I.
Было пять часов утра. Он сидел в своей гостиной, с чашкой кофе рядом с ним и рисунком на коленях. Он работал над ним последние три часа, ровно с тех пор, когда очередной прогремевший выстрел разбудил его в своей квартире в Монровиле. Это, конечно, не было поводом для волнения. Особенно там, где он жил. Все уже привыкли к многочисленным выстрелам и новостям о новых убийствах, порочащих и так жуткую репутацию. К слову, Монровиль был включён в список самых худших для посещения городов, расположенных вдоль побережья Калифорнии. Но он был ничем, по сравнению со своим городом-побратимом Куперстауном, всего в нескольких милях отсюда. Но Джерард Уэй не особо волновался из-за политики и всех этих соперничеств между двумя прибрежными городами. Единственным, что его сейчас заботило, был рисунок, который он хотел закончить. Он и так занял всё его время. Это были двое влюблённых, чёрно-бордовые, кровавые, с душами, вывернутыми наизнанку. Несчастные влюблённые. Джерарду нравился романтизм всего этого. Красота в трагедии. Он нашёл себя в рисовании, когда проходил реабилитацию, чтобы отвлечь себя от манящих побуждений наркомании, которые прошибали всё его тело и разрывали на кусочки. Плоть от плоти. Кость за костью. Сейчас, когда бессонница осталась лишь свежими глубокими кругами под его глазами, он сделал ещё один глоток своего кофе, смакуя тёплую жидкость в своём рту, наслаждаясь единственным веществом, которым может быть зависим, - кофеином. Наконец, вместо эха выстрела, донёсшегося через улицу, он мог слышать лишь скрежет ручки по бумаге, наблюдая за тем, как чернила пачкают чистый лист бумаги, пятная его. Портя его. Чёркая по нему. Тем не менее, этот спокойный момент задумчивости мог продлиться лишь до тех пор, пока не раздастся вой сирен на улице. Он встал и закрыл окно, изолируя себя от тёплого сентябрьского воздуха и лёгкого осеннего ветерка, который игриво ударял ему в лицо и щекотал по ночам, когда справляться с зависимостью становилось всё труднее и труднее. Когда кошмары возвращались… Когда бессонница была способом для борьбы с этим. Прошло ещё какое-то время в душной квартире, где дурно пахло грязными носками, нафталиновыми шариками от моли и освежителем воздуха, который был поставлен здесь специально для того, чтобы перекрывать всевозможные запахи, прежде чем Джерард смог вернуться обратно к своей бессмысленной рутине, строча что-то на бумаге и напевая себе под нос что-то из репертуара Misfits. Если бы ему ещё не пришлось отвечать на телефонный звонок в этот момент. - Да? – Джерард открыл свой раскладной телефон, когда он зазвонил. - Джерард, - это был его напарник, Рэй Торо, и по непонятным причинам его голос звучал настойчиво. Джерард затаил дыхание, пока по другой конец линии Торо высказывал весь свой жаргон, что был у него в запасе. Джерарду, конечно же, не хотелось слушать всё это. Особенно в пять утра, с чашкой кофе, сигаретой и простым карандашом. – Похоже, у нас появилась работа в Куперстауне. И медлить нельзя – мы имеем дело с серийным убийцей. У Джерарда пересохло во рту. - Что? - Да-да, две жертвы были убиты этой ночью. Рядом с телами были обнаружены пустые бутылочки от таблеток, но они оба были явно застрелены. Преступник хотел обыграть это, как попытку суицида, но расследование показало обратное. - Рэй, сейчас пять утра, - слишком очевидно заявил Джерард. Он не знал, что ещё можно было сейчас сказать. - Джер, ты в порядке? – спросил Рэй, очень тихо, боясь спросить о том, что на самом деле хотел знать. – Ты снова принимаешь? - Всё хорошо, - отрезал Джерард, прикусив губу и потушив сигарету о ближайшую пепельницу. Он наблюдал за тем, как огонёк гас, пока тот совсем не исчез, а потом тяжело вздохнул. – Ты знаешь имена жертв? Рэй замолчал на секунду, и звуки шуршания бумаги донеслись с другого конца линии дешёвого служебного мобильного телефона Джерарда. - О, вот, - голос Рэя звучал ещё хуже. – Гретта Сэльпитер и Том Гаскарт.II.
