Ты во всем виноват.

Рейтинг главы – R. Было кое-что, что тревожило Харуо уже несколько дней. Перемены в поведении. Кано вел себя странно. Подумаешь, какое дело Харуо до мелкого? Да ему плевать. И поначалу Харуо просто игнорировал эти перемены, пока они не начали его раздражать. Сопляк, возвращаясь из школы, налетал на еду как сумасшедший и поглощал полные тарелки, хотя раньше довольствовался и скромной половинкой нормальной человеческой порции. Ему, коротышке ростом 162 сантиметра, и весом, наверное, как у девчонки – килограмм в сорок, сорок пять, этого вполне хватало. Уминая очередную тарелку разогретого обеда, он выглядел как битый ребенок, дорвавшийся до еды, словно его не кормили как минимум неделю. Внезапно возросший «аппетит» сначала позабавил, а потом насторожил Харуо, и он даже позволил себе грубо пошутить, спросив как-то раз у мальчишки: — Ты что, забеременел? Кано подавился рисом, закашлялся, раскраснелся, и поднял на старшего удивленные глаза. — Почему? – глупо спросил он. Боже, ну кто в здравом уме будет спрашивать в ответ «почему?» Он должен был ответить хотя бы «с чего ты взял» или «почему ты так думаешь» или возмутиться, что он парень, в конце концов. «Почему». Глупее не придумаешь! — В последнее время ты жрешь за двоих, – кивнул на полную до краев тарелку Харуо, наливая себе сок. Сопляк перевел взгляд на рис в тарелке, почему-то застеснялся. — Нет, – еле слышно выдавил он, и отправил в рот горошинку, – просто есть хочется. — Ну вот, — кивнул Харуо, — я и спрашиваю, ты забеременел? Беременным все время есть хочется. На каком месяце, а? — Я парень, – еще тише возразил Кано, краснея все больше. — Да ну? – не поверил Харуо. Он стоял позади, облокотившись на столешницу, но мальчишка больше ничего не отвечал. И вот тогда Харуо почему-то, зачем-то, неизвестно отчего задумался. Сопляк всегда берет с собой свой бенто и сок. И денег на карманные расходы ему дают. Значит, в школе он точно обедает. Но когда приходит с занятий, набрасывается на еду, будто даже не завтракал. Это что же получается, еду с собой берет, и не ест? А вечером за ужином опять давится и размазывает по тарелке. Но потом Харуо решил, что срал он на диету мелкого. А спустя несколько дней подметил, что сопляк стал немного рассеянным и все время что-то грыз, когда делал домашние задания. Возможно, если бы они не проводили вместе того времени, когда Харуо помогал с математикой, он бы и не задумывался больше ни о чем, но невнимательный, усталый Кано вместо того собранного старательного мальчишки, и постоянные жевания его раздражали. Объяснять приходилось по несколько раз, и задавать тупые наводящие вопросы, вроде «ты понял» или «повтори». Создавалось впечатление, что занимался он не со старшеклассником, а с умственноотсталым ребенком, или, по меньшей мере, больным аутизмом. Если бы Кано был девушкой, он бы серьезно заподозрил его в беременности. — Что с тобой творится?! – не выдержал однажды Харуо и повысил голос. Дурацкое, совсем не сложное уравнение переписывалось уже в третий раз, и в третий раз сопляк делал ту же самую ошибку. — Ничего, – тихо заверил Кано, низко опустив голову и глядя в тетрадь. — Я тебе уже два раза сказал, что сначала надо раскрыть скобки, а потом подставлять формулу. Ты что, никак не можешь запомнить, в каком порядке выполняются арифметические действия? — Но тут сразу не понятно… — блеет он голосом несчастной овечки. — ТЫ ЭТО УРАВНЕНИЕ СОКРАЩАЕШЬ УЖЕ В ТРЕТИЙ РАЗ! – заорал Харуо. Бросил на стол учебник и вскочил на ноги. – Сколько уже можно, ты издеваешься надо мной?! Тебе весело надо мной прикалываться?! Или ты на самом деле такой тупой, что простого правила запомнить