Белое и черное

Почти бесшумно лезвие выскользнуло из ножен. К счастью, чувства Фальке были обострены до предела. Он не сомневался в том, что нападение последует. Теперь важнее всего было вовремя на него среагировать. Он позволил убийце отстать от себя на шаг. Он уловил слабый-слабый шелест и каким-то шестым чувством угадал движение за спиной. В последний момент уклонившись от удара, он с разворота выбил кинжал из руки Ланга. - Бледная сволочь, – зарычал Джокем и кинулся на Фальке, сшибая его с ног, чтобы помешать достать пистолет. - Эрих, сюда! – выкрикнул гестаповец и пнул нападающего ногой в живот, так что тот отлетел назад. Дверь комнаты для допросов распахнулась, Эрих и пара его помощников взяли Ланга на прицел. - Вы арестованы, сдайте оружие, - велел Радель и добавил. - Давно пора было это сделать. Ланг промолчал, одарив полицейского ненавидящим взглядом. Эрих же обратился к Фальке. - Гауптштурмфюрер, с вами всё в порядке? - Вот зверюга. По-моему, он собирался перегрызть мне глотку, - отозвался Фальке, вытирая с рассеченной скулы кровь. – Подрал меня чем-то…. Вроде не глубоко. Эрих достал из кармана платок и подал его гестаповцу. - Герр фон Химмельштайн, я могу освободить Марию? - Теперь можно, думаю, она изрядно устала играть этот спектакль, - кивнул Фальке. - Так ты знал?! – не сдержавшись, воскликнул Ланг. Химмельштайн обернулся к нему. - Я поверил Марии и Эриху на свой страх и риск и договорился с ними. Простите, герр Ланг, но вы все же были менее убедительны. К тому же это все-таки вы в свое время были подрывником, а Эрих единственный раз в жизни держал в руках взрывчатку, за что и поплатился. Я изучил вашу биографию – в ней слишком много темных пятен. В конце тридцатых вас едва не выгнали из НСДАП, во время войны в Польше вы тоже отметились весьма ярко и так далее. Вы всегда выходили сухим из воды, но кое-какие выводы я сделал. - Поздновато ты их сделал. Сколько твоих полегло моими стараниями? – осклабился Ланг. - Я не думал, что вы обнаглеете настолько, - с неприязнью отозвался Фальке. – Только эти мертвые такие же ваши, как и мои. Играть против своих – что может быть мерзостнее? - Я играю против вас, нацистов. Потому что это вы превратили мою страну в полицейское государство. В большой концлагерь. Где человека можно уничтожить только за то, что он отличается от вас, хоть кровью, хоть мыслями. Из-за вас… - Довольно, - прервал поток красноречия Фальке. – Мы с вами еще поговорим. Эрих, уведите его. И отправьте кого-нибудь известить коменданта о том, что его адъютант – советский шпион. Фальке совершенно не хотелось выслушивать очередную порцию комендантских стонов на тему того, как же он не углядел за Лангом. Предоставив Раделю уговаривать Хаймлиха не впадать в истерику, гауптштурмфюрер вернулся к себе и занялся чтением донесений о побеге медсестры Татьяны и русского пленного. Прикинув, что за ночь беглецы ушли достаточно далеко, Фальке не стал отправлять облаву. Укрыться русские могли только у партизан, а для столкновения с теми следовало назначать отдельную операцию и посылать большой отряд. Это Химмельштайн собирался сделать – но не без подготовки. В какой-то момент в кабинет вошла Мария Гофман. - Хайль Гитлер, - поприветствовала она Фальке. - Хайль Гитлер, - отозвался он. – Рад видеть вас. Не стойте в дверях, проходите. Мария, простите ли вы меня за то, что операция так затянулась? - Я не в обиде, - улыбнулась девушка. – В конце концов, я выспалась впервые за все время моего пребывания в Подледном. Спасибо, что поверили мне, Фальке. Нам с Эрихом. - Честно говоря, мне это далось с трудом, - признался Фальке, продолжая листать донесения. – Вы так пытались скрыть вашу романтичную историю, что вас запросто можно было заподозрить в подготовке диверсии. - Я просто не хочу, чтобы мой отец узнал об Эрихе. А Вольфганг наверняка рассказывает обо мне в переписке, - вздохнула Мария. – Мне и так придется объяснять, что здесь произошло…. - Насчет объяснений не переживайте, если что, их дам я, - заверил Фальке. - Но чем же все-таки вашему отцу так не угодил Радель? - Старше меня больше, чем на десять лет…. Не слишком успешен в карьере… Покалечен… - принялась перечислять Мария, обреченно закатив глаза. - Я хорошо представляю, что мне придется выслушивать. - Понятно, - Фальке чуть заметно улыбнулся. – Джокем Ланг очень старался подставить вас и Раделя. Интересно, чем вы ему не угодили? - Понятия не имею, - пожала плечами девушка. – Я пересекалась с ним крайне мало. Думаю, ему было просто все равно, на кого валить вину. - Да нет, вряд ли, - Фальке нахмурился. – Джокем Ланг, медсестра Татьяна и, возможно, Мартин Фауст и двое его помощников – хотя в трех последних я