Blue eyes

Гарри целует Зейна в щёку и приносит ему стаканчик с кофе. В квартире у Зейна пусто. Зейн говорит, что Перри уехала с родителями в путешествие по Европе и обещала вернуться к Рождеству. А ещё Зейн говорит, что Перри обещала подумать над его словами и решить (Зейн не рассказывает, что за слова, но Гарри они не нужны). Зейн глотает кофе и кутается в тёплый плед. Гарри кажется, что парень сейчас заскулит от душевной боли, но Зейн молчит, поэтому скулить хочется самому Гарри. Гарри улыбается, будто бы пытаясь сказать, что всё хорошо, милый, всё хорошо, но Зейн ему, конечно же, не верит. Гарри говорит Зейну, что ему не трудно остаться ещё на чуть-чуть, что у него нет первых двух пар (они, конечно же, есть, но Гарри ни за что не пойдёт на французский и литературу, нет), и что он может принести Герцогиню (она наверняка умеет лечить душевные раны). Зейн улыбается криво, и если глаза — это зеркало души, то Зейн — это горстка осколков. Но Гарри помнит свои ощущения, когда к нему относились, как к хрустальной вазе (к Гарри, по сути, относятся так почти всегда с шестнадцати лет), поэтому говорит Зейну прекратить всё это немедленно. Зейн, кажется, приоткрывает рот от удивления, но Гарри смотрит прямо в глаза, убирает со стола окурки, выкидывает пустые бутылки и зажигает ароматические свечи (на упаковке написано, что они «с запахом яблока», но Гарри уверен, что так пахнет весна), что Перри не увезла. Когда Гарри спрашивает, почему некоторые вещи девушка не увезла, Зейн отвечает, что Эдвардс, в общем-то, и не уезжала из квартиры, и Гарри правда удивляется. (Гарри думает, что у Перри и Зейна отношения не просто странные, а с-т-р-а-н-н-ы-е. Зейн отвечает, что его с Перри отношения — обыкновенная попытка выжить в этом мире, ведь им, в конце концов, уже по двадцать шесть лет. А ещё Зейн говорит, что у них с Перри что-то вроде пере-дружбы и недо-отношений, а Гарри молча соглашается с ним) Гарри распахивает шторы в квартире Зейна-и-уже-похоже-квартире-Перри и включает на всю мощность Эда Ширана. Зейн говорит выключить это дерьмо, потому что любовь — последнее, о чём он хочет сейчас думать. И скидывает плед со своих плеч. Гарри спускается в магазинчик на углу и покупает там жевательную резинку с ядерной смесью мяты и мяты, потому что сидеть рядом с Зейном — невозможно. Он целует парня в щёку вновь и шепчет на ухо обнадёживающее «всё образуется». Зейн ему, конечно, не верит, но всё равно улыбается. * Гарри смотрит в свой личный календарь на холодильнике и хмурится, видя, что надо купить Герцогине ошейник, а также пополнить холодильник и оплатить счета. Денег ему еле-еле хватает, но Гарри не жалуется. В конце концов, Гарри знает, что когда все идет не так, мы можем это изменить,* и не переживает. * В понедельник вечером Гарри думает, что его жизнь какая-то слишком правильно-неправильная, стандартная. Когда он говорит об этом Стиву, тот ухмыляется и отвечает, что его жизнь не может быть стандартной хотя бы из-за довольно «весёленького» взросления, пьянок в рабочие дни и совершенно повёрнутых (ебанутых — на самом деле говорит Стив, но Гарри морщится от этого слова) друзей. Гарри думает, что октябрь не такой уж и дрянной месяц, но на него смотрят адски-голубые глаза Найла, и Гарри хочется дрожать. Они составляют новый сет-лист, и оказывается, Найл лично знаком с Эдом-чёртовым-Шираном. Он улыбается по-весеннему солнечно, и осколки души Гарри тают, а затем склеиваются в единый бесформенный кусочек. Найл обещает, что когда-нибудь приведёт Эда в этот бар, и Гарри до чёртовых спазмов