Уильям практически не спал всю ночь, в компании с чашкой горького чёрного кофе и своим потрёпанным ноутбуком, который был открыт на странице с пустым листом документа Word. Уильям большую часть ночи провёл в попытках написать небольшую историю для занятия по творческому письму. Пока что его попытки не увенчались успехом. Райан и Пит не вернулись из квартиры Гейба, и Уильям был в тайне этому рад. По некоторым причинам, он чувствовал, что Гейб наверняка не хотел бы, чтобы эта история разлетелась по всему университету. Уильям понял далеко не всё из его невнятной речи, пока они вдвоём шли к переулку Эбботс, но и этого было достаточно. «Грёбаный парень… Хотя… прокусил его член. Так ему и надо». Подозрения Уильяма, насчёт синяка на шее Гейба в форме пальца руки, казалось, подтвердились. Но он не знал, насколько далеко зашёл незнакомец с пьяным парнем, который спал сейчас в постели у него, Уильяма, после того как каждый второй раз его тошнило. Но этой ночью Беккет не возражал ни тому, что ему пришлось по всему общежитию собирать бумажные полотенца, чтобы убрать рвоту с ковра, ни тому, что в его комнате стояла жуткая вонь. Он чувствовал себя так, будто чем-то обязан Гейбу Сапорте, человеку, который ни разу даже не посмотрел в его сторону в университете, что уже говорить о каком-то совместном времени. Он чувствовал, будто он обязан это миру. В конце концов, не заслуживает ли каждый ещё один шанс на искупление? И прошлое Уильяма не было таким идеальным. Он пытался придумать небольшую, но хорошую историю, но всем, о чём он мог думать, был спящий в его постели парнишка, забывший о своём горе. Но даже Уильям знал, что днём со случившимся будет гораздо сложнее обходиться, чем сейчас, ночью. Он знал, что, трезвым, Гейбу будет гораздо хуже. И поэтому Уильям боялся за него. Он всё ещё помнит тот вечер, целую вечность назад и за много миль отсюда, когда он ещё учился в старшей школе. Он помнил вечеринку так ясно, как будто ещё вчера он сидел в доме своего друга Тома и топил свои проблемы в спиртном. Он помнил, кружащееся перед глазами помещение, кричащих людей и кровавую желчь, везде, по всему полу ванной комнаты. Он мог вспомнить, как и сам тогда кричал и плакал, как Райан тянул его за пиджак, призывая его уйти. То, как им нужно было уйти. То, что они не могли здесь остаться. Он помнил, как слёзы стекали по его щекам, как он уткнулся лицом в куртку Райана, которая пахла автомобильным освежителем и дешёвой кожей. Он помнил, как этот запах казался ему спасательным кругом, когда друг притащил его в свой дом, с ветхими обшарпанными стенами, ссохшимся садом и сломанной входной дверью. Он помнил, как рыдал в объятиях Райана до самого утра, до отрезвления. Он вспомнил, как взошло первое солнце, а они всё так же лежали на кровати Райана, свернувшись, и не спали. Они провели всю ночь, глядя на трещины в потолке, на содранную местами краску, на потолочный вентилятор, который аккуратно вращался, перегоняя горячий летний воздух. Он помнил, как обращался к нему Райан, а его глаза были честными, благодушными, заметно покрасневшими от ночи рыданий. Уильям помнил, как он говорил: - Всё будет хорошо, Уилл. Я обещаю. Уильям помнил, что это было не так. - Это не твоя вина. Но было слишком поздно. Он помнил всё это. Рыдания. Крики. Его собственная ошибка была всё ещё свежа в его памяти. Но, на самом деле, тем, что преследовало Уильяма в тишине ночи, было лицо Тома. Холодное. Бледное. И мертвое.III.
