Ты во всем виноват.

[Небольшое вступление к главе. Глава вышла по-настоящему огромной. Наверное, самой большой за весь роман. (35 стр). Глава рожалась и правилась в муках в течение трех недель, летала от автора к бете и обратно добрых пять раз, дважды переписывалась, урезалась на целых 10 страниц и дописывалась, и вот, наконец, она предстает перед взором сурового читателя. Если в главе есть какие-либо недоработки, прошу отнестись к ним снисходительно. Огромное спасибо Фантазерке, если бы вы знали, какую работу она проделала со мной за это время, вы бы перестали меня уважать как автора. ) За сохранение образа Харуо надо жать ее золотую ручку, за сносную постельную сцену тоже, за вменяемого после всего этого автора - опять же ей. Дорогая М., я знаю тебя всего каких-то несколько недель, но уже готова признаться тебе в любви и выйти за тебя замуж (но в постели чур сверху я). Ваша Л.] Рейтинг главы – NC-17. На днях Харуо совершил непростительную стратегическую ошибку, последствия которой теперь медленно, но верно сводили его с ума. И ведь обнаженным он видел мелкого уже не в первый раз… но клинило его при этом конкретно, буквально мозги коротило, и, похоже, клинить не перестанет уже никогда. Или, по меньшей мере, не скоро. Чего стоила хотя бы та феерическая выходка в тот вечер, когда он, сам не замечая, что делает, наклонился и цапнул брата за мягкое место… слишком манящими были округлые половинки. По правде, он бы не отказался стиснуть свои зубы на упругой попке еще разок, и от осознания этого становилось еще больше не по себе. В народе это чувство зовется стыдом, но Аясава всю жизнь старательно делал вид, что такого слова вообще не знает. Харуо понимал, что если в ближайшем времени не трахнет мелкого как следует, то окончательно свихнется. Если раньше порывы дотронуться до мальчишки ему удавалось сдерживать весьма сносно, то после того, как у Харуо появился официальный повод трогать брата везде, смело и беспрепятственно ласкать руками его гибкое горячее тело, смотреть, сколько душа пожелает, облизывать взглядом и изучать каждый сантиметр его кожи и каждый плавный изгиб стройной фигуры… воображать себе что-нибудь за границами дозволенного, что он мог бы делать с этими ладошками, тонкими ключицами или розовенькими пятнышками сосков; после этого все мысли Харуо застряли в той комнате, на той постели, где на недолгие десять минут ему было дозволено смотреть и трогать. Теперь смотреть и трогать хотелось постоянно, тех десяти минут оказалось катастрофически недостаточно, после этого он все время искал худенькую фигурку брата взглядом; находив – сразу же отводил взгляд, а потом посматривал тайком, цепляясь жадными глазами то за стройные ножки, палочками торчащие из довольно широких домашних бридж, то за пухлые, красиво очерченные губки, когда Кано что-то увлеченно говорил и не смотрел в его сторону, то за край выреза на футболке, и скользили вверх, по изящному контуру тонкой шейки, мысленно целуя и засасывая маленькую аппетитную мочку ушка. Харуо понимал, что еще немного – и он начнет бросаться на все, что движется. Или заработает спермотоксикоз. Или, наконец-то, трахнет уже мелкого. Нормально, как следует вытрахает его, так, чтобы шлепали по упругой мальчишеской заднице яйца и по подбородку текла слюна. Третий вариант нравился ему больше всего. Необычайно грело душу то, что это тело, этот человечек, которого он так страстно желал, все еще был невинен: никто раньше не прикасался к нему так, как прикасался Харуо, никто не видел его таким смущенным, никто не слышал его нежного, сбивчивого дыхания и стонов, похожих на ласковое мяуканье котенка. Невинность и неопытность мальчика искушала Харуо, привыкшего к беспорядочным связям с легкодоступными порочными девушками. Иногда они сталкивались взглядами, но сразу отворачивались. Кано в ту же минуту покрывался смущенным румянцем. Он тоже смотрел, но это было скорее любопытство и желание удостовериться, что все в порядке, что после того укуса ему больше ничего не грозит, нежели, как в случае с Харуо, просто желание видеть и смотреть. «В следующий раз я тебе точно вставлю». Только одна эта фраза и заставляла его вздрагивать, когда мальчик ловил на себе странные темные взгляды, только она одна и держала его в страхе и напряжении и заставляла опасаться старшего брата. Если бы не она… то он, возможно, и не был бы так уж против. В конце концов, в тот раз никто не умер и никому не сделали больно, было даже приятно. Целых два раза. И Кано хотелось бы испытать это еще раз, эту странную сладкую дрожь всего тела, горячие судорожные волны удовольствия и затмевающую разум вспышку там, в твердой, ласкающей ладони Харуо… Но… «В следующий раз я тебе точно вставлю». Было то, от чего Кано бы не отказался, поборовшись с собственной совестью и здравым смыслом для начала и сдавшись физическому влечению под конец, и то, чего он делать категорически не желал. Принимать что-либо в себя – нет. Это слишком странно, это слишком непривычно, это грязно, в конце-то концов. Это никак, совершенно никак не ассоциировалось у мальчика с удовольствием. Оно ассоциировалось, как у всех нормальных людей – с фарфоровым другом. И такая ассоциация вообще убивала все желание что-либо делать. Прямо сразу, срубала под корень то легкое возбуждение, которое Кано испытывал, стоило вспомнить о горячих и ласковых руках старшего брата – другого, не того, который обижал, оскорблял и мог больно ткнуть, когда вздумается. Кано хотелось видеть того Харуо, который уверенно обнимал сзади, скользил по телу умелыми сильными руками и шептал на ухо какие-то то непристойные, то успокаивающие слова, а его дыхание щекотало и поднимало во всем теле жар… *** Застать Харуо дома в вечер пятницы можно было крайне редко, но сегодня определенно был особенный день. Харуо не только был дома, но и не насиловал игровую приставку в своей комнате, не мусолил уже изрядно помятые страницы порно-журнала, а сидел на кухне и под пристальным вниманием сердитой на безалаберного сына Юмико читал учебник по физике. Кано сначала удивлялся, плескал руками, ходил мимо кухни, никак не в силах налюбоваться на такое необыкновенное зрелище, как Харуо, делающий уроки, но потом от переизбытка эмоций и постоянных метаний по коридору он утомился и переместился на диван. Из кухни порой слышалась вялая перебранка матери с сыном, прямо перед глазами мелькали чересчур темные картинки какого-то старого фильма, телевизор что-то тихо бормотал сам себе под нос. Было уютно и лениво. Пока с кухни с дымящимся половником в руках не выглянула Юмико. - Кано? – ее взгляд скользнул по комнате, наткнулся на светловолосую макушку на подлокотнике дивана, и она позвала мальчика еще раз: - Кано. - Ммм? – сонно отозвался младшенький, не разлепляя глаз. - Милый, если хочешь поспать – иди в комнату, тут шумно. Мы с папой сейчас уходим и будем поздно. Ужин скоро будет готов, покушайте и уберите в холодильник. - Хорошо. – Невнятно бормочет в ответ Кано. - И охламона этого… - Юмико снова развернулась к кухне, где Харуо неубедительно делал вид, что увлеченно поглощает информацию из старого потрепанного учебника. Но из-под беспрерывно подрагивающей страницы то и дело слышалась легкая вибрация мобильника, что говорило о том, что все его внимание сосредоточено на наборе текста очередного сообщения, а отнюдь не на содержании чуть пожелтевших страниц. – Ты читаешь? - Я читаю! – чуть раздраженно, но тихо огрызнулся он. Кано плотоядно улыбнулся сквозь сон. - Дай сюда телефон. - Он мне не мешает. - Он тебе мешает. - Нет. - Харуо!!! Шлеп. Харуо шипит, Юмико ворчит, а Кано открывает глаза и хихикает – кажется, кто-то только что огрел кухонным полотенцем. - Ложитесь спать без нас! – доносится с кухни голос Юмико, звякает алюминиевая крышка и слышится аппетитное шипение на сковороде. Стоп. - А насколько поздно вы вернетесь? – встревожился мальчик, резко садясь на диване. В голове быстро прокрутился недавний диалог. Перспектива снова остаться наедине с сумасшедшим озабоченным братом его по-прежнему не воодушевляла. - К утру. – Доносится ответ под усердное шуршание вытяжки и звуки текущей воды. Стоп! - А куда вы идете? - У папиного друга День Рождения. Стоп-стоп-стоп! - У Ондо-сана? – вспоминает Кано старого знакомого отца, которого он сам видел несколько раз. - А почему так долго? – мальчик сполз с дивана и неуверенно заглянул на кухню. Юмико стояла к нему спиной, а Харуо, склонившийся над учебником, тут же поднял на него взгляд. Прическа у него была слегка помята – видимо, тем самым кухонным полотенцем, - но он сладко, почти приторно улыбнулся, в умилении прищурив глаза. «Готовься, мелкий!» - прочитал Кано по его губам, и у него тут же задрожали поджилки. Глаза размером с блюдца? Мертвенная бледность? Да запросто. Довольная лыба Харуо стала напоминать улыбку Чеширского кота. - А можно с вами? – торопливо спросил Кано. «Трус!» - одними губами шепчет Харуо. - Нет, это вечеринка для взрослых. – Категорично отзывается Юмико, и выключает плиту. «Что, погодите, не уходите, не так быстро…" – панически мечется в голове. - Я хочу к Сато-куну с ночевкой пойти… - спохватился Кано. Из дома надо было бежать любым способом, иначе… Кажется, приближается его персональный, особенный, тот самый Судный час. И азартный блеск глаз Харуо, и подозрительные движения его языка, ритмично натягивающего щеку изнутри, не оставляли надежд на то, что его: «в следующий раз я тебе точно вставлю», сегодня ночью удастся избежать. Так, не смотреть на него, не смотреть… - А вы разве договаривались? – с сомнением уточняет Юмико. - Нет, но… - пристальный взгляд Харуо нервировал. Он как паук, наблюдающий за своей жертвой, запутавшейся в липкой паутине. - Перестань, все будет в порядке, Харуо присмотрит за тобой. - Ага, присмотрю. – Душевно пообещал Харуо. «Да лучше бы я один остался!» - подумал мальчик, в отчаянии прикусывая язык, чтобы не сорваться и не ляпнуть лишнего. - Чего губы надул? – участливо поинтересовался Харуо. - Ничего. – Буркнул себе под нос Кано, по-прежнему избегая смотреть на него, развернулся на пятках и побежал наверх. «Что же это… уже поздно метаться? Родители уходят через полчаса, а я ничего не знал, я не успел ни с кем договориться… Как только они уйдут – я сбегу из дома! Лучше прошатаюсь на улице всю ночь, чем останусь наедине с этим озабоченным придурком…» Ага, зато теперь понятно, чего Харуо в последнее время такой спокойный. Он знал! Он просто ждал этого момента! И почему родители никогда не предупреждают его? Почему только Харуо в курсе всех этих походов? Кано оглушительно хлопнул дверью, бухнулся на кровать, но сразу же подскочил и запер дверь на замок. И с мыслями «хрен ему – а не мой зад…» придвинул ко входу тумбочку. Сидя на постели и нервно покусывая ногти, мальчик ждал, пока родители уйдут. Слушал шаги в коридоре, голоса отца и Юмико, шуршание пакетов и жужжание фена в ванной комнате… Он продумывал, как бы так незаметно ускользнуть из дома, чтобы его не заметили. Харуо не дурак, наверняка догадается, что младший захочет сбежать. Будет караулить. Или придет сюда сразу же, как только за родителями захлопнется дверь. Значит, бежать надо либо через окно… Кано подошел к письменному столу и выглянул на улицу: второй этаж, задняя сторона дома, клочок земли шириной в полметра, высокий деревянный забор. Особо не распрыгаешься. «Точно что-нибудь сломаю…» - расстроился он. А если привязать к батарее простыню? Прямо под его комнатой находится чулан, окон там нет, поэтому Харуо не сможет его увидеть. Кано чуть приоткрыл окно и выглянул наружу – внизу было черно, как в печке. Справа чиркнула зажигалка, мелькнул на несколько секунд огонек. Повеяло табачным дымом. - Я утром под твоим окном бутылку разбил, - непринужденно сообщает Харуо. Кано смерил его торчащую из соседнего окна физиономию презрительным взглядом и захлопнул створку. Вот ведь гад. Было отвратительное чувство, что угодил в его ловушку. Выход оставался только один – через дверь. По коридору как раз прошли родители. Кано схватил со стула свитер и торопливо натянул его. - Мы уходим! – крикнула снизу Юмико, тихо щелкнула закрывшаяся дверь. Если бежать – то прямо сейчас. Кано уже подошел к двери, прислушался… Было очень-очень тихо, и он никак не мог понять, где именно в доме находился Харуо… Вышел ли он из своей комнаты, или ушел уже вниз? Потом еле слышно скрипнула половица, и что-то глухо стукнуло в дверь. Кано испуганно вздрогнул и отпрянул от двери. - Сдавааайся, мееелкий… - потусторонним голосом провыл Харуо и заскреб по дереву ногтями, - Сдавааайся… уууу! - Да пошел ты! – в сердцах рявкнул Кано и уселся на тумбочку. Харуо, конечно, танк – но и тумбочка нехило весит. Ну что за непруха, день мрачный до необыкновенности, по телеку одна фигня, теперь еще это… Сдаваться Кано никак не хотел. Будет драться до последнего, брыкаться, дергать за волосы и пытаться выцарапать глаза, но не сдастся. Задницу надо было спасать. - Ладно… - уже нормальным голосом соглашается Харуо. – Даю тебе полчаса. И лучше бы ты за это время душ принял… - Да пошел ты… - сердито прошептал Кано. Поправил ворот свитера. Бежать, однозначно – бежать. Харуо спустился вниз по лестнице, включил телевизор. А Кано сидел на тумбочке, стучал по ящикам ногами и накручивал себя. Посматривал на часы. «Полчаса он мне дал, как же…» - возмущался он. Пять минут. Восемь. Десять. Он слез с тумбочки, снова приложился к двери. Харуо смотрел телевизор, смеялся над какой-то программой – караулил внизу. Куртка висит на крючке, схватить ее – секундное дело, а вот с обувью дела обстоят гораздо хуже. В феврале босиком особо не погуляешь, а времени завязывать шнурки у мальчика не было, поэтому он, порывшись в шкафу, достал пару новеньких, чуть великоватых меховых ботинок, покрепче затянул шнурки, сунул старую шапку в карман и стал потихоньку отодвигать тумбочку. Пол был деревянный, и двигать этот массивный предмет мебели удавалось почти без шума. Кано тихонечко повернул коротенький выступ замочка, надавил на ручку, выглянул в коридор – светло, пусто. Харуо хлюпает чем-то внизу, переключает каналы. Как-то он слишком расслаблен для того, кто собирается заняться насильственным сексом всего через пятнадцать минут. Мальчик осторожно ступил в коридор, прикрыл за собой дверь. Подошел к лестнице. Великоватые ботинки ступали на пол глухо, Харуо мог его услышать, но Кано, рискуя быть пойманным в любой момент, начал медленно спускаться по лестнице, опуская ногу только в безопасных местах – за полгода, проведенные в этом доме, он уже выучил, в каких местах какая ступенька поскрипывает. Шаг вниз. Шаг. Растопырить руки в разные стороны, сдержанно выдохнуть, балансируя на одной ноге, снова спускаться дальше, ровно на середине присесть, заглядывая в гостиную. Затылок Харуо виден над спинкой дивана, какое-то ток-шоу полностью завладело его вниманием. Кано, глубоко вздохнув, начинает в полусогнутом положении сползать с лестницы. Осталось всего две ступеньки... Всего две ступеньки! Когда нога уже почти касается вожделенного пола, как гром среди ясного неба из гостиной доносится голос Харуо. - И куда это ты собрался? – совершенно спокойно спрашивает он, даже не поворачиваясь. Кано замер. Секунда на размышления, короткий взгляд на затылок брата, пристальный на заветную дверь, способную даровать спасение, и мальчик срывается с места, подгоняемый ужасом подлетает к двери, хватает куртку и начинает дергать замки... Черт, черт, все заперто! Драгоценные секунды ускользают, на дверь медленно наползает тень, по размеру явно большая той, что отбрасывал Кано, и за спиной раздается довольный смешок Харуо. - Ну-ну, - зачем-то подбадривает он. Издевается. Кано рывком разворачивается к нему, стоящему в расслабленной позе, возвышающемуся над ним с небрежно скрещенными руками на груди, спиной вжимается в неподатливую дверь. Бросает цепкий взгляд брату за спину и тут же, стараясь не думать о том, что старший запросто сшибет его одной рукой, если сейчас вытянет ее прямо у него перед лицом, срывается обратно, проскальзывает мимо него, с удивлением отмечая, что Харуо даже не пытается ловить. Но вместо того, чтобы взлететь обратно по лестнице, он бросается в узкий коридорчик, ведущий мимо чулана под лестницей к кладовой, ко входу в подвал и... незаметной двери на задний двор. Когда Харуо, наконец, осознает свой просчет, он кидается вслед за мальчишкой и именно в тот момент, когда голые ступни лизнул ледяной сквозняк, а Кано рывком устремился в темноту ночи, он хватает брата за шкирку и со всей дури дергает назад – ткань куртки трещит, капюшон отрывается наполовину и разлетается во все стороны пух. Харуо одним звериным движением, словно хватая добычу, перехватывает Кано поперек груди и отволакивает его, задыхающегося от стальной хватки и ужаса, от выхода. Ноги в новых ботинках так и не успели коснуться земли за порогом. Свобода и спасение оставались там, в темноте. Когда его разворачивают лицом к кухне, давящая хватка чуть ослабевает и Кано, судорожно вобрав в сжавшуюся грудь воздух, заголосил: - Ааааа!!! – крик получается короткий, воздух быстро заканчивается и Кано начинает хватать его ртом, кашлять, и пытается снова кричать, ногтями впиваясь в мягкую, гладкую кожу рук, под которой скрывались тонкие, но каменные, натренированные мышцы брата. Прямо над ухом слышится ядовитое шипение Харуо, он встряхивает младшего в своих руках, пытаясь то ли отцепить его, то ли просто сбить с толку… а мелкий поджимает ноги, повисает на нем и дергается, то и дело под влиянием момента предпринимая тщетные попытки закричать - в надежде, что его услышат соседи и придут на подмогу, что хотя бы придут спросить, в чем же дело. Тогда Харуо перехватывает его одной рукой, через свитер больно сдавливая пальцами ребра, а другой затыкает ему рот и звук, и без того надрывный и жалкий, становится совсем приглушенным, бесполезным. Не церемонясь, Кано волокут вверх по лестнице, но он умудряется растопыривать в разные стороны ноги и упираться ими в стены и в ступеньки повыше… С тихим щелчком захлопывается услужливым сквозняком дверь. Его последняя возможность убежать из дома теперь была вне досягаемости. - Мммгггууууумммм!!! – вопит Кано сквозь ладонь, которую никак не удается отодрать от лица, и с силой сцепляет зубы на пальцах брата, тот отдергивает руку, но тут же снова затыкает ею рот. Чувство абсолютной беспомощности перед старшим братом уже не ново, но приятным оно от этого вовсе не становится: понимание, что Харуо намного сильнее, что любое сопротивление будет тут же с легкостью сломлено им, что в его сильных руках, как бы не брыкался и не вырывался, ты всего лишь марионетка, заставляло Кано где-то в глубине сердца смиряться и в отчаянии принимать происходящее, однако продолжал вопить и сопротивляться он по инерции, из принципа. Ступеньки под ногами кончились, его затащили в комнату и грубо швырнули на постель. Оглушительно громко хлопает дверь. - Аааааа!!! Уйди от меня, уйди от меня!!! – продолжал верещать на одной ноте мальчик, заливаясь слезами и забираясь на заправленную кровать с ногами, и отодвинулся в самый угол, прижимая колени к груди. Харуо раздраженно вздыхает, брезгливо разглядывая в полумраке комнаты покусанную руку. - Что ты орешь, идиотина... Кано снова вобрал ртом воздух и завопил с новой силой: - Аааааааа!!! Помогииитееее!!! - Ты больной что ли? – искренне поинтересовался Харуо, подступая к кровати. – Харе орать, я тебе еще ничего не сделал. - Но сделаешь!!! - С чего ты вообще взял? - Я тебе не верю!!! Я все знаю!!! Я знаю, что ты задумал!!! - Слышь, - Харуо резко дернулся вперед и отвесил мелкому хорошую затрещину, - хорош повышать на меня голос, мал еще, крысеныш, волосы на лобке еще не растут. Кано покорно заткнулся, волком глядя на брата из-под растрепанной челки. Он прижал ладошку к голове, потирая ушибленное место, и выступать пока больше не рисковал. В горле неприятно саднило после таких сольных концертов на всю округу. - Ты куда вообще на ночь глядя собрался? Подрабатываешь по ночам? «Не смешно, дебил ты доморощенный!» - хотелось ответить мальчику, но он не решался и пискнуть. Наброситься на него могли в любой момент, он зорко следил за каждым движением брата, готовясь в меру своих сил дать отпор обидчику. Жаль, весовая категория у них сильно разнится… но это не значит, что надо послушно раздеться и лечь. Харуо расслабленно положил руку на бедро, возвышаясь над кроватью, другой почесал нос. Чего он на таком релаксе – Кано совершенно не понимал, у него у самого сердце было готово выпрыгнуть из груди, а этот остолоп – ему хоть бы хны! Как будто каждый божий день заваливает мальчиков-подростков, нацелившись на их тощие задницы. - Что за паника вообще? – насмешливо прищурившись, продолжал свой допрос Харуо, включив взрослого. Ну а как его не включить, когда младшенький закатывает такие истерики? Когда перед тобой, забившись в угол кровати и натягивая на ноги в ботинках край одеяла, сидит взъерошенный воробушек и сверкает глазками, взглядом обещая при первой же возможности придушить. Кано же сидел, сотрясаемый нервной дрожью, и изо всех сил накручивал себя, убеждая, что перед ним враг. Ситуация была уже знакомой – даже комната и постель та же, и это только еще больше сбивало с толку. Как и то, что Кано прекрасно знал, что Харуо не собирается его бить, унижать и доводить до слез… просто ему не нравилось то, что Харуо собирался сделать, а чтобы сопротивляться Аясаве Харуо – Кано необходимо было его ненавидеть. Лучше бы он был вообще невменяемый, этот Харуо, лучше бы он был бешеный и злой, тогда было бы проще с ним драться, тогда бы ничего теплого не колыхалось в груди при мыслях о том, что то, что делает Харуо, иногда может быть приятно. Не разливалось бы по телу горячее молоко, когда Кано вспоминал прикосновения его рук к животу и груди, и ниже, там, где трогать было нельзя, и щекочущее горячее дыхание на шее, от которого ошалевшие мурашки бежали до самых пяток и заставляли мышцы судорожно подрагивать. Все это могло бы сейчас быть, только Харуо хотел большего, на что Кано был не согласен. И не согласился бы никогда. - Давай по-хорошему, а? – прозвучало совсем мирно. – Я не собираюсь на тебя сейчас набрасываться. Если у тебя от этого так крышу сносит – оно мне нахрен не надо... Придется тебя потом еще в психушку сдать, и всю жизнь нянчиться... «Ага, в тот раз ты тоже так говорил, говорил «давай поговорим, Кано, я ничего тебе не сделаю», а сам накинулся, стоило мне только чуть-чуть расслабиться... Нет уж, я тебе не верю, и не поверю никогда!» - Ты меня вообще слышишь? – как-то хмуро спросил Харуо. Голос был недовольный, чуть хрипловатый, обволакивающий своим мягким пленяющим бархатом. Кано понял, что уже проиграл ему, и проиграл давно, когда позволил в первый раз поцеловать себя, а потом прикасаться к себе, а потом… ласкать свое тело. Они уже зашли слишком далеко, он уже знал, что это приятно. И Харуо знал, что ему приятно. И Кано знал, как непривычно комфортно, когда Харуо резко становится мирным: тогда вся его грубая, необузданная, пугающая сила вдруг превращалась в страстные, умелые, жадные ласки, сломляющие сопротивление едва ли не лучше демонстрации физического превосходства. Он уже узнал другого Харуо, и его он был бы не прочь увидеть снова, и был бы не прочь снова оказаться уютно прижатым к теплой, твердой, надежной груди… Губы почему-то не двигались, горло не слушалось. Тело словно парализовало: и от страха, и от растерянности, от смятения – от этой детской борьбы желания и неуверенности, боязни сделать что-то недозволенное и быть наказанным потом. Но Кано был уверен: как только брат сделает хоть одно резкое движение, направленное к нему – в ход пойдет все: зубы, ногти, локти, пятки, оглушающие визги… - Хватит уже молчать. Кано еле заметно вздрогнул, отвлеченный от размышлений бархатным мягким звуком его голоса, и отвел от темных глаз Харуо взгляд. Только что он не меньше минуты просто пялился на него, как кролик на удава, и сам этого не замечал. Он коротко вздохнул, набираясь смелости. Все, что Кано мог для себя сделать – это попытаться пойти на компромисс. И надеяться, что этот шаг навстречу будет оценен братом. - Харуо, – неуверенно позвал он, сомневаясь в собственных силах. – Харуо, ты обещал… - Что? – тут же отозвался Аясава, обрадовавшись, что младший наконец-то заговорил. - Харуо, ты сказал, что не будешь ничего делать, пока я не привыкну. – Слабеньким голосочком заблеял Кано из своего угла. Харуо только усмехнулся – эвон как его слова переиначили! - Я сказал, что дам тебе время привыкнуть… - Так вот, я еще не привык. – Честно заверили Харуо. Он только устало вздохнул и потер лоб ладонью. - Ты точно смерти моей хочешь, да?.. – устало пробормотал старший себе под нос. Кано, почувствовав, что его настроение изменилось, продолжил его убеждать: - Давай не будем, а? - А давай без давай? – грубовато ответил парень. - Но я не хочу. Давай не будем, Харуо? Зачем делать то, что мне не нравится? - Ты даже не пробовал еще, откуда тебе знать – нравится или не нравится? - Но я пока не хочу этого узнавать. Мне еще рано. Меня это пугает… - Его это пугает! Рано ему еще! – вдруг раздраженно заговорил Харуо, - Значит, пипиську тискать ты уже не маленький, а дать другому получить удовольствие – это уже другая опера, так что ли, да? «А чего я вообще должен доставлять тебе удовольствие?» - чуть не спросил было Кано, но вовремя захлопнул рот. Провоцировать взрывного Аясаву не стоило. - Но… - Но-но-но! Что ты заладил-то?! Взрослым людям хочется трахаться, понимаешь? Письку тискать – это только для таких малолеток, как ты! - Ты сам всего на два года меня старше! – парировал Кано, тут же вжимая голову в плечи, но Харуо не бросился на него с кулаками и вообще не двинулся с места, продолжая выступать. Кажется, ему тоже просто надо было проораться. - Не сравнивай! В свои четырнадцать я уже давно не был девственником! - Нашел, чем хвастаться! Ранние сексуальные связи в будущем приводят к неспособности установить эмоциональную… Ты так никогда и не научишься любить, мне тебя жалко. Так и будешь со всякими девицами кувыркаться… И никто не будет тебя любить. Даже Юмико когда-нибудь состарится и умрет… и ты будешь один. - Так, - сказал, словно плюнул Харуо, - ты где этого дерьма наглотался? Книжку по сексуальному этикету для пуритан на днях прочитал? «Нет сексу до свадьбы», «рукоблудство – грех», «платоническая любовь – вот суть истинных взаимоотношений с партнером»? И где эта макулатура, я тебе сейчас томик потолковее дам – «Камасутра» называется, «искусство любить». Заметь – не порно, чтобы ты свои непорочные трусяшки с покемонами не осквернил самопроизвольным извержением своего миниатюрного вулкана греховной любви. Харуо демонстративно, скорее, чтобы пугнуть, шагнул вперед, и Кано снова дернулся, вжимаясь в угол, и заверещал, размахивая руками: - Ай! Уйди-уйди-уйди! - А это чего еще за магические пассы? Отворот или проклятье накладываешь? В таком случае ты что-то не так делаешь, потому что у меня от этого только встает. – Харуо поймал младшего за запястье и потянул вверх, вынуждая привстать на корточках. Кано зажмурился и сжал руки в кулачки. Маленький и щуплый, всегда мало ест и всегда по-детски наивен, даже когда пытается злиться или врать, он боязливо поглядывал на старшего снизу вверх, большими честными глазами на красивом кукольном лице, на своей кажущейся чуть великоватой для такого хрупкого тела голове, которая как-то держалась на его тоненькой шейке. Он еще никогда не любил – но у него впереди была целая жизнь, а с такой внешностью недостатка женского внимания (да и мужского, чего Харуо признавать категорически не хотелось), у него не будет. Вся эта белиберда с «невинностью» уже давно нашла в груди старшего отзыв, прикоснуться к этому чистому телу, лишить его девственности, быть у него первым… это заводило. Это стимулировало и подгоняло, это возбуждало, заставляло грудную клетку тяжело вздыматься и пах наливаться жидким свинцом. Кано видел, как выражение лица Харуо чуть заметно, уже знакомо меняется. Кано уже знал, что это за блеск и жадность в глазах, и почему губы старшего вдруг так резко покраснели. Теперь младший находился в серьезной опасности и чувствовал, как отчаяние подбирается и хватает его за сердце: он не знал, что еще сказать или сделать, чтобы Харуо, наконец, отстал и убрался. Но Харуо вдруг сам отпустил его руку и примирительно отступил на шаг. - Ладно. – Сказал он с некоторым напряжением, словно после долгих тяжелых раздумий принял, наконец, важное решение. - Отлично. Твоя взяла. Если ты такой псих... Не буду я ничего тебе делать, можешь расслабиться. И дверь запереть. Все, что угодно можешь делать, только оставайся в своей комнате и не делай глупостей, не пугай родителей - они этого не заслужили. Понял? Кано еле заметно кивнул, не веря своим ушам. Его наконец-то оставят в покое? Этой тупой пугающей игре в кои-то веки пришел конец? Каким образом сумбурная беседа, накалявшая его нервы до предела, пришла к такому завершению? Он пытался тщетно понять, чувствуя себя дурачком. - А это… - Харуо резко наклоняется вперед – Кано, задумавшийся и отвлекшийся от действительности, в панике шарахается назад, звучно прикладываясь к стене затылком, - цепляет младшего за лодыжки, ловко сдергивает ботинки, потом хватает за шкирку и, игнорируя протестующие вопли и хаотичные взмахи руками, рывком стаскивает с Кано куртку и свитер. – Это я заберу с собой. Во избежание дальнейших глупостей. Все. Спокойной ночи, барышня. - Ты уходишь?.. – слабо, удивленно спросил Кано в спину брату, пока тот отодвигал тумбочку подальше, освобождая проход. Что это вообще было? Что только что произошло? Почему он уходит?.. И почему ведет себя так, будто ничего не было, и он и не собирался ничего делать? - Ухожу. – Спокойно подтвердил Харуо. - Совсем? - В свою комнату. - И ты больше не придешь? - Тебе что, соску что ли дать? Может, еще спеть колыбельную? У меня тут есть одна, ты хоть обсосись. – Харуо деловито похлопал себя между ног, намекая на расположение «соски». – Хочешь? - Нет. – Совершенно чистый, красивый звучный голос. И Кано тут же закашлялся. - Ты точно больной на голову, смотри – всю глотку разодрал своими кошачьими воплями. Вот честное слово, ну не дурак? – Харуо вышел из комнаты, не потрудившись закрыть за собой дверь, и Кано еще несколько секунд слышал его недовольное ворчание: - И откуда такие недоразвитые берутся? Напридумывает себе черти чего и давай всех вокруг с ума сводить... А я за ним бегай, за психом этим неуравновешенным, сопли ему подтирай... Ворчание стихло, соседняя дверь тихо хлопнула. Кано как-то обреченно выдохнул. Или облегченно? Он сам не понял. И что, его вот так просто отпустят? Все так легко закончилось? Нет, что-то здесь не так. Но Харуо ушел, и даже разрешил дверь запереть и делать что вздумается, лишь бы родителей не пугать. Опять о своей шкуре печется, трус озабоченный. Стоит припереть его к стенке – сразу поджимает хвост! Кано неловко поднялся с постели и на негнущихся ногах подошел к двери, торопливо запер ее. Придвинул обратно тумбочку. Выключил свет и сел обратно на кровать. Он, конечно, не совсем идиот, чтобы ему верить, но Харуо ведь ушел... Значит, на этом все должно было кончиться. Но облегчения Кано почему-то не чувствовал. Он прожил с Харуо уже больше полугода и знал его достаточно хорошо, чтобы не верить сходу всему, что видит или слышит от старшего брата. Спать он не ложился принципиально, сидел в своем углу, угрюмо пялясь на запертую дверь, и ждал, что в любую минуту замок повернется, ручка опустится, и в комнату опять заползет этот гомо-Казанова, искуситель и похититель драгоценной его невинности. Но в доме было так тихо, что спустя полчаса упорной борьбы с естественной потребностью организма в отдыхе, начал клевать носом и заваливаться на бок. А выждать надо было хотя бы час… Правда, заснуть Кано так и не дали. Сквозь тревожный полусон он услышал какие-то странные посторонние звуки и вскинул голову, часто моргая и прислушиваясь. Было тихо… потом шебуршание снова повторилось, но Кано никак не мог определить, откуда оно исходит. Он подумал, что это, скорее всего, из коридора: Харуо пытается пробраться к нему, когда он, якобы, спит… поэтому когда тихий хруст раздался снова, он вздрогнул всем телом. Звук раздавался не из-за двери, а за окном. И хрустело это стекло от разбитой Харуо бутылки. Кто-то бродил по заднему двору. Сначала сердце Кано ушло в пятки. Потом он подумал, что это сам Харуо – нарочно бродит там и пугает его… Но это было не похоже на Харуо, он не стал бы такого делать, не поперся бы он среди ночи на улицу, в мороз, чтобы попугать младшего брата, который, вроде как, уже давно спит… он же все время из себя мнит что-то сверхъестественное. Или пошел бы?.. Кано неуверенно приподнялся, присел на корточки, придвинулся к письменному столу и облокотился на него руками, но приблизиться к слегка запотевшему темному стеклу не решался. Как будто тут, на втором этаже, тот, кто копошился внизу, мог его увидеть или, чего доброго, напасть. Как будто выглянув, он мог встретиться с чьим-то лицом или взглядом. Он простоял так, на дрожащих руках, не меньше минуты, прежде чем все же осмелился выглянуть в окно. На улице было темно, фонаря на заднем дворе не было, и мальчик никак не мог ничего разглядеть. Его тяжелое дыхание оставляло на холодном стекле белые, почти сразу исчезающие круги, и он отпрянул, испугавшись, что тот, кто был снаружи, мог это заметить. «Включить свет?» - встревожено подумал он. «Пусть знают, что в доме кто-то есть, что мы не спим…» Нет. А если они уже забрались в дом? Вдруг они сделают с ним что-то плохое?! Взгляд различил еле уловимое движение внизу. Кано присмотрелся, и с ужасом отметил две, определенно две темные фигуры, стоящие на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы их различить… Шуршание и хруст послышались снова, и в этот раз к ним добавились приглушенные голоса. Сердце Кано во второй раз ухнуло вниз. Один стоял как раз напротив задней двери, а второй двинулся к нему… Кано отпрянул от окна, мягко спрыгнул с кровати и задергался на одном месте, быстро-быстро перебирая ногами и прижав ладони ко рту, но не смея издавать ни звука. Бессильные слезы паники наворачивались на глаза, горло сдавило – какие-то чужие люди, какие-то воры прямо сейчас пытались забраться в его дом! А они одни, совсем одни, родителей не было! Надо было срочно звонить в полицию! Но… Кано нервно заплясал на месте, осматриваясь, и только потом вспомнил, что мобильный телефон был в куртке, а куртку вместе со свитером забрал с собой Харуо… Домашний телефон был только внизу, а спускаться на первый этаж Кано не стал бы даже под страхом смерти. Но и оставаться тут одному и ничего не делать… он же от страха просто свихнется! Почему-то очень не вовремя захотелось в туалет. Тогда он подбежал к двери, тихо отодвинул тумбочку и припал к щелке, прислушиваясь. Медлить больше было нельзя, в дом могли ворваться в любую минуту, а попасться на глаза опасным домушникам мальчик хотел меньше всего – его могли и убить с испугу, чтобы не оставлять свидетелей. Он осторожно приоткрыл дверь, выглянул в темный коридор и, напряженным до предела слухом не поймав ни единого звука во всем доме, вывалился из комнаты, рывком кинулся к двери Харуо, ввалился, неимоверным усилием заставив себя закрыть за собой дверь тихо, а не шарахнуть ею со всего размаху… короткими шажками подбежал к кровати брата и, поджав ноги, запрыгнул на кровать к самой стенке. Харуо, приподнявший голову с подушки еще когда спина младшего маячила у двери, успел только убрать из-под острых коленок ноги и цокнуть раздраженно языком. «Дежа вю!» - с усмешкой подумал он. - Ты без мамкиной сиськи не можешь заснуть?– язвительно спросил Харуо, пока Кано выдергивал из-под него одеяло и забирался своими холодными ступнями внутрь теплого уютного кокона. Мелкого трясло. – Что опять-то? Кошмары снятся? Я тебе не нянька… - Харуо сдернул с младшего одеяло и сел, намереваясь вышвырнуть наглеца вон из комнаты. – Пиздуй отсюда по-хорошему! Слышишь? Нефиг тут шлангом прикидываться! - Харуо!!! – отчаянно позвал мальчик, натягивая отобранное одеяло обратно на себя, - там кто-то есть!!! - Где?.. Да блять, отдай ты одеяло! – старший вскочил с кровати, со всей дури дернув на себя свою любимую спальную принадлежность. – Ты совсем, что ли, оборзел? То орешь как резаный, то сам ко мне в кровать лезешь! - Там кто-то есть! – повторил Кано уже приглушенно, садясь на кровати и прижимая руки к груди. - Где? Подкроватный монстр трогает тебя за задницу, когда ты спишь? Ну так я его прекрасно понимаю… - Внизу кто-то есть, Харуо! Ты не понимаешь! – почти захныкал младший, нетерпеливо подпрыгивая на матрасе. - Кто тебе там опять привиделся, тираннозавр? - Нет, там внизу под окнами кто-то ходит! Говорю же! - Кто там ходить может в час ночи, недоразвитый ты мой? Тебе привиделось. – Как старый дед забурчал Харуо. – Будь другом, съебись с моей кровати… - Но… - Ты что, мать твою, издеваешься? Ты на часы вообще смотрел, мне на тренировку вставать в семь утра! - Нет, Харуо, там кто-то есть, я видел! – продолжал вполголоса истерично настаивать младший. – Я видел! Их двое, я смотрел в окно! Они хотят пробраться в дом, это домушники! - С чего ты взял?.. Нет там никого! Я бы услышал. - Но я видел, Харуо! – почти закричал Кано, вскакивая на ноги на кровати, и тут же опускаясь обратно, словно его худенькую фигурку в белой майке и трусах могли увидеть из окна. – Они копошились у задней двери!.. - Какого… черт, ты ебанутый напрочь, слышишь? - Сам посмотри, если не веришь! – скомандовал младший, нервно трясясь и заламывая руки. - Хорош мандражировать… - злобно гаркнул Харуо, сдергивая мелкого за шкирку, но этот шкет уперся всеми конечностями, подвывая, как раненый зверь, стягивая за собой постельное белье, и едва его нога коснулась пола, он с силой оттолкнулся, и всем весом дернулся обратно на кровать. Но и Харуо был не дохляк: перехватил младшего за предплечья, и Кано буквально повис в его руках, устремляясь обратно на кровать, натягивая тощими лапками простынь и перебирая по полу ногами. Харуо понял, что лучше отпустить и сделать то, что его просят. Мелкий снова запихался к стенке, завернувшись в подобранное с пола одеяло, и дикими глазами смотрел то на брата, то на окно. Харуо сердито сплюнул и направился к столу, пообещав себе, что однажды точно прибьет это раздражающее недоразумение. Он выглянул в окно, и внизу в самом деле увидел две темные фигуры. Самому себе улыбнулся, рука потянулась к выключателю настольной лампы… - Только свет… - пискнул с койки Кано, и, увидев руку старшего, тянущуюся к кнопочке светильника, воскликнул, напрочь позабыв о конспирации: - Не включай!!! Щелк. Комната озарилась мягким светом настольной лампы. Кано глазами, полными нескрываемого ужаса, глядел на брата, ожидая, что вот-вот случится что-то ужасное. Харуо же, встретив этот взгляд, только ухмыльнулся и повернулся обратно к окну: двое внизу подняли головы, и, увидев его темный силуэт, поспешили скрыться за углом дома. - Нет там никого. – Соизволил проинформировать Харуо. – Ушли они. - Они ушли?.. – не веря своим ушам, переспросил мальчик. - А ты чего, расстроился? – поинтересовался Харуо сочувственно, - Мне их обратно позвать, пусть составят тебе на ночь компанию? - Нет, не надо… Харуо, они точно ушли? – со слезами в голосе проныли с постели. - Точно, точно. Ну что, все? Теперь давай-ка в темпе вальса - освободи помещение. - Нет! – тут же воскликнул Кано. – А вдруг они в доме?! - Они ушли, я же видел… - А вдруг их было больше?! А вдруг их трое?! И третий уже вошел?! А что, если он сейчас по дому ходит?! Харуо, а если он прямо за дверью стоит! Он же убьет нас, он нас убьет!!! – красивое испуганное личико Кано искривилось, пухлые губы растянулись, а по щекам потекли неконтролируемые слезы. - Ну а ревешь-то ты чего? Не надо мне тут постель мочить, в свою сопли пускай. На эти простыни, мелкий, женщины плачут от счастья… - и, видя, что слезливый поток останавливаться не собирается, добавил чуть мягче. - Нюня, сказал же – ушли они! - А откуда ты знааешь?.. А вдруг они таам… - мелкий дрожащей рукой указывает на дверь. - Ну, хочешь – схожу проверю. – Харуо, недолго думая, развернулся и направился к двери. - Неет! – тут же завопил младшенький, подрываясь на постели. – Харуо, не ходи! Харуо! Надо позвонить в полицию! - Незачем туда звонить, они все равно уже убежали. - Но это опасно, Харуо, не ходи! - Мелкий, прекрати уже истерику! – приказал Харуо, берясь за ручку двери. Кано подпрыгнул на кровати, схватил с пола теннисную ракетку в чехле и замахнулся ею, готовый ударить, если в комнату вдруг ворвется неведомый враг. Харуо, глядя на него, всеми силами старался не смеяться. Ручка медленно опустилась, дверь приоткрылась, Харуо выглянул в темный коридор. - Жди здесь, - бросил он младшему и выскользнул в темноту дома. Кано нервно икнул. Со страха даже слезы остановились. Голая спина Харуо исчезла, и комната погрузилась в тишину. Кано икнул снова, а потом еще раз, и прижал ракетку брата к груди, неотрывно глядя на дверь. Хоть один посторонний звук, хоть одно подозрительное движение – и он бросится звонить в полицию. Харуо сильный, конечно, но он тоже подросток, против взрослых опытных домушников ему не устоять… Время текло медленно, маленькое сердечко Кано успевало стучать дважды в каждую длинную секунду, а старшего брата все не было и не было. Кано справедливо решил, что на то, чтобы осмотреть весь дом, ему потребуется время… С другой стороны, если на Харуо нападут и он позовет на помощь, то отсюда, из спальни на втором этаже, он может его голоса просто не услышать. Помедлив с минуту и прислушиваясь к тишине, Кано тихо слез с кровати и, по-прежнему сжимая в руках теннисную ракетку, на трясущихся ногах медленно приблизился к выходу и встал за дверью. Теперь, если кто-то заглянет в комнату, он среагирует первым и ударит проклятого вора по голове, а потом заорет в голос, и кто-нибудь из соседей обязательно вызовет полицию, и они быстро приедут, и… Его трясло, но Кано старался дышать незаметно. Харуо все не было, и его охватило волнение и страх за старшего брата: что, если ему уже дали по голове и он лежит там внизу, истекая кровью, пока страшные безжалостные дядьки выносят технику из гостиной и кухни, и выгребают из ящиков все самое ценное… Кано медленно опустился на корточки, затем встал на колени и, замирая от ужаса, выглянул в коридор. Там было темно и ничего не было видно, даже самой лестницы. - Харуо… - шепотом жалобно позвал мальчик, отчаянно вглядываясь в темноту дома. Если домушники были одеты в черное, их Кано не заметил бы, даже если бы один из них стоял сейчас у противоположной стены. - Харуо… - плача, позвал он брата. Харуо не отзывался. Мальчик отодвинулся от щели, присел на корточки и снова спрятался за дверью, тихонько всхлипывая. Как бы он ни ненавидел придурка Харуо, смерти он ему не желал и Харуо ему было жалко. Харуо этого никак не заслуживал! Харуо надо было спасать. Мысли о мобильном телефоне и полиции напрочь вылетели из перепуганной головы мальчика, Кано поднялся на ноги, тяжело дыша, перехватил поудобнее ракетку и включил свет. Несколько медленных вдохов-выдохов, и он распахивает дверь и встает на пороге, готовый бесчинствовать и проявлять нечеловеческую жестокость к врагу на благо спасения Старшего Брата. Однако боевого запала надолго не хватило, уже через полминуты подросток снова сжался и пополз по стеночке коридора, выставив вперед свое смертоносное орудие справедливости и дикими глазами всматриваясь поочередно в каждый темный угол. Казалось, что стоит ему отвернуться хоть на секунду – и из тени выпрыгнет грабитель и стукнет его по голове. Мальчик постепенно приближался к лестнице; свет, падающий в коридор из комнаты, туда не доставал и внизу была кромешная тьма. Кано не рискнул показываться тем, кто мог быть внизу, во всей красе, и прижавшись к стене у лестницы, снова опустился на колени и одним глазком глянул вниз. Там ничего не было. Ни звуков, ни движений – просто черная пустота, не поддающаяся невооруженному человеческому глазу. Тишина и неопределенность давили, страх изматывал, и на глаза мальчика снова начали наворачиваться слезы. Он просидел так несколько минут, всем сердцем желая увидеть фигуру брата или услышать его голос, успокаивающий, убеждающий, что все хорошо… Но ничего не происходило, как будто во всем огромном темном доме он был один. Все, что Кано мог, это просто звать его. - Харуо… - послышалось жалобное и унеслось вниз, растворяясь в мягкой, обволакивающей тьме. – Харуо!.. Но Харуо не отозвался. Горло окончательно сдавило так, что Кано при всем желании не произнес бы ни звука, и он опустил голову, стоя на коленях, уткнулся мокрым ртом в руки, лежащие на краю ступенек, и, время от времени судорожно всхлипывая, продолжал вглядываться вниз. Харуо не было. Не было, не было, не было… Воспаленное воображение рисовало страшные картины распростертого на полу холодного тела в пижамных штанах, мертвенно бледное лицо, широко распахнутые, не моргающие глаза и тонкая дорожка крови, стекающая из безвольно приоткрытого рта. А люди в тяжелых черных сапогах ходили рядом, безразлично задевая тело, черноволосая голова моталась, глаза продолжали смотреть перед собой без выражения… На худые острые плечи легли чьи-то пальцы, и над самым ухом громовым раскатом, с рыком прозвучало: - Бу!!! Кано показалось, что он умер в этот момент. Сердце ёкнуло и на какие-то доли секунды, показавшиеся вечностью, отказалось биться, все внутренности сжались, будто кто-то водил по кишкам ледяной кочергой, натягивая и накручивая… Дыхание сперло, перед глазами стало совсем темно. Сначала, повинуясь рефлексам и инстинкту самосохранения, он лягнул нападающего пяткой, услышав полное неожиданности «ухх», двинул куда-то, не глядя, локтем – прямо над ухом раздалось «ауч!», рванулся вперед, готовый со всеми вытекающими последствиями скатиться вниз по лестнице, и только тогда заорал, как резанный, срываясь на визг: - ААаааАааа!!! Скатиться вниз по лестнице не дали, кто-то схватил мальчика за ворот майки, горячие сильные пальцы вцепились в плечо, утягивая назад. К заду прижались бедрами, а спину накрыла тяжелая горячая грудь – Кано оказался в ловушке, в клетке крепких рук, сдавливающих тоненькие выступающие ребра. «Это конец» - подумал он, ожидая обжигающе холодное лезвие ножа в своих почках в следующую секунду… Но вместо этого шею обожгло горячим дыханием, и послышался мягкий голос. - Тише, да тише ты! – торопливо бормотали на ухо, скручивая рвущегося прочь подростка. – Успокойся, это я! - Аааааа!!! – еще раз слезливо заорал Кано, не слушая и тщетно пытаясь выбраться из захвата. Его встряхнули. - Да успокойся же ты, это я! Харуо! – рявкнул голос, прижимая крепче к груди и стискивая тонкие запястья мальчика. Только тогда Кано начал осознавать, чей это голос, и чей это запах – еле уловимый, дорогого парфюма, и чьи это сильные обнаженные руки… они его, это все его, Харуо. Это Харуо обнимал его. От сердца резко отлегло, да так, что Кано показалось, что он его, свое сердце, выронил – так сильно потянуло и заныло в груди. Слезы падали на деревянное покрытие пола, горло сдавило. Они так и барахтались на полу в коридоре, царапая коленки и локти – один подвывал и бессильно плакал, другой тяжело дышал и удерживал первого, изредка пытаясь успокоить его словами. Через минуту способность говорить более менее членораздельно вернулась к Кано, и он дернулся из рук старшего, заехал ему с размаху в челюсть. - Скотина!!! Я ненавижу тебя! – закричал мальчик. – Ты придурок, я ненавижу тебя, ненавижу, убирайся!!! - Да тише ты!.. – разозлился Харуо, когда когтистая лапка мелькнула в опасной близости от его глаз. – Я просто пошутил! - Ты дебил и шутки у тебя тупые! Сволочь! - Че ты разорался-то?.. – ворчал Харуо, снова ловя тонкие запястья и прижимая ноги брата своими, чтобы не брыкался. Кано оказался распластанным под старшим без единой возможности ударить, выместить страх и злость, и ему оставалось только ругаться и кричать, бестолково дергая руками. - Ненавижу! Так не шутят! Ты дебил, Харуо! - Ну ладно тебе, ну подшутил… Напугался, да? – с надеждой спросил Харуо. - Я чуть не умер, ты, кретин! У меня чуть сердце не остановилось!.. А вдруг у меня сердечный приступ случился бы?.. Так не шутят, ты понимаешь, так человека можно убить! - Ну, прям таки и убить.. – примирительно пробормотал старший, чуть отпуская руки брата. – Ну, переборщил чуток… Каюсь. - Да пошел ты со своим раскаянием… - заплакал вдруг Кано, тихонько всхлипывая и закрывая лицо ладошками. – Ты такой гад, я тебя ненавижу… - Со словами-то поосторожнее, я, конечно, все понимаю – но и в лоб зазвездить могу. – Пригрозил Харуо. Потом протянул руку и погладил мелкого по волосам. Мелкий был милый, мелкий был до того трогательный сейчас, что хотелось его тискать в руках, как котенка или плюшевую игрушку. Мальчик весь дрожал, и Харуо наклонился, обнял его одной рукой за талию, другой покровительственно поддержал тонкую шейку сзади и губами прижался к горячему влажному виску. - Ну ладно, не реви. Все хорошо же. - Я тебя ненавижу… - проскрипел мальчик из его объятий. - Да я понял уже… Потом Кано сам отнял от лица руки и обвил ими шею брата, ногтями впиваясь в сильные широкие плечи. Только тогда Харуо понял, до какой степени напугал младшего, если его так колотит, и он сам обниматься полез. Цель была достигнута, но было как-то гаденько на душе. Харуо поспешил поскорее это неприятное чувство загладить. - Страшно? – еще раз зачем-то уточнил он. Кано только всхлипнул, посильнее сжимая его руками. – Ага, вижу, чуть в штаны не наложил… Но это ничего, хорошо, что это я был. Давай, успокаивайся и спать топай. Тихие всхлипывания тут же притихли, мальчик замер на несколько секунд, обрабатывая информацию, Харуо ждал. - Нет… - почти вопрошающе сказал Кано. И уже тверже повторил: - Нет. - Чего нет? – с готовностью переспросил Харуо. - Я не буду один спать… - Чего это? - Мне страшно. – Выдохнул мальчик. – Ты дурак, что ли? Как я буду после такого один спать?! - Оставишь свет включенным… Ничем не могу помочь. – Равнодушно констатировал старший. Отцепил от себя лапки мелкого и поспешно поднялся с пола. Кано тут же подскочил вслед за ним и схватил за руку: - Нет! Я с тобой спать пойду! Я не останусь там один! - Ты соображаешь, что говоришь? Со мной спать будешь? - Да! – не чувствуя в этих словах ничего противоестественного, продолжал настаивать Кано. - В одной кровати? - Да! - Ты совсем головой ебнулся? – Харуо грубо стряхнул с себя руки мелкого и отступил на шаг назад – Кано тут же подался вперед, будто испугался, что старший убежит от него и запрется в своей комнате. – С чего это я должен тебя в свою постель пускать? - Но… но Харуо?.. – полным отчаяния голосом проныл мальчик, подступая все ближе. Харуо понял – еще рано, еще не готов… Он схватил брата за предплечье, круто разворачивая на сто восемьдесят градусов, и подтолкнул к двери в его спальню. - Укатывай-ка ты к себе, крысеныш! Посмеялись и хватит. – Приговорил он. – Привет подкроватному монстру! - Нет! – тут же испуганно воскликнул мальчик, упираясь босыми ногами в пол. – Не надо, пожалуйста! Он вывернулся в руках старшего брата, разворачиваясь к нему лицом и с надеждой заглядывая в глаза. - Я буду с тобой спать, пожалуйста! Ты же не выкинешь меня?.. - Повторяю еще раз, мелкий, специально для неодаренных зачатками разума: с какой стати мне тебя пускать? Мне от этого что, польза какая-то есть? Одни неудобства, знаешь ли. - Но Харуо, я все, что угодно сделаю, ты же не можешь… - Тогда поцелуй. – Оборвал его холодный голос брата. - Что?.. - Поцелуй меня – тогда можешь спать со мной. – Терпеливо повторил Харуо. Он стоял перед Кано, высокий и прямой, и смотрел на него сверху вниз в спокойном, молчаливом ожидании. Было ли это испытание для Кано? Харуо брал его на слабо? Мальчику было все равно в тот момент, если Харуо хотел поцелуй – он готов был отдать его в обмен на спокойствие и защиту старшего. Лежать рядом с ним, укрытым его широкой надежной спиной и теплым одеялом, пропитанным его запахом, это совсем не то, что лежать одному в своей комнате, в холодной постели. В свою комнату Кано ни за что бы сейчас не вернулся, даже если бы Харуо пошел с ним. Комната старшего брата – она по определению как неприступная крепость, неприступная и безопасная, потому что принадлежала Харуо. Он был там хозяином, и никто не посмел бы туда войти… Кано смело подошел ближе, схватил брата чуть выше локтя, привставая на носочках, и потянулся к его губам – чуть влажным, горячим и мягким. Харуо чуть наклонился, сам не замечая, потянулся навстречу… Их губы соприкоснулись, разделяя и тепло, и влагу, и мягкость… и дыхание, и нетерпение, и доверие, что так внезапно возникло между ними. Младший сам не спешил отстраняться, чувствуя, как ловкие руки брата скользят по его спине, настойчиво надавливая и притягивая ближе. Его худая грудь соприкоснулась с сильной грудью Харуо, руки тут же сдавили, затрудняя дыхание, и чуть приподняли над полом. Это было то, в чем Кано нуждался и что искал у брата – это абсолютное чувство защищенности и опеки, которое ему дарили неосознанно, но искренне. Харуо же искал в этом хрупком теле слабость, которую доверяли ему, веру в его покровительство и беспрекословное повиновение, основанное на расположении, симпатии и возложенной на него ответственности. Кано только что вверил себя ему – и Харуо был готов взорваться от радости, от беснующегося в груди чувства торжества и легкого, щекочущего возбуждения. Младший прижимался к нему, неумело шевеля губами, и Харуо сам лизал его, прикусывал, засасывал нежную кожицу и вторгался языком, слегка царапая о стройный ряд зубок. Кано позволял ему, сейчас он позволил бы ему все, но Харуо было мало. Этой победы над ним ему было недостаточно. Он отлепил от себя младшенького, поставил его на ноги и отстранился. - Пойдем в кровать. – Позвал он. Кано с готовностью двинулся вперед по коридору, выпустив его руки, и скрылся в комнате. Тихонько скрипнула под резвым прыжком кровать. Харуо постоял еще немного в полумраке и двинулся за ним следом. Дверь за ним закрылась, тонкая полоска света, вбивающаяся из-под двери, исчезла после еле слышного щелчка выключателя. - Харуо. – Тихий-тихий шепот в темной-темной комнате. Харуо лежит, грудью прижавшись к худенькой спине брата, его глаза открыты, он смотрит на светлый шелковистый затылок, губы слегка касаются волос. Одна рука лежит под талией брата, другая медленно скользит от локтя вверх, обхватывает плечо и плавно стекает обратно. Успокаивающе, как думал в этот момент Кано, но для самого Харуо в этих движениях не было ничего и близко стоящего с такими благими жестами. И если бы мелкий был сейчас в состоянии трезво мыслить, он бы понял, что в попу ему упирается вовсе не косточка бедра… - Я в туалет хочу. – Честно признается младшенький. Харуо тяжело выдыхает. Началось. - Так в чем проблема? Иди давай. – Великодушно позволяет он. Но мелкий ерзает на месте, задом потираясь о стоящий член, и все еще не понимает. - Ты не понимаешь… - доверительно шепчет он. – Мне страшно. Пошли со мной? - Куда? – устало уточнил старший, чуть отодвигая бедра. Дразнить самого себя он больше не мог, внутри вместо игривости и азарта стало разрастаться раздражение. – В туалет? - Да. Постоишь за дверью? – просит Кано так, будто в этой просьбе ничего особенного и не было. - А с чего бы мне это делать? – уже привычно, скучающе спросил Харуо. Мелкий медлит секунду, а потом поворачивается к нему и озвучивает догадку: - Мне еще раз тебя поцеловать? Тогда ты пойдешь, да? – большие наивные глаза блестят в темноте, губки расслабленно приоткрыты. Похоже, всю подозрительность из мелкого выдуло, когда за заднее место прихватил страх. Харуо улыбнулся. - Ага. Взасос. С языком. И долго. Тогда провожу тебя до туалета. - И постоишь? - И постою – за отдельную плату. - Слушай, - нахмурился мальчик. Его большая кукольная голова, торчащая из кулька одеяла, смотрелась очень смешно, и Харуо просто не мог удержать улыбки. – Ты, может, еще лист-прейскурант на двери повесишь? - Надо будет – повешу. – Тоже нахмурился Харуо. – Так ты пойдешь? - Пойду. – Буркает Кано и тянется к нему, привстает на локте, склоняется – лицо мягко обдает его дыханием, губы плавно скользят, горячий язык пытается повторять движения, которые недавно демонстрировал сам Харуо. И приятно, и смешно… Аясава втягивал носом теплый, едва различимый собственный запах мальчика: свежий и нейтральный, но кажущийся таким сладким. Он кружил голову, просыпалось желание облизать, попробовать его на вкус – и тогда Харуо перехватил инициативу, сам обхватил брата ртом и засосал, прижимая к себе его голову. Рука под одеялом осторожно скользнула по пояснице, сминая ткань чуть растянутой майки. Кожа была мягкой, нежной, зовущей… Его ладонь скользила по теплому шелку, время словно остановилось – казалось, весь мир для Харуо сосредоточен на кончиках его пальцев и чувствительной ладони, впитывающей пьянящее тепло прекрасного юного тела. Хотелось раздеть его, раздеться самому и прижаться к нему всем телом и тереться о него, наслаждаясь теплым бархатом кожи и впитывая чистый аромат невинности. Харуо так увлекся поцелуем, что практически затащил младшего брата на себя и позабыл о его маленькой потребности. Через минуту Кано сам ущипнул его за руку, оттолкнул и слез, выбираясь из-под одеяла, при этом зажимаясь. Встал на ноги и, пританцовывая, поковылял к двери. - Блин, Харуо, я больше не могу… сейчас описаюсь! – жалобно пропищал он. Аясава закатил глаза, сжал руки в кулаки, но покорно поднялся с постели и вышел с мелким в коридор. Пока Кано запирал дверь и пристраивался у унитаза, Харуо прислонился к стене и с пассивным раздражением слушал кряхтение, потом долгую струйку, потом смываемую воду… Когда мелкий, наконец, выглянул из сортира, он так и продолжал стоять. Кано выключил свет и встал рядом. Помолчал немного, потом потянулся за очередным поцелуем, понимая, что от него, скорее всего, ждут плату, но Харуо оттолкнул его. - Нет, - отчеканил он. – За это ты разрешишь мне себя потрогать. - Что… - не понял Кано, - Но… Вот теперь в нем, кажется, начало просыпаться трезвое мышление. Вот теперь он начал осознавать всю ситуацию до конца – и видеть к чему она ведет, и предугадывать последствия. Харуо, который и без света мог прочитать все в глазах младшего, тут же пояснил свое условие: - Ты разрешишь мне себя потрогать, но я не буду делать то, чего ты боишься, если тебе не понравится. Если ты скажешь «нет», я не буду входить в тебя. Договорились? - Нет. – Тут же отозвался младший, - я тебе не верю, ты всегда говоришь, что не будешь ничего делать, а потом… - Тогда можешь отправляться спать в свою койку. – Легко согласился Аясава и развернулся, уверенно зашагал обратно в свою комнату. Естественно, Кано никуда не отправился, а побежал следом за ним. - Но это нечестно! – снова заныл он. - Капитализм, крошка – в эти нелегкие времена за все надо платить. - Но… - Либо ты заходишь и отдаешься – либо вали. – Харуо встал на пороге, загораживая проход. Тут как с девчонками – думал он, - главное – затащить в постель, понавешать лапши на уши, а уж потом… Кано, замерший перед ним, только теперь заметил, что пижамные штаны у брата топорщатся. Он нервно сглотнул. Стремно, конечно, но ведь Харуо не собирается делать ему плохо. И тогда он сможет провести в его комнате всю ночь до утра… и… - Ладно. Хорошо… Если ты сделаешь это, как в прошлый раз… - договорить Кано не дали, Харуо рукой сцапал его за шею и затащил в комнату, захлопнул дверь. Кано даже не успел понять, как очутился на кровати, опрокинутый на спину… Все происходило слишком быстро: Харуо поцеловал его в губы, вопросительно заглядывая в растерянные глаза, потом лизнул шею, прикусил кожу, царапнул зубами ключицы и одним движением стащил с мальчика майку. Кано попытался прикрыться руками, но Аясава поймал его ладони и развел руки в стороны, открывая для себя плоскую худенькую грудь. Его голова опустилась вниз, руки отпустили и вдавили в кровать плечи, он потерся о тяжело вздымающуюся грудь щекой, ухом ловя ускоренное биение сердца, а потом его губы замерли у левого соска. Мягкого, нежного розовенького пятнышка. Харуо услышал, как мелкий судорожно вздохнул, вжимаясь в кровать. Он осторожно коснулся губами, провел языком. Слабо, стараясь не причинить боль, втянул и дотронулся пальцами до другого. Несколько секунд, и под его руками и губами были две твердые, набухшие бусинки. Кано прогибался под ним, выпячивая грудь, и вздыхал, и томно прикрывал глаза. Тогда он опустил руку вниз и пальцами нащупал отвердевший, поднявшийся бугорок в трусах. В мягкой постели, еще хранящей тепло их тел, Кано на удивление легко принимал чужие ласки: простыни, на которых спал Харуо, подушка, на которой лежала его голова, его одеяло, касавшееся обнаженного тела – это кружило мальчику голову, делало его расслабленным, легковозбудимым, отзывчивым на умелые прикосновения и ласки старшего. Чуть жестковатые волосы Харуо скользили по груди, когда он трогал губами и посасывал чувствительные соски Кано, и эта легкая щекотка обостряла все его чувства. Внезапно Харуо на несколько мгновений просто обнял его, опьяняя своим запахом и жаром своего тела, сдавливая в руках, как ребенок любимую игрушку, затем резво перевернул, как куклу, на живот, и когда его пальцы взялись за резинку трусов, мальчик даже не вздрогнул, забыв, что, вроде как, должен сопротивляться. Ему хотелось этих ласк, этих прикосновений рук брата, под которыми его тело млело и таяло, как воск. Ему хотелось растаять для Харуо, в объятиях Харуо, быть обласканным и зацелованным им, поэтому он не двигался, когда с него стягивали трусы, и не пытался прикрыть руками обнаженный зад. Его охватывало смущение, щеки горели, но он позволял Харуо смотреть, рассматривать себя, ожидая лишь продолжения его нежных и в то же время жадных прикосновений. Он бы даже стерпел, если бы Харуо снова засунул в него палец. Стерпел, если бы Харуо при этом обнял его, забирая дурацкое чувство ответственности за происходящее и одаривая одурманивающе сладким чувством собственной беспомощности и уверенности в нем, в Аясаве Харуо. А Харуо все смотрел на маленький упругий зад, а затем несмело коснулся руками с двух сторон. Он наклонился и невесомо поцеловал нежную кожу, ладони скользнули по округлостям, сдавливая ягодицы, развели их в стороны. Рука ныряет под кровать, нащупывает тюбик, и прямо в темнеющую из-за тени щелочку капает холодный скользкий гель. Вот тогда Кано испуганно вздрагивает и подскакивает на кровати. - Что это? Что ты делаешь? – взволнованно тараторит он, отползая к стенке и прикрываясь спереди рукой. Харуо уверенно отводит эту руку, толкает мальчика обратно на кровать, уже на спину, садится между его ног. Кано смотрит на него с подозрением, но молчит, ждет, что будет дальше. Вид полуобнаженного, возбужденного брата прямо над ним будто околдовывал. - Просто доверься мне, - спокойно просит его Харуо. Взгляд, которым его рассматривают, заставляет Кано краснеть от стыда: Харуо словно вылизывал каждый сантиметр его кожи, пожирая глазами, как будто не знал, куда кинуться в первую очередь. Он так облизывал губы, что мальчик всерьез испугался, что сейчас от него оторвут кусок… Но Харуо обратил свой взор к его паху. Широкая ладонь легла на живот, чуть надавливая, плавно скользнула вниз и обвила небольшой вставший орган. Кано сладко выдохнул и прикрыл глаза – вот, вот оно, то чувство, к которому он неосознанно стремился все это время… И стыдливый румянец, и скованность сейчас пройдут, и не останется ничего, кроме этого томного обжигающего удовольствия. Рука Харуо начала медленно двигаться, напряжение колыхалось волнами: эти движения приносили и облегчение, и еще большее возбуждение одновременно, и это невозможно было терпеть, Кано просто терялся в этих странных ощущениях. Он комкал одеяло под собой и слабо ерзал по простыням ногами, а Харуо просто наблюдал. Смотрел, как сбивается тяжелое дыхание, как втягивается плоский живот, как мальчик кидает вниз истомленные взгляды из-под опущенных ресниц, и чувствовал, как маленький член в его ладони все твердеет. Он, такой же парень, как и Кано, прекрасно знал, что младший сейчас чувствует, и его собственный член тянуло свинцом, так, что хотелось громко замычать и взяться за себя, хоть немного подергать его, чтобы сбить невозможное напряжение. Харуо прикусил губу в нетерпении, осторожно просунул свободную руку в штаны и дотронулся до себя. Не обхватил, а просто дотронулся пальцами, слегка погладил, сжал у основания головки… но так он только еще больше себя раздразнил. Он привстал, быстро стянул с себя штаны, намеренно задевая резинкой торчащий член, сдержался, когда он качнулся, от стона, и швырнул прочь надоевшую пижаму. Дрожащими руками натянул презерватив. Мелкий смотрел на него затуманенным взглядом и кажется все, о чем он сейчас думал, это о том, чтобы горячая широкая ладонь старшего брата вернулась на свое прежнее место. Но Харуо прекрасно помнил, зачем, собственно, они тут собрались. Он снова взял в руку брата, а пальцы другой скользнули по внутренней стороне бедра, по мягоньким яичкам вниз, к заветному месту. Узенький проход сжался, как только Харуо коснулся его, но мелкий ничего не сказал и не дернулся: значит, с этим он смирился, и можно было продолжать. Мышцы рефлекторно сжимаются, пытаясь вытолкнуть, но Харуо надавливает и пропихивает палец до упора и замирает, глядя в недовольно надутое лицо мальчика. Он неторопливо двигает пальцем, вытягивая его и просовывая обратно, не прекращая при этом ласкать член мальчика другой рукой. Горячо, тесно, и сейчас в этой горячей тесноте окажется его ноющий от возбуждения член, сейчас это тугое колечко сомкнется на нем… Харуо, словно сумасшедший, облизал губы, представляя себя внутри. Ждать он больше не может, иначе Харуо-младший просто отвалится ко всем чертям. Он чуть наклоняется вперед, нависая над братом, опирается одной рукой на постель рядом с плечом Кано, придвигает бедра и другой рукой направляет себя. Водит членом по ложбинке, размазывая гель, пока не находит на ощупь дырочку, и начинает плавно вдавливаться в нее. Почувствовав это, Кано подрывается, хватает ртом воздух и рвется из-под нависающего над ним тела, но тут же оказывается прижат к постели без единого шанса пошевелиться или вздохнуть. Из-под головы резким движением выдергивают подушку, Харуо коротко приподнимается, складывает ее вдвое и пихает под бедра мальчика. Кано пытается оттолкнуть старшего брата, но тот оказывается слишком тяжелым, и ему оставалось только колотить его плечи руками и кусать за все, что попадется в зубы. Харуо наваливается еще сильнее, становится трудно дышать. Сердце мальчика оглушительно громко бьется: слишком реалистично, слишком правдиво – ощущать кожей тепло его бедер и чувствовать что-то горячее и твердое прямо между ягодиц. Кано никак не мог поверить, что это происходит на самом деле. Что это – Харуо, тот самый Харуо, который мог быть таким добрым. И таким упертым, и мог обманывать, чтобы получить свое… - Нет! – визгливо выкрикивает он, когда понимает, что ему никак, ни за что на свете уже не вырваться. Мышцы там внизу болезненно натягивались на округлую головку, все глубже проникающую внутрь… - Не смей! Харуо! Ты обещал! - Тихо ты, - хрипло обрывает старший, утыкается носом в шею брата и хватает его ладони, сцепляя свои пальцы с его, и прижимая их к кровати. – Тихо. Просто расслабься. Иначе будет больно. - Нет, не надо, мне это не нравится! Ты обещал, Харуо, ты обещал, что не будешь!!! - Это не больно. Это почти как палец. - Нет, отпусти! – продолжал отчаянно сопротивляться подросток. Он зажимался изо все сил, пытаясь вытолкнуть из себя брата, и из-за этого просто неприятные ощущения превращались в ноюще-режущую боль. Затем последовал поцелуй, такой нежный, что Кано невольно забывает на мгновение о том, в какой ситуации находится. Харуо, обескуражив его этой внезапной лаской, еще раз покрепче сжимает руки младшего – ладошки Кано кажутся совсем детскими по сравнению с сильными, широкими ладонями Харуо,- подтягивается, опираясь на локти, разводит чуть шире ноги, коленями раздвигая худенькие стройные ножки мальчика. И одним резким движением всаживается в него до самого упора. Разрывающий тишину вскрик, полный боли – и перекрывающий его восторженный несдержанный стон. Тяжелое дыхание, сбившееся из-за шока, брызнувшие из глаз слезы боли и обиды – и тяжелое дыхание, сбившееся из-за волны острого удовольствия и неописуемых ощущений там, внутри. Харуо замирает на несколько секунд, глядя вниз, туда, где его бедра плотно соприкасаются с узкими бедрами мальчика, и где у самого основания исчезает внутри его ноющий член. Горячо, тесно, его сжимают так сильно, что… что это невозможно передать словами. Дыхание рваное, член словно обволакивает и скручивает диким, бесконтрольным наслаждением. Вот так можно и умереть, и не заметить этого… И не жалеть. Харуо переводит взгляд на мальчика. Его чудесного, волшебного, прекрасного мальчика… Он снова ложится на него, прижимаясь всем телом, ищет губами мягкую, бархатную щечку, соленую от слез. Кано сжимает зубы, пытаясь расслабиться, а когда тело немного привыкает к новым ощущениям, пытается определиться, больно ему или просто неприятно… некомфортно, неудобно, противно, но больно, как и обещал Харуо, уже не было. - Просто расслабь попку… - терпеливо повторял старший, прикрыв в блаженстве глаза. Такого он еще никогда не испытывал… Горячий мокрый язык поочередно лижет то щеку, то подбородок, то шею, засасывая и прикусывая нежную кожу. Пальцы, сплетенные с пальчиками Кано, то сжимают до боли, то отпускают, слегка поглаживая, и снова сжимают, словно хотят сломать тоненькие ладошки. Харуо уже не остановится. Он уже вошел – он уже обезумел, потерял рассудок, и неизвестно, что еще сдерживает его сейчас от того, чтобы просто оттрахать мелкого, заботясь только о своем удовольствии. Мальчик под Харуо несколько раз глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться и расслабить тело, но в его дыхании Харуо грудью чувствует нервную, неконтролируемую истеричную дрожь. Эту дрожь так просто не успокоишь… Он продолжает сжимать брата в своих руках, вдыхая его дыхание и губами ища контакта с нежной кожей его губ и лица. Внутри все протестующе трепещет, требуя резких, удовлетворяющих движений, но Харуо держится – ради него. Через минуту мальчик немного расслабляется. - Молодец, - улыбаясь, хрипло шепчет Харуо, дрожа от нетерпения. - Хороший мальчик… - напряженные мышцы ягодиц и ног, удерживающие его на месте и не дающие телу судорожно вбиваться в маленькое тело, ища пика удовольствия, не выдерживают, и член на секунду слегка скользит обратно и снова вталкивается внутрь. Мальчик недовольно мычит, но не дергается. - Сладкий, - дрожащий голос с придыханием, обжигающий лицо, обнимающие руки сжимают так сильно, что Кано становится нечем дышать. «Бесполезно, бесполезно… бороться с Харуо – бесполезно» - вдруг понимает Кано. Его тяжесть не была неприятной, она дарила ощущение защищенности… Обманчивое и лживое, потому что там, пониже, это же самое тело разрывало его, вторгаясь против его воли. Но поцелуи, прикосновения губ и языка, теплое дыхание отвлекали, заставляя обратить внимание на ласки и зажиматься плечами, потому что было щекотно. Ощущения были смешанные, как будто тело Кано разделили пополам, и над одной сейчас надругались – а другую с любовью ласкали. Харуо выдыхает, готовясь к чему-то феерическому. «Сейчас, сейчас…» - Только не задерживай дыхание… дыши. Дыши как следует и не зажимайся, ты сам себе причиняешь боль… Отводит назад бедра, упираясь коленями в кровать: член почти полностью выскальзывает, и он снова одним движением вгоняет его внутрь. Узкие стенки рефлекторно сжимаются, сжимается и сам мальчик под ним, давясь воздухом. Харуо целует его в затылок, про себя умоляя потерпеть… Снова плавное движение наружу и медленное погружение внутрь. Харуо казалось, что так горячо и так тесно его члену никогда еще не было. Сдерживаться невозможно, затрахать, скорее затрахать его до смерти! Он снова с хриплым выдохом толкается в маленькую попку бедрами, облизывая пересохшие губы и откидывая голову – божественно, божественно, как внутри этого ребенка может быть ТАК хорошо? Харуо выпрямляется, садится поудобнее, берет ноги брата и укладывает их себе на плечи. Вид получается умопомрачительный: две худенькие, стройные ножки, мягкий мешочек и стоящий орган, и собственный член, наполовину скрытый между бедер, где-то внутри этого тела. Кано не сопротивляется, только испуганно сжимает пальчики ног. Харуо любовно целует узкую ступню и снова уверенно всаживает. - О-охх… - доносится от мальчика. Животик судорожно напрягается, скачет туда-сюда, затем дыхание младшего выравнивается, и Харуо начинает медленно скользить внутри него. Кажется, так действительно лучше… А еще он, наверное, впервые в своей жизни порадовался тому, что у него не слишком большой, иначе бы вообще ничего не получилось. Кано инстинктивно сжимается в первую минуту, но Харуо это не замечает. Он вообще больше ничего не замечал. Весь мир для него сосредоточился в его пульсирующем, умирающим от сладкого наслаждения, члене. Пах обволакивало горячей волнующей пеленой. Движения стали короткими и рваными, конвульсивными, неровными – слишком хорошо, чтобы контролировать их, слишком сильна слабость в коленях и слишком напряжены мышцы ног… - Ох… - срывается с губ Харуо, и тут же прикусывает губу, затыкая самому себе рот. Он замирает, до синяков сжимая ноги мальчика чуть выше коленок. Коротко толкается вперед и снова замирает, закрывает глаза. - Погоди… - судорожно выдыхает он, дрожа всем телом, и тут же больно кусает ступню мальчика – Кано тоненько вскрикивает, отдергивая ногу, но Харуо ловит его и крепко сдавливает лодыжку. Его лицо так напряжено, словно ему сейчас больно или неприятно, а он терпит. Кано же никак не понимал, что в этом должно быть такого приятного, когда в твоей попе что-то огромное, скользкое и горячее, заполняет всего тебя и растягивает, да еще и все внутренности трясутся, когда он начинает двигаться быстро… Он закрывает глаза, но его тут же грубо встряхивают. - Смотри на меня, - приказывает Харуо,– смотри! И Кано послушно приоткрывал глаза, встречая темный, пугающе серьезный и полный безумной жадности взгляд, и, как зачарованный, не смел отвернуться. Даже терпя дискомфорт и жар между ягодиц. Харуо словно гипнотизировал его. Глаза в глаза, толчки, вздохи, дыхание – в унисон, между ними словно натянулась тонкая, дребезжащая от напряжения нить, связывающая их, и Кано сам подался, отдаваясь ласкающей его руке и даруемому ей наслаждению. Как будто это Харуо сейчас управлял им, тело отзывалось само, оно не слушалось… потому что Кано и не думал ни о чем, кроме Харуо. Его губки приоткрылись, топорщились затвердевшие соски… узкие бедрышки плавно покачивались, толкаясь навстречу сильному кулаку, и дискомфорт как по мановению волшебной палочки почти исчез. Теперь снова хочется Харуо, его рук – куда подевались все эти поглаживания и поцелуи, когда они так нужны? Где его сильная ладонь, когда так хочется ощутить ее властное прикосновение к шее, ее уверенную тяжесть на тяжело вздымающейся груди? Почему, когда он так нужен, его не хватало? Но просить об этих ласках, которыми старший всегда одаривал с лихвой, Кано сейчас не решался. Много для добротного оргазма Харуо было не надо, он мог хоть прям сейчас кончить, но не хотелось его отпускать – чудесного ангела, который наконец-то ему отдался. Таких медленных плавных движений было нестерпимо мало, но это лучше, чем вообще ничего. И хотя все внутри разрывалось от желания с бешеной скоростью вколачиваться в эту горячую узкую мягкость по самые яйца, слышать шлепки их влажных от пота тел друг о друга, и болезненные вскрики мальчика, больно сжимать его руки и плечи, вдавливая в кровать, и целовать его, кусать, засасывать губами, сжимать руками, разрывать членом оставляя на его теле следы своего пребывания… Пометить, присвоить его. Оставить на нем несмывающиеся печати, следы, заявляющие каждому, кто их видит, что Кано «мой». Но Харуо терпеливо, медленно двигался, чувственно лаская его изнутри, пихая, засаживая поглубже, чтобы младший как следует почувствовал его. Пальцами скользил вниз по небольшому твердому стволу, накрывал ладонью и массировал набухшую головку. Довести. Довести его до умопомрачения… Заставить вскрикивать, умолять, стонать… И Кано охотно отзывался на умелые ласки. Выгибался в спине, запрокидывал голову, громко дышал через широко открытый рот, его голова металась по простыне, спутывая шелковистые волосы, животик судорожно двигался, с губ слетали короткие нетерпеливые стоны. Харуо медленно, пересиливая себя, толкался в него. - Ой. – Вдруг прозвучало испуганно. Мальчик замер, сжимая коленками бока старшего. Харуо тоже замер, не понимая, в чем дело, а потом до него дошло. Он подхватил брата под колени и толкнулся в него еще раз, под тем же углом. Кано снова ойкнул, слабо дернув ножками, и взглянул на него: - Это что?.. что ты делаешь?.. – прозвучал его севший, чуть изумленный голос. Харуо улыбнулся, подхватил мелкого покрепче, приподнял его бедра над кроватью и быстро-быстро задвигался. Голова Кано упала обратно на постель, он со стоном выдохнул, зажмурился, задержав дыхание, его ноги напряглись, мышцы живота двигались морскими волнами. Харуо смотрел на его сжатые зубки и жалкие попытки вырваться из его хватки, хаотичные движения руками по простыне, редкое, тяжелое, надрывное дыхание… - Скажи, когда… - попросил было Харуо, но в ответ тут же услышал: - Ах!.. Да!.. Старший моментально понял, задергал кулаком побыстрее, и сам стал быстро-быстро втрахиваться во внезапно расслабившийся проход, чуть наклонившись вперед и свободной рукой придерживая брата за поясницу. Из груди вырвалось тяжелое хриплое дыхание. Младший резко подорвался, снова сжимая его коленками, лицо его мучительно скривилось, он заскулил, схватил брата за шею, буквально повисая на нем. Харуо уперся руками в кровать, через силу продолжая толкаться в младшенького под тем же углом. Кано кончил первым: вскрикнул, ударяя пятками в кровать и подергивая бедрышками, откинул назад голову, дергая Харуо за волосы. Кано захныкал, дергаясь всем телом, и его втянутый животик окропила тонкая белая струйка. Внутри него все сжалось, Харуо забыл, как дышать, и чуть не умер, когда оргазм схватил за яйца, скрутил член и дал под дых. Дыхания вдруг резко не хватило, чтобы застонать, и он только подавился слюной, хрипя и конвульсивно виляя задом. Руки, обвивающие шею и плечи Харуо, задрожали, ослабевая, и Кано начал соскальзывать, отчаянно цепляясь ногтями за влажную от пота кожу. Аясава, шипя от боли, бережно отцепил его от себя, укладывая обратно на постель, уперся руками в кровать. Жалобный скулеж ласкал слух, он продолжал плавно двигаться внутри, хотя сейчас, сразу после оргазма, это уже было далеко не так приятно. Кано неуверенно обхватил себя рукой, и он накрыл его ладонь своей, помогая выдоить из маленького члена остатки спермы. Через несколько секунд Кано расслабился, растекся лужицей по простыне… его глаза были устало прикрыты, грудь тяжело вздымалась. Только тогда Харуо, невзирая на слабость и дрожь во всем теле, приподнялся, аккуратно вытянул из тугого колечка свой член, - Кано неприязненно поморщился, подбирая ножки, - стянул резинку, привычным жестом кинув ее на пол, не заботясь о содержимом, и сам обессилено опустился рядом с братом. Глаза жадно скользили по тонкому идеальному профилю, ласкали приоткрытые влажные губы и изящный изгиб подбородка и шеи. Пальцы в благодарном жесте скользнули во влажные, разметавшиеся волосы, успокаивающе поглаживая, а губы потянулись за очередным неистовым, собственническим поцелуем, желая отобрать слабое дыхание, завладеть маленьким горячим ртом и отдать свое, сделав его зависимым, обязанным. Пока Кано пытался отдышаться и прикидывался бревнышком, прикрыв глазки и раскинув руки, Харуо облизал все его лицо, чмокнул напоследок в губы, затем аккуратно вытер молочные разводы с его живота и обтер себя. Они оба были мокрые от пота, неплохо было бы принять душ, но взгляд младшенького, когда он приподнимал ресницы, был такой мутный, что Харуо понял – этот сейчас никуда не пойдет. Он вообще вертикальное положение до утра не примет. Кано же, почувствовав свободу, неуверенно, явно чувствуя неудобство между ног, перевернулся на живот, отвернувшись от Харуо. А Харуо сидел рядом, запечатляя в памяти вид брата, доверительно развалившегося у него под боком после секса. Затем прилег рядом, накрывая его рукой. Закрыл глаза. Кано в бессознательном жесте чуть придвинулся к нему, желая ощущать его тяжесть всем телом. Это короткое, но значимое в выражении доверия движение вызвало улыбку на губах Аясавы. Он сделал это. Он был у Кано первым, он сделал его своим. Под кроватью тихо завибрировал телефон. Харуо нашарил его рукой, щурясь от яркого света экрана, открыл сообщение. Довольная улыбка скользнула по его губам, пальцы, по памяти двигаясь по кнопкам, набрали ответ: «С меня пиво, я твой должник». Сообщение улетело к адресату, телефон вновь был заброшен под кровать. Харуо жался к маленькому, но такому уютному и приятному телу, терся бедрами об упругий зад и вдыхал тепло мальчика, слыша в ответ недовольное сопение и цоканье языком, но не придавал этому никакого значения. Сегодня мелкому можно все. Сегодня он – маленький капризный принц, которому Харуо готов был прислуживать. За то, что он сегодня испытал – можно и поунижаться часок. Улыбаясь именно этой мысли, Харуо не заметил, как заснул. Кано, поворочавшись немного в его тесных, но уютных объятиях, тоже провалился в сон.