Жги огонь, поджидай гостей

      Тело била совсем не лёгкая дрожь, а в ушах стояло что-то вроде гула; было больно, очень больно, но терпимо, так что я открыла глаза. И резко села. Всё, что было с того момента, как Орочимару поставил мне Джуин, я помнила очень чётко, но совершенно не понимала, как оказалась на природе. Ожидалось, что я очнусь на лабораторном столе или в своей комнате, но уж точно не в каком-то лесу, который и на лес знакомый похож не был. Я огляделась, с замиранием сердца замечая совершенно обычного размера и формы деревья. Подняв руки на уровень глаз, я шмыгнула носом: чем-чем, а руками Таюи это точно не было. Более смуглая кожа, другая форма... И одежда тоже совсем не шинобийская.       Боже мой. Неужели я снова в своём мире? Я резко вдохнула-выдохнула. Приятно, конечно... Нет, это просто прекрасно! Но как же тот мир, где я — мелкая красноволосая хамоватая девочка? Потому что мне страшно за мою команду, которые стали мне семьёй. Да, мы многого не знаем о прошлом друг друга, но зато знаем настоящих — этого хватает.       Я обошла небольшую полянку, на которой и очнулась. Поворачивать голову не получалось, шея болела слишком сильно, что заставило меня засомневаться, что я в своём мире. Травму-то получило другое тело. Или я чего-то не понимаю?       Лес был мне знаком — именно сюда я постоянно бегала с друзьями, когда на летних каникулах приезжала к бабушке с дедушкой. Лесок совсем не большой, но густой, отлично подходил для развлечений — потеряться сложно, навоображать себе можно много. Но почему именно сюда? Я поморщилась и потёрла щёку.       За разглядыванием я заметила что-то тёмное вдалеке, за деревьями, и вскинула брови. Был светлый день — чему тёмному там взяться? Любопытство пересилило осторожность, и я, морщась и негромко шипя от боли в теле, дошла до непонятной штуки, сразу же чувствуя, как стремительно падает настроение: я точно всё ещё в мире шиноби. Потому что рядом со смешным пеньком к земле, раскинув «тентакли», присосалось какое-то чёрно-фиолетовое пятно. Я закусила губу и обошла его. Пятно, оказавшееся трёхмерной линзой сантиметров двадцать в высоту в самом высоком месте и пятьдесят — в диаметре, чуть пульсировало. Самое ужасное — оно казалось вполне себе живым.       Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что эта штука — Джуин. И, возможно, я так бы всё и оставила, не высохни рядом с этим пятном трава и не завянь прекрасная лесная клубника. Это оно что, соки из земли тянет? Я нахмурилась и с опаской прикоснулась. Ничего не произошло. Это прибавило мне уверенности в своих действиях, и я схватила оказавшееся склизким на ощупь пятно, потянула. То выскользнуло из пальцев. Я попробовала ещё раз, и ещё, только раз на пятый признав бесполезность такого занятия.       Зато это открыло мне глаза на другую часть пятна, и я принялась отдирать от земли тентакли, с которыми всё получалось куда как лучше. Примечательно, что чакра у меня всё же была — и я с лёгкостью её использовала, чувствуя, что той вагон и маленькая тележка. Подозреваю, что, не будь у меня сейчас чакры, я бы просто не прошла так много и не могла бы ничего сделать. Но нет же, вытащила все тентакли и в задумчивости замерла. Что дальше-то делать? Наверняка и под самой штукой есть «усики». А ведь пятно стало ощутимо побольше, и участок земли, из которой вытянули все соки, тоже увеличился.       Если подумать, это ведь мой внутренний мир? Я осмотрелась. Приятное, конечно, место, но почему именно оно? С другой стороны, у Наруто вообще были какие-то катакомбы или что-то вроде того, я уже и не помнила. Принцип «самое дорогое место» — явно не сюда. Но тем не менее, раз это внутренний мир, то я могла бы пожелать чего-то, и оно бы исполнилось. Это ведь как бы моё воображение, верно? Я попробовала. И ещё раз. Ничего не получилось.       