не можешь?! Ты это уже много раз решал! Голос сорвался, повисла звенящая тишина. Грудь Харуо ходила ходуном, из нее рвалось тяжелое разгневанное дыхание и грязные ругательства. В самом деле, что с этим сопляком? Как можно в третий раз пытаться упростить выражение, не раскрыв эти чертовы скобки, когда дважды было сказано, что сначала их надо раскрыть? Это врожденный идиотизм или такое наказание? Кано молчал, согнувшись над тетрадкой. Прошло не меньше минуты, прежде чем Харуо отдышался, немного успокоился и сел на место. Уже ровным, с выражением вселенского терпения голосом он сказал: — Посмотри еще раз, здесь нельзя сократить, пока не раскроешь… Он не договорил, потому что со стороны Кано донесся странный тихий звук, похожий на жалобный скулеж или завывание. Лица мальчишки Харуо не видел, но звук продолжался, и уже через мгновение Харуо понял, что так обычно начинают плакать маленькие дети. И словно в подтверждение его догадки звук прекратился и послышался мокрый, судорожный всхлип, а затем звук снова повторился, уже громче, с новой силой. — Ты чего?.. – растерялся Харуо. Конечно, орать на пацана не стоило, он был не прав… Но рыдать из-за этого? — Эй… — он протянул к нему руку, но как только пальцы коснулись острого теплого плеча, мальчишка дернулся, закрывая лицо руками, и одним прыжком-падением слетел со стула и приземлялся на кровать. И вот тогда Харуо услышал самый настоящий несчастный, несчастнее и жалобнее некуда, рев. Тело мальчишки судорожно сотрясалось всхлипываниями, голос тут же охрип, и доносился приглушенно откуда-то из-под подушки, в которую Кано уткнулся лицом. Харуо недоуменно, растерянно глядел на него, пытаясь понять, что случилось и чего он, собственно, ревет. Он снова позвал его «Эй», но мальчишка не отозвался, сильнее вжимаясь в кровать, из чего Харуо сделал вывод, что видеть и слышать его сейчас не желают. — Ну и сиди тут, идиот несчастный! – в сердцах бросил он и направился к выходу из комнаты. Перед тем, как хлопнуть дверью, он все же обернулся и посмотрел на младшего. Тот стоял перед кроватью на коленях, притянув к себе подушку, и плакал, обняв ее руками и спрятав лицо. О причинах такого странного поведения Харуо начал догадываться спустя неделю, когда заметил мелкого, с измученным лицом выходящего из туалета. Нет, мальчишку мучил вовсе не запор. Заглянув в сортир сразу после того, как сопляк, ничего вокруг не замечая, торопливо прошел мимо него, Харуо обнаружил в маленьком помещении троих второкурсников, с довольными рожами куривших у окна. Выяснять ничего парень не стал, только спросил: — Че как? – на что не одаренные интеллектом туши старательно закивали головами, заверяя, что все круто, потому что в школе все знали Харуо и связываться с ним никто в здравом уме бы не стал. Харуо не торопясь отлил, равнодушно поглядывая на нервничающую троицу, и ушел, так больше ничего и не сказав. Предъявить им пока было нечего, но подозрения в голове Харуо уже появились, и первым делом он собирался поговорить со своим бестолковым братцем. Он нашел его на следующей перемене и, не говоря ни слова, за шкирку выволок из класса и прижал к стене. Вид у паренька был настолько перепуганный, что Харуо невольно почувствовал себя мразью, обижающей детей, и оттого зло сплюнул под ноги. Кано, видимо, воспринял этот жест совсем по иному – угрожающе, потому что затрясся и торопливо забормотал: — Я ничего не делал!.. — Конечно, делал! – почти весело заверил Харуо, положив руку ему на плечо. – И сейчас ты мне расскажешь, что именно. — Что? Где? – выговорил Кано дрожащими губами. — В туалете. На прошлой перемене, – любезно напомнил Харуо и с удовольствием отметил, что