в животе жалеет, что не влюблён в Найла, но он «только по девушкам, прости», так что... Они пьют яблочный сок, и Гарри рассказывает Найлу о своей жизни. Найл улыбается, подмигивает и говорит, что всё гораздо проще, чем кажется. Главное, что впереди свет. А когда уж до него доберёшься — не столь важно. * Гарри возвращается домой в десять, накладывает Герцогине в миску корма, звонит Зейну и прижимает несчастную кошку к груди (она совершенно не против; она мурчит). Зейн говорит, что ему до жути одиноко и он адски скучает. Гарри предлагает ему позвонить Перри (Гарри уверен, что она возьмёт трубку и поговорит с ним), но Зейн говорит, что не может. Гарри вздыхает и отключается, радуясь, что в ту самую первую встречу забил номер девушки. Гарри звонит Перри, потому что хоть кто-то из них должен быть счастливым, в конце концов. * Перри говорит, что она хочет позвонить, но она не может. У неё не по-лу-ча-ет-ся. Потому что хоть они самая странная пара, знакомая Гарри, они всё-таки пара. Перри говорит, что она вернётся к середине ноября, потому что она невыносимо скучает. Гарри рассказывает ей, что сегодня зажигал её ароматические-свечи-с-запахом-весны, и Перри, как ни странно, понимает его. Гарри чувствует её улыбку. Гарри говорит, что Зейн курит, и Перри просит не давать ему этого делать. Гарри думает, что это, наверно, до безумия странно обсуждать чьи-то отношения, когда свои-то совсем не сложились, но Перри говорит, что Прага — невыносимо красивый город, и что она хочет увидеть море зимой. Гарри говорит ей мириться с Зейном, потому что он любит настолько сильно, что готов на всё. Перри говорит, что ей сложно прощать, потому что это б-о-л-ь-н-о. Это словно надеть шерстяной свитер поверх только что сделанной сотни порезов на спине; будто соль на кровавой ране. Но она говорит, что будет учиться любить заново и по-новому. Перри любит Зейна на банальном уровне «я-забочусь-о-тебе», но Зейну этого не нужно. Зейн хочет любить на уровне «просто-быть-рядом», и Гарри, конечно, рассказывает об этом девушке. Она всхлипывает. А потом говорит, что простила и отпустила. И отключается. (Что или кого она отпустила — мысли или Зейна, Гарри так и не понимает) * Зейн рассказывает, что собирался делать Перри предложение на их дату — шесть месяцев вместе. Вроде как подарок-сюрприз-бонус или что-то в этом роде. А ещё он говорит, что Перри позвонила ему именно семнадцатого октября, да ещё и поздравила с датой. (А потом сквозь зубы прошипела, чтобы Малик даже думать не смел, что они расстались) * Во вторник Гарри просыпается довольно рано — часов в шесть утра. Гарри наливает себе чай и постепенно разбавляет его водой из стакана рядом (потому что на самом дне чашки чай до тошноты и отвращения сладкий, а жизнь у Гарри — горький кофе, вроде бы. Надо поддерживать имидж). Гарри смотрит в окно и впервые понимает, что он правда живой. (Живее всех живых, Гарри — сказал бы кто-нибудь из его окружения. Ведь сказал бы?) Гарри натягивает на себя джинсы, насыпает в миску Герцогини корма, наливает ей воды и выбегает из дома (пятью минутами позже возвращается за плеером). Гарри улыбается, внутри него всё так же отчаянно-быстро бьётся сердце, но Гарри кажется, что ещё удар — и оно разобьётся. Гарри до сих пор помнит совет тренера по самозащите, на которую он ходил лет в десять. Тренер говорил, что нет ничего позорного в том, чтобы убегать от врага. Это, вроде как, может спасти жизнь при определённых обстоятельствах. Гарри делает рывок и бежит (убегает). Но сбежать от себя у Гарри, однако, не получается. (А жаль) * — Ты ненастоящий. Поддельный. И-с-к-у-с-т-в-е-н-н-ы-й, — говорит Гарри знакомая-одноклассница-одногрупница-враг. Её зовут Лилия, кажется. — Круто, — улыбается Гарри. Он стоит на крыше двухэтажного дома и смотрит на дворик университета. Рядом с ней это даже чуть весело. — А Гарри — это принц, знаешь? Гар-ри. Г-а-р-р-и. А ты совсем не Гарри. — Не глупи, Лилия. — Ты Хаз.