Ты во всем виноват.

Глава 6. Рейтинг главы – R. POV. С того вечера, когда Харуо вытянул из меня всю ужасную правду о том, что происходило в школе, прошло несколько дней. Мы с ним практически не виделись: я старался не попадаться лишний раз ему на глаза, чувствуя стыд и смущение. Харуо узнал о моей мерзкой тайне, и от того, что он знает, мне становилось ужасно неловко, противное липкое чувство склеивало все внутренности, заставляя меня прятать глаза. Несмотря ни на что я был благодарен ему – он ничего не сказал родителям. Они вели себя так же, улыбались, возвращаясь с работы, беседы за столом оставались такими же непринужденными и легкими, а объятия крепкими. Если бы папа и Юмико-сан узнали обо всем, это бы окончательно сломало меня. Не могу представить, как смотрел бы им в глаза, как бы они могли любить меня дальше, и относиться так же… К тому же, эти второкурсники больше не приходили в школу и не требовали денег. До меня дошел слух, что двое из них находятся в больнице, а третий лежит дома, потому что ему тяжело двигаться. Когда я услышал это, мое сердце болезненно дрогнуло: не стоило никакого труда догадаться, чьих рук это дело. А потом ко мне подошел Ямазаки, тип-переросток, который каждый день отнимал у меня бенто и сок, и все, что я покупал на завтрак или ланч… Он правда ел это. Не знаю, почему ему это нравилось – он отнимал обеды только у меня и старательно разжевывал их прямо на моей парте. Я пытался сбегать от него несколько раз, или врать, что ничего не принес, но он находил меня и пару раз ударил ладонью по голове, так что я больше не сопротивлялся и передавал ему пластиковую коробочку сразу, как только он подсаживался за мой стол. А потом он пришел в школу с синяком под глазом, и первым делом подошел ко мне. Я тут же потянулся к своей сумке, чтобы достать то, за чем он пришел, но он остановил меня жестом руки. — Не надо. – Вежливо попросил он. Ямазаки никогда ни с кем не говорил вежливо, даже с учителями, он всегда пользовался сленгом и разными грязными словечками, и растягивал слова, поэтому услышав такую формальную речь, я удивленно воззрился на него, приоткрыв рот. — Извини. – Сказал он. – За то, что отнимал у тебя обеды. Я больше не буду. Я не знал, что Харуо твой брат. Закончив свой короткий монолог, Ямазаки поклонился и ушел к своей парте в самом конце класса, где сидели двоечники и прогульщики. А я так и остался сидеть с открытым ртом. Чем больше времени мы жили с Харуо вместе, тем больше я терялся в догадках. Чем больше я о нем узнавал, тем больше возникало сомнений и вопросов. Парадоксально, не правда ли? Оказывается, Харуо не совсем такой плохой, как я о нем думал? Или это мое предвзятое отношение к нему? Или это он ко мне по-особенному относится? Ведь для других он оставался таким же отморозком, врагом: избивает всех, кто ему попадется под руку. Для друзей и одноклассников – заводила, повеса и авторитет. Для семьи – говнецо, страдающее то ли переходным возрастом, то ли просто несносным характером. Интересно, это у него от отца? Порченые гены? Никогда бы не поверил, если бы сам лично не знал, что у такой чудесной добродушной женщины, как Юмико-сан, есть такой сын, как Харуо. А с другой стороны, я его, конечно, знаю совсем недавно, я о нем вообще почти ничего не знаю, но разве он избил хоть раз кого-то просто так? Кого-то невиновного? Все эти парни, они были виноваты. А Харуо так наказывал их. Его методы порой были очень жестокими, избивать людей до состояния больницы это, мне кажется, уже слишком, но в сложившейся ситуации это был, наверное, единственный выход. Единственный действенный. Выговор от учителей, домашний арест и отстранение от уроков на неделю вряд ли возымело бы на правонарушителей такой же эффект. Действия Харуо заставили меня взглянуть на него совсем по-иному. Он всегда очень грубо обращается с близкими, хамит, может обидеть ни за что и угрожать, стоит вспомнить только ту сцену в саду. Он