мальчишка побледнел. — Писал, – с честными глазами ответил он. — Да ты что, писал? – улыбнулся Харуо. – А я думал, писать ты ходишь в туалет для девочек. Потом он коротко рассмеялся, и сжал худое плечо. — Ну ладно, шутки в сторону. Значит, ты писал в том туалете с теми тремя старшеклассниками? — Ну да… — И как? — Что?.. — Хорошо пописал? — Как обычно… — уже растерянно протянул мальчишка, и тогда Харуо перестал улыбаться и хорошенько его тряхнул. — Тебя кто врать учил? Я спрашиваю, что ты на самом деле делал в том туалете? Ты туда не писать ходил. Это туалет для второклассников, не говори, что ты этого не знал. Ты здесь уже третий месяц учишься, и сам бы туда ни за что не пошел. Значит, тебя туда либо затащили, либо вынудили прийти те трое. Поэтому я и спрашиваю: что ты там делал? Харуо склонился слишком близко, запугивая мальца, и его дыхание обожгло светлую кожу и вернулось с запахом цветочного мыла или шампуня… Харуо сам не успел сообразить, что делает, но он склонился еще ближе, почти вплотную, и понюхал волосы мальчика. Точно, это пах его шампунь, точно так же пахнет в ванне, после того, как он помоется… — Так что? – оборвал Харуо свои мысли. — Ммм, почему ты спрашиваешь? – замялся Кано. — Это моя школа, и я хочу знать, что в ней происходит, и почему второкурсники и первокурсники ни с того ни с сего ходят писать в одно и то же время в один туалет. Что вы там делали? — Разговаривали. — Чего? – не понял Харуо. — Мы просто разговаривали! — Да ты что? – Харуо отпустил его и чуть отступил назад. – Значит, молчишь? Ну, я догадываюсь, что на самом деле вы там делали… Кано снова побледнел и отвел взгляд в сторону. — Ну как, приятно давать в зад? – насмешливо поинтересовался Харуо, внимательно наблюдая за реакцией мальчика. Тот сначала не понял, потом вспыхнул, покраснел, и сердито глянул прямо в глаза. — Ты что! Н-ничего не было! – почти выкрикнул он, и Харуо показалось, что если сейчас подразнить его еще немного, то он бросится с кулаками на своего врага. Это была просто шутка, чтобы подразнить, посмеяться, и ничего подобного Харуо даже не думал, когда увидел мальчишку, выходящего из туалета… Правонарушение Харуо подозревал совершенно иное. — Покажи карманы, – велел он. Кано даже не стал спорить, вывернул наружу пустые карманы брюк и с вызовом глянул на брата. Идиот… — Давай сюда кошелек, – последовал следующий приказ. — Зачем? – насторожился мальчик. Надо же, он еще и сопротивляется! — Просто дай сюда кошелек, – терпеливо повторил Харуо, чувствуя, что приближается к истине. — Это мой кошелек. У тебя свой есть. — Кошелек, – Харуо требовательно протянул руку. — Я забыл его дома… — Я видел, как мать давала тебе деньги утром, и ты засунул их в свой синий кошелек в красную полоску и положил в карман, – отчеканил третьеклассник, просительно потрясая рукой и устало наклоняя вбок голову. – Давай сюда. И если еще раз попытаешься меня обмануть, я выбью тебе зубы. Мальчик мялся еще секунду, потом достал из кармана пиджака тот самый кошелек и неуверенно вложил в раскрытую ладонь Харуо. — Я уже потратил… — осторожно заметил он. — Мда? – Харуо раскрыл кошелек, повертел в руках, проверяя содержимое: несколько монеток, какая-то бумажка, визитка отца и клубная карточка книжного магазина. – Что, всю тысячу йен? Скупил весь пудинг в столовой?.. И тут, словно отозвавшись на слово «пудинг», в животе мальчика предательски громко, выразительно, протяжно заурчало. Он тут же схватился рукой за живот, тщетно стараясь сделать звук тише, но голодному организму молчать не прикажешь. — А бенто где? – задал уже давно мучавший его вопрос Харуо. Мальчик торопливо, слишком торопливо ответил: — Я уронил