** — Неа, я не Хаз. Точно не Хаз, знаешь. — Не нравится, потому что ты знаешь, что ты именно Хаз. — Не нравится, потому что я Гарри. — А я, между прочим, Лейла. * Гарри надоедает это «мальчик-но-ты-же-должен» и «сначала-обязанности-а-потом-уж-отдых», но он натягивает улыбку, берёт у однокурсницы тетради с конспектами по французскому и литературе, а в ответ целует её в щёку. Ник говорит, что жить гораздо проще, когда реальность не вспарывает брюхо, и Гарри не понимает, что это значит, но согласно кивает. Гарри нужно учиться, поэтому он отрабатывает дневную смену, просит у Ника выдать чек до конца недели и идёт домой. Гарри понимает, что если он пропустит ещё хоть одну пару по французскому, то его оценка за семестр серьёзно пострадает, поэтому, вздыхая, садится за учёбу. К шести вечера его голова раскалывается, но когда он оглядывается на дверь, Герцогиня шипит и кидает на него укоризненные взгляды, будто бы говоря «только попробуй». Гарри вновь вздыхает, делает глоток зелёного чая (пора привыкать к здоровому образу жизни) и вновь начинает учить. * К восьми вечера Гарри сходит с ума с математикой и историей и, конечно же, пытается разжалобить кошку, но та неумолима. Гарри обиженно фыркает и звонит Зейну, пытаясь уговорить того привести несколько банок энергетика, но тот отвечает, что накопилось слишком много бумаг, поэтому он на работе. Он на работе, его голос не похож на голос мертвеца и он, вроде как, немного занят, так что это простое, самое настоящее вау. Гарри рад, что у его друга хоть что-то в жизни наладилось. Не всем же на этом свете, в конце концов, страдать. * У Лейлы волосы рыжие, взгляд немного горделивый, язычок острый, а ладошка мягкая и тёплая; такую приятно держать в своей руке. Гарри думает, что это безумие — гулять ночью октября, когда завтра на учёбу. Да ещё и с ней. Гарри совершенно не знает и не понимает, как оказался на улице вместе с ней, но Лейла — отличница, достаточно сильно любит своих родителей, навещает их каждые выходные, и она — приличная девочка. Когда в час ночи, уже вроде бы в среду, Лейла целует его у кирпичной стены в пустом переулке, Гарри так не кажется. * У Лейлы апельсиновый блеск для губ, зелёные глаза, яркие веснушки и желание жить. Так шепчет Лейла, когда тянет его за руку, смеётся и говорит, что ни на что не рассчитывает; лишь хочет повеселиться. Гарри говорит, что желание жить и веселье это не по его части, а потом разворачивается, чтобы уйти. Лейла тихо шепчет «пожалуйста», и Гарри улыбается ей по-сентябрьски тепло. В конце концов, не ему же быть несчастным за всех, ведь так? * Лейла говорит, что влюбилась и что у девушки, в которую она влюбилась, яркие синие платья, смешной и чуть странноватый акцент, горбинка на носу и солнечная Испания (родина отца). А вот у самой Лейлы строгая семья, которая следует принципам «выучись, построй семью с желательно — читай, как «обязательно» — с мужчиной и нарожай семерых детишек». Гарри смеётся и рассказывает, что сам влюблён, и у того-самого-парня яркие, слишком пронзительные голубые глаза, четыре младших сестры, место среди элиты университета и любовь к толстовкам. А потом абсолютно серьёзно говорит, смотря в