сомневаюсь…. Неужели всё? – гауптштурмфюрер задумался на мгновение, а потом повеселел и предложил. - Мария, а не желаете немного отомстить своему обидчику? Думаю, самое время им заняться. - С превеликим удовольствием! – взгляд Марии стал хищным. …Ланг смотрел на Фальке и Марию почти насмешливо. Он нес полную околесицу в ответ на любой вопрос, фактически всё сводя к тому, что ему не угодили нацисты. Когда гауптштурмфюреру это изрядно надоело, он разрешил Марии спрашивать доходчивее. Но ничего сделать девушка не успела – появился крайне взволнованный Эрих и что-то нашептал на ухо Фальке. - Что?! – воскликнул гауптштурмфюрер, на мгновение забыв, что его слышит Ланг. – Что значит – пропал? Опять диверсия? Ищите срочно…. - Без толку, - подал голос Джокем. – У нас с Вольфгангом уговор – если одного раскрывают и арестовывают, второй уходит. Замечательно. Теперь я могу говорить. Если, конечно, вам всё еще нужны мои показания, - он хохотнул. Фальке в бешенстве обернулся к нему. Правда, сейчас он больше злился на себя самого. Недостающий кусочек мозаики нашелся – человеком, который знал всё и который покровительствовал и Лангу, и Татьяне, и Тимофею Кузнецову был комендант Подледного. Тот самый, которого Химмельштайн не подозревал совершенно. Фальке думал, что у Хаймлиха расшатаны нервы, что он недопустимо впечатлителен для солдата, что его мягкость граничит с халатностью, что и Подледный в свое время был не имевшей никакой ценности дырой, поэтому бездарного руководителя сюда попросту сослали. Но мысль, что всеведущее гестапо не уследило за изворотливым и хитрым врагом, надевшим маску придурковатого простака, Химмельштайну в голову даже не приходила. - Эрих, готовьте облаву. Еще один не уйдет просто так. - Ловите, ловите, - лениво повторил Джокем. – Всё равно вы не знаете, где ловить. - Зато, судя по всему, знаете вы, - заметила Мария. – Честные показания облегчат вашу участь. - Беспокойтесь о своей, - порекомендовал Ланг. – Показания. Извольте. Вольфганг - мой старинный друг. Вернее, изначально он был моим покровителем. Помог мне решить мои проблемы с однопартийцами в тот момент, когда те сочли, что я превысил свои полномочия и заслуживаю изгнания, если не смерти. Хаймлих поручился за меня и взял меня к себе в адъютанты. В дальнейшем он не раз помогал мне. У него был немалый зуб на нацистов: когда-то давно он дружил с некой четой, в которой муж был немцем, а жена – еврейкой. Во время зачисток женщину арестовали. Она умерла в Бухенвальде при непонятных обстоятельствах, хотя Вольфганг и просил Николоса Гофмана о снисхождении. Её муж спился с горя, пропал. Никто не знает, что с ним сталось. - Ах, Николоса Гофмана, - повторила Мария. – Значит, меня хотел подставить Вольфганг? Из мести? - Разумеется, - подтвердил Ланг. – Мне, честно говоря, всё равно – если бы Вольфганг приказал, я бы подкинул улики хоть самому Гитлеру. - А чем вам помешал Радель? – спросил Фальке. - Да только тем, что они с Марией любовники, - тактичность явно была Лангу чужда. - Я узнал это случайно. А потом увидел их у грузовика. Я как раз заложил взрывчатку, а тут - Мария. Пришлось спрятаться в кузов и ждать, пока они с Эрихом уберутся восвояси. Благо, их видел не только я. - Хорошо, пусть так, - согласился Химмельштайн, - расскажите, как вы стали работать с русскими. - Это тоже Вольфганг, - отозвался Джокем. – Он еще до войны водил знакомство с русскими офицерами. В том числе с отцом двух летчиков, один из которых предатель, а второй сбежал вместе с Татьяной. - Предатель тут только один, и он сидит передо мной, - Фальке сверкнул глазами. – Ближе к делу, пожалуйста. Рассказывайте всё. Про связного. Про Татьяну. - Запросто, - скривился Ланг. – Связной был прислан к нам русскими. Он не был партизаном – у тех своя связь, мы же с ними взаимодействовали через Татьяну. Так что про них меня спрашивать бесполезно – я у них не был, где штаб – не знаю. Татьяна с Антоновым туда и ушли, к своим. Что еще знать хотите? Сигналы самолетам тоже я подал, колонну вашу выдал. - Мартин Фауст был вашим подельником? – вспомнила Мария. - Фауст? Ни разу, - усмехнулся Джокем. – Ни он, ни его помощники. Но вы, фроляйн Гофман, тогда столь замечательно поработали, что мне даже руки пачкать не пришлось. Ну, только об самого Мартина. - Ах ты мразь! – не выдержала Мария. – А мне Вольфганг наплел с три короба, как он уверен в их вине…. - Еще бы, герр Хаймлих всегда умел производить нужное впечатление, - Ланг расплылся в издевательской улыбке. Фальке сложил руки за спиной и прошелся по комнате. – Всё более чем ясно. Благодарю за откровенность, герр Ланг. Возможно, трибунал учтет ваше чистосердечное признание – хотя, на мой взгляд, снисхождения