I.
Сердце Вика замерло, когда он увидел Келлина, цепляющегося за окно. Его волосы были растрёпаны жёстким сентябрьским ветром, а сам парень дрожал всем телом в холодной сентябрьской ночи. Он прижался плотнее к подоконнику и постучался ещё раз. Вернувшись к сознанию, Вик вскочил и распахнул окно, покрываясь мурашками от холода, и Келлин перебрался внутрь, перекрывая доступ ветру, после чего ступил ногами на потрёпанный грязный ковёр Вика. - Ч-что ты здесь делаешь? – запинался Вик, интересуясь, специально ли Келлин пришёл сюда, чтобы проследить, резал ли он себя снова. Но это предположение сразу же развеялось, когда он увидел мокрые дорожки слёз на щеках Келлина, которые тот незамедлительно вытер рукавом под жёстким взглядом Вика. - Прости меня, - выдавил он, задыхаясь. Тихие рыдания всё ещё сдавливали ему горло, - Я не знал, куда ещё пойти. Мне просто… нужна помощь. Вик заметил яркий синяк тёмно-фиолетового оттенка под одним из его притягательных голубых глаз. Он увидел, как тому было больно моргнуть или просто напрячь мышцы лица. Келлин хромал, на его губе была уже запёкшаяся кровь, а воздух очень трудно поступал в его лёгкие, от чего парень сгибался пополам, хватая ртом воздух. - Кто-то напал на тебя? – воскликнул Вик, думая о заголовках газет Монровиля и его округа. - Вроде того, - прохрипел Келлин, прежде чем упасть посреди комнаты Вика, заставляя того задаться вопросом, как ему, чёрт возьми, удалось в таком состоянии добраться к Веральд-Парку с самого Карнот-Авеню, что в нескольких автобусных остановках отсюда. Сейчас Вик был даже счастлив тому, что его мать заточена в собственной гостиной, а брат пропадает на двух работах. Он забежал в ванную и схватил оттуда аптечку, прежде чем вихрем влететь в свою комнату и рявкнуть Келлину: «Снимай рубашку!» Немного поколебавшись, Келлин безо всяких стеснений сорвал с себя ткань, открывая взору множественное количество синяков и ссадин вдоль его рёбер. Вик вздрогнул от увиденного и принялся протирать ваткой, смоченной в перекиси, глубокие царапины и раны с запёкшейся кровью на них, пытаясь утихомирить Келлина, шипящего от боли и почти срывающегося на крик. Он звучал так, будто его сейчас живьём резали на кусочки. «П-Пожалуйста», скулил он, стараясь вырваться из крепкой хватки Вика. Но Вик бы ни за что не отпустил его. Он бы не позволил Келлину корчиться от боли, когда тот подхватил бы инфекцию со своими необработанными ранами. Он не спас свою мать от зависимости и дышащей ей в спину смерти, но Келлину он всё ещё мог помочь. Это был его шанс на искупление. Именно поэтому Вик моментально оседлал парня, сев на него сверху и удерживая его одной рукой. Он удивлялся тому, как быстро Келлин сдался (ведь тот был гораздо крепче, и в любой момент мог вырваться и сбросить с себя Вика). Дыхание Келлина замедлилось, а сердцебиение, наоборот, участилось, когда он поднял глаза на Вика, который аккуратно прикладывал смоченную в перекиси ватку сначала к царапинам на подбородке, а после – к многочисленным ссадинам и ушибам на груди, которые выглядели свежими и болезненными. Он дёрнулся от жжения спирта, и Вик постарался быть нежнее со своими действиями. Пытаясь отвлечь парня от неприятных ощущений, он спросил: - Ты хочешь остаться на ночь? Когда до Келлина дошла вся суть заданного ему вопроса, в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь его тяжёлым дыханием. Это туманило его разум, пока Вик продолжал сидеть на нём и обрабатывать глубокие раны, которые, казалось, исчезали от его прикосновений. Они смотрели друг на друга. Голубые глаза Келлина, полные боли и отчаяния, разбились на мелкие осколки напротив таких же сломленных глаз Вика. Вместе, такие одинокие, они походят на две поломанные игрушки, которые никому не нужны. Подранные тряпичные куклы, с которыми давно не играют, отложив на дальнюю пыльную полку. Вместе, они чувствовали себя никому не нужными. - А можно? – прошептал Келлин. Вик улыбнулся. Пусть это была и едва заметная улыбка, для Келлина она стала самой широкой и доброжелательной за последний месяц. - Конечно.Воскресенье II.