зелёные, абсолютно-не-живые глаза Лейлы: — Сделай каминг-аут, признайся. На лавочке в парке будет гораздо теплее, чем дома, Лилия. Лейла хмыкает, поджимает губы, но глазами всё равно улыбается. — А ты мне нравишься, Хаз. * Гарри не высыпается, но, в конце концов, кто высыпается по средам-понедельникам-четвергам-не-выходным? Эта мысль вполне утешает Гарри, так что он наливает себе чашку растворимого кофе и давится горечью. Всё не так и плохо, на самом деле; если, конечно, хорошенько приглядеться. Солнце над горизонтом всходит и греет Гарри своими лучами. Гарри думает, что стоять на балконе в середине октября невыносимо холодно. * Парень-с-отвратительно-яркими-и-пронзительными-голубыми-глазами на французском не появляется, а кончики пальцев Гарри мёрзнут, даже почти-горячий стаканчик с кофе в руках не помогает согреться. Гарри делает ещё один глоток и продолжает слушать преподавателя. Гарри тошнит, и ему кажется, что прямо сейчас он выплюнет свой желудок, но всё обходится. Лейла с первой парты посылает ему обеспокоенный взгляд, но Гарри, изобразив кривое подобие улыбки, просится выйти. Гарри выскакивает и пытается не выплюнуть свой желудок тут сейчас же. * Гарри впервые по-настоящему задыхается, потому что Луи сидит на подоконнике в абсолютно пустом коридоре, шепчет себе под нос, как мантру «блять-блять-блять, этого быть не может, нет-нет-нет, вот же блять» и его глаза красные. Луи проводит рукой по волосам, открывает одну дверцу окна, а затем дрожащими руками достаёт сигарету и зажигалку из кармана. Гарри не дышит, ему кажется, что сердце пытается разбить рёбра, выбраться из клетки, быть ближе-ближе-ближе-ближе, но Гарри глубоко дышит, считает до десяти (как учила мама) и подходит ближе. Садится рядом. Бабочки внутри вспарывают внутренности, но Гарри плевать. Луи протягивает сигарету. * У Луи умер лучший друг. Он говорит об этом, прислоняясь затылком к холодному стеклу и как бы между прочим. Будто это не важно. Мелочь. Луи говорит об этом просто, не собираясь ничего объяснять. Однако объясняет. Луи говорит, что его друг был пьян и врезался на своём мотоцикле в фуру. Луи отчаянно смеётся, достаёт ещё одну сигарету. Луи говорит что ни за что, ни за какие деньги и несмотря на их вроде-как-дружбу не пойдёт на похороны. Говорит, что сам виноват. Глаза у Луи красные и слишком отчаянно-разбитые. Гарри хочется поцеловать его, но Гарри этого не делает. Потому что в конце концов, жить с разбитым сердцем ему совершенно не хочется. Один раз он уже попробовал. * Гарри говорит, что ему (вроде как) жаль, но Луи вновь смеётся, и Гарри видит, что парень ничего не понимает. Ни-че-го. Н-и-ч-е-го. И Гарри бы с удовольствием объяснил всю суть, весь смысл этой вселенной. Только вот Гарри сам ничего совершенно не понимает, поэтому закуривает. А затем отворачивается к открытому окну, потому что кофе раздирает его желудок, и Гарри хочется кашлять-блевать-кашлять. Луи смеётся, смотрит чуть презрительным взглядом и хрипло, будто всё его горло расцарапано изнутри, говорит: — Так бы и сказал, что курить не умеешь. Гарри вытирает рот рукавом кофты и допивает кофе в своём стаканчике. Он следует примеру парня-с-пронзительными-глазами и тоже прижимается к холодному стеклу затылком. А затем начинает напевать, что будет жить так, будто завтрашнего дня не существует.