вы не заслуживаете. Только об одной вещи вы все-таки забыли мне рассказать. - О какой же? – Джокем выглядел таким довольным, словно не боялся вообще ничего. - Вы сказали, что у вас был уговор на случай, если вас или коменданта арестовывают. И пути к отступлению, - напомнил гестаповец, наблюдая, как по мере осознания услышанного меняется в лице бывший адъютант Хаймлиха. – Вот про эти пути и про то, где же все-таки ловить коменданта, я и желаю услышать от вас. - Вольфганг не делился со мной такими подробностями, - выговорил Ланг, в момент растерявший свою самоуверенность. – Я не знаю… - Скорее вы забыли, - Фальке улыбнулся одними губами. – Но мы с Марией с удовольствием поможем вам вспомнить. Дружеские беседы прекратились. Впрочем, они не сменились и допросами - про Андрея снова «забыли». Сначала он думал, что Фальке занят. В этой уверенности он пребывал ровно до того момента, пока однажды не увели Ивана, вернее, Игоря – на сей раз, навсегда. Тогда Чёрный понял, что произошло. Ответ оказался прост и очевиден: Фальке сделал то, что должен, но объясняться с Андреем на этот счет не хотел. Вот тебе и дружба с немцем, и очная ставка с Женькой! Фальке свято верил в правоту своего дела и в том, что касалось треклятого долга перед этим делом, был непреклонен и жесток. А Андрею теперь оставалось только как можно скорее выбросить из головы, что он вообще когда-то знал Фальке Вайссера фон Химмельштайна... Лётчик поймал себя на том, что помнит эту мудреную фамилию. Чёртова война! …Желаемое как всегда произошло, как только его перестали ждать - Фальке вспомнил о пленном и вызвал его на допрос. - На сегодня вы свободны, - гестаповец по обыкновению отпустил охрану. - Что, решил все-таки поговорить? - криво улыбнувшись, спросил Андрей. Злости на Фальке он не испытывал – гестаповец был честен и с самого начала сообщил, что поблажек для Игоря быть не может. Ну а Женька… - Простьи, у менья было отшен много дел, - сказал Фальке, снимая с Андрея наручники. Потом немец подошел к столу, взял портсигар, закурил сам и протянул сигарету летчику. – Я обещал тебье встречу с братом. Увы, я не смогу сдьержат это обещание. - Что? – Андрею показалось, что его снова ударило электрошоком. В голове завертелись безумные догадки: Фальке устроил допрос Жени, отдал Женю Бешеной, Бешеная перестаралась… - Что с ним?! - Этого я не знайю, - усмехнулся Химмельштайн. – Он сбьежал. - Убить тебя мало, - слабо выговорил Андрей, которому тут же полегчало. - Убить не убьют, но как бы не разжаловальи, - настал черед погрустнеть Фальке. Андрей удивленно посмотрел на него, потом сообразил, что немец в очередной раз понял все слишком буквально. Гестаповец достал откуда-то из-под стола сверток и выдал его летчику. - Одьевайся. - В немецкую форму?! – воскликнул Андрей, распотрошив сверток. – Это еще зачем? - Узнайешь, - ушел от ответа Фальке. – Хочу предложит тебье одну прогулку. Но я не могу же гульят с пленным. Ничего не понимая, Андрей выполнил просьбу гестаповца. Тот вывел его через полупустой участок на улицу, посадил в автомобиль и куда-то повез. Ехали они недолго – Чёрный вообще не понял, почему это расстояние нельзя было пройти пешком. Остановились возле одного из домов, выбрались из машины. - Я живу тут, - пояснил Фальке. – Проходьи. Дальше произошло то, чего Андрей не мог представить себе даже после всего общения с гестаповцем. Едва Фальке открыл дверь, ему навстречу с криком «Дядя флиц!» кинулась белобрысая девчонка лет трех – четырех. - Вот это и есть Катенка, - довольно сообщил гестаповец, подхватывая девочку на руки. – У нее ест сестрьонка, её зовут Илка. - Добрый вечер, - красивая молодая женщина, следом за девочкой вышедшая к гостям, мягко улыбнулась. – Фальке, Катюша не выговаривает букву «Р». Правильно будет Ирка, но лучше Ира или Иринка. - Простьите, - немец явно смутился, а Андрей из вежливости сдержал смех. …Настя знала, что Фальке вернется не один. Еще утром он предупредил, что один важный человек на эту ночь остановится у него. Баба Надя, мгновенно догадавшись, что от нее требуется, вспомнила, что давно не заходила к Дарье Михайловне, наверняка накопившей новостей на целую неделю рассказов, и отправилась ночевать к соседке. Фальке поблагодарил хозяйку и ушел, а Настя кинулась наводить порядок в избе и печь пирожки из муки, которую время от времени немец таскал из своего штаба. Многое переменилось с того момента, когда Настя, умирая от страха после своего признания, ждала от гестаповца всего чего угодно – ареста, пыток, казни, - а на деле получила лишь «Не бойтесь. Я давно поньял, что вы свьязаны с нимьи, но как видьите, я не трогаю вас. Просто - спасьибо». Она всё равно протряслась целый