На похоронах Гретты Сэльпитер, безусловно, было гораздо более солнечно, чем в случае Тома Гаскарта. Но, всё равно, в качестве предосторожности церемонию проводили в закрытом помещении и в первой половине дня. Солнечный диск висел невысоко над землёй, цветочный аромат в похоронном бюро перемешивался с запахом отполированного дерева, и это жгло слизистую носа Брендона, когда он только вошёл в помещение. Он всегда был аллергиком. Даллон шёл рядом с ним, одетый в свой лучший чёрный костюм и сочетающийся с ним галстук. Он держался как можно ближе к Брендону, пока они пробивались между толпами людей, вежливо кивая знакомым Гретты. Один из них подошёл к паре. - Можете ли вы в это поверить? – он звучал подавленным, и это было нормально, ведь тело Гретты лежало в соседней комнате. Даже отсюда Брендон мог видеть, какой безмятежной она выглядела. Словно она забылась во сне на своей мягкой перине, как принцесса. Принцесса из сказок своего детства, которые она рассказывала Брендону, когда ностальгия брала над ними обоими верх. Даже мёртвой, Гретта Сэльпитер выглядела прекрасно. - Понимаю, Томас, - вздохнул Брендон, игнорируя наворачивающиеся на глаза слёзы. Ури уже представлял себе ругающую его Гретту за то, что он так страдает по её кончине. – Вы были очень близки. - Она была любовью всей моей жизни, - до печали тихо жаловался Томас. Брендон не спрашивал его о подробностях, немного смущённый тем, что Гретта рассказывала о совершенно другом повороте их с Томом отношений. Наверное, об этом он сейчас и говорил. - Я тоже её очень любил, парень. Лицо Томаса напряглось, но он промолчал, отыскав в толпе гостей своих знакомых и отлучившись поговорить с ними. Даллон вопросительно глянул на Брендона. - Гретта наверняка возразила бы, - сказал тот. Даллон усмехнулся с этого. - Я даже не сомневаюсь. - И никто бы даже не стал перечить, - продолжил он, стараясь не хихикать, чтобы не показаться грубым на похоронах Гретты. Правда, он подозревал, что она хотела бы, чтобы люди смеялись на её похоронах. Она всегда говорила: «Когда я умру, я хочу, чтобы это было обыграно, как плохая шутка». Может быть, осуществлением желанию Гретты и стали хихикающие в фойе Даллон и Брендон. - О! – Даллон оживился, заметив незнакомого Брендону мужчину. Он был невысоким, с густыми волосами и обильной растительностью на лице. Он выглядел, словно обезьяна в костюме, и его действия были такими же комичными, когда он направился к Брендону и Даллону. - Брен, это друг детства Гретты, Ян Кроуфорд. Он улыбнулся и протянул руку Яну, а тот с энтузиазмом её пожал. - Хорошую штучку ты себе отхватил, Далл, - Ян безумно захихикал, кивая в сторону Брендона. Даллон лишь закатил глаза и проигнорировал своего друга. - Хорошие у тебя шутки, староватые правда. - Ха-ха! – смех Яна был пронзительным и звонким и получил слишком много внимания со стороны гостей. – Умеет он