*** Луи солнечно улыбается и смотрит в зелёные глаза парня рядом. Не цепляет. * Гарри ломается, но это не страшно (ты когда-нибудь боялся сломаться, мальчик? — шепчет что-то внутри Гарри). Гарри дрожащими руками достаёт блокнот и ручку, а потом пишет. Гарри хочется задохнуться сигаретным дымом, но он пишет в своём блокноте и хочет сбежать со всех пар. Гарри пишет в блокноте «не сдаться», и это вроде как обещание, но Гарри про себя, что самое главное — это не сдаться, так что это не обещание. Совсем. Гарри хочется написать предсмертную записку, но пара заканчивается, а Лейла, будто читая его мысли, говорит, что спрыгнув с крыши двухэтажки, максимум, что он получит — инвалидность. Гарри потирает виски и вздыхает. * Гарри хочется петь, пить и играть, вот только проблема в том, что Гарри играть не умеет. Ни с чувствами, ни на пианино, ни в футбол. Даже в прятках Гарри всегда находили первым. Поэтому Гарри делает глоток какого-то лёгкого коктейля — мимозы, кажется — и идёт в гримёрку. Гарри стягивает куртку, смотрит в зеркало и улыбается. Гарри думает, что всё же умеет играть. Только, правда, играть вид абсолютно-не-сломанного, совершенно-обыкновенного, легкотерпящего-все-предательства, счастливого и любящего-родителей человека Гарри не нравится. С-о-в-с-е-м. * Эй, я Гарри и у меня всё не так уж и плохо, хочется закричать ему. Почему-то люди считают, что «всё не так уж и плохо» это практически равно «всё хорошо, чувак», поэтому Гарри хочется закричать ещё громче, что эй, я Гарри и у меня всё пиздец как волшебно, но это не-воз-мож-но. Гарри громко смеётся и думает, что тишина квартиры съест все его внутренности, промоет все впадинки, вымоет всё из его костей. Гарри понимает, что ему нужно закричать, чтобы разрушить кокон безмолвия, чтобы разрушить это напряжение, но Гарри чувствует себя выпотрошенным, слишком уставшим (от жизни) и испуганным, поэтому он смеётся (слишком безумно). Герцогиня жалобно мяукает, будто бы умоляя остановиться. Гарри выдыхает, берёт кошку на руки, включает «Друзей» и достаёт из рюкзака учебники. Если бы у Гарри когда-нибудь спросили, кого он любит больше всего на свете, Гарри, конечно же, ответил, что свою кошку. * В четверг утром к нему домой заваливается Лейла, и Гарри совершенно-как-бы-не-против. Лейла раздражённо огрызается и чуть нервно гладит Герцогиню, поэтому Гарри просит её перестать ворчать. — Просто я так больше не могу, Хаз. Не могу. Неа. Совсем, — Гарри наливает себе кофе, а ей ромашковый чай — для успокоения. Гарри забирает у Лейлы кошку и опускает её на пол. — Сделай каминг-аут, признайся. На лавочке в парке будет гораздо теплей, Лилия. Лейла запихивает себе в рот печенье и морщится от слов Гарри, однако, в её голове равномерно стучит п-р-и-з-н-а-й-с-я. Лейла вздыхает. — Меня вчера парень на свидание пригласил, — говорит Лейла, разглядывая свой маникюр. Гарри смотрит на рыжие волосы девушки и думает, что всё-таки хочет увидеть апельсиновый закат, а не бледно-фиолетовый. — С третьего курса. — А ты что? — Гарри встаёт из-за стола и идёт в спальню, потому что пора собираться. Лейла делает глоток чая, морщится от его вкуса и продолжает разглядывать свой маникюр. — А я лесбиянка, Хаз. * Гарри думает, что заключать со вселенной сделки не такая уж и крутая идея, но Лейла говорит, что сегодня в универе будет ужасно-отвратительно-и-вообще-скучно, и скидывает у него дома свою сумку. Гарри пожимает плечами и следует за рыжей. Это странно, думает Гарри. Меня совершенно не цепляют рыжие. Гарри хмыкает и как-то совершенно неожиданно задаётся вопросом: «Эй, Бог, а тебя там цепляет? Хоть что-нибудь?» Бог, ясное дело, молчит. * Лейла ведёт Гарри на берег, и Гарри думает, что Лейла сумасшедшая, потому что кто, чёрт возьми, в четверг идёт к морю? Даже не так: кто, чёрт возьми, в