Алекс проснулся в обнимку со своим лучшим другом ещё ранним утром, когда солнце только-только взошло и разбросало свои лучи по всему Куперстауну. Ощутив душащую головную боль, он простонал. Алекс поморщился от яркого солнечного света, наблюдая за тем, как бледные тени танцуют по комнате и плавают перед ним. Наконец, он аккуратно толкнул спящего Джека. - Мне нужно домой, - прошептал он другу на ухо. Он толкнул его в ответ и зевнул. - Останься. - Зачем? - А почему бы и нет? – спросил Джек. – Слишком, блин, рано, чтобы не спать, Ал. - Я и так не спал, - возразил он, наблюдая за Джеком, который смотрел на него из-под сдвинутых бровей с сожалением. Бессонница Алекса была самой большой занозой в жизни Джека. То, как он никогда не спал. То, каким в воду опущенным он был днём и каким энергичным становился по ночам. То, каким сформировался режим сна Алекса, и как тяжело Джеку было приспособиться к этому. - Может, тебе стоит попробовать ещё? – предложил Джек, перекатываясь на бок и обвивая рукой талию своего друга, прежде чем потянуть его вниз, на кровать, и снова сплестись между собой так, что Алекс уже не был уверен в том, где его конечности, а где Джека. Так, словно они слились воедино. - Я не могу спать, Джек. Я не в состоянии. - Врёшь, - Джек подавил очередной зевок. – Ты всегда спишь у меня. Алекс замолчал. Это была чистая правда. Алекс всегда мог вернуться к сладкому отдыху в доме Джека, пусть даже на один единственный час. Может, воздух на этой улице был пропитан чем-то особенным, или ему просто нравилось тепло и комфорт в объятиях друга, с которым всё напряжение ослабевало, но Алекс знал точно: в доме Джека он чувствовал себя спокойно. Всегда. Поэтому Алекс поправил себя: - Ну, я уже не смогу уснуть во второй раз. - Почему? – Джек звучал сонно и раздражённо. Он пожал плечами. - Я думаю, мне нужно сейчас сходить домой. И, даже не задумываясь, Алекс наклонился и коротко поцеловал Джека. Это было так просто, инстинктивно, всего лишь на долю секунды, но Алекс всё же успел ощутить рваное утреннее дыхание, вырвавшееся из груди, привкус сока, который Джек выпил ещё вечером, и даже остатки свежей мятной пасты на зубах. Алекс ощутил всё это за одну секунду, прежде чем оторваться, с широко распахнутыми глазами и покрасневшим лицом. Джек снова зевнул и причмокнул губами, закрыв глаза. Тем временем, Алекс поспешно выбежал из дома, забыв прихватить свою куртку. Ещё до того, как Джек успеет проснуться и осознать ошибку, которую Алекс совершил. Он поцеловал своего лучшего друга. Своего друга-натурала, хотел бы отметить Алекс, хотя и сам был таким же гетеросексуалом, как и его друг. Тогда почему он так хотел поцеловать Джека в первую очередь? Алекс пытался стереть совершённую ошибку из памяти, надеясь на то, что Джек не вспомнит об этом, когда уже будет в бодром сознании (а это к полудню ближе). Ну а если всё сложится наоборот, то Алекс надеялся на то, что они смогли бы просто отшутиться, якобы Алекс был не в себе и он очень устал, а ещё он скучал по Лизе. Даже если ничего из этого не было правдой… Алексу так отчаянно хотелось верить, что он совершил ошибку, что он даже не заметил многочисленные машины, стоявшие у его дома, до того, когда стало слишком поздно. Когда его окружили полицейские, спрашивая, кто он. Когда он увидел свою мать, которая рыдала на крыльце дома, а её руки тряслись так сильно, что она не смогла удержать даже чашку с чаем, и та разбилась вдребезги. Когда он, словно в замедленной съёмке, слышал крики своей матери в сторону одного из офицеров полиции: «Верните мне его! Что вы наделали?! Мой сын!» Волна резких синих и красных огней окружила его ещё до того, когда он стал выглядеть кобальтовым в золотистых лучах солнца. Он в оцепенении пробрался через толпу полицейских, фотографов, врачей скорой помощи, пытаясь понять, что здесь произошло. Что здесь происходит? Наконец, офицер полиции подошёл к нему. Он был здоровенным, пузатым и заметно лысеющим, а когда он говорил, то противно причмокивал губами. - Вы Алекс Гаскарт? - Д-да, - Алекс едва мог складывать звуки в слова, будто его голову то погружали в эти события, то вынимали наружу. - Речь идёт о твоём брате, парень, - продолжил офицер, глядя в листы бумаги, прикреплённые к обычному планшету. Алексу было интересно, что он там