подливать масло в огонь. С этими словами, он по-дружески толкнул Брендона локтем. - Ян, так что ты хотел? - Кроме того, чтобы поглазеть на твоего прекрасного дружка? – подмигнул он. – Я здесь, чтобы передать тебе, что водитель катафалка хочет поговорить. Кто-то обмолвился, что ты здесь лучший специалист по ритуальным услугам. - Интересно, кем окажется водитель, - сухо проговорил Даллон, и Ян усмехнулся. - Клянусь, если он окажется очередным некомпетентным работником, который роняет гробы… Ян засмеялся, и Даллон перебил его, повернувшись: - Я клянусь, если ты когда-нибудь снова заберёшься в гроб и выскочишь из него на кладбище, я своими же руками закопаю тебя живьём. - О, Далл, ты так добр ко мне, - Ян захлопал ресницами. Даллон в последний раз глянул на своего друга, прежде чем обратиться к Брендону, извиняясь за своё поведение. Оставшись один, Ян успокоился и стал выглядеть обычным адекватным человеком, как и большинство в этом зале. - Получается, что вы с Даллоном друзья? - Нет, я друг Гретты, - покачал головой Брендон, поморщившись. – Насколько хорошо ты знаешь Даллона? Он говорил, что у него нет никого в городе. - О, я не отсюда. Я здесь проездом, - объяснил Ян. – Я технарь у одной довольно популярной группы, поэтому я разъезжаю вместе с ними. И нам пришлось сделать остановку в Куперстауне. Завтра вечером в Монровиле состоится грандиозное шоу, обязательно приходи! - Почему бы тебе не пригласить ещё и Даллона? - Он женат на своей работе, - Ян закатил глаза. – Это стало единственным спасением для него после развода. Довольно болезненного, знаешь ли. Его бывшая забрала и дом, и детей, - всё, что у него было. Именно поэтому он переехал в Куперстаун, - Ян издал нервный смешок. – С этими инцидентами, статьи о которых пестрят в газетах, его бизнес станет востребованным. - Следователи говорят, что это не инциденты, а умышленные убийства, - отметил Брендон. Ян усмехнулся. - Да, но люди всегда вытирали зад этой газетой, разве сейчас что-то изменится? Брендон озадаченно нахмурился, и Ян, похлопав его по плечу и подмигнув, скрылся в чёрной толпе зала. Через недолгое время, Даллон вернулся к нему. - Куда делся Ян? - Наверняка ищет открытый бар, - пробормотал Брендон, усмехаясь причудливости и неординарности друга Даллона. Но он предположил, что это, возможно, лишь отголоски общения со специалистом по ритуальным услугам. Даллон рассмеялся с этого. - С тобой всё хорошо? - Просто… тяжело осознавать, что больше никогда её не увижу, - сказал Брендон, зная, как глупо он выглядел сейчас. Даллон приобнял его за плечи, медленно, аккуратно, доставляя удовольствие растерянному парню. - Я знаю. Гретта была миролюбивым человеком. Она верила в небеса, Брендон. Она верила в Бога. - Я не уверен, верю ли я в него теперь, - мягко признался Брендон. - Ты должен верить хоть во что-то. И, однажды, Брендон думал, что так и есть.III.