его. Наверное, для того, чтобы его не попросили показывать. Харуо был уверен, что пластиковой коробочки с обедом в школьной сумке Кано нет, а если и есть – то она пустая, и вовсе не потому, что руки у мальца растут из заднего места. Куда девается бенто, Харуо еще выяснит, а пока… Он швырнул пустой кошелек мальчишке в руки, достал из кармана купюру, сунул к кошельку, и смачным пинком направил младшенького в направлении столовой. Не глядя, пошел ли тот по заданному пути, или встал как вкопанный, изумленно глядя в спину третьекурсника, Харуо развернулся и потопал к лестнице, довольно покусывая чуть обветренные губы. Предвкушал, как кое-кто будет харкать кровью на кафельный пол. *** На следующий день он просто подкараулил в то же самое время, на том же месте второкурсников, дождался, пока из туалета выйдет Кано, с тем же несчастным, замученным лицом, и только потом зашел сам. Ничего не говоря изумленным парням, снова курившим у окошка, он взял стоявший в углу желтый знак «туалет не работает», разместил его за дверью, и, плотно прикрыв ее за собой, повернулся к подозреваемым. — Покажите-ка вы мне свои карманы! – ласковым голосом попросил он, расслабленно хлопая в ладоши. Парни сначала сопротивлялись, пытались отшучиваться и звали его «братан», Харуо тоже улыбался и шутил, но потом начал демонстративно закатывать рукава, и они сдались. С недовольными лицами выгребли из карманов мелочь, пачки сигарет, зажигалки, телефоны, какие-то смятые бумажки и жвачку, и выложили на подоконник. Харуо придирчиво все это оглядел и покачал головой, давая понять, что это не то, что он ищет. Тогда, переглянувшись, парни вытащили из внутренних карманов пиджаков аккуратно связанные резинкой трубочки денег. И несколько свежих, чистых купюр, которые, Харуо готов был дать голову на отсечение, сегодня при нем дала Кано его мать. Все, как он и думал. Харуо сокрушенно покачал головой, сочувственно улыбаясь парням, и схватил одного за шкирку. — Значит, поборами занимаетесь? – спокойным голосом спросил он. – И первоклассников обираете. Большой бизнес, гляжу, развели.… Сколько в неделю выходит? — Три тысячи… — А если честно? — Семь… — Я не ослышался, вы сказали десять? — Восемь. — Точно, пятнадцать, – довольно улыбнулся Харуо, все сильнее натягивая на кулак воротник второклассника. – Значит, говорите, будете возмещать ущерб? В ответ напряженное молчание. — Вот тогда по пятнадцать тысяч будете приносить каждый день, – вынес приговор Харуо. На него воззрились три пары удивленных глаз, кто-то даже попытался что-то возразить. — Но… — Что, это мало? Я могу сумму и побольше назначить. И радуйтесь, что пятнадцать – это со всех, а не с каждого: значит, по пять косарей на носу, если считать умеете. А вы что думали, побирали тут учеников черт знает сколько, прямо за моей спиной, и я вас чистенькими отпущу? — Мы больше не будем… — Конечно, не будете, – согласился Харуо. – Потому что если я еще раз о чем-нибудь подобном услышу, сделаю так, что придется в другой город переехать, а не просто из школы в школу перевестись. Понятно? — Понятно. – Три мрачных голоса. — И, кстати, задержек я не приемлю. Не принесли деньги – выбиваю зуб. Буду бить, пока все не выпадут. Ясно? — Ясно. — Как вы эти деньги достанете, меня не волнует. Но я вам настоятельно рекомендую найти подработку, а не жарить цыпочек после уроков. А это… — Харуо отпустил воротник парнишки и собрал трубочки купюр и две новенькие банкноты. – Я заберу. За сегодня можете не расплачиваться. А в качестве наказания, я вас сейчас хорошенько изобью… Спустя несколько минут Харуо, чуть запыхавшись, с мокрыми руками вышел из туалета. Вытер руки о пиджак, поправил