После нескольких неудачных попыток просто плюнула на это дело и сосредоточила чакру ветра в ладонях. Руки тут же будто кипятком облили, но я упрямо тянула из земли «Джуин», ворча для себя что-то вроде «хорошо присосался, клещ». И вытащила, в конце концов! Ладони были все в царапинах, «клещ» перестал казаться живым организмом, но я всё равно подозрительно на него смотрела. Кунай бы сейчас! Или кого-нибудь со стихией Огня, чтобы сожгли эту чертову штуку. Хотя какая стихия Огня, мне бы зажигалку.       Зажигалка обнаружилась на том самом смешном пеньке, и я заморгала. Какого... какого чёрта? Её там точно не было! Осторожно взяв неожиданный подарок в руки, я подумала, что, похоже, теорию с внутренним миром отвергать не нужно. Может, я просто не того желала? Может, у моего внутреннего мира есть какой-то лимит, и зажигалка туда входит, а вот «пусть этот кровосос исчезнет» — нет.       Клещ горел тускло, плохо, но горел. Я даже травы, высохшей чуть ли не до трухи, набрала, чтобы пламя было получше. И успокоилась только тогда, когда разметала пепел чуть ли не по всему лесу. И устало улеглась на траву — как же я жутко устала! Так ещё и болит всё из-за этой чёртовой печати. Кое-как поудобнее устроив собственную голову, чтобы было не слишком больно, я постепенно заснула. И, непонятно как, проснулась уже в нормальном мире.       Вывод первый: в подсознании я именно та, какой была раньше. То есть та, какой себя ощущаю. Ну не тяну я на ребёнка, увольте! И в зеркало нечасто — у Орочимару такой роскоши маловато — смотрелась, чтобы как следует забыть свою прошлую внешность. Постскриптум к первому выводу: если это вообще было подсознание, а не что-то типа гендзюцу.       Вывод второй: я где-то в незнакомом месте, койки рядом со мной пустуют. Кто вообще оставляет больных одних? Сбежать же могут. Попытавшись приподняться, я поняла, что больные в моём лице сбежать не могут. Слабость, да и шея противно ныла.       Оставалось только ждать того момента, пока о моём состоянии побеспокоятся и проведают. И я решила ждать: в сон не клонило, но и заняться в связи с полной вымотанностью (ну Джуин, ну держись!) было нечем. Мне только и оставалось, что насвистывать свои мелодии-иллюзии и жалеть о несбыточном: научиться когда-нибудь активировать техники не только с помощью флейты. Котоне вот смогла... чем я-то хуже?       Считать секунды было лень, но, по ощущениям, шаги раздались примерно спустя часа два после моего пробуждения. Я мигом прекратила развлекаться и начала тупо считать трещины в потолке. Будто они до этого не пересчитаны раз сто. Шаги раздались совсем близко, остановились, ручка повернулась... Я немного повернула голову, зажмурилась от небольшой боли и без удивления увидела Орочимару. Тот, увидев меня, только вскинул брови, подошёл поближе, проверил капельницу, чья игла была воткнута в сгиб локтя правой руки.       — Как себя чувствуешь? — почти небрежно спросил он. Я бы пожала плечами, но, во-первых, я лежу. Во-вторых — это Орочимару. В-третьих — тело всё ещё будто мне и не принадлежит. — Ты провалялась тут немногим меньше недели.       — Нормально, — только и смогла выдавить я. Неделя? Ками-сама, это ужасно много! — Из-за слабости не могу двигаться, шея всё ещё побаливает. Как дела с остальными?       Руки у Орочимару засветились зеленоватой чакрой. Я с раздражением подумала, что саннин, наверное, уже давно поставил рекорд Гиннесса в мастерстве игнорирования своих учеников, но ничего не сказала. Ему надо меня обследовать — пожалуйста, главное, чтоб ничего не сделал больше. По крайней мере, я искренне надеялась, что вмешательства в моё тело на Джуине и закончатся. В каноне вроде бы ничего больше не было... но стоит ли верить канону? Ведь там столько недосказанностей.       — Они очнулись ещё три дня назад, и были в очень агрессивном состоянии и полностью здоровы. У тебя же всё наоборот, интересно, — вслух заметил он, заставляя меня приподняться и прикасаясь к печати. Помолчал немного. — Интересно. Похоже, кровь Узумаки решила помочь тебе. Часть печати попорчена.       