октавы — это именно сюда, а не куда-то ещё. Когда не такой уж и краткий ликбез закончился, я спросила и про то, как вообще лучше составлять эти самые техники, и вот это уже записывала сама.
Рассказывать, зачем она тут, да ещё и с чунинами из Конохи, сестра отказалась. Даже не так — просто отвела взгляд и промолчала. Я разочарованно поджала губы. Вряд ли удастся чего-то добиться одними разговорами, а пытать кого-то я готова не была, и мальчишкам тоже не позволю. Но надо ведь узнать, почему она тут!
— Мы можем забрать её к Орочимару-сама, — озвучил Джиробо, когда надёжно спеленатая Котоне была отправлена поспать ласковым ударом по затылку от него же. — Только вряд ли её там ждёт что-то хорошее, ты же знаешь. Это твоя мать? — неожиданно участливо спросил он. Я чуть ли не рассмеялась, но смогла себя удержать. Ну да, разница в нашем возрасте довольно большая, Котоне выглядит очень взрослой, а первую часть нашего разговора ребята не слышали.
— Нет, сестра, — я криво усмехнулась. — Но, знаешь, я эгоистичная сволочь, так что мы заберём её к Орочимару-сама, и пусть он сам выяснит, что ему нужно. Потому что она могла сказать мне не всё. Но, я уверена, про техники была только правда. Ей не с руки меня обманывать.
В подсумке одного из шиноби обнаружился странный свёрток, который я запретила раскрывать. Зато у Котоне действительно был контракт призыва. Справедливо рассудив, что оно никуда не денется, и вообще лучше это творить под присмотром того же Орочимару, я отложила контракт. Мы ещё немного пополнили свои запасы с помощью умерших шиноби и, на камень-ножницы-бумага решив, кто и когда будет дежурить, завалились отдыхать. Времени на мою сестру мы потратили довольно много, так что ничего удивительного в том, что солнце уже почти зашло, не было. Мы могли бы ещё какое-то время двигаться, но парни уже неплохо устроились в этом месте, так что мы остались.
Ночью проснулись все. Из-за шума и крика Укона. Я схватилась за флейту, начала было играть, но остановилась: против освободившейся из паутины Котоне это не помогало. Укон лежал у неё в руках мёртвым грузом, и в полумраке раннего-раннего утра было видно, что одна часть лица и, похоже, затылок у него в крови. Мы замерли. Терять друга, рядом с шеей которого подрагивал кунай, никому не хотелось.
— Вы не преследуете меня десять минут, и найдёте своего друга живым в том направлении, куда я уйду, — мирно предложила она. — Если начнёте преследовать — я замечу, поверьте, я сенсор. Ну так что? По рукам?
— По рукам, — выдавила я.
Убить-то мы её убьём, если что, но лишимся Укона. Я на такой обмен согласна не была, и надеялась, что ребята — тоже. Но всё-таки, как она так сумела выбраться из паутины Кидомару, которая раньше не давала сбоя, да ещё и схватить Укона?
— Когда-нибудь, Таюя-чан, ты научишься накладывать гендзюцу и без флейты. На всякий случай научись свистеть нужные ноты, — улыбнулась она мне, и вопрос отпал сам собой.
Все заявленные десять минут мы собирались. Укон был без сознания, да ещё и этот удар в голову. Голова — одно из самых уязвимых мест. Котоне отлично всё рассчитала. Мы не станем её преследовать, потому что со всех ног побежим в Отогакуре, лечить Укона. И вот, десять минут прошло, мы на первой космической бросились за другом, добежали до него минут, наверное, за пять и повернули в обратную сторону. К черту мою сестру. Пусть она катится к чёрту.
Аккуратно нести раненого, прыгая по деревьям, было невозможно, так что мы переместились на землю и нашли дорогу, по которой и неслись во весь опор. Добежали в рекордные сроки — усталые, измотанные больше морально, чем физически, и буквально умоляя меднинов помочь. Те оказались нормальными людьми: прониклись ситуацией, забрали Укона и выгнали нас. Мы разбрелись по недавно полученным персональным комнатам, но потом всё-таки собрались в той самой, где провели первые годы. Не знаю, как мальчишки, а у меня руки дрожали. Я чувствовала себя бесконечно виноватой.
На следующий день моя вина только придавила ещё сильнее: ирьёнины развели руками, заявив, что жить-то Укон будет, но сейчас он — в коме, и кто знает, когда оттуда выберется. Вся наша команда была подавлена, но стоило посмотреть на Сакона, который выглядел откровенно жалко, и собственные боли как-то забывались. Он не обвинял меня, но, честно, мне бы хотелось, чтоб обвинял. Лучше так, чем как он: держать всё в себе и ходить неприкаянной тенью по подземельям.
Была и хорошая новость: ирьёнины могли поддерживать его в таком состоянии целую вечность, и ничего с ним не будет. Только вот сможем ли мы найти какой-нибудь способ вытащить его из этой чертовой комы? Как только деревню навестил ненадолго покинувший её Орочимару, мы почти всем скопом повисли на нём, умоляя помочь. Ну, не в прямом смысле, конечно, — если бы мы так сделали, никакой помощи нам не видать, как собственных ушей, — но просили сильно. Орочимару сходил посмотреть на него, провёл над худым телом Укона засветившимися зеленоватым руками и похмыкал.
— У меня есть один эксперимент, — начал он, а у меня по спине прокатились мурашки. Нехорошее предчувствие. — Я только начал над ним работать, так что вам точно придётся ждать несколько месяцев, но как по-другому вытаскивать его из этой комы, я не знаю. И если всё пройдёт удачно, то я одарю вас той же силой.
Плохое предчувствие оправдалось, когда я поняла, что он говорит о Джуин. Успокоиться не получилось: да, мы все должны были выжить, но кто знает, может, печать Укон получал при других обстоятельствах. И поэтому мне было страшно, так, что я всё же решилась предложить альтернативный вариант:
— А почему Сакон просто не может… соединиться с ним? Они раньше могли таким образом вытащить друг друга из обморока и просто быстрее регенерировали.
Сакон поднял опущенную до этого момента голову и медленно кивнул. Нас не пускали к Укону, так что раньше он этого сделать не мог. Я с надеждой смотрела на Орочимару, не сомневаясь, что если так можно, он разрешит. Печать, конечно, поставит, но это будет потом.
— Потому что кома и обморок — разные вещи, — как ни в чём не бывало ответил Орочимару. А потом усмехнулся, поглядев на нас в упор. — Но, пожалуй, когда я попытаюсь вытащить Укона с помощью этой силы, я попрошу близнецов… «соединиться», — иронично спародировал меня он. Я поджала губы. Провал. — Если Сакон сделает это сейчас, велик шанс, что мы получим всего лишь двоих впавших в кому мальчишек… Итак, несмотря на то, что одного члена вашей команды не хватает, вы так же будете продолжать ходить на миссии. Всё ясно?
— Да, Орочимару-сама, — хмуро произнесла я, слыша, как то же самое сказали остальные. — Вы же знаете о Котоне Симизу? Когда мы пришли с этой миссии, я рассказала о ней…
— Я узнал от неё всё, что мне было нужно, не беспокойся об этом, Таюя, — скучающим тоном прервал меня Орочимару. — А теперь советую тут не задерживаться, всё равно вы ничем ему уже не поможете. Сомневаюсь, что он очнётся самостоятельно.