выбившуюся из брюк рубашку, и направился в класс. Дома он поймал за шкирку младшего, хорошенько для пущего эффекта потряс и опустил на ноги. — Ну что, несчастный идиот, – голосом уставшего родителя начал он, и достал из кармана две купюры, пихнул в дрожащую руку. – И долго это продолжалось? Кано недоуменно взглянул на деньги, узнал злосчастные бумажки и затравленно взглянул на брата. — Мнн… — Что ты там мямлишь опять? – разозлился Харуо, снова хватая паренька за шкирку и втаскивая в коридор. – Скажи спасибо! — Спасибо. – Сдавленно донеслось от него. — Так сколько это продолжалось? – повторил вопрос Харуо. – Месяц? Два? Сколько они требовали? Кано продолжал мяться, гладя в пол. Это страшно раздражало Харуо, поэтому он не выдержал, выхватил из кармана свернутую трубочку денег и швырнул в мальчишку. — На, держи! Тот не успел среагировать, дернулся, катушка ударилась о его плечо – несколько смешных пассов руками — отскочила, покатилась по полу в гостиную. Кано погнался за ней, споткнулся о ножку тумбочки, упал на колени, и пополз за своенравной катушкой, закатившейся под диван. Харуо стоял в дверном проеме, закрыв лицо рукой, и не знал, плакать ему или смеяться. И смех, и грех, ей богу! Ну почему этот коротышка такой неуклюжий идиот? Поборов удушливые приступы смеха и выступившие истеричные слезы, он все-таки взглянул на мальчишку. Тот сидел на полу, в школьной форме, в размотавшемся шарфе, с растрепанными волосами, неуклюже подогнув под себя ногу, и смотрел на него чистыми, как глубокие озера, несчастными глазами, и на его лице можно было прочесть и стыд, и радость, и благодарность, и легкую вину, и даже что-то, определенно напоминающее обиду. Харуо пялился на него несколько минут, а потом в его голову пришла другая догадка: — Они только денег хотели? – вкрадчиво спросил он, глядя на мальчишку свысока. Кано кивнул, отводя глаза. Врет. – Тебя где врать учили? – тут же разозлился Харуо, — Не пытайся пудрить мне мозги. Они тебя били? — Нет, – тихо ответил Кано. — Точно? — Точно. — А где твой бенто? — Зачем тебе мой бенто? – занервничал мальчишка. — Покажи мне его, – настаивал Харуо. — Я его съел. — Точно съел? — Да. — А вчера ты его уронил. — Да. — Я не видел тебя обедающим. Уже давно, – с подозрением проговорил Харуо. — Я ем в классе. — Почему-то мне кажется, что свой бенто не ты ешь, а кто-то тебе в этом помогает. — Нет, – чуть дрогнувшим голосом. Ага, попался. — Кто? — Я сам ем. — Кто у тебя обеды отнимает? – начал раздражаться Харуо. — Никто у меня ничего не отнимает! – выкрикнул Кано и тут же замолчал. Его лицо снова стало таким же измученным, как тогда, когда он выходил из туалета второкурсников. Это подсказало Харуо, что он на верном пути и скоро вытрясет из него правду. Зачем ему нужна была эта правда, Харуо не задумывался. Может, ему просто нравилось вот так стоять, говорить строго, отчитывать, допрашивать, угрожать… Когда рядом есть кто-то, так безропотно подчиняющийся, не способный дать отказа или постоять за себя, остановиться и не давить на него дальше очень сложно. — Ладно, с этим я сам разберусь. К тебе кто-то пристает? — Нет! – снова выкрикивает Кано. На глаза уже наворачиваются слезы, но он продолжает сидеть на полу. — Они тебя били? — Нет. — Трогали? -…Н-нет. Вот оно. — Что?.. – сам у себя переспросил Харуо. – Они тебя трогали?! — Никто меня не трогал, что ты вообще ко мне пристал?! – заорал вдруг Кано, вскакивая с места. – Это не твое дело, оставь меня в покое! Он побежал прочь из комнаты, а шокированный Харуо стормозил и не успел его поймать. — А ну стой! – рявкнул он, когда Кано уже поднимался по лестнице. Все это время мальчонку лапали в школе, а