ведет себя отвратительно! Но что, если это всего лишь его маска? Что, если на самом деле он не такой? Ведь его поступки, то, что он дал мне денег, наказал преступников и выспрашивал моих одноклассников о том, что я обычно ем – мне рассказали об этом позже, когда шумок голосов в классе стих и меня окружили друзья – все эти его действия ни что иное, чем его попытки защитить меня. Значит ли это, что он обо мне заботится? Похоже, что так… Или же я придумываю это сам себе. Зачем я вообще пытаюсь оправдать Харуо? Но эта забота, пусть и скрытая, пусть тщательно замаскированная под толстым слоем грубости, жестокого обращения и издевок, была настолько несовместима с его образом, что мне самому верилось в нее с трудом. И я дал себе обещания больше не судить его так строго и повнимательнее присмотреться к нему. Однако понаблюдать за Харуо возможности не предвиделось: ведь после всего этого я намеренно избегал его. Чувство благодарности и неловкости, которые я испытывал, стали тяжким грузом на моей душе. Я мучился искренним желанием поблагодарить брата за спасение и сделать что-то приятное в ответ, но я не знал, как и что я могу для него сделать, и, ко всему прочему, я боялся посмотреть ему в глаза. Да что там, я боялся просто встретиться с ним, оказаться к нему близко, я боялся, что когда он посмотрит на меня, еще более презрительно, чем обычно, то сразу вспомнит, что те парни делали со мной и… Мне становилось мерзко и противно. Я ненавидел самого себя, а это грязное чувство после того, как тот парень впервые дотронулся до моего лица, не оставляло меня, как бы тщательно я не тер себя мочалкой, как бы долго не отмокал в горячей ванной, сколько бы часов под душем я не простоял. В моих попытках избежать встреч с Харуо очень помогало то, что он сам был довольно занят. Его тренировки в теннисном клубе стали чаще, потому что приближалось какое-то районное соревнование. Харуо часто бегал по утрам, а теперь стал возвращаться с пробежек еще на полчаса позже – как раз тогда, когда я уже уходил в школу. Каюсь – я стал уходить гораздо раньше нужного времени, чтобы случайно не встретиться с ним. В школе мы практически не пересекались, потому что учились на разных этажах, и я перестал ходить в столовую, так что практически не выходил из класса. Иногда я видел его на спортивной площадке, на уроках физкультуры, или на тренировке на теннисном корте, но я никогда не смотрел на него долго и вообще старался не подходить к окну. Интересно, когда он успевал все это? Быть лучшим учеником в классе, заниматься спортом и быть хулиганом, которого на районе знали даже самые дряхлые старички. Наверное, он был очень талантливым человеком, потому что талантливые люди талантливы во всем. Как-то раз я все-таки столкнулся с ним в коридоре на первом этаже. Он был в спортивной форме, возвращался со своими одноклассниками из столовой с запотевшей бутылкой воды, а я искал учителя, который оставил в классе ключи. Я увидел его первым – он болтал с друзьями и не глядел по сторонам – и торопливо попытался смыться. Но стоило мне развернуться, как я врезался в группу третьекурсников, и пока я пытался их обойти, на меня обратил внимание Харуо. Наши взгляды встретились, он поднял руку и открыл было рот, чтобы позвать меня по имени, но я, извернувшись, протиснулся сквозь ржущих парней и умчался вверх по лестнице. В тот раз мне удалось сбежать, но спустя несколько дней Харуо поймал меня дома. Он сам, без стука, вошел в мою комнату, когда я только вернулся из клуба рисования, и закрыл за собой дверь. Поняв, с кем я остался наедине, я чуть ли не заметался по комнате, порываясь дернуться то в одну сторону, то в другую, и в итоге отступил назад, к письменному столу, стараясь не глядеть на брата. — Так я и думал. – Спокойно сказал он. Я ничего не ответил, молясь про себя, чтобы он поскорее ушел, но Харуо не торопился. Он тяжело вздохнул, окидывая комнату безразличным взглядом. И словно