обозначает. И записывает ли он их разговор. – Том? Твой брат… он мёртв. Следующие несколько минут прошли для него, как в тумане. Он всё ещё мог слышать вопли своей матери, разносящиеся эхом по улице, мог даже видеть некоторых соседей, выглядывавших между закрытых жалюзи и стриженых изгородей вокруг, пытаясь остаться незаметными, но неспособные это сделать. Словно это была автокатастрофа, когда люди не могут ничего с собой поделать и смотрят на изуродованные тела водителя и пассажиров, кровавые, чудовищные, разодранные на клочки. Алекс едва мог вспомнить, что делал дальше. Все решения, которые свирепствовали в его голове, казались гораздо сложнее, чем они были. Утешить свою мать, что была в нескольких шагах, и помочь собрать осколки разбитой чашки у её ног, было тем, что он не был в состоянии сделать. Его ноги словно налились свинцом. Он чувствовал, как он тонул. Желчь поднималась к его горлу, и вскоре Алекс стоял на коленях и рвал прямо на отполированные чёрные туфли офицера. Офицер, вздохнув, снял свою обувь, пока Алекса всё тошнило на землю, снова и снова, до тех пор, пока в его горле не пересохло, и тогда он просто продолжал сплёвывать на газон. Свежий газон, который на днях косил Том… Горячие слёзы подступили к его глазам, но Алекс не позволил бы себе рыдать на глазах у стольких людей. Он был против того, чтобы соседи, полицейские и его несчастная, старая мать видели его плачущим. Он был категорически против. Поэтому он сделал единственную разумную вещь, о которой только и мог думать. Алекс побежал. Он бежал и бежал, пока его дом не превратился в размытую точку вдалеке.IV.
Брендон Ури проснулся, когда его сосед по комнате, Патрик Стамп, разбудил его в девять часов утра. Брендон считал, что это слишком ранний час, особенно, если учесть то, что он был до поздней ночи занят записью своей акустической песни для занятия по музыке. Они с Патриком планировали играть вместе в следующем семестре, поэтому Брендон работал над своим кавером на Боба Марли. Don’t worry about a thing Патрик пожарил две порции блинчиков, и Брендон с жадностью съел их, несмотря на то, что они были подгоревшими. Он морил себя голодом с момента их расставания с Райаном, но вскоре Патрик отговорил его от такой дурной привычки, сказав, что Райан был бы наверняка уже здесь, если бы он стоил того, чтобы так изводить себя. И Брендону пришлось послушаться своего одинокого, невежественного, никогда-не-целовавшегося-нормально друга, у которого действительно была своя точка зрения. Cause every little thing is gonna be alright. - Ты сегодня славный, - размышлял Патрик, наблюдая за тем, как Брендон облизывал остатки запёкшегося сиропа вокруг его губ, и посмеиваясь с него. Ури пожал плечами. - Просто ты прав, Патрик. Райан этого не стоит. - Никто не стоит того, чтобы причинять себе вред, Брендон, - прошептал он, и Брендон улыбнулся своему другу. Эти двое стали делить между собой жильё на втором курсе, когда познакомились на занятиях по основам музыки и пению. «Don’t Stop Believing» стала их песней навеки, и Брендон, будучи нетрезвым, всегда пел её в караоке, в качестве серенады Патрику. Тот, краснея, присоединялся бы лишь после очередной порции спиртного. Без этой «жидкости храбрости» ему бы приходилось бежать в свою комнату от стыда подальше под громкий смех остальных. - Но иногда я всё же чувствую, что это не так, - пробормотал Брендон, глядя на своё исхудавшее тело, которое было результатом его голодания в течение нескольких недель. Он мог пересчитать свои рёбра по бокам, и он ненавидел себя за то, что с собой делает. – Иногда я чувствую, что Райан чего-то да стоит. - Но он не заслуживает всего этого, - поправил его Патрик. – Как я уже сказал, Брендон, Райан был бы уже здесь, если бы ему это было важно. Брендон нахмурился, а потом глупо улыбнулся. - Зато ты здесь. Патрик улыбнулся в ответ. - Да, я знаю. Я не из тех людей, которые бросают. Так что привыкай к этому. Rise up this morning. Smiled with the rising sun. - Тебе лучше и не бросать меня, - предупредил Брендон, посмеиваясь. – Кто же мне тогда будет блины жарить? - Никто. И ты будешь дальше голодать. - Да, это точно по мне. - Ты не можешь позволить себе потерять ещё несколько килограммов, Брендон. - Знаю. Настроение снова стало мрачным, и у Брендона больше не было возможности