он об этом ничего не знал! Харуо поспешил за ним, но дверь захлопнулась прямо перед носом и прежде, чем он успел нажать на ручку, щелкнул замок. — Открой дверь, – велел он. – Открой чертову дверь немедленно! — Отстань от меня! – донеслось из комнаты. — Открой, сопляк, я хочу поговорить! — Уйди, не хочу я с тобой разговаривать! Ты вообще со мной не разговаривал никогда! — А теперь хочу поговорить! — Проваливай… — уже спокойнее донеслось из-за двери. Скрипнул стул. — Черт, сопляк, не заставляй меня ломать эту дверь! В ответ не донеслось ни звука. Тогда Харуо быстро метнулся в свою комнату, нашарил рукой на верхней полке шкафа связку ключей, нашел нужный, и меньше чем через минуту отпер чертову дверь. Вот щенок, надумал от него запираться! Кано встревожено вскочил со стула, глядя на старшего как на врага — как на главного обидчика, и по-детски смешно сжимал свои кулачки. — Ты серьезно? – уже спокойно спросил Харуо, войдя в комнату. – Они тебя трогали? Лицо Кано залилось то ли краской смущения, то ли гнева, но он не подавился словами и опять закричал: — Никто меня не трогал! Уйди отсюда! Отстань от меня! — А ну не ори! – опять рявкнул Харуо. – Успокойся. Сядь. — Не приказывай мне! — Сядь и успокойся, говорю. Он толкнул мальчишку обратно на стул и тот, поняв, что сопротивляться бесполезно, покорно опустился на него и отвернулся от брата. — Они в самом деле тебя трогали? – снова повторил свой вопрос Харуо чуть дрогнувшим голосом. – Кто из них? Кано дернул головой, показывая, что не будет говорить, и отвернулся вообще к кровати. Харуо стоял над ним, глядя на светлый затылок, тонкую хрупкую шейку, выглядывающую из-за воротника рубашки, маленькие худые плечики… Перед ним сидел самый настоящий ребенок, маленький и беззащитный, красивый, которого легко сломать, и он не мог поверить, что все это время какой-то гребаный пидор трогал эти волосы, эту нежную теплую кожу на шее, сжимал в руках плечи… Ребенка, мальчишку, который даже не знал, как сопротивляться и наверняка до конца не понимал, что и зачем с ним делают. Кто-то грязными руками трогал его брата, прикасался к нему с мерзкими похабными мыслями, с похотью и жаждой подмять под себя это невинное маленькое тело. А мальчишку даже некому было защитить. — Как? – задал Харуо самый идиотский вопрос. И тут же сам себя оборвал. – Не важно, извини. Ну, козлы, они у меня получат… И он вышел из комнаты. В тот момент Харуо сам не понимал, что произошло, почему так взбесился, услышав, что мальчонку трогали. Эти старшеклассники, уроды, амбалы-переростки, каждый день трогали в туалете этого несчастного тихого подростка, который и постоять-то за себя не может! Он просто выбежал из дома, доставая телефон на ходу, без куртки, только засунув ноги в легкие кеды. На улице была середина ноября, всего около пяти градусов, холодно и промозгло, но разозленный до предела Харуо ничего вокруг не замечал, идя вперед по улице и слушая ровные телефонные гудки. Достать адреса троих придурков из класса 2-F труда не составило, и уже через пятнадцать минут, все такой же взвинченный, Харуо выволок из гаража первого ублюдка. Как раз того козла, которого он больше всех подозревал. Увидев разъяренного Харуо Аясаву, парень в миг побледнел и затрясся, словно понял, что его деяния были раскрыты. Он с паническим ужасом наблюдал, как полуголый, в одной летней майке и джинсах, с перекошенным ртом приближается монстр по имени Харуо — машина, готовая убить. Стоял и смотрел, забывая даже отступать назад, как пораженный страхом кролик ожидает броска змеи – последнего мгновения, вспышки боли и смерти. — Ах ты твааарь… — нехорошо протянул Харуо и с размаху, не сбавляя шагу