подвел итог: — Ты от меня бегаешь. Я молча стянул с себя галстук, отвернувшись к окну. Я никогда не развязывал его, просто ослаблял узел, стягивал через голову и вешал на крючок в шкаф. По известной, позорной причине – сам я не смог бы его завязать, попросту не умел. Отец пытался научить меня, но через день или два последовательность движений пальцев просто вылетала у меня из головы, и я держал в руках полоску ткани, не зная, с какого края начать. Вот и сейчас я стянул галстук, аккуратно повесил его на спинку стула, начал расстегивать пуговицы пиджака, всем своим видом показывая, что занят и не желаю ни о чем разговаривать. — Слушай… — начал Харуо осторожно, и мои пальцы даже замерли. Раньше он никогда не разговаривал со мной так. В смысле, когда не занимался со мной. Его голос был спокойным, внимательным… нормальным. Он не кричал и не шипел на меня, не сыпал оскорблениями и издевками, а говорил как с нормальным человеком. Я не посмел обернуться, потому что все еще не мог смотреть на него, но ему это было и не нужно. — Прекрати от меня прятаться. – Попросил он и цокнул языком. – Я не какая-нибудь там баба, которая будет тебе сочувствовать и утирать сопливый нос, так что… не знаю, что я должен сказать или сделать, поэтому просто слушай сюда и не вякай. Он на мгновение прервался, набирая в грудь воздуха. Я слышал в его голосе раздражение и неуверенность, которые он тщательно пытался скрыть, говоря со мной холодным тоном. Но получалось у него немного рвано и резковато. — Такое иногда случается, ты не виноват. – Прозвучало тяжелым трагичным голосом. Пауза. Я почти слышал, как он мысленно кричал «что за херню я несу?!». — И в этом нет ничего постыдного. Тебя не испачкали и не испортили, ты не стал от этого хуже… Ничего не изменилось. И я по-прежнему к тебе отношусь. Ты все тот же тупой мелкий сопляк, который меня раздражает, не больше, не меньше. Поэтому перестань бегать от меня. – Сдавленно проговорил он, словно тужился и вытягивал из себя эти слова, а потом басом рявкнул: — БЕСИТ!!! Я вздрогнул от такого резкого перехода. У меня, кажется, перехватило дыхание от неожиданности. Вовсе не от этого его громового «бесит», не от испуга, а именно от неожиданности. Или от чего-то другого… Сначала от неожиданности, а потом от острого скручивающего грудь чувства обиды и тоски, и я схватился руками за рубашку там, где было больнее всего, и сжал до боли кулак. Я совершенно не ожидал, что Харуо поведет себя так, и отнесется ко мне так… по-человечески. Ведь только что он попытался меня поддержать! Или же это было чувство благодарности, копившееся во мне больше недели, и это оно так болезненно распирает грудь? Пока я молчал, пытаясь определиться со своими чувствами, Харуо развернулся и ушел, оглушительно хлопнув дверью. Этот вечер он провел дома, и когда мама позвала нас всех за стол на ужин, я несмело спустился вниз и сел рядом с ним. Отец опять шутил свои несмешные шутки, Юмико-сан все норовила подложить мне в тарелку добавки, сетуя, что в последнее время я совсем ничего не ем, а Харуо ухмылялся и увлеченно жевал пищу. Впервые за эту неделю, сев за стол вместе с семьей, я ощутил позабытое домашнее тепло, защищенность и чувство уверенности. Я улыбался в ответ на несмешные реплики отца, закрывал руками тарелку, когда Юмико-сан тянулась к ней с наполненной ложкой, и бросал на Харуо смущенные, но уже не стыдливые и не боязливые взгляды. *** 26 Ноября – это особенный для меня день. Нет, это не День моего Рождения, я родился в Июне, и не красная дата в семейном календаре. О том, что эта дата особенная, знаю только я. Дело в том, что… В этот день в школе со мной случилось кое-что особенное. Вы не поверите, я и сам такого не ожидал… но девочка из параллельного класса, Лала, поцеловала меня и предложила встречаться. Это был мой первый поцелуй, и меня поцеловала девушка, о которой мечтают все мои одноклассники, она поцеловала МЕНЯ! Я так взволнован, я… Нет, нет, я