четверг октября идёт к морю? Тем более с этой зеленоглазой девчонкой. Лейла, будто бы читая его мысли, говорит: — А у тебя зелёные глаза, кстати. Как у меня. До самого вечера четверга они находятся на берегу. * Лилия странная, думает Гарри. Лилия чертовски странная. Ну, потому что кто, чёрт побери, на берегу у чёртового моря кричит «Эй, вселенная, давай заключим чёртову сделку, а? Вселеннаяяяяяя! Давай она прилетит сюда, а я перестану игнорировать родителей? Пожалуйста, чёрт тебя побери, моя личная персональная вселенная». Гарри совершенно не понимает, как он оказался знаком с этой чертовски сумасшедшей и, оказывается, не совсем правильной девчонкой? Зато Гарри понимает, что они знакомы даже меньше недели, и вот это действительно странно. Гарри вздыхает и говорит, что это было правда круто. И улыбается (а потом шепчет ей на ухо, что «П-р-и-з-н-а-й-с-я»). Гарри думает, что за весь день он ни разу не почувствовал зуд под под кожей (от желания писать). Вечером Гарри всё же пишет (о том, какие сильные волны бывают в октябре и о рыжих волосах). Но это, всё-таки, его маленькая победа. Гарри звонит Джемме по скайпу. И у-л-ы-б-а-е-т-с-я. * У Джеммы сине-фиолетовые волосы и яркая, слишком прекрасная улыбка. Гарри так сильно счастлив за сестру, что не описать словами (но он слишком сильно сдавливает Герцогиню, так что та, пронзительно мяукнув, уносится из гостиной прочь). Джемма говорит, что влюбилась, и что завтра идёт на свидание. Гарри хлопает в ладоши, как в старые-добрые времена. * Гарри думает, что пятничное отчаянье — самое тяжёлое, но он открывает окно в спальне (холодный пронзительный ветер врывается яростными потоками, перехватывая дыхание, но всё равно) и закуривает. Гарри до сих пор курит, но уверяет себя, что бросает (свои принципы, чувства, эмоции и жизнь с горного хребта на землю). В конце концов, тут дело не в его правде и не в его обещаниях. Дело тут во Вселенной. (Наверное) * У Гарри, как обычно это бывает, первой парой литература. Гарри видит за второй партой того-самого-мальчика-с-голубыми-глазами. Он сидит совершенно один, в его глазах до сих пор слишком разбитая осень и какая-то сухая боль. Сам того не осознавая, Гарри садится рядом с ним, посылая неуклюжую улыбку и чуть-печальный острый взгляд. Сердце внутри Гарри бьётся о грудную клетку слишком сильно и слишком часто (а ещё, видимо, азбукой Морзе отбивает «Любить-любить-любить». Гарри не знает азбуки Морзе), но Гарри думает, что раз обещал Зейну пытаться, то это он делать и будет. * Гарри видит, что у Луи кривой почерк, буквы вечно наклоняются влево, а ещё на его левой руке просто до безобразного много фенечек и браслетов. На одном браслете вполне легко читается надпись «You only live once», и Гарри улыбается. — Сёстры подарили, — замечая его взгляд, говорит Луи, и в его глазах Гарри замечает лёд-лёд-лёд. Айсберги. По телу Гарри проходит дрожь. Луи приторно и уж слишком натянуто улыбается и поправляет браслеты. — Ясно. * На паре по истории у Гарри до сих пор дрожат руки из-за взгляда Луи, а зуд под кожей начинает нервировать. Гарри достаёт из рюкзака блокнот и пишет. Гарри вряд ли когда-либо простит себе, что написал «Я обещал себе бросить курить, когда жизнь перестанет быть такой дерьмовой, но одна девчонка недавно сказала мне простую истину — жизнь у всех дерьмовая. Просто нужно научится с этим справляться». Дрожь в руках, однако, не утихает, но Гарри подкидывает в шкафчик Луи сразу две записки — почему-то, кажется ему, именно в сегодняшний день-вечер ему нужно прочитать все эти слова, написанные