день, ожидая, что за ней придут. Но Фальке вернулся вечером как ни в чем ни бывало, по своему обыкновению выдал девочкам шоколадки… Настя расслабилась и смирилась с фактом собственной влюбленности в немца. Больше ее это не удручало - зная Фальке только с одной стороны, она больше не желала ни думать, ни слышать о том, что он бывает другим. Она собиралась принять гостя Фальке, кем бы тот ни оказался. Но пришелец в немецкой форме поздоровался на идеальном русском – Настя вздрогнула. …От Андрея не укрылось, что хозяйка переменилась в лице. Он устал мириться с клеймом предателя еще в бараке, а теперь и тут начиналось то же самое. Тихо вздохнув, летчик предпочел не встречаться взглядом с женщиной. - Хорошо тебя здесь принимают, - заметил Чёрный, когда они с Фальке расположились за столом. - А я тебье говорьиль, что так бывает, а ты не верьил, - обрадовался немец, а затем вскочил с места. - Я сейчас вьернус. Я кое-что для тебья припас. - Хорошо, - слегка удивился Андрей, и только когда гестаповец вышел из избы, осознал, что остался один на один с хозяйкой. - Вы ведь русский? – тихо спросила она. - Да, - кивнул Андрей. – Думаете, что я предатель. Не молчите, я знаю, что это так. Я бы и сам на вашем месте ничего другого не подумал. - Но это не так? – летчику показалось, что в голосе Насти прозвучала надежда. - Нет, - просто ответил он. – Я знаю, это звучит дико – но мы с ним просто друзья. Вы, наверное, мне не поверите….. - Отчего же, - тихо проговорила женщина. – Я его знаю… Она не успела договорить. Вернулся Фальке с крайне загадочным видом и какой-то штуковиной, завернутой в тряпки. Загадка раскрылась, когда Настя ушла укладывать девочек спать, а Фальке, чуть только не светясь от удовольствия, освободил от тряпья большую пузатую мутную бутыль, полную жидкости, которую Андрей, несмотря на свое городское воспитание, все-таки сумел опознать. - Это же самогон, - выговорил он в легком замешательстве. - Водка, - с уверенностью заявил немец, который, видимо, слишком хорошо запомнил, что пьют русские. Андрей поскреб затылок, вспоминая тот летний отдых на даче Юрия Анатольевича, когда подобным пойлом их с Женькой угощали знакомые деревенские ребята. Тогда Андрей сумел сделать всего несколько глотков. С тех пор он, конечно, стал выносливее, но все-таки надеялся, что Фальке не думает, будто русские пьют такую водку исключительно полными стаканами. А то бы пришлось поддерживать образ... - Разливай, - велел Фальке, не рискуя брать на себя столь ответственную задачу, и выставил на стол два стакана. - А чем будем закусывать? – небрежно поинтересовался Андрей, нацедив себе и немцу совсем понемногу. - Чем положьено? – поинтересовался гестаповец. - Ну…. – Андрей задумался. - Лучше бы соленым огурцом. Или там грибочками…. - Где я тебье возьму огурцы с грьибами? – расстроился немец. – Пирожкьи подойдут? К счастью, последние оказались не с вареньем, а с капустой, в чем поспешил убедиться Андрей. - Сгодится, - озвучил он вердикт. – За что пьем? - За побьеду, - предложил Фальке. Андрей засмеялся: - За чью? Давай просто за окончание войны и чтобы нам с тобой ее пережить. Значит так, это пить надо залпом. И ни в коем случае не пытаться распробовать… …Фальке ухитрился даже не подавиться самогоном. На первой они с Андреем, разумеется, не остановились, как и на второй, и на последующих. Оба были достаточно измотаны постоянным напряжением, оба не возражали против того, чтобы, наконец, немного расслабиться. Хмель быстро ударил в голову: перед глазами все поплыло, разговор пошел оживленнее и проще, чем всегда, словно непримиримые противоречия отступили на второй план. Фальке даже принялся жаловаться на случившееся в штабе: рассказал про отравленный колодец, про покушение Ланга, про бегство коменданта. Андрей вспомнил имя Вольфганга Хаймлиха. Юрий Анатольевич когда-то очень давно рассказывал о немецкой делегации, прибывшей в Москву для подписания пакта о ненападении между СССР и Германией. Тогда Поляков привлек старого знакомца для наблюдения за иностранными гостями. Вольфганг был среди последних и с Антоновым общался весьма неплохо. Больше Чёрный ничего не знал. Через некоторое время Фальке заговорил о стычке с партизанами, которая последовала при попытке догнать Хаймлиха и закончилась довольно кроваво. Немцы отступили, но успели прихватить с собой пару русских. Андрей счел, что это повод спросить про Игоря. - Скажи, ты все-таки казнил Иван Иваныча? Ответ Фальке был неожиданным. - Пока нет. - Вот как, - Андрей понял, что еще не всё потеряно. – Слушай…. А ему – только смерть? Нельзя как-нибудь по-другому? В лагерь, скажем. Всё лучше, чем покойнику. - В лагьер можно, - покачал головой немец, - но не