отвлекать себя от мыслей о Райане. Росс был, в значительной степени, идеальным для Брендона. Он вспомнил его худое тело и худые ноги, замкнутые кольцом на его, Брендона, талии в моменты страсти. Он помнил его губы, целовавшие его кожу. А так же, пустые обещания и разбитые сердца, в след за его поцелуями. Three little birds perched by my doorstep. Брендон помнил, как разбилось его сердце, когда Райан сказал ему, что у них никогда и ничего не сможет быть. Он старался не обращать внимания на все эти мелкие воспоминания о Райане, но это было очень трудно, особенно ранним утром, когда Брендон чувствовал себя беззаботным и не знал, чем отвлечь свой разум, кроме саундтрека, прокручивающегося у него в голове. Singing sweet songs. Of melodies pure and true. В течение целого года, Райан был буквально всей жизнью для Брендона. Они были очень близки и даже собирались жить вместе, начиная со следующего года. Славный небольшой домик, который они присмотрели. Он был выкрашенный в белый цвет, но территория вокруг не была окружена забором. Брендон уже мог себе представить, пусть и смутно, их совместную счастливую жизнь в этих выбеленных стенах дома. Он мог представить себя и Райана с собакой, игриво кусающей их обоих за лодыжки, и, возможно, одним или двумя котами, в зависимости от того, насколько их любил Райан. Он мечтал засыпать и просыпаться рядом с ним, заниматься простыми повседневными вещами: выбрасывать мусор, чинить сломанный кабель или просто наслаждаться друг другом с чашкой чая в пасмурную погоду. Брендон мечтал провести всю жизнь с Райаном, а в итоге остался ни с чем. Saying, ‘this is my message to you’. В дверь позвонили, и Патрик пошёл посмотреть, кто там, пока Брендон блуждал среди лабиринтов своих мыслей, центром которых был исключительно Райан, номер его телефона, бессердечное имя в контактной книжке. Воспоминания о том, что у них было. Воспоминания о разбитом сердце в том невероятно зелёном поле. Брендон сморгнул слёзы и доел свой последний блин. - Брендон, это к тебе! – позвал его Патрик, стоя в прихожей. Брендон часто заморгал, а его сердце подскочило. Он интересовался, был ли это Райан с цветами, или конфетами, просто извинениями, или ещё чем-то подобным. Он думал, что, возможно, удача благословила его в этот день и ответила на его мольбы, из которых единственным свидетельством горя была растянутая от похудания кожа на грудной клетке. Он побрёл в соседнюю комнату, где Патрик стоял у двери и разговаривал с человеком, чей голос не был похож на Райана. У этого мужчины голос был более звонким и высоким, чем у Райана. - Брендон, - Патрик сделал шаг в сторону. – Это детектив Уэй. Singing don’t worry about a thing. Брендон посмотрел на темноволосого мужчину, стоявшего на пороге, и он совсем не выглядел, как детектив. Он был невысоким и худым, с бледным болезненным лицом и чёрными волосами, лохматыми и неопрятными, как будто он не спал ночью по какой-либо причине. Брендон пытался не показывать своего разочарования тому, что это был не Райан. - Мистер Ури, - пробормотал он, пробегаясь глазами по своим записям. – Насколько я понимаю, вы знакомы с Греттой Сэльпитер? - Д-да, - заикаясь, ответил он, в попытках понять, как тут могла быть замешана милая Гретта. Гретта оказалась для него спасителем после их с Райаном расставания. Она подбирала его с полов грязных ванных комнат, после слишком большого количества выпитого алкоголя, когда Патрик не мог приехать за ним, оставаясь у Джо допоздна или сидя в библиотеке кампуса, которая была открыта всю ночь. Она стирала его одежду и заставляла его принимать душ, когда он дни напролёт не вставал с постели. Она позволяла ему плакать у себя на плече, когда мысли о Райане задерживались у него в голове слишком долго. В целом, Гретта Сэльпитер спасла Брендону жизнь. - Может, нам лучше пройти внутрь… - предложил детектив, жестикулируя руками. Патрик отошёл, чтобы впустить его, но Брендон сделал шаг вперёд, перегораживая путь. - Нет. Что с Греттой? Она в порядке? - Я действительно думаю, что… - Что случилось с Греттой?! – требовал Брендон. Детектив вздохнул, и выглядел он так, словно был готов оказаться где угодно, но только не здесь и не сейчас. Виновато, он проговорил: -Мистер Ури, Гретта Сэльпитер мертва. Cause every little thing is gonna be alright…V.