расскажу вам все с самого начала. Лала – староста класса 1-B, она отличница, играет на фортепиано, состоит в школьном музыкальном кружке, и, ко всему прочему, она самая красивая девушка своего класса. Я много слышал о ней от своих одноклассников – мальчишки всегда обсуждают девчонок, которые им нравятся, но которые никогда не ответят взаимностью. Лала была именно такой – слишком уверенной в себе и независимой. По правде говоря, большинство парней ее просто боялись – потому что она запросто могла надавать по шее. Но это не мешало им ею восхищаться. Я никогда не думал о ней. Она была слишком хороша для меня, во-первых, а во-вторых – я, скорее всего, предпочел бы скромную, тихую, под стать себе девушку, с которой бы провел все три года старшей школы, а после выпуска женился бы на ней. Представить Лалу-сан замужем, с округлившимся животиком и парой детишек я почему-то не мог. Но именно 26 Ноября я нашел записку в своем ящике для обуви. Мою первую любовную записку… Там было написано: «Приходи в сад после уроков, я буду тебя ждать». Без имени или подписи. Мои одноклассники увидели записку и стали подначивать меня, похлопывать по спине, и просто заставили пойти на встречу, хотя я всерьез думал, что это просто чья-то неумная шутка. Я не верил, что кто-то мог заинтересоваться мной – я маленький, ниже своих сверстников, не слишком умный и тихий, внешность у меня совсем не впечатляющая, а девушкам обычно нравится абсолютно противоположный тип. Вокруг было много достойных парней: Сато-кун, к примеру, или Таро, мои одноклассники. Они классно выглядят и от них всегда много шума, они веселят всех вокруг. Я думал, что, возможно, письмо просто положили не в тот ящик, перепутав мое имя с чьим-то. Я чувствовал себя неловко, когда шел в школьный садик, и уже готовился извиниться перед девушкой, но мне все равно было интересно, кто она. В саду меня ждала Лала-семпай. И ждала она именно меня. Я так удивился, что застыл, как вкопанный, когда увидел ее, и позабыл все приготовленные слова. Почему-то я разволновался и начал краснеть, а она рассмеялась. — Привет, Кано, я ждала тебя. — П-привет… — робко ответил я, сцепляя руки. — Удивлен, да? – Наклонила она на бок голову и подошла поближе. Лала-сан действительно была очень красивой: брюнетка с длинными волосами, собранными в два низких хвоста, немножко выше меня, стройная и от нее приятно пахло какими-то легкими духами. — Ум, да… — невнятно ответил я. Мне еще никогда не назначали приватную встречу в уединенных местах, по сути, я впервые остался наедине с девушкой, которая мне нравится, и я просто не знал, как себя вести. — Ты не думай, я положила письмо именно в твой ящик. – Словно угадав, успокоила она меня. — Знаешь, я думаю, что ты очень милый. Ты мне нравишься. Мне вообще нравятся такие парни, как ты – тихие, мягкие, они знают цену девушке и умеют красиво ухаживать… — Ее голос немножко дрожал, и я с удивлением понял, что она тоже нервничает. Кажется, мы оба думали об одном и том же, потому что она тут же добавила: — Знаешь, я впервые вот так парню признаюсь. Обычно за мной поклонники бегают, но мне никто никогда не нравился. Лала замолчала, и я тоже молчал, забывая даже переступать с ноги на ногу. Наверное, я должен был что-то сказать, но в голову не приходило ни единой мысли – они предательски расползались в разные стороны и я не успевал ловить их даже за хвосты. — Ум, я… — Я тебе нравлюсь, Кано? – вдруг спросила она. — Ну… да. Ты красивая и… — Тогда давай встречаться? Мне кажется, нам будет хорошо вместе. — Эм… — Только и промямлил я в ответ, не найдя ничего лучшего. Я был настолько ошарашен, что никак не мог собраться. А Лала-сан внезапно подошла очень близко, наклонилась и поцеловала меня – прямо в губы. Я ощутил нежное прикосновение ее мягких горячих губ к своим, и оторопело распахнул глаза… Лала-семпай отстранилась, выжидающе глядя на меня. А я зарделся, как будто она сделала что-то