сегодня и в выходные, когда тут была мама. Гарри так думает. * В субботу к нему всего на несколько минут забегает Лейла и говорит что-то там про то самое «Признайся». Лейла говорит, что ей до безумия страшно, и что она уже собрала почти все свои вещи; засунула самое нужное в чемодан, а чемодан спрятала под кроватью в своей комнате. Гарри говорит, что бояться есть чего, и слишком приторно-сладко улыбается. Лейле хочется блевать (от давящего её страха или улыбки Гарри — понять тяжело; может, и от того и от другого). Гарри не обещает, что всё пройдёт хорошо. Гарри обещает, что всё образуется. Лейла посылает Гарри далеко и надолго. Оказывается, она тоже ненавидит обещания. * Зейн спрашивает, куда пропал Гарри, потому что он не звонил ни разу за неделю, и Гарри судорожно вбирает воздух в лёгкие, потому что, чёрт возьми, я смог! Гарри рассказывает про Лейлу, рассказывает про учёбу, историю, математику; рассказывает про слишком-живые взгляды Герцогини и про то, что её шерсть валяется по всей квартире и что стоит устроить генеральную уборку. Правда, стоит. Зейн улыбается, потому что Гарри на самом деле такой ребёнок. Гарри зовёт Зейна к себе, и тот с радостью соглашается. Конечно же, Зейн покупает апельсиновый сок и мороженое. Ванильное. Гарри включает «Дневник памяти», и они с Зейном дурачатся, обмазывая друг друга мороженым и смеясь. Гарри думает, что пиздец, как скучал по этому. Зейн рассказывает ему, что у них с Перри вроде как всё сложно, но они собираются поговорить. Правда, собираются. И Зейн говорит что ни за что не отпустит Перри только из-за своей ошибки. Он не позволит ей уйти. Даже если и пока она не собирается, всё ведь возможно, верно? Гарри как бы между прочим говорит, что тоже начал действовать. Чуть-чуть и помемногу, но начал. Гарри умалчивает о том, что курить он, всё-таки, не бросил. * В воскресенье, где-то около полудня, когда Гарри страдает над античной литературой, ему звонит Лейла. Она говорит, что уж сегодня точно всё расскажет. Гарри смеётся так громко и сильно, что Герцогиня смотрит на него как-то укоризненно и слишком по-королевски. Лейла обижается и говорит Гарри заткнуться. * Днём Гарри выходит на улицу, закуривает, и прямо в тот момент, когда он подходит к парку, начинается дождь. Гарри фыркает, улыбается и смотрит на идущих детей в дождевичках, резиновых сапожках и с разноцветными зонтиками в руках. Гарри думает, что тоже хочет такой зонтик, поэтому заходит в какой-то детский магазин, то там оказываются лишь зонт с божьими коровками и героями из мультфильма «Тачки», а Гарри хочет что-нибудь цветное в своей жизни, поэтому недовольно что-то бурчит под нос и выходит обратно на улицу. На привоположной стороне улицы останавливается фургончик с мороженым, и Гарри, смеясь, бежит по лужам в своих ботинках и просит ванильный рожок с шоколадными сиропом и разноцветной посыпкой. Гарри думает, что это довольно-таки неплохая замена цветному зонтику. Гарри прячется в парке под деревом. На этот раз запах осени — приятный, влажный, но чуть издохшийся. Так, думается Гарри, умирает лето. Гарри смотрит на небо. Оно всё затянуто тучами, поэтому, скорее всего, сегодня звёзды умирать не собираются; не будут. Гарри надеется на это, потому что сегодня совсем не тот день, когда звёздам стоит умирать и отдавать ему свои осколки. Гарри откусывает кусочек от вафельного рожка и вновь пытается расправить крылья. В этот раз его крылья всё-таки расправляются, совсем на чуть-чуть, но это до жути больно, кажется Гарри. Гарри думает, что ещё не время. Стоит ещё подождать.