В кофейне всегда было уютно и приятно, но Фрэнк почувствовал себя холодно и болезненно, как только зашёл внутрь. Он знал график работы Джамии достаточно хорошо, чтобы сейчас нестись сюда, с ноутбуком под мышкой, и не беспокоиться из-за возможной встречи. На самом деле, он даже не был уверен, хотел ли он видеть девушку. Фрэнк даже перестал пить фраппучино, потому как просто не был в состоянии, настолько несчастной была его жизнь. Боб кричал на него большую часть дня в зоомагазине, заметив, что Фрэнк снова хандрит, когда тот даже не поиграл с собаками, как он делал обычно в их обеденный перерыв. Потом он запер входную дверь их квартиры и отказался впускать Фрэнка, пока тот не развеется где-нибудь и придёт в себя. Угрюмо, Фрэнк зашёл в кофейню, чтобы попытаться написать эссе для занятия по психологии. Последнее время, он отставал от программы. Их с Джамией расставание отвлекает его. Что, в принципе, не удивительно. Он занял своё обычное место за столиком, наблюдая за посетителями, которые сменяют друг друга, заказывают себе кофе и продолжают жить, не обременяя себя горем. Честно говоря, Фрэнк завидовал им. Он бы хотел так же идти по жизни. Он бы хотел склеить своё сердце по кусочкам, но Джамия украла важные недостающие детали, без которых ничего не скрепишь. Его сердце невозможно было бы залатать без неё. - Я могу присесть здесь? – спросил кто-то. Фрэнк оторвался от работы и посмотрел на мертвенно-бледного мужчину, стоящего около столика, с большим стаканом кофе в одной руке и какими-то бумагами в другой. Рассеянно, Фрэнк кивнул, и незнакомец присел напротив него, пробуя свой напиток и облизывая губы после. Фрэнк краем глаза наблюдал за ним, пока стук компьютерной клавиатуры перемешивался со скрежетом ручки по бумаге. Словно это была осенняя соната для них обоих, запертых в своих мирах. И прямо у них на глазах, жизнь приобретала всё новые и новые обороты. И сердце Фрэнка всё ещё было разбито. А между тем, прямо напротив него сидел Джерард Уэй, прикусив губу и изучая материалы об убийствах. Это было так непонятно. Обе жертвы проглотили достаточно много таблеток, чтобы стать непрочными и уязвимыми, прежде чем их застрелят. Расследования доказали, что это не было самоубийство, но выглядело это именно так. Всё это было очень странно. В конце концов, не мог ли преступник просто остановиться на таблетках? Так всё было бы гораздо чище. Никаких улик. Никаких лишних вопросов. Никакого хаоса. Джерард прикусил кончик ручки, задумавшись. За столом никто не разговаривал.VI.
-Итак, - на выдохе произнёс сам себе Вик, когда он зашёл в пустую душевую кампуса. Это было одно из тех мест, куда практически никто не заходил из-за множества граффити на стенах и полуразрушенных любящими побунтовать студентами кабинок. Вик старался не обращать внимания на всё это, когда стоял у большого зеркала в душевой и осматривал свой внешний вид. Он любил смотреть, как его отражение достаёт из кармана лезвие и прислоняет его к своему запястью, дразня себя же куском стали. Ему нравилось видеть, как он делает свой первый надрез, медленно проводя лезвием по запястью, и наблюдать за тем, как кровь начинает стекать по руке и капать в раковину перед ним. Глядя в зеркало, Вик чувствовал себя таким крошечным, несмотря на то, насколько серьёзные вещи он сейчас делал. Но это было в порядке вещей – Вик всегда считал себя ничтожно маленьким и незначительным. Может быть, именно поэтому он сделал свой первый порез, в самом начале. Может, именно это и привело его к такой, своего рода, зависимости. Ему нравилось ощущать лезвие, прижатое к его запястью, рассекающее его кожу и парящее над синевой его вен. Ему нравилось видеть, как кровь течёт по его руке и пачкает белую раковину. Ему нравилось таким образом пачкать своё тело, оставляя отметины всем своим несовершенствам. Зависимость, кроме того, усиливалась с тем, как Вик шёл по жизни. Порезы становились более глубокими и частыми, и Вик иногда прибегал в общественные туалеты, чтобы снова причинить себя боль. Он так же стоял напротив зеркала и молился Богу, чтобы никто не зашёл внутрь и не увидел его за этим занятием. Вик закрыл глаза, когда лезвие побежало вниз по его запястью, будто целуя его, как стальная искусительница. И Вик был завербован. С жадностью, он крест-накрест резал руку, нанося на неё замысловатые узоры, непонятные буквы, слова, фигуры в форме сердца. Кровь всё ещё капала, и он чувствовал, как она касалась его пальцев, пачкая ногти в багровый цвет, и бежала вниз… вниз… вниз на кафельный пол душевой кампуса. Наконец, Вик открыл глаза, и то, что он увидел, заставило его в ужасе выронить лезвие на пол. Пара голубых глаз, принадлежащих другому парню, смотрела на него.VII.