его. Длья партьизан у нас одно – висьелица. - Виселица, - эхом повторил летчик. – Вот черт, это же самое позорное... - Позорное, - согласился гестаповец. – Ест ещье расстрел. Но это для офьицеров, а твой Иван не назвал даше свойего настоящего имьени, не то, что звания. - Да я понимаю, - печально ответил Андрей. – Слушай, Фальке. Я не знаю, что здесь в твоей власти, а что нет, но… Я тебя прошу, если сможешь, сохрани жизнь Ивану. Он твой враг, я знаю. Но такого врага есть за что уважать. А если не жизнь, Фальке, то хотя бы не вешай, замени позорную казнь расстрелом, пожалуйста. Хотя бы это. Андрей не думал о том, что просьба, обращенная к врагу, унизительна. Да и был ли Фальке врагом в тот самый момент? - Андрей, я не люблю обьещат то, что возможно не смогу выполньит, - честно признался гестаповец. - Но когда я буду приньимат решение, я вспомнью твои слова. - Спасибо, - Андрей верил, что Фальке действительно вспомнит. Тот уже сам долил себе в стакан самогона, глотнул…. И внезапно поперхнулся. Чёрного охватил внезапный и совершенно необъяснимый страх. Фальке кашлял, прикрыв рот ладонью, и Андрей заметался, понимая, что надо срочно помочь, но…. - У меня нет для тебя платка, - слова сорвались с губ прежде, чем летчик осознал, что он произнес. Фальке, наконец, прокашлялся. Он взглянул на свою ладонь. - Не нужно, ничьего пока ньет. …Полутемная комната с высокими сводами. Постель, широкая настолько, что лежащий на ней истощенный болезнью человек кажется совсем тонким и хрупким. Кровь на белой ткани, кровь на губах, сердце, до боли сжимающееся от того, что ничего нельзя поделать. Черты, в которых теперь лицо Фальке угадывается лишь с большим трудом. Впрочем, нет, его зовут не Фальке, а… Всё это промелькнуло перед мысленным взором Андрея, взявшись неведомо откуда. Настоящий Фальке слегка испуганно посмотрел на летчика, так и не опустив чистую, не окровавленную руку… «Пока ничего нет». Пока? Такой ответ мог прозвучать только в одном случае – если Фальке ждет, что что-то появится… Вернее не что-то, а кровь. Не удивительно. Толком не долеченное ранение. Обломок ребра, попавший в легкое, спровоцировал чахотку – так, во всяком случае, объяснили причину…. Стоп! Андрей оборвал сам себя. Какой обломок? Фальке ранила пуля, и ее наверняка извлекли в больнице. Нет, дело не в обломке, дело в морозе. Поврежденное легкое, холод, простуда, перенесенная на ногах – и вот результат. Всё повторяется. - Андрей, что с тобой? – голос Фальке вырвал Чёрного из круговерти спутанных мыслей. - Со мной всё в порядке, - сказал летчик, - а вот с тобой? Что значит «пока ничего нет»? Что ты там ожидал увидеть? - Очьевидно, водку, - попытался отшутиться немец, который тоже с трудом понимал, что происходит и за каким чертом он отреагировал именно так. К тому же он был пьян не меньше, чем Андрей, и собрать мысли вместе ему тоже удалось далеко не сразу. – Я подавьился. - Ты хотел увидеть кровь, - в лоб заявил Андрей. – Это потому, что у тебя чахотка? - Кто у менья? – не понял Фальке. Чёрный сообразил, что использовал не совсем современное слово для обозначения болезни. - Туберкулез, - поправился он. - Ты что, с ума сошел?! – немец чуть не подскочил на месте и от страха перешел на родной язык. Потом спохватился и перевел: - С такой больезнью менья бы не взяльи в СС. У меня идьеальное здоровье. - Мне кажется, это уже было, - Андрей сел на свое место и закрыл лицо рукой. – Ты уже говорил, что кашель - это просто осложнение от заживающей раны. Ты так же смотрел на ладонь и вздыхал с облегчением, когда она оказывалась чистой. Слушай, может быть, я и сошел с ума или выпил слишком много, но я готов поручиться, что это всё было. Только не знаю, когда и как. Можешь дать мне вашу с Сентой фотографию? Фальке, не говоря ни слова, вытащил уже знакомый снимок из кармана и отдал его летчику. - Я видел вас, - с уверенностью, но весьма нечетко, проговорил Андрей. – Только как-то иначе. В каменных стенах…. И в свете огня. Факелов. За стенами был ветер, холодный и тревожный. А на ней, на…. Сенте? Нет, я ее как будто знаю под другим именем, которое не могу вспомнить. На ней – зеленое с золотом, и волосы собраны высоко, в такую… нет, не шляпку, какой-то странный головной убор. Такие носили в Средневековье. Ой, слушай. По-моему, я всё же выпил слишком много. Или уже спятил, не знаю. Но я действительно это помню. Может быть, мне снился такой сон? Фальке выслушал эту странную речь весьма внимательно. Задумался и только потом произнес: - Ты как будто читайешь какую-то кньигу. Интерьесные мысли, но ты это действитьельно мог видьет только во сне. Мы живьем не в замке, и Сента не носит старьинной одьежды. - Понимай как знаешь, - развел руками Андрей. – Я как есть, так и сказал… Они снова выпили, на сей раз в тишине. Затем ее нарушил Фальке. - Я никогда не думал о такьих вещах, но слышал, что другийе в это верьят. Ты знаешь, что есть такая теория, что человьек проживайет не одну жизнь, а много? Андрей фыркнул: - Вот бред. Ты мне еще про бога расскажи. - Можьет быт и бред, - Фальке поднял стакан и зачем-то принялся его вертеть перед глазами, - но это бы всье обьяснило. Мы с тобой быльи друзьями и уже встрьечались когда-то очьен давно. А тепьер нашли друг друга снова и поньемногу вспоминаем. У нас говорьят, сейчас вельикие времена, и людьи прошлого возвращаются, чтобы вершить новые вельикие времена. Не знаю, великие ли мы с тобой, но почьему бы не подумать, что и мы – вьернулис? - Аа, - летчик кивнул, сделав вид, что он что-то понял. – Ну да, это бы всё обьяснило… - Вот именно, - Фальке зевнул. – Пойдем спать. Иначье я умру, если не сегодня, то завтра наверньяка. …Сон не шел. Андрей ворочался с боку на бок, вглядывался в темноту, пытался понять, где заканчивается алкогольное головокружение и начинаются мысли. В ушах звенело. Перед глазами вставали образы: Фальке, Сента, до боли знакомая обстановка. «Как это странно. Дружба и любовь, пережившие смерть? Такое только в романах пишут», - думал Андрей. Затем перед его мысленным взором возник еще один образ. Рыжие волны волос, веснушки на веселом лице…. Машка. Андрей перестал вспоминать ее именно после того дня, когда не доехал до лагеря. А сейчас поймал себя на том, что вспоминать уже и не хочет. Как будто другое, старое, хорошо забытое чувство затмило отношение к знакомой и земной девушке. И с каждым мгновением становилось всё более настоящим по мере того, как образ рыжеволосой красавицы мерк и отступал в темноту. Он проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Воспоминания возвращались не сразу. Вообще-то за время войны Андрей привык вскакивать быстро, но сейчас, из-за вчерашней пьянки, голова отказывалась отрываться от подушки. С трудом справившись с этой нелегкой задачей, Чёрный разлепил глаза и увидел Фальке. - Что, уже утро? - Утро, - кивнул немец и кинул Андрею очередной сверток с одеждой. – И время вышло. Собирайся. Отчаянно борясь с желанием упасть обратно, Чёрный принялся разворачивать сверток. Припомнился вчерашний вечер со всем бредом, который был высказан Фальке. «О, надеюсь, он был достаточно пьяным, чтобы это просто не запомнить», - с досадой подумал Андрей. И в этот самый момент он понял, что находится в принесенном Фальке свертке. - Вы же у меня это всё забрали… зачем теперь? Вчера ты говорил, что не можешь взять с собой пленного, а сегодня собираешься вернуться в штаб с советским офицером? - Ты большье не вернешься в плен, - сообщил Фальке, задумчиво глядя в окно, за которым снег еще казался синим в предрассветных сумерках. – Двигайся быстро. У нас мало времьени. Ничего не понимая и гадая, что задумал фриц, Андрей кое-как собрался. Затем они с Фальке сели в автомобиль и поехали прочь из Подледного. Летчик не понимал ничего. Искать какое-то положительное объяснение происходящего он боялся, а негативным могло быть только одно. И внезапно Фальке дал повод склониться именно к нему: они достигли очередного немецкого КПП, и тут, хоть гестаповец и вышел из машины для переговоров с местной охраны, кое-что из его переговоров с солдатами Андрей услышал. «Он везет русского на расстрел, - летчик повторил про себя данное Фальке объяснение. – Дьявол, ну почему же так страшно? Умирать надо достойно. Наверное, Фальке действительно не может поступить иначе. Я просил за Ивана, чтобы его, если нет возможности отправить в лагерь, хотя бы расстреляли, а не повесили. А Фальке переложил это на меня самого…» Казалось, ехали они целую вечность. Наконец, миновав очередной КПП, автомобиль остановился у края поля, с противоположной стороны от которого виднелась черная стена леса. - Выльезай из машины, - велел гестаповец. Андрей подчинился, чувствуя, как холодеют и перестают слушаться ноги. Он был уже практически уверен насчет своей дальнейшей судьбы. - Ну что, приехали, что ль? – спросил он. – Здесь...? - Да, - кивнул Фальке. – Дальше я не могу – там ваши. - Хорошо, - печально согласился Андрей. Смысл того, что затем произнес Фальке, дошел до летчика не сразу. А когда дошел – показалось, что вчерашний хмель не выветрился, а только усугубился. - Я хотьел еще побыть здес, закончьит свои дела. Но менья срочно отзывают в Берлин, - говорил Фальке. – Я не знаю, кого пришлью после менья, а я у тебья в долгу. Можьет быт, я потом и не прощу себье того, что делаю сейчас. Чтобы совьест моя была чиста, сдьелаем так: я верну тебье твой пистолет и отдельно патроны. Дойдешь до леса – зарядьишь. Это трудный лес. Там бурелом и болота, он почти непроходьим, но зато блезлюдьен и по нему можно дойти на ту сторону. Есльи ты дойдешь, будьешь жит. Если утоньешь в трясине – значьит так тому и быть. Я не могу тебье помочь больше. - Ты… - Андрей не поверил тому, что собирался произнести, - ты меня отпускаешь? Чёрт…. Я знал, что ты сумасшедший, но чтобы настолько… - Идьи, - кивнул Фальке. – А своим я расскажу, что застрельил тебья при попытке к бегству. Чёрный метнул на него быстрый взгляд: на мгновение подумалось, что Фальке обманет и расстреляет. Слишком уж невероятной была ситуация. Андрей прогнал эту подлую мысль. - Ну…. Значит, пришло время прощаться? - Да, - кивнул немец. …Андрей вдруг отчетливо осознал: всё. Теперь – действительно всё. Больше не будет допросов, бесед, врага, неожиданно ставшего другом, и даже этих странных не то воспоминаний, не то галлюцинаций, вызванных чересчур крепким алкоголем… Хотя нет. Они ведь начались задолго до раздобытой Фальке бутылки. И внезапно пришло безумное, пугающее ощущение: уходить нельзя! Так уже было! Он уже уходил. После этого всё покатилось под откос. И была рана и чахотка, и такая ранняя безвременная смерть. Всего этого могло бы не быть – если бы он остался. Но… Сейчас остаться нельзя. Негде. - Значит, до встречи, - сказал Андрей вслух. – До встречи… после войны. - После войны? – в глазах Фальке неожиданно мелькнула непривычная грусть. – Я согласьен. Если доживьем. - Доживем, - решил подбодрить его Чёрный. – Я к тебе еще в Берлин в гости приеду. - Буду рад тебье, - улыбнулся немец. – Я живу на Клайаллее. - Клайаллее, - эхом повторил Андрей. Затем они простились. Андрей, глядя уже только на темную полосу леса, направился прочь от Фальке, не оглядываясь. Гестаповец провожал его взглядом. Затем вытащил пистолет и выстрелил. …Легкий характерный щелчок взведенного пистолета заставил Андрея похолодеть. Фальке не должен выстрелить, он обещал, он не обманет. Тишину разорвал выстрел. На мгновение Чёрному показалось, что это конец, но… Он не выдержал и оглянулся. Немец стоял там же, где они простились, уже опустив пистолет. «В воздух», - понял Андрей. От сердца немножко отлегло – хотя теперь тяготило другое... Ничего. Будет еще «после войны». Клайаллее. Он запомнил. Лес, как и предупреждал Фальке, был глухим и трудно проходимым. Вступив в черту деревьев, Андрей зарядил пистолет и сразу почувствовал себя намного увереннее. Теперь надо было держаться юго-востока и непременно дойти. После рокового падения с высоты, после гестаповского плена погибнуть в каком-то лесу? Как бы не так. Да и по отношению к Фальке это было бы скотством. «Сумасшедший, - думал Андрей. – Он и впрямь это сделал. Я такого и представить не мог, когда в шутку предлагал меня отпустить. Что теперь будет, если про его выходку узнают? Нет. Не должны узнать. Теперь всё будет хорошо. Просто странная дружба была настоящей. Просто враг – это точно такой же человек, которого война кинула на противоположную сторону. Зло – это только сама война». Идти было тяжело. Андрей все время проваливался в глубокий снег, перебирался через поваленные деревья, шел по сломанным веткам. Он вымотался очень быстро, но не хотел останавливаться. Только под вечер, почувствовав, что еще немного, и от усталости он просто упадет, Чёрный наконец решился на привал. Он наскоро соорудил себе нечто вроде шалаша – благо, материала в округе было хоть отбавляй - развел небольшой костер. Дав себе твердое обещание не спать, он прикрыл глаза на пару минут… Мысли перенеслись куда-то очень далеко, вдруг оказавшись в неведомом, незнакомом, разрушенном войной городе. Андрей шел по его улицам, оглядываясь по сторонам. Одиноко торчащие, обгорелые, как будто обгрызенные стены разбомбленных домов. Едкая гарь пожарищ, которые полыхали там и тут. Под ногами – мусор, пыль, камни, гильзы, куски металла. Андрею не доводилось видеть такое вблизи. В жизни он ни разу не бомбил мирных поселений, зато немцы делали это с русскими городами. Андрей поймал себя на том, что он знает, что находится именно в немецком городе. Но кругом сновали люди в знакомой форме, то и дело летчик замечал даже знакомые лица - это была его часть, непонятно почему занимавшаяся разбором завалов. Он шел дальше, пока под ногами не захрустела стеклянная крошка. Перед Андреем было еще одно здание, первый этаж которого некогда был огромной витриной. Там, внутри, находились перевернутые и поломанные столики, опять же – мусор… Больше всего это походило на бывшее кафе. Чёрный поднял взгляд – и сердце у него замерло. «Клайаллее» гласила покореженная вывеска, чудом удержавшаяся на углу дома. Тогда, наконец, Андрей понял, где он и что происходит. Он быстрым шагом направился вдоль разоренного кафе к противоположному концу улицы. Небольшой светлый домик чудом сохранился среди всеобщего хаоса. Изящный, несколько старомодный, он выглядел белым пятном на фоне серо-черных развалин. На мгновение мелькнула надежда – вдруг повезло? Но нет. Внутри дома царило то же запустение, что и на улице. Щепки от мебели, следы многочисленных сапог на полу - там уже побывали. Возможно, искали хозяина, ведь он гестаповец, их не щадят. И где же тогда он, где Сента, где Катрин? Неужели их всех…. Нет! Он продолжил осматривать дом, пока его взгляд не привлек бурый квадратик на полу. Летчик наклонился и поднял находку – это была известная ему фотография. Фальке показывал ее там, в Подледном. Только края ее теперь потемнели и свернулись, с них капала кровь. «Это его кровь, - вдруг с ужасом осознал Андрей. – Но нет, он должен быть еще жив». Алые капли падали на пол, и постепенно из них образовалась дорожка. Андрей машинально последовал по ней, пока она не уперлась в стену. Летчик осмотрелся и увидел рычаг, за который и потянул. Кусок стены отъехал в сторону, Андрей смог продолжить путь. Подземный ход привел его в другое здание, разрушенное бомбежкой почти до основания. Там не было ничего, кроме развалин. Андрей вгляделся в висящую здесь пыльную дымку и вдруг заметил среди битых камней руку в неуместно белой перчатке. Летчик кинулся туда. Камни откидывались на удивление легко, и он нашел того, кого искал. У Фальке была разбита голова, и он лежал в луже собственной крови. Однако он был жив – хоть и без сознания. Андрей не сомневался ни секунды: забрать Фальке, доставить в часть, выдать за мирного жителя… Стоп. На гестаповце была форма. Слишком характерная, слишком узнаваемая. Бельмо на глазу любого, кто ее увидит. Андрей принялся раздевать Фальке. Стянул с себя куртку, накинул ее на немца. Так было лучше, в части будет легко что-нибудь наплести. Он его вытащит отсюда. Обязательно. … До самого вечера Андрей просидел возле постели Фальке, лишь ненадолго меняясь с Юрием Анатольевичем, который почему-то всё знал и не удивлялся происходящему. Наконец немец начал приходить в себя. Он открыл глаза… Андрей еще ни разу не видел такого взгляда. Непривычно было видеть его таким, слишком это не вязалось с тем Фальке, которого он знал. - Фальке, что с тобой? – спросил Андрей. Тот не отозвался. В его руках откуда ни возьмись оказалась алая повязка с ломаным крестом, который нацисты носят на рукавах. Фальке прижал ее к губам и ничего не отвечал… Андрей с болью смотрел на человека, который успел стать ему другом, а теперь потерял всё, во что верил. Война, в которой ценой долгожданной, необходимой, выстраданной победы стала всего лишь сломанная жизнь одного вполне конкретного немца. Друга. Позже Фальке стоял у окна, глядя на разрушенный город. Затем он обернулся, холодные голубые глаза недобро блестели. Андрей хотел было окликнуть его, но не тут-то было, голос не слушался, двинуться было невозможно. Лётчика охватил ужас. Фальке тем временем приблизился к нему, потянулся к пистолету, висевшему в кобуре на поясе Андрея, и забрал его. Хищно улыбнувшись, он выскользнул из комнаты. В этот момент паралич отпустил летчика. Тот вскочил на ноги и бросился следом за немцем. Чуть было не споткнувшись об убитых людей, Андрей увидел на груди каждого из них кровавую круглую рану и понял, что их убил Фальке. Времени думать не было – надо было бежать дальше. И снова были трупы, их становилось всё больше, помимо русских военных стали попадаться немецкие. Андрей не разбирал дороги, не присматривался к тому, что происходит вокруг. Странно, он не винил немца, не горевал об убитых, лишь корил себя за то, что не смог удержать Фальке. …Он опоздал. Он выбежал на крышу какого-то огромного здания в тот самый момент, когда прозвучал выстрел. Солдат с алым советским знаменем повалился вниз, Фальке опустил руку с пистолетом. Андрей испытал страх – но не за знаменосца. Теперь Фальке не вытащить. Не спасти. - Фальке! Да что ты творишь! – закричал Андрей – и всё вокруг внезапно замерло. - Мое время кончьилос, - немец наконец-то заговорил. Он приблизился к летчику и протянул пистолет. - Андрей. Я не хочу оказаться в вашьем плену. Мнье больше некуда идти. Помогьи мне, пожалуйста. Убей сам. Нет, только не так. А как еще? Чёрный взял пистолет. Всё правильно. Война окончена. Фальке убил знаменосца – его даже не выпустят из здания. Его просто разорвут. Слишком поздно. Придется довести дело до конца. – Прощай, – слово повисло в воздухе. Андрей вскинул руку. Еще один взгляд. Последний. Глаза в глаза. Спустил курок. Все. Теперь точно все. …И в этот момент проснулся.