The Great Anderson

Подвижная мелодия органа заманила нас в комнату. И верно, вышеупомянутый Арти уже вовсю играл, словно всю жизнь провел за инструментом. Андерсон тут же увлек меня в активный танец, а я, без всякого сопротивления, поддался музыке и веселью. Я изо всех сил старался не замечать напряжения, которое заметно давило на Блейна. Я прекрасно осознавал, что вряд ли прямо сейчас от меня ждут каких-либо разговоров, так что просто позволял себе и Андерсону расслабиться. Когда музыка, доносившаяся из инструмента, сменилась на более медленную, Блейн протянул мне ладонь, освещая помещение своей знаменитой и беззаботной улыбкой, полной лучистого, искрящегося счастья. Я неловко подал ему свою руку, и он тут же прижал меня к себе, как тогда, на пристани. От вновь возникшего ощущения теплого и сильного тела Андерсона я блаженно закрыл глаза, чувствуя, как глубоко в душе вновь загоралось то приятное чувство, грозившееся взорваться сотнями фейерверков. Он поднял на меня глаза, смотря с такой непередаваемой нежностью, из-за которой воздух застрял в легких, не собираясь, казалось, их покидать. Андерсон, заметив мою реакцию, прислонился своим лбом к моему, опуская ресницы. - От тебя у меня перехватывает дыхание, - только и мог выдавить из себя я. - Чтобы не лишить тебя кислорода окончательно, предлагаю отойти друг на друга на безопасное расстояние и пойти искупаться, - сказал он, рассмеявшись и смотря мне прямо в глаза. И да, я поплавал тогда вместе с ним в заливе, даже опробовал его бассейн, мы поиграли в гольф, вновь летали на дельтаплане... Именно так я и провел все свое время до выходных, которое я без сомнения мог назвать лучшим в своей жизни даже сейчас, когда столько потерянных мгновений осталось позади. Но среди прочих вечеров я хотел бы выделить единственный, когда мы вновь оказались на пристани Андерсона ночью, любуясь звездами и уходящими вдаль парусниками. Взгляд Блейна был устремлен вдаль, в сторону противоположного берега, на котором неизменно горели огни поместья Карофски. Но теперь в этом взгляде не было того стремления к тому самому фонарику, не было неизменного желания оказаться ближе к нему. - Забавно, - вдруг сказал он, грустно усмехаясь. - Я так долго преследовал этот зелёный свет, чтобы оказаться ближе к ней... А он привел меня к тебе, - он взглянул на меня своими потрясающими глазами, полными невероятной нежности и искренности. - Ты... Любил ее? - едва вымолвил я, заранее зная ответ. - Да, старина. По крайней мере, тогда казалось, что да. - Что было в том письме? - вдруг спросил я. - Правда, - вздохнул Блейн, и мне оставалось только догадываться, в чем заключается эта правда, если он не расскажет сам. Мое сердце сжималось от того, как прямо на моих глазах Андерсон все еще прятался, не желая раскрывать своих тайн никому на свете. Я понимал его и не стал настаивать. Каждому меньше всего хочется смотреть в прошлое, когда едва решился оставить его позади. Стоило мне набрать в легкие воздуха, чтобы извиниться за подобный вопрос, как Блейн меня прервал. - Только не вздумай просить прощения, ладно? - сказал он, и я невольно улыбнулся, отводя взгляд. Даже если допустить тот факт, что я по-прежнему не до конца знал Андерсона, я был для него открытой книгой безо всяких тайн. - Ты не спросил ничего неподобающего. Я приблизился к нему, всё так же не отрывая взгляда от горизонта, и положил голову ему на плечо. Словно сквозь туман я ощутил, как его губы касаюсь моего лба, а пальцы убирают с лица прядку, выбившуюся из челки. - Она знает? Или, хотя бы, догадывается? - я спросил, надеясь, что Андерсон прекрасно поймет, что я имею ввиду. - Да. И она отнеслась к этому лучше, чем я ожидал. - Но так будет не со всеми... Общество этого не одобряет. - А мне не нужно одобрение общества, - Блейн внимательно посмотрел на меня. - И никогда не было нужно. Достаточно лишь твоего мнения. Я усмехнулся, закрывая глаза и чувствуя, как спокойствие течет в моих жилах и разливается теплом по всему телу, а сердце стучит в расслабленном, ленивом ритме вопреки тому, как бешено билось прежде, когда я оставался наедине с Андерсоном. Эти слова о моем одобрении и моих собственных мыслях, касающихся нас, прочно закрепились у меня в голове. И в самые темные времена, когда уныние поглощало меня, мысль о том, что мое мнение важно Блейну, становилась маленьким огоньком света в конце длинного темного тоннеля, напоминающим, что игра стоит свеч. - Я так люблю тебя, что сам не могу в это поверить, - прошептал я. - О, думаю, рядом со мной тебе придется поверить во многое, - усмехнулся он. - Я тоже люблю тебя. Эта сказочная идиллия, в которой кроме нас двоих и кучи слуг не было никого в этом огромном замке, и мы могли делать, что захотим, продолжалась до тех самых пор, когда на усадьбу Андерсона вновь не приехал народ со всего Нью-Йорка. И каково же было мое удивление, когда среди прочих гостей я заметил Куинн и Дейва, идущих к балкону, где прямо сейчас расположились я и Блейн, медленно потягивая шампанское из бокалов и наблюдая за всеобщим весельем. - Курт! - радостно воскликнул Дейв, насколько вообще модно было представить его радостным рядом с Андерсоном. - Рад тебя видеть. Казалось, что ты не любитель таких вечеринок. Но в тихом омуте черти водятся, а! - воскликнул он, расхохотавшись, находя свою приветственную речь забавной. Куинн молча опустилась рядом с ним, искоса поглядывая в сторону Блейна. Во мне проснулась ревность от подобного простого жеста, что, видимо, не укрылось от Андерсона и он незаметно сжал под столом мою руку. От этого короткого прикосновения во всем теле потеплело, а беспричинная злость отступила. Между Андерсоном и Дейвом завязалась короткая беседа, отрывки которой едва долетали до меня и Куинн, сидящих к самому краю балкона и наблюдавших за пьяной истерией внизу. В какой-то момент я почувствовал внимательный взгляд кузины и позволил себе взглянуть в ответ. Она едва кивнула и понимающе улыбнулась, наклоняясь ко мне, привлекая мое внимание. - Я никогда не видела тебя таким счастливым, - со стороны ее шепот едва ли можно было различить на фоне громкой музыки. Я лишь смущенно рассмеялся, пряча взгляд. Пока мы болтали с Куинн, обмениваясь друг с другом короткими фразами, и прыскали со смеху, как известные сплетницы, я мог слышать несколько слов, обороненных Дейвом в сторону Блейна. - Милое создание, не правда ли? - спросил он, и я мог поклясться, что он окинул меня и Куинн взглядом, задерживая взгляд на собственной жене, которая весь вечер от него держалась отстраненно. Я обернулся и встретился взглядом с Андерсоном. И, уже куда-то с пустоту, не обращая внимание на Карофски, он прошептал: - Истинное совершенство.