The Great Anderson

Наши встречи, проходившие неоднократно за закрытыми дверьми спальни Андерсона, никогда не были похожи одна на другую. Новый поцелуй, новый вздох, новая вспышка удовольствия, разделенная со своей любовью. Именно так я мог и могу назвать Блейна, не задумавшись ни на секунду о точном определении этого слова. Он был не только объектом, к которому я испытывал это сильнейшее чувство, он сам стал для меня этим чувством. И каждый раз во время моих визитов к нему, я убеждался в этом вновь и вновь. Однажды Блейн, уже будучи немного разгоряченным из-за алкоголя, которым Андерсон не преминул угостить и меня, отвел меня в комнату, которая, как я понял, представляла собой его кабинет. Само помещение уже, чем громадная спальня хозяина особняка, потолок чуть ниже, а стены увешаны фотографиями. Указав на одну из них, где был запечатлен немолодой мужчина с заметной щетиной, пальцем, он сказал: - Шелдон Бист. Великий человек. Он научил меня большинству из того, что я знаю. Я лишь кивнул, не совсем понимая, к чему конкретно ведет Андерсон. Но мне оставалось только покорно его слушать, совершенно не обращая внимания на то, что роль слушателя была мне неприятна. - Я ведь не был с Вами откровенен, старина. Совсем не был, - он опустил взгляд, немного потирая ладони. - Помнишь, Курт, я сказал тебе тогда, в машине, что расскажу тебе всю правду? - Как об этом забыть? - Так вот. Все это было ложью. И мне невероятно за это стыдно. Но в тот момент я был куда более недоволен своим происхождением, нежели враньем. Он подошел к ближайшей полке, на которой стоял еще ряд фотографий. Я отметил, что на одной из них был изображен сам Андерсон лет восемнадцати, совсем юный. - Меня зовут... ...Его звали Блейз Джонсон, по крайней мере, именно такое имя ему дали при рождении. Он сменил его в возрасте семнадцати лет, когда взошел на борт яхты Шелдона Бист, которую изначально спас от бури. Добрый капитан взял его с собой, и в тот самый момент новоиспеченный ученик стал Блейном Андерсоном. И было ясно, что подобное имя он выдумал вовсе не на ходу, а в те самые бессонные ночи, которые проводил в бедном фермерском доме своих родителей. Это имя олицетворяло его цель в жизни, которой он придерживался до самого конца. - Я считал себя сыном Божьим, старина. И когда миллионы мерцающих золотом звезд смотрели с небес на землю, я представлял, что это мой истинный Отец смотрит на меня своими ясными голубыми глазами в обрамлении позолоченной оправы. Вы знали, что Блейн на кельтском означает "желтый"? Я и есть то золото звезд, за которыми кроется глубина взора моего Отца. Я Андерсон, я - сын, глядящий на своего родителя отсюда, снизу, с Земли. Шелдон Бист обучил Блейна всему, что юному Андерсону было необходимо знать, находясь в культурном обществе. Основы этикета и манеры джентльмена открывали перед ним путь в светлое будущее. В то самое будущее, в котором Америку железными тисками сжимал сухой закон. Ту самую Америку, где Блейн, сразу после войны, познакомился с мистером Шустером, который собирался провернуть очередную аферу: он собирался открыть сеть аптек, чтобы продавать алкоголь из-под прилавка. Андерсон, мечтая о несметном богатстве, согласился. - Вот так и вышло, старина, что я собрал подобный капитал и позволяю себе подобную роскошь. В этот самый момент сотканные на разных вечеринках и самим Андерсоном слухи и легенды о происхождении Блейна превратились в ничтожную шелуху, тотчас слетевшую с истинной личины моего соседа. Я не мог поверить не в то, что подобный образ оказался насквозь фальшивым, а в то, что даже сам Андерсон не видел себя реального. Остался только я один во всем мире, который знал его по-настоящему, и этот факт не мог не погружать меня в бесконечные раздумья, обычно заканчивающиеся разочарованием и печалью. Блейн посадил меня к себе на колени, захватывая в блаженный поцелуй. Я не смог упустить возможности вновь насладиться этим чудесным чувством, но лишь на мгновение. Я отстранился, желая получить ответы на оставшиеся вопросы. - А Куинн? - А что Куинн? - в ответ спросил меня Андерсон. - Куинн Фабрей очаровала меня, заставляя забыть обо всех моих желаниях и мыслях касаемо сына Господнего, занимая их место. Она стала много значить для меня. И до сих пор значит. - Что ты имеешь ввиду? - холодно задал вопрос я, чувствуя, как в душе разгорается мерзкое чувство ревности. - Эй, Курт, - Блейн поправил прядь, выбившуюся из моей челки. - Я не люблю ее. Но она осталась мне дорога как память, как часть прошлого. И мне хочется обеспечить ей самое лучшее будущее, такое, какое я ей обещал. Пускай уже без меня. - И... - Я собираюсь сделать так, чтобы она рассталась с Дейвом и начала новую жизнь. Надо просто подтолкнуть ее к тому, чтобы она призналась, что не любила его. - А он не любил ее, - добавил я, вспоминая, очень не вовремя, о Себастиане. - Вот видишь. Надо просто помочь ей. Я позабочусь о ней какое-то время, а потом наши пути вновь разойдутся. Меня терзали сомнения. Стоило ли рушить брак моей кузины для того, чтобы она вновь почувствовала тот вкус жизни, что канул в лету еще тогда, в церкви, во время того, как Фабрей стала Карофски? - Ты думаешь, что нам стоит в это вмешаться, Блейн? - неуверенно спросил я. - Да, я уверен. Так будет лучше. Я не сказал больше ничего, мысленно давая себе понять, что спорить с Андерсоном бесполезно. Этот неугасаемый дар надежды, который не потухал даже в темные времена, мог создать огромные проблемы, которые предотвратить я был не в состоянии, за что я до сих пор себя не могу простить. А тогда я решил дать затее Блейна, которая казалась достаточно обоснованной, маленький шанс. Маленькая искорка, которая сожгла до тла все.