постыдное: ненавидел сам себя в этот момент, и свою дурацкую способность так легко краснеть и выдавать смущение. — Кано, ты правда милый. – Рассмеявшись, сказала она. – Я не требую от тебя ответа прямо сейчас, можешь подумать и сказать мне завтра. Надеюсь, что твой ответ будет положительным. Она осторожно дотронулась до моего плеча и пошла к стеклянным дверям, ведущим в здание школы. Я проследил за ней взглядом, не веря в то, что только что произошло… Но на губах еще оставалось чужое тепло, и я неуверенно поднял руку, прикасаясь к ним, словно желая убедиться, что это не иллюзия и не игра моего возбужденного мозга. Но губы в самом деле были моими, я ощутил теплые сухие подушечки и чуть прохладный ноготь, и легкую влагу, оставшуюся после поцелуя. 26 Ноября в 15:44 Аясава Харуо стоял в коридоре третьего этажа школы, у окна, выходящего в школьный садик, и с каменным лицом наблюдал, как красотка из первого класса целует его младшего брата и предлагает ему встречаться, а тот в ответ краснеет, как девственница, и глотает ответ. Домой Кано не вернулся – прилетел, не иначе как на крыльях любви. Глупо улыбался, что в виду последних событий с ним случалось не часто, и смотрел на все вокруг сияющими от счастья глазами. Еще бы… Смотреть на это Харуо было противно. Сами собой дергались скулы и искривлялись брезгливо губы. К просто «мелкому идиоту» теперь прибавился «влюбленный» «мелкий идиот», и почему-то Харуо это очень раздражало. То, что он чувствовал, было странно похоже на зависть, только кому завидовать и чему… Тому, что мальчишка влюбился? Тому, что его поцеловала самая красивая девушка параллели первых классов? Так у Харуо этих девок лопатой греби. И даже эта, с хвостиками, имени которой он даже не знает, тоже легко станет его «подружкой», если он этого захочет. Сидя в гостиной перед пестрившим картинками телевизором Харуо думал об этой первокурснице: личико у нее симпатичное, стройная, характер буйный, правда, но это ничего, это с первой влюбленностью пройдет… А потом с лестницы выглянул Кано и робко попросил помочь ему с домашним заданием по математике. Харуо тяжко вздохнул, выключил телевизор и поднялся в комнату мелкого. Тот разложил на столе все свои учебники, раскрытые тетрадки, даже словарь по английскому торчал с самого края, привлекая внимание красным корешком. Заняться ему было нечем, что ли? После сегодняшнего такому сопливому мальчугану самое оно пускать слюни в подушку и предаваться восторгам и мечтаниям о совместном счастливом будущем с возлюбленной. Глядя на светлое улыбающееся лицо Кано, Харуо хмурился и поджимал недовольно губы. Что-то непонятное копошилось в его груди: животное, присутствие которого он никогда раньше не чувствовал. Кано протянул ему тетрадку, одарив скромной улыбкой, и даже сердитое лицо брата никак не смутило его и не убавило беспричинной щенячьей радости. Харуо посмотрел примеры, терпеливо объяснил ход решения, показал, как делать, написал на полях нужные формулы, и откинулся на спинку стула, чтобы немного расслабиться, пока мелкий корпит над заданиями. Его мысли снова вернулись к той сцене в саду. И какого черта он все время об этом думает? Какое ему дело до первого поцелуя какого-то там сопляка? А Харуо был уверен, что поцелуй был первым – реакция Кано говорила сама за себя. Ну кто еще оторопеет после такого невинного прикосновения губ? Он покосился на мальчишку, который увлеченно выводил в тетради цифры и менял местами слагаемые. Харуо давно заметил, что парень зачем-то старается копировать его почерк, и когда он писал, его взгляд то и дело возвращался к меткам Харуо на полях, чтобы свериться с образцом или посмотреть, как пишется та или иная буква. Эта дурацкая манера письма и смешила, и раздражала одновременно, и оставляла что-то горделивое в душе, как иногда бывает, когда понимаешь, что тебе подражают или завидуют. Руки у мальчишки были худые, запястья и пальцы тонкие, по ним и не скажешь, что