Грохочущий стук каблуков эхом отдавался в здании театра, когда он пробирался между зрительных рядов. Сцена была большой, просторной, и он чувствовал себя крошечным в слишком открытом зале. Свет огней был приглушенным, а дорожки к самой сцене были наклонены и застелены ковровым покрытием, что делало непропорциональность его тела ещё более заметной. Он не обращал на это внимания, наблюдая за прекрасной девушкой в безопасной тени прожектора. Она была изящной в своих движениях, её балетная пачка крепилась плотно вокруг её талии, а благодаря трико её ноги выглядели такими выточенными, буквально слепленными из фарфора. Она, словно в венском вальсе, взлетала вверх, падала, кружилась, рисовала в изгибе своих рук понятные только ей фигуры. Райан наблюдал за её плавными движениями, разрезающими воздух, словно водопад. Будто моросящий фонтан. Застывшая волна. Дождь, постукивающий против окна. Райан наблюдал за её плавными движениями, как будто она была потоком воды в огромном океане. Она была красивой, даже слишком, думал Райан, глядя на Келти. Заметные мышцы на её ногах, выступающие ключицы, изящная талия, румянец на щеках и большие карие глаза (глаза, которые напоминали слишком многое Райану). Она вновь закружилась и почти откинулась назад, когда увидела его. Большая тёплая улыбка засияла на её лице, и она, спрыгнув со сцены, поглотила Райана в крепкие объятия. - Райан, что ты здесь делаешь?! – визжала она в полном восторге. - К тебе пришёл, - сказал он, как будто это было самой очевидной вещью на свете. Хотя, это может быть и так, особенно после того, что произошло вчерашним вечером. - Я была немного неуклюжей на сцене, - усмехнулась она, покраснев от смущения и обречённо взмахнув рукой. - Не беспокойся, - сказал он ей и занял свободное место, закинув ногу за ногу. – Ты была восхитительна. Она снова легкомысленно улыбнулась. - Спасибо, Райан, - она замолчала на секунду, прикусив губу. – Ты занят в следующую пятницу? Райан пытался думать на целую неделю вперёд, но единственное, о чём он помнил – это грядущая курсовая работа. Он покачал головой. - Ты не хотел бы прийти на мою премьеру? – она раскачивалась из стороны в сторону, с носка на пятку, приятно взволнованная присутствием Райана. Лениво, она убрала с лица выбившуюся прядь волос, лишь бы её руки были чем-то заняты под его пристальным взглядом. - Конечно, я приду, - сказал он без колебаний, за что был приятно вознаграждён поцелуем в щёку и крепкими объятиями. Она ушла собрать все свои вещи и сменить свой мокрый от пота костюм на что-то более повседневное. Только она исчезла из вида, зал залился ярким светом, обезоружив Райана, как в столкновении. В следующую пятницу был день рождения Брендона Ури.IV.
Он побрёл на кухню, полностью дезориентированный, почти в отключке положил ломтик хлеба в тостер и проскользнул за шаткий карточный стол, который заменял им с братом столовую. Не успел тост поджариться, как на пороге показался сонный Майк Фуэнтес. Он достал из холодильника пакет молока и опустошил его большими глотками, от чего Вик поморщился. - Ненавижу, когда ты так делаешь. - Не волнуйся, Вик. Стервозность – это обычно по женским делам, - дразнил Майк, взъерошив волосы своему брату. Вик постарался уклониться от его домогательств. - Тогда почему тебе сделали исключение? Майк рассмеялся. - Шутишь, да? Нахальный ублюдок. Звонкий смех Вика раздался в ответ. - Должен же кто-то шутить в этой семье. - А я думал, что мои шутки, взятые из комедийных программ, были хороши, - насмешливо всхлипнул Майк, скользнув в кресло напротив брата. - Да? Лей свои крокодильи слёзы сколько угодно, Сет Макфарлейн. Майк снова засмеялся, но совсем скоро успокоился и с серьёзным видом посмотрел на своего брата. - Не хочешь рассказать, что делал какой-то парнишка в твоей комнате, Виктор? - Что? - Вчера ночью, - напомнил ему Майк, - Я