У меня будто камень с души свалился, я еле услышала последние слова Змеиного саннина. Орочимару бы сказал, если бы кто-то (например, один из близнецов) не очнулся. А это значит, что со всеми всё хорошо, в том числе с близнецами. Хотелось вопить от радости, да только сил не хватало. Вот сейчас я бы не отказалась от «полного здравия и агрессивного состояния».       — А, так ту штуку вырывать не надо было? — всё же удивилась я. Скрывать что-то от Орочимару я не видела смысла: всё равно ведь дойдёт своим умом, слишком он гениален. Да и, как ни крути, старше меня. Сколько ему? Лет пятьдесят, вроде. — Мне показалось, что она... вроде как пожирала меня.       — Ты попала в свой внутренний мир, — бегло хмыкнул Орочимару; как мне показалось, даже одобрительно. — «Эта штука» — одна из функций печати, которая изменила бы твою чакру, сделала бы её похожей на мою. Впрочем, больше ты ничего не трогала, так что убирать и ставить её ещё раз нет смысла... — задумчиво протянул он. Поймал мой непонимающий взгляд и с улыбочкой пояснил: — Чем больше чакры походят друг на друга, тем легче сменить тело.       Я сглотнула. С одной стороны, новость ужасная. С другой же — ками-сама, я теперь точно не стану его телом! И вряд ли вообще им стал бы кто-то из нас, не такие уж мы и сильные. Вроде бы эта участь отводилась Кимимаро, но с ним что-то случилось, и Орочимару пришлось ждать Саске. Если кто-то ждёт, что я буду строить план по спасению этих двоих, то... нет. Пока что мне дороги только мои друзья, да имеется уважение к Орочимару. Может быть, если я сближусь с Кимимаро, я попытаюсь помочь и ему, но просто так... увольте.       Боль постепенно проходила, и я с благодарностью поняла, что Орочимару меня лечит. Хотелось бы верить, что из хороших побуждений, но, подозреваю, просто потому, что ему нужен нормальный шиноби, а не валяющийся на больничной койке полутруп. Спустя несколько минут я уже могла нормально шевелить шеей и даже украдкой прикоснулась к месту, где, как я чувствовала, стояла печать. Кожа ничем не отличалась от остальной, разве только немного чесалась.       — А теперь попробуй активировать печать. Разозлись. Направь туда чакру, — приказал Орочимару, с интересом поглядывая на меня.       Я подумала, что разозлиться по щелчку пальцев — это сложно, и вообще, я так не смогу, а потому попробовала направить в татуировку чакру. И тут же почувствовала, как нагрелась Джуин, как вполне ощутимо пополз по коже рисунок. Неприятное ощущение. Я с вялым интересом посмотрела, как застыли ломаные чёрные линии на моей руке. Говоря честно, я действительно чувствовала силу. Будто... не знаю, была сонная, а выпила кофе, взбодрившись.       — Отлично, я не бракованная, — съязвила я. — Будут ещё какие-то подробности, Орочимару-сама? Как вернуть всё обратно?       — Спросишь у остальных, — равнодушно хмыкнул саннин. Впрочем, я именно такой реакции и ожидала, а потому, откланявшись, вышла из комнаты, пытаясь сориентироваться. Пройдя несколько поворотов, окончательно поняла, что иду правильно, и зашагала увереннее. Зато теперь точно запомнила, где находится «больница». Укона, да и нас после тяжелых миссий, держали не там.       План был прост: переодеться в нормальную одежду и найти друзей. Печать всё не хотела исчезать, и я задумалась, как долго она будет держаться. Спустя пятнадцать минут она всё ещё была на мне и совсем не ощущалась. Получается, чтобы её почувствовать, надо заставить татуировки прийти в движение... отлично. Не то чтобы оно было очень важно, но кто знает.       Ребята — кто бы догадался — обнаружились на полигоне, все — с печатями, расползшимися по телу. Узор у всех оказался разным, и я почти умилилась этому. Надо же, все Джуин имеют индивидуальность. Узор от чего-то зависит? Что означают ломаные линии, что — плавные, что количество татуировок на квадратный сантиметр кожи? У меня вот, например, довольно длинные и нечасто разветвляющиеся линии. Пообещав себе подумать над этим попозже, я окликнула ребят.       