это руки парня четырнадцати лет. Ноготочки округлые, розовые, и никаких заусенцев или обкусанных концов. От Кано всегда приятно и неуловимо пахло шампунем: запах сохранялся даже спустя несколько дней, и не был резким или приторным, скорее свежим и притягивающим. Такой легкий аромат всегда хотелось вдохнуть поглубже, наклониться к мальчику, потянуться к нему, втянуть запах носом… Харуо всегда сдерживал эти порывы. Еще его миловидное красивое личико с большими глазами и мягкими чуть пухлыми губами, если на них случайно посмотришь – трудно оторвать взгляд. И нельзя быть таким слабым! Даже если с комплекцией не повезло, если мышцы совсем никакие, если уродился маленьким и щупленьким, но парнем, так ты и веди себя как парень. Ну что это за притупленный вечно взгляд, глаза Кота из "Шрека" и слабый просящий голос? Таким только девчонки пользуются, когда хотят произвести внимание на парней, а ты чего? Тоже хочешь произвести на кого-то впечатление? Почему ты все время улыбаешься и прогибаешься, стоит только на тебя надавить? Почему не сопротивляешься и не пытаешься дать отпор? Или это твой способ защиты? Маленьких и слабых, думаешь, не бьют? Не все в мире такие благородные, и людям по большому счету друг на друга наплевать, так на что ты с таким мягким характером надеешься? Как ты собираешься жить? Харуо хотел задать ему все эти вопросы, но почему-то не мог. Рот не открывался, губы не двигались, язык не шевелился. Не получалось даже звука издать, и потому Харуо сидел сейчас рядом с Кано и злился. И злость эта все нарастала в нем, как буря, и эту бурю Харуо еще ни разу в своей жизни не смог угомонить. Ну как такого зеленого сопляка, у которого еще молоко на губах не обсохло, и вряд ли когда-нибудь вообще высохнет, могла поцеловать девушка? Чего она в нем нашла, что разглядела? Чем она вообще думала, целуя наивного незрелого мальчишку, который на четверть головы ниже ее? Не выдержав напряжения мыслей, Харуо резко вобрал носом воздух и начал свою пытку, чтобы снять раздражение, выплеснуть злость. Лучше всего это получалось на Кано – тот никогда не даст сдачи, и реагирует на все искренне, остро, не умея ничего скрывать. — Ты когда-нибудь целовался? – нагло спросил он. Мальчик перестал писать, поднял голову и удивленно посмотрел на него. Харуо с удовольствием отметил, что его щечки в ту же минуту порозовели. Кано открыл рот, что бы что-то ответить, но запнулся, захлопал глазами, снова опуская голову. Эти самые губы, каково их целовать? Какие они на вкус? Ей понравилось? — Ей понравилось? – озвучил свой последний вопрос Харуо. Кано снова посмотрел на него, уже испуганно. Опять испуганно, черт побери, почему этот недомерок всегда всего боится, почему он все время выглядит таким напуганным, будто его собираются убить? — Т-ты видел?.. – с трудом выговорил он. Всякий раз, как его заставали врасплох или он волновался, мальчик начинал заикаться. Совсем чуть-чуть, почти незаметно, но очень мило. Мило?! Парень не должен выглядеть милым! — Ага. – Подтвердил опасения младшего Харуо. – Как думаешь, ей понравилось? Думаю, нет. Ты же не умеешь. Это был твой первый поцелуй. Кано поджал ноги под стулом, скрывая стыдливо покрасневшее лицо за волосами. Опять прячется, трус. Если тебя пытаются задеть – дай отпор, дай сдачи! — Ты произвел на нее ужасное впечатление… — продолжал Харуо, пока еще он не был удовлетворен. — Это не твое дело… — попытался слабо возразить мальчик. — Конечно, просто это так смешно, что я не мог удержаться… Вы оба выглядели такими придурками там внизу. – Харуо засмеялся, и наклонился вперед, облокачиваясь на стол. – А ты? Тебе понравилось? Кано недовольно отвернулся, дернув ногами. Ему совсем не хотелось слушать это все, но он терпел, потому что ему нужна была помощь. Потому, что Харуо – это Харуо, и он всегда так обращается с ним. Никаких перемен ждать и не следовало: он же сказал, что относится к нему так же, как к раздражающему