вернулся домой и увидел, как какой-то парень спал на твоей кровати, пока ты был на полу. Вик помнил, как засыпал вчера на холодном полу, имея при себе лишь подушку, а сегодня утром он очнулся ото сна с пуховым одеялом, накинутым поверх его дрожащего тела. Он бы никогда не подумал, что Майк заглянет к нему. Келлин ушёл ещё до того, как Вик проснулся. Он оставил за собой открытое окно, впустив в комнату влажный холодный ветер сентябрьского утра, чистого, свежего и сырого от росы. - Ничего не было, Майк. Я просто помогал своему другу. - И кто он, твой друг? - Кто ты, моя мать? - Вик. - Ладно, хорошо, это был Келлин Куинн. Он… его избили. Вик закончил обрабатывать перекисью ушибы и ссадины на теле Келлина и уговорил его занять место на кровати. Он привык спать в неудобных местах, потому как вырос в условиях тесного социального жилья. Единственная спальня доставалась матери, а Вику с Майком приходилось делить жёсткий диван, который скрипел при каждом движении, если такой вообще был. Но в большинстве случаев, им приходилось довольствоваться своими спальными мешками, свернувшись на полу и разглядывая мокрые пятна на потолке от протекающей крыши. - Спасибо тебе за всё, - прошептал Келлин, забираясь в кровать и укрываясь одеялом. - Не за что, - сказал Вик. – Я не могу видеть, как кому-то больно. - Не понимаю, как ты это делаешь, - зевнул Келлин, переворачиваясь на бок. – Как ты терпишь боль, когда…. Ну, ты понимаешь. Вик не стал ничего объяснять парню. Как боль казалась освежающей, по сравнению с тем, что ему приходится переживать ежедневно. Как боль становилась прекрасным отвлечением живому скелету матери, разлагающемуся на диване в гостиной, прямо на его глазах. Он не стал рассказывать парню, гораздо более состоятельному, об ужасах жизни в Кальдерстоуне, ведь тот бы всё равно никогда не понял, каково это: жить днями без еды и засыпать под звуки собственного урчащего желудка. - Кто-то должен нести боль на себе, - мягко сказал Вик. – Кто-то всегда должен. - Звучит, будто речь ягнёнка, которого ведут на убой. Возможно, Вик им и был. Ягнёнком в стае волков. - Не-а. Я не настолько особенный. - О, я всё ещё не знаю, - сказал Келлин в тишине ночи. – Я всё ещё не решил, что я думаю о тебе, Вик Фуэнтес. Майк внимательно смотрел на Вика, пока тот всё ему объяснял, а потом удовлетворённо кивнул. - Он знает о нашей маме? Вик отрицательно покачал головой. - М-мы не настолько близки. - Ты хороший парень, Вик, - сказал Майк и перегнулся через стол, чтобы обнять своего брата. Он бормотал ему в волосы: - И обещаю. Когда я найду работу получше, мы заживём счастливо, Вик. У тебя будет Ативан. Мы избавим мать от героина. И не будет больше никакого Кальдерстоуна. И не будет Оббо. - Это прекрасно, Майк. Звучит прекрасно. - Мне так жаль, Вик, - прошептал он своему младшему брату, и ломтик хлеба выскочил из тостера, обуглено-чёрный.V.
Они не виделись с самых похорон, но этим воскресным днём Джек Баракат постучался в парадную дверь дома Гаскартов. Моросил дождь, воздух был плотным и влажным, что характерно калифорнийскому побережью, дышать было нечем. Трава была сырой и хлюпала под ногами, когда он срезал свой путь через лужайку к дому и постучался, стряхивая воду с мокрых волос и вытирая ноги о входной коврик. - Ох, привет, Джек, - приветствовала его беззаботно мать Алекса. Её губы были поджаты, и выглядела она так, будто снова плакала. - Как Вы, миссис Гаскарт? – спросил Джек, когда женщина отошла в сторону, впуская его в дом. Он одарил её утешительной улыбкой. - Нормально, хорошо, - солгала она. И это заставило Джека задуматься, почему люди говорили, что у них всё хорошо, когда кто-то близкий умирал. Если так нужно по этикету, то… - Алекс в своей комнате. - Спасибо, - он помахал ей, пытаясь выглядеть радостным, и взбежал по лестнице на второй этаж, торопясь пересечь коридор