Честно, я даже не думала, что они могут быть такими эмоциональными. Мои рёбра, наверное, должны были треснуть раза три, пока продолжалось бурное приветствие. Ещё во время него я заметила, что Укон не отдельно от Сакона, а в нём, и напряглась. Именно такая же штука была в каноне, вроде бы. Укон всегда — лишь непонятное нечто за спиной. Проследив за моим взглядом, друзья немного помялись, но всё же выдали последние новости: долго самостоятельно Укон не проживёт, Джуин просто не даст. А вот вместе с Саконом — пожалуйста.       Я чувствовала свою вину, ведь Укон пострадал именно из-за Котоне, которую мы не убили. Но, с другой стороны, может, всё было бы так же, поставь Орочимару Джуин на абсолютно здорового близнеца — он всегда был довольно слаб телом. Печально, но факт. Я ничего не стала говорить по этому поводу и, кажется, парни были мне благодарны. Не стоит им лишний раз напоминать о попытках не использовать эту способность.       — И всё-таки, вопрос на засыпку, — я почесала щёку, на которой красовались татуировки. — Объясните мне, что с этим делать. Ни за что не поверю, что вы, пока я была в отключке, не экспериментировали.       Верить и не пришлось — парни узнали очень и очень много. Например, чтобы точно активировать Джуин, надо всего лишь послать чакру в печать. Потом ещё раз — чтобы татуировки были не на половину тела, а на всё. Соответственно, сила, даваемая печатью, увеличивалась. Я смутно помнила что-то о «второй форме», когда все мы должны были становиться монстрами, но спрашивать не решилась. Если бы ребята знали — они бы мне сказали, а если нет — знание моё будет выглядеть подозрительно, так что я предпочла промолчать.       Эмоции усиливали печать, и, как авторитетно заявил Кидомару, для этого больше подходили злость, ярость или ненависть — то, что легче всего разжечь в себе во время боя. Да и чувства достаточно сильные и яркие, чтобы усиление было действительно заметным.       Деактивировать Джуин было сложнее. Надо было «вытащить» всю чакру из печати и желательно ещё успокоиться. Первое я сделала минут за семь, а вот второе всё никак не удавалось — в «агрессивное состояние» я не впала, но всё же Джуин заряжала энергией. Промучившись ещё немного, я кисло скривила губы.       — Мы тоже долго мучились в первые разы, — успокоил меня Джиробо. — Даже сейчас плохо получается. Запускать-то её легко, а вот обратно...       Я кивнула. Да, запускать — легче лёгкого, тут Джиробо прав. Не увлечься бы... Что-то мне подсказывало, что в первом же настоящем бою, а не на тренировке, нас будет серьёзно так заносить. Если сейчас всё так плохо, то какая же сила будет, когда мы будем в горячке боя, под адреналином? Я поймала внимательный взгляд Укона. Это выглядело немного жутко, когда он приподнимал голову, находясь в теле Сакона, но тут я видела слишком много жутких вещей, чтобы по-настоящему ужаснуться. Так что просто передёрнула плечами. Непонятно, чего от меня хотел один из близнецов; тем более, что нормально с ними общаться я не могла — стыд захлёстывал с головой.       На миссиях нас действительно заносило, и ещё как заносило! Первую мы чуть ли не провалили, но в Уконе вовремя вспыхнул глас рассудка, он успокоил Сакона, а тот — всех нас. Мне было странно. Никогда я ещё так себя не ощущала. Да и многочисленные убийства были немного... не в моём стиле. Не то чтобы парни как-то ограждали меня от этого, нет. Никаких предрассудков «ну ты же девочка» не было просто потому, что некому их было вбивать. Я просто не любила. Но да, могла. Чего только жизнь у Орочимару не делает с людьми.       Потом мы понемножку свыклись, со скрипом научились себя контролировать. Лучше всех, конечно, получалось у Сакона с Уконом — Укон просто не активировал свою печать и мог, если что, притормозить близнеца. Я методом проб и ошибок составила «успокаивающую» мелодию, обычных людей, без какой-никакой, а сопротивляемости к гендзюцу, которой обладают шиноби, погружающую в сон. Да и вообще рассказала наконец Орочимару о тех знаниях, что дала мне Котоне. Тот вяло заинтересовался, попросил вкратце рассказать и даже не дослушал, просто заявив, что это в любом случае безопасно для меня и я могу тренироваться сама. Я не обиделась — понятно же, что знания, которые он сам не сможет применить, ему не нужны.       Если говорить о моих мелодиях-гендзюцу, то как раз с печатью раскрылись многие их свойства. Раньше мне наверняка просто не хватало сил, зато с активированной Джуин я могла как следует испробовать свои способности. Что сказать... половину техник (которые оставались со мной «до выяснения их полного значения») пришлось выкинуть из арсенала — мне не нужны одинаковые дзюцу, некоторые из которых, к тому же, тратят больше чакры, создавая тот же эффект. Я решила как следует использовать замедляющую, останавливающую, погружающую в сон, ту самую «успокоительную», дезориентирующую и две погружающие в разные иллюзии (потаённые страхи и пытки) мелодии. Всего семь, но у меня были знания, как увеличить это число, так что я решила не беспокоиться.       Тем более что у меня есть мои Доки.       Насчёт Доки было весело. Как оказалось, их количество напрямую зависело от уровня моей силы, так что теперь я могла призвать не одного, а целых двух ребят. Пока что только с активированной Джуин, но стремиться к такому же результату и просто так мне никто не запрещал.       Стихия Ветра тоже получилась лучше. Я так и не смогла соединить её со своими гендзюцу, но всё равно не отчаивалась. Когда-нибудь... Пока что я могла направлять стихийную чакру в кунаи и сюррикены. К рукам, как в подсознании, я её направлять не хотела — это больно и не стоит того, но вот во время удара высвобождать её было весело — макивары разлетались только так. И отдачи никакой не было. Люблю чакру! Техник своей стихии я, к сожалению, не знала (напряг был в деревне Звука с Ветром, напряг, даже странно), что не мешало мне потихоньку пытаться создавать собственную. Без печатей оно было сложно, но мне печати складывать — неудобно, так что лучше сразу пробовать сделать что-то без них.       Я всё чаще стала встречать в коридорах Кимимаро, несколько раз даже попробовала с ним поговорить, но ничего, кроме имени и фамилии, — читай: названия клана, — так и не получила. Смутные мысли о том, что это он должен быть лидером нашей команды, а не Сакон, не отпускали меня. Спустя какое-то время они подтвердились — Орочимару созвал нашу команду и заявил, что Кимимаро должен проверить свои силы, и если он нас победит — он становится капитаном нашей команды. Спрашивать, что будет в случае нашей победы, мы не стали. Я с унынием понимала, что нам просто не победить, а вот почему этого не сделали парни — загадка.       Не знаю, выглядели ли мы хоть сколько-нибудь достойно в глазах Орочимару, что наблюдал за нами. Возможно, да, возможно, нет, я не задумывалась. Всё, на чём я была сосредоточена — это играть свои мелодии, попутно уворачиваясь от атак Кимимаро и прячась за спинами ребят. Парень-с-костями был наихудшим для меня противником — из иллюзий он выскальзывал, как рыба из рук, так как кости вытаскивать из тела, по всей видимости, было больно; а ведь именно с помощью боли можно было выбраться.       Паутина Кидомару его задерживала, но ненадолго — делать острые кости, разрезающие её, он, оказывается, очень даже умел. Благодаря Джуин мы были довольно быстры, так что не попадаться под его атаки и наносить собственные мы какое-то время успевали. А потом печать активировал и сам Кимимаро. Мы держались, но было сложнее, намного, намного сложнее. Джиробо уже не успевал своими сильными ударами ломать его кости — а может, просто не мог, ведь все техники с Джуин становились сильнее; соответственно, и кости должны были стать прочнее.       Постоянно поддерживать Проклятую печать, которая чакру не тянула, но организм выматывала, не получалось, и мы начали уставать. Видя это, Кимимаро пробормотал себе под нос что-то вроде «Танец бла-бла-бла»... и раскидал нас почти как котят. Мы, конечно, вполне себе поднялись, — чтобы нас, да повалить одной техникой? Эээ, он шиноби ещё не такого уровня, не смешите, — но порядком потрёпанные и упавшие духом.       В какой-то момент Кимимаро, кажется, вконец надоело слушать мои мелодии, и он умудрился прорваться сквозь охраняющих меня парней. Я сразу же прекратила играть, быстро отправила в его сторону сюррикены, напитала флейту чакрой, чтобы можно было отбиваться, приготовилась высвобождать чакру Ветра, чтобы побольнее ударить тайдзюцу... Все приготовления оказались напрасными. Кимимаро захотел — Кимимаро, чёрт возьми, сделал.       Осколки моей флейты посыпались по полу, парочка расцарапала лицо. Я искренне постаралась не обращать на это внимания, но ярость захлестнула, а на ярость Джуин реагирует очень чутко — только усиливает её и даёт ещё больше силы, если точнее. Пару раз, взяв в одну руку кунай, я смогла поцарапать Кимимаро и даже ощутимо ударить его с высвобождением чакры Ветра, но он почти проткнул меня своей костью где-то в районе живота, и я, бледнея, осела на пол.       Без моей какой-никакой, а поддержки, баланс команды был нарушен, и Кимимаро справился со всеми. Хотя смешно было бы думать, что он не справился бы и со мной. Даже Джуин, будто в насмешку, после своего ещё первого «Танца» убрал. И уложил нас всех обидно — для жизни не опасно, но до чёрных точек в глазах ощутимо и болезненно.       Я была почти уверена, что по моему лицу текут слёзы. Не от обиды — я не настолько обидчива, чтобы плакать, — и даже не от боли. Я была зла. Чертовски зла. Осколки флейты валялись на полу, — она разлетелась на небольшие кусочки, — и я в который раз задумалась бы, из чего она вообще сделана. Если бы не огромная злость на чёртового ублюдка, посмевшего сломать моё оружие. Вот не верилось мне, что он не разузнал, что оно фактически единственное в своём роде. Даже если не разузнал — плевать, потому что это так.       Я злилась так, как, наверное, не злилась никогда, и если бы Джуин была всё ещё активирована, а не сползлась в компактную татуировку от нехватки сил, я бы наверняка сейчас смогла бы победить его чисто на эмоциях. По крайней мере, я искренне верила в это, смотря на мальчишку злыми глазами. Кимимаро же смотрел как всегда, будто он — не он, а кусок льда какой-то; слишком без эмоций. Беловолосый кусок льда с тупыми красными клановыми татуировками. Да чтоб ему на месте провалиться.       Он вроде как мечтает стать телом Орочимару. Прямо-таки идея фикс. Всё готов сделать ради этого. Я шмыгнула носом, скривив губы. Я была почти уверена, что завтра от этой ненависти не останется и следа, только глухое разочарование — ну не умею я поддерживать накал отрицательных эмоций, — но сейчас мне хотелось его голыми руками придушить.       — Вы слабы, — протянул Кимимаро. Я сильнее сжала руку на ране. Не опасно, но больно — не встать, пока не подлечат.       Интересно, когда-нибудь я смогу сделать лечебную мелодию?       — Слышу от больного, с-с-сук... — с трудом проглотила окончание оскорбления я и поймала внимательный взгляд Орочимару. Скривила губы. Объясняться не хотелось. Мечтаешь стать сосудом? Орочимару не возьмёт бракованное. Ой, я ему жизнь спасаю? Мне всё равно. Вроде бы этому парню очень хочется стать сосудом. Перехочется. — А вы получше проверьте его, Орочимару-сама. Может, болезнь какую интересную найдёте.       Орочимару медленно кивнул, а Кимимаро передёрнул плечами. Теперь он смотрел уже не так. Как — я описать затруднялась, но он явно был недоволен. Я криво ему улыбнулась. Ну хоть в чём-то не ошиблась, ну хоть какой-то дискомфорт доставила. Можно праздновать. Сокомандники, за что я им была жутко благодарна, молчали.       На следующий день Кимимаро пришёл ко мне со злыми глазами и уколами от капельницы, закатил рукава одежды и вытащил длиннющую кость откуда-то из локтя. Движения были резкими, порывистыми — совсем не такие, как я видела раньше. Это заставляло меня мстительно сверкать глазами. Я даже не скрывалась, так что Кимимаро, конечно же, заметил. Криво усмехнулся. И поинтересовался, какой была моя флейта.