вмазал кулаком в лицо. Вспышка боли в самом деле была, в глазах потемнело, но смерти пока еще не было. Харуо за волосы отволок провинившегося подальше от столов с гаечными ключами, прочь из гаража, и хорошенько ударил ногой в печень. — Так вы, выродки, еще и развлекались там! – плюнул он на скорчившееся тело у своих ног. – Кто из вас троих, мразей, это делал? Отвечай! Еще один пинок под ребра, и сиплым голосом донеслось: — Я… Это я… — ничего объяснять было не надо. Без слов понятно, о чем идет речь… О чем-то худшем, чем отбирание у младшеклассников денег. — Так я и думал! – выдохнул Харуо, схватил урода за грудки и вздернул вверх. — Значит, только ты? Или другие тоже трогали? — Только я, парни ни при чем… — Парни ни при чем, говоришь? Если ты их прикрываешь, то это очень глупо… Так я между вами тремя поделю, а если делал это только ты, то тебе одному все достанется. Ну как, не передумал? Задать еще раз вопрос? — Я один… — тяжело проговорил парень. Значит, дружков своих не хочет втягивать. — Ну, раз один, значит, ты один за все и ответишь… — порадовал его Харуо и ударил об стену гаража. На улице уже темнело, и в спальном районе было пустынно. Бить гада Харуо все равно не собирался прямо на глазах у соседей, затащит тушу в гараж и закроет дверь, чтоб не слышали, а пока… — А теперь отвечай на мои вопросы, гнида, и отвечай правду, если не хочешь сдохнуть раньше времени. Парень закивал головой, понимая, что попал и бежать ему некуда. — Ты трогал мальчишку? Со светлыми волосами, из первого класса? — Да… — Знаешь, как его зовут? — Кано Мишараюми. — Вот как, значит, потрудился запомнить, как его зовут… И как ты его трогал? — Просто… просто трогал… Харуо сдавил пальцами горло извращенца, намекая, что тот отвечает неправильно. — Чем трогал? – дал он подсказку. — Руками! – сипло выкрикнул парень, — Только пальцами! Я трогал его только пальцами, лицо! У него лицо красивое… — Что ты еще, собака паршивая, с ним сделал? — Клянусь, больше ничего! Он же парень! Мне просто хотелось его потрогать! — Ты трогал его там? — Н-нет… — Не ври мне, ублюдок! Ты трогал его там?! — Да, трогал, но я просто потрогал, больше ничего!.. — Ты раздевал его? Снимал с него одежду? — Нет! Клянусь, Харуо, я ему ничего не делал, я его не насиловал и не целовал, ничего не было, я просто потрогал его там рукой немного! — Ты знаешь, что это сексуальное домогательство, а? Знаешь, что трогал за член малолетку? Ему всего ——надцать на днях исполнилось, он и с девчонкой-то никогда не целовался, а ты ему, зараза, в штаны полез! Ты хоть представляешь, что ты с ним сделал!? Он сам себя небось не трогал никогда, а тут ты своими грязными руками полез… Ты что, гей? Ты педик, что ли? Педофил? Нравится трогать за писю маленьких мальчиков? Ты знаешь, что я с тобой теперь сделаю? Я тебе, падаль, сейчас все пальцы по одному переломаю, чтобы ты больше вообще ничего не мог ими трогать. А потом буду бить вот этим ботинком по яйцам, до тех пор, пока они не превратятся в кровавую кашу. Понял меня? Слышал, что я тебе сейчас сказал? Страшно, да? А не надо было лапать в туалете малолеток, извращенец чокнутый! Готовься к адской боли, мразь! Когда Харуо вернулся домой, в гостиной по-прежнему горел свет, но ни в прихожей, ни на кухне никого не было. Он тихо заглянул в комнату брата: тот спал, прямо в одежде завалившись на кровать, и на скрип двери никак не отреагировал. Харуо выключил свет, осторожно прошел в комнату и остановился у кровати. Он постоял несколько минут, глядя на его спящее лицо, а потом зачем-то наклонился и погладил мальчика по волосам. Засохшие брызги крови темнели бурыми пятнами на запястье и тыльной стороне ладони.