к комнате Алекса. Его дверь была закрыта, и Джек толкнул её, заходя внутрь. В комнате было темно, громко гремела музыка. Окна были прикрыты занавесками, и Алекс лежал на своей кровати, в темноте, с грохочущей стереосистемой. Он слушал New Found Glory, скрывая свои рыдания за музыкой, сотрясающей побеленные стены с множеством плакатов на них. - Алекс? – Джек подошёл ближе и сделал музыку тише, так, что стали слышны всхлипы. Парень перевернулся на бок и свернулся в позе эмбриона, напоминая Джеку о событиях начала этой недели, когда он так же лежал в «Уютном местечке». - Уходи, Джек. - Ал, - Джек нахмурился и сел на край кровати, похлопав друга по ноге, - не плачь. Я ненавижу, когда ты плачешь. - Я не плачу, - сказал Алекс, вытирая глаза рукавом, и поднялся настолько резко, что напугал этим Джека. Он выглядел готовым доказать что-то всему миру. - Я бы хотел поговорить с тобой, - сказал Джек. - О чём? - О чём-то. - Чём-то? - Да. - Прекрати говорить со мной загадками, Джеки. Это по моей части. - Да, ладно, - он потёр шею. – Но всё не так просто. - Эй, всё нормально, - Алекс действительно был прекрасен сейчас. Его глаза, в уголках которых были лёгкие морщинки, были лишь слегка опухшими и всё так же блестели от слёз, в его взгляде читалась искренность и честность, а на его лице была лёгкая улыбка. – О чём ты хотел поговорить? - Ну… я… - Джек пытался придумать, как можно было бы преподнести это лучшим образом, но ничего не приходило ему в голову, поэтому он выпалил: - Ты поцеловал меня. Улыбка Алекса сразу же исчезла с лица, как и морщинки в уголках глаз. Он вытянулся. - Ч-Что? - Ты меня поцеловал, - повторил Джек, боясь собственного голоса. – На прошлой неделе, когда я спал. Алекс выглядел испуганным. Он покачал головой и вскочил с кровати. - Н-нет! Ты не понимаешь, Джек, это была просто случайность. Я… Я скучаю по Лизе. Джек тоже поднялся на ноги, прищурив глаза. - Нет, Алекс, ты не скучаешь по ней, хватит врать. Ты всегда так яро говоришь о любви, размахивая руками, и вот твой шанс, Алекс. Я… Я же не отворачиваюсь от тебя. И никогда не буду. Вот твой шанс, Ал! Воспользуйся им, блять, или же отбрось подальше. - О чём ты говоришь, Джек? – горько усмехнулся Алекс. Он в панике срывался на крик, и Джек видел слёзы в его глазах. – Я не грёбаный педик! - Но ты меня поцеловал! – раздражённо воскликнул Джек. - Убирайся! – закричал на него Алекс, указывая рукой на дверь. – Убирайся из моего дома! Я не гей, и я не влюблён в тебя! Он толкнул Джека в грудь и выпроводил его из своей комнаты, в поражении срываясь на рыдания. Как только дверь за ним захлопнулась, вновь загремела музыка. И Джек побежал прочь.VI.
Семнадцатый дом на Ферст-Стрит суетился в своей будничной деятельности этим вечером. Запах запеканки и приготовленных на пару брокколи витал в воздухе, перемешиваясь с характерным этому дому ароматом свежего кофе. На пылающей жаром кухне Джон проверял почти запёкшуюся запеканку, которую готовил сегодня в честь особого случая. В своём старом переднике, надпись на котором гласила: «Не целуй шефа», с двумя прихватками в руках, он в последний раз глянул на своё блюдо и достал его из духовки, гордый, словно ястреб. - А я не знал, что ты умеешь готовить, - заговорил Спенсер с полным ртом кукурузных чипсов и хумуса, который Джон приготовил совсем недавно. Впрочем, он уже почти закончился. - Да, я готовлю, Спенсер, - Джон закатил глаза. – Все могут готовить. - А я нет, - сказал Спенсер, как будто это было обоснованным аргументом в их споре. - Конечно, можешь. Ты бы умер от голода, если бы не умел готовить. - Не умер бы. У меня есть микроволновая печь, - закатил глаза Спенсер. – Нет ничего, Джон, что нельзя запечь в микроволновке. Джон больше ничего не сказал - он лишь снял с плиты кастрюлю с брокколи и слил в раковину кипяток. Спенсер наблюдал за его действиями с