- Ты проснулся. - Мм? - Всё в порядке? - Ч-чт..? – остальные слова оборвались, так как его одолел новый приступ рвоты, от чего он подскочил и побежал, спотыкаясь, в ванную, прежде чем упасть на колени перед унитазом и, плотно закрыв глаза, позволить желудку опорожниться. Он мог чувствовать, как искусственный свет лампочки обрушился с потолка прямо на него, от чего его головная боль только усилилась. Он чувствовал себя больным и разбитым, будто на него кто-то напал этой ночью. - Ты в порядке? – спросил незнакомый парень. Гейб, конечно, не помнил его с ночи, хотя он смутно предположил, что этот человек и мог быть причинной его болезненности. Если бы он был настолько пьян, чтобы позволить кому-то воспользоваться собой в своих целях… На этом моменте логическая цепочка Гейба оборвалась, и он съязвил: - О, да, только что познакомился поближе с Джоном, вот здесь. Рассказывали друг другу истории о старых добрых временах. Незнакомец усмехнулся этому, а Гейб задался вопросом, как такой худощавый парень смог бы заволочь его к себе домой и воспользоваться им, даже без его, Гейба, сопротивлений. Он сплюнул в унитаз остатки желчи. - Ты был в ужасном состоянии, когда я нашёл тебя вчера, - наконец, сказал он, и это затронуло интерес Гейба. - Т-ты нашёл меня вот таким? – спросил он, вставая и осматривая свои побои в зеркало. Несколько порезов… синяки от пальцев, такие же, как и засос на его ключице. Его тело болело, и Гейб даже подумал, не были ли у него сломаны рёбра. - Да. Я Уильям, - парень протянул свою руку для рукопожатия, но Гейб даже не стал реагировать на это. Вместо этого, он довольно резко сказал: - Я ухожу. Уильям моргнул. - Извини? - Знаешь, я не хочу иметь дело с синдромом Флоренс Найтингел*, - Гейб скрестил руки. Уильям запнулся от его слов. - Я… я просто был добр. Я нашёл тебя на пляже. Всего в крови, - добавил он на всякий случай. Гейб не был этому доволен, поэтому уже собрался покинуть комнату общежития, когда заметил отсутствие рубашки и штанов на себе. Он развернулся так резко, что Уильям отшатнулся в сторону. - Где мои вещи?! - Т-тебя вырвало на них. И я отнёс твою одежду в прачечную. С-Скоро можно будет забрать, - он замолчал на секунду, прежде чем почувствовать себя немного увереннее под жёстким взглядом Гейба. – Но я могу дать тебе что-нибудь из своих вещей. Мне кажется, у нас один размер. Гейб раздражённо вздохнул, прежде чем кивнуть, и Уильям принёс ему из своей спальни майку с V-образным вырезом и узкие джинсы. Неохотно, Гейб принял от него одежду и скрылся в ванной, чтобы переодеться. Он смотрел на своё отражение в зеркале, оценивая ущерб. Синяки. Один или даже два пореза на его щеке. Запёкшаяся кровь на руке. Он нахмурился, пытаясь понять, кто же это мог быть. Он не мог вспомнить ничего из событий прошлой ночи: ни блуждания по пляжу, ни встречу с Уильямом, ни даже то, как они добрались сюда. Ему так же хотелось знать, спал ли он с Уильямом этой ночью. Он думал, не подмешали ли в его напиток наркотики. Гейб задавался множеством вопросов, которые метались в его голове с огромной скоростью, пока его снова не вырвало. Похмелье – такая сука. Уильям постучался в дверь. - Всё в порядке? - У нас был секс? – спросил Гейб, открывая дверь и глядя на Уильяма. Парень выглядел растерянным. - Ч-что? Нет! Я привёл тебя в порядок. Ты же даже идти самостоятельно не мог. Я… я просто хотел помочь, - он выглядел так жалко, что Гейб захотел поблагодарить его, но что-то всё же говорило этого не делать. Что-то, что заставляло весь гнев на себя вымещать на этом бедном, несчастном парне. - Тогда… - Гейб звучал побеждённым. – Спасибо. - Пит убрался в твоей квартире ночью. - Откуда ты его знаешь? - Благодаря моему соседу, Райану Россу. Удивление отразилось на лице Гейба. - Ты знаешь Росса? - Были друзьями со старшей школы. Гейб улыбнулся, практически забыв то, что недавно был зол на Уильяма по неизвестной причине. Зол за те события из прошлой ночи, которых не помнил. Зол, что позволил кому-то накачать себя наркотиками. Зол за то, что потерял бдительность. - Прошлой ночью… - Уильям запнулся, прикусив губу и выглядя очень неловко. – Прошлой ночью ты сказал, что… кто-то причинил тебе боль. И ты п-прокусил его ч-член. Т-ты в порядке? Гейб пытался понять, было ли заикание нормальным состоянием для Уильяма или же это стало отголоском его волнения перед ним, Гейбом. Он пытался вспомнить, когда мог сказать такое Уильяму, но его разум протестовал. Он прорычал: - Это не твоё собачье дело. - Я просто… Но было уже слишком поздно. Гейб выбежал из общежития, в одежде Уильяма.VIII.
Джеку звонили дважды двадцать пятого сентября. Он проснулся, рассеянно глядя на свою пустую кровать, и схватил телефон, на котором были два новых голосовых сообщения от знакомых ему номеров. Один из которых принадлежал Алексу. Он ввёл свой пароль и приложил трубку к уху, слушая помехи стационарной телефонной линии телефона Алекса. Они были похожи на ворчание или хныканье, и Джек старался не смеяться с этих мыслей. Тем не менее, его игривое настроение незамедлительно исчезло, когда всем, что он мог слышать по другую сторону линии стали всхлипы. Рыдания, лучше сказать. Истеричные рыдания и икота, которые разрезали тишину в комнате Джека и преследовали его. Он пытался вспомнить, случалось ли когда-нибудь, чтобы Алекс плакал, но ничего не приходило на ум. Потому что Алекс Гаскарт не плакал никогда. Он попытался дозвониться своему другу, но тот не отвечал, и тогда Джек просто закричал на свой телефон, словно это была его вина. Его последней здравой мыслью было то, что стоило бы прослушать второе голосовое сообщение. И это было толковой идеей, так как оно принадлежало матери Алекса. Которая тоже плакала. «Ох, извини, что беспокою тебя, Джек. Но Алекс пропал…»IX.
Фрэнку Айеро тоже позвонили двадцать пятого сентября, однако это было уже вечером. Он всё так же находился в кафе кампуса, когда это случилось, погружённый в написание уже почти завершённого эссе. Незнакомец, который сидел с ним, ушёл, получив телефонный звонок, который, похоже, был важным. Он выпил остатки своего кофе и буквально выбежал из кофейни. Это было час назад. Телефон Фрэнка зазвонил, и по звонку с тяжёлым ритмом ударных Фрэнк узнал, что это был Боб. Он разблокировал свой телефон. - Да? - Фрэнк, - Боб звучал взволнованно. – Ты должен сходить к Джамии. - Боб, - вздохнул Фрэнк, чувствуя, как к нему возвращается головная боль. – Сначала ты говоришь мне оставить её в покое. Сейчас ты говоришь мне сходить к ней. Я не знаю, что происходит, но ты явно противоречишь сам себе. - Не до шуток, Фрэнк, - понизил свой голос Боб и замолчал на секунду, чтобы создать побольше драматизма. – Джамия в больнице, Фрэнк. И она подверглась нападению. Всё остальное, что говорил Боб, Фрэнк не слышал.