сопляку, так что расстраиваться повода не было… Но это правда задевало и обижало, то, что он говорит такое прямо в глаза. — Хочешь, покажу, как это делается на самом деле? – вдруг спросил Харуо. Его голос был совсем близко, и Кано ошарашено обернулся к нему, чтобы убедиться, что не ослышался. Вернее, чтобы убедиться в том, что он ослышался. Но Харуо выглядел совершенно серьезным, только искорка в глазах, похожая на насмешливую, выдавала в последних словах шутку. — Хочешь? – повторил он. — Не смешно. – Обиженно проговорил Кано, и отвернулся. — Нет. – Подтвердил Харуо, и вдруг резко выбросил вперед обе руки, схватил мальчишку за голову и притянул к себе. Мальчик не успел ничего сообразить и предпринять хоть какие-то попытки к сопротивлению. Он почувствовал только чьи-то сильные руки, вцепившиеся в его голову, внезапно дернувшие его в сторону, каменную хватку, успел только вздрогнуть, и в следующую секунду оказался прижат к губам Харуо. Широко распахнутыми глазами Кано воззрился на брата, но его лицо было так близко, что не получалось сфокусировать взгляд… Кано, поняв, кто перед ним, но не понимая, что происходит, протестующее вскрикнул, вскидывая руки, и в опрометчиво приоткрытые губы вторгся чужой язык. Горячие влажные губы накрыли почти полностью его рот, облизывая, засасывая уверенными, отработанными движениями, горячее дыхание обжигало кожу… Чужое дыхание, чужие губы, чужой язык касались Кано, и он со всей силы яростно попытался оттолкнуть Харуо, упершись руками в его плечи, но ему не удалось увеличить расстояние даже на миллиметр. Чувствуя, как мальчик задергался, Харуо только сжал его голову еще сильнее, вжимая, вдавливая в себя, насильно проникая внутрь, разжимая зубы сильными надавливаниями пальцев на скулы. Мальчик в его руках трепыхался, пытался вырваться, отталкивая его своими слабыми ручонками, скребя по груди пальцами, царапаясь, щиплясь, как самая настоящая девчонка, протестующее мыча и пытаясь увести в сторону голову, и даже пытался кусать. Его мягкие волосы, растрепавшиеся от такого грубого обращения, торчали из-под пальцев в разные стороны: мягкие, шелковистые, как в рекламе шампуня, и пахнущие так сладко. Харуо впервые прикасался к ним, впервые так увлеченно кого-то целовал, впервые в своей жизни целовал парня. Кано, чьи попытки освободиться из железного захвата были абсолютно тщетными, сполз со стула на пол, стараясь хоть так утянуть вниз и уйти от грубого поцелуя. Но Харуо не отпускал, целовал, обхватывая губами, облизывая то мягкие, то напрягшиеся губы, ровный ряд зубов, мечущийся язык снова и снова, наслаждаясь податливой мягкостью чужого рта. Притягивая упавшего на колени мальчика к себе, он отстраненно думал, что этот насильственный поцелуй очень сладок. Это было здорово – целовать кого-то такого теплого и мягкого, кто так тщетно пытается сопротивляться. Кано все еще пытался его оттолкнуть, упираясь руками в грудь, осыпая слабыми ударами, но потом притих, перестал вырываться… Его ладони незаметно бессильно легли на плечи, и вот он уже сам тянет голову вверх, послушно размыкая губы под давлением умелого горячего языка. Поцелуй длится еще несколько минут, уже добровольный, продолжающийся с молчаливого согласия, но Харуо вдруг отстраняется, глядит на расслабленное лицо мальчика, на лихорадочный румянец на щеках и на поплывшие, подернутые поволокой глаза, чувствует быстро пульсирующую венку на его шее, под пальцами, и отталкивает, почти отбрасывает младшего. Вскакивает с места. У него у самого дыхание сбитое, учащенное, и сердце бьется… Он… он только что поцеловал парня? Своего младшего брата? Этого сопляка?.. Ужас волной цунами окатывает его с ног до головы, заставляя облиться холодным потом, почти сбивая с ног. Он, шатаясь, отступает назад, не верящим, почти ненавидящим жгучим взглядом упершись в сидящего на полу мальчика, и тут же, ничего не говоря, вылетает из комнаты. Это Шин. Это Шин во всем виноват!