неподдельной горечью. Джон практически никогда не готовил ужин Спенсеру, когда тот приходил в гости. Вообще, он готовил ему лишь на следующий день после пьянки или же утром, перед каким-либо важным событием, но его блюда никогда не были настолько сложными и изысканными. Если Джон жарил яйца, то они всегда были недожаренными, если готовил мясо, то оно было пережаренным и жёстким, и даже чай, который он заваривал Спенсеру, был слишком крепким и практически без сахара. На самом деле, Спенсер не помнил ни одного раза, когда ему не становилось бы плохо от стряпни Джона. Но опять же, думал Спенсер с кривой ухмылкой на лице, не это ли было любовью? Не любовь ли это - есть его сожжённые блюда? - Она здесь! – внезапно окликнул его Джон, и звонок в дверь, разнёсшийся по всему дому, вырвал Спенсера из его мыслей. Он уже люто ненавидел Кэсси Ванденбум. Разве она не знала, что Джон приходит в ужасное беспокойство, когда кто-то звонит в дверь? Она вообще хоть что-нибудь знает о Джоне Уокере? Она знает о его ужасных кулинарных навыках, его зависимости от кофе или о том, что сегодня утром он впервые в жизни сделал запеканку, лишь бы произвести на неё впечатление? Он слышал, как они поздоровались в гостиной, но наотрез отказывался вставать из-за кухонного островка. Услышав причмокивание их губ, он со всей яростью прикусил язык, пережёвывая свои чипсы с хумусом в роли соуса. И со слезами на глазах и набитым едой ртом, он встретил Кэсси, которая зашла на кухню поздороваться с ним. Она была красивой. Её длинные волосы были накручены в честь такого случая, её выточенную фигуру облегало короткое чёрное платьице, подобранное, по всей видимости, для более приватного ужина. Правда макияж был слишком вульгарным: слишком широкие длинные стрелки, чрезвычайно пышные ресницы и ярко-красные губы, выглядевшие, по мнению Спенсера, смехотворно. - Знакомься, Кэсси, это мой сосед Спенсер. Она скривлено улыбнулась, словно только что съела лимон, и протянула парню руку. - Очень приятно. Спенсер поддельно улыбнулся и в мёртвой хватке сжал руку девушки, спрашивая с набитым ртом: - Как давно ты знакома с Джоном? - Пару месяцев, - ответила она, опешив. И чтобы не отставать, задала ответный вопрос: - А ты? - На протяжении многих лет, - равнодушно отмахнулся Спенсер Смит, замечая недоумение на лице Джона за спиной Кэсси, который понять не мог, что не так с его другом. - Итак, - всплеснул руками Джон, - давайте примемся за ужин. Они прошли столовую, которую Джон практически никогда не использовал, и заняли места за небольшим столом, за которым Спенсеру никогда не доводилось сидеть раньше. Они с Джоном привыкли сидеть за кухонным островком, потягивая кофе и перекидываясь нескончаемыми шутками; Спенсер был счастлив, что Кэсси не будет позволено испортить их место. - Джон, - Кэсси смотрела на него, закусив губу. Ей явно не нравилось, что её планы на этот вечер были разрушены третьим лицом. – Ты никогда не говорил, что у тебя есть сосед. - О, ты о Спенсе? – Джон стал раскладывать запеканку по тарелкам. – Да, Спенсер жил здесь годами; но только пару дней назад мы получили официальное соглашение. Он отдал свою комнату в общежитии. Спенсер ухмыльнулся с этого. Он не был уверен, что заставляло его так ненавидеть Кэсси (за исключением того, что она ненавидела его из-за загубленного шанса на секс этой ночью – а она ожидала этого, наверняка). Возможно, это было лишь из-за ревности. Он только-только нашёл плюсы в том, чтобы любить своего лучшего друга, когда был выбит из колеи какой-то… барной шлюхой. Спенсер действительно чувствовал себя счастливым влюбиться в лучшего друга. Своего рода, романтическая история, которая достигает своей кульминации, когда он исповедуется Джону о своих чувствах, которые оказываются взаимными. Возможно, тот бы занялся своей музыкальной карьерой, а Спенсер бросил бы свой колледж, чтобы стать менеджером своему возлюбленному. Со временем, они бы перебрались в уютный домик на Гавайях или куда-нибудь ещё – лишь бы уехать подальше от Куперстауна и его призраков. - Спенсер, ты учишься в Куперстаунском университете, да? - Да, изучаю экономику, - ответил ей Спенсер, с чувством собственного превосходства. Джон не обращал на них внимания, закидывая в рот кусочек запеканки. – А ты чем занимаешься? - Я сейчас на испытательном сроке в местной студии звукозаписи, - объяснила Кэсси с дьявольской улыбкой на лице. Спенсер мог поклясться, что она ведьма. – Я пообещала Джону, что по возможности позову его записать EP, о чём он давно мечтал. Да, Джон? - Ага, - пробормотал Джон с набитым ртом. – Я собирался рассказать тебе об этом, Спенс. У меня появился шанс, понимаешь? Я могу записать свои песни по заниженной цене. Спенсер, это могло бы быть нашим началом. Спенсер натянуто улыбнулся, но всё, чего ему хотелось, - это кинуть в лицо Кэсси Ванденбум этой грёбаной запеканкой. Джон всегда, не прекращая, говорил о записи своих песен, и Спенсер всегда поддерживал его. Но они пришли к решению не делать ничего значительного, пока Спенс не окончит университет, - таким образом, им бы никогда не пришлось расстаться. Таким образом, они бы остались вместе навсегда. Но сейчас, Кэсси отрывала их друг от друга своими надутыми губками, хитрыми уловками и безнадёжными обещаниями. - Спенс, это прекрасная возможность. Кэсси знает многих людей в этой индустрии. И она сказала, что уже летом я смогу колесить по штатам со своими концертами! - З-Здорово, - солгал Спенсер, чуть не подавившись брокколи. Джон усмехнулся. - Я всегда говорил, что тебе тоже нужно бросить университет. Учёба лишь удерживает тебя. Спенсер уставился в свою тарелку, едва сдерживая слёзы.VII.
- То есть, ты думаешь, что убийства связаны с культом Санти? И это только потому что какой-то мальчишка, который называет себя вторым Зигмундом Фрейдом, считает так? - Фрейд был одержим членами, а не убийствами, - поправил своего партнёра, Рэя Торо, Джерард. Они сидели в его квартире в Монровиле этой ночью, на фоне шумел телевизор. Здесь они могли обсудить убийства без дышащего в спину начальства, без формальностей и документов, связанных с последним их делом. В особенности, последним делом для Джерарда, прежде чем его отстранят…. Он старался не думать об этом. - А в этом случае, кажется, важно и то и другое, - сухо прокомментировал Рэй. Джерард фыркнул в свою чашку с кофе. - Я серьёзно, Рэй. Это могло бы быть хорошей зацепкой. И вообще, ты сам сказал, что между жертвами есть взаимосвязь. Всё совпадает. - Гретта Сэльпитер – лесбиянка; Том Гаскарт – глава клуба ЛГБТ. А Джамия Нестор? Она сюда вообще не вписывается. Дай мне ответ на эту загадку, и я, возможно, поверю тебе. Джерард был поставлен в тупик на этом. Он проводил часы над справочниками и документами, пытаясь найти всё, что было связано с Джамией Нестор. Но нигде не упоминалось о каких-либо гомосексуальных связях. Нигде. - Может… Может быть, это случайность? Преступник ведь не убил её. Возможно, он заполучил не ту девушку, а когда понял это – сбежал. - Ты звучишь так, будто уверяешь меня тоже поверить этому мальчишке, - Рэй говорил шокировано. – Ты раньше никогда не был настолько одержимым какой-то идеей. - Просто, - пробормотал Джерард, - мне нужно было отвлечься. - Джерард, прошло больше года, - сказал его напарник. - Уже год прошёл, а боль всё такая же адская. - У каждого случаются тяжёлые расставания, - Рэй старался как-то поддержать его. - Берт не был моим тяжёлым расставанием. Он был моей жизнью. - Он также был и твоим крушением. Лучшее, что вы двое можете сделать – это оставить ваше прошлое там, где… - Оно умерло, и было погребено, - продолжил за него Джерард. – Как и всё, чего я касаюсь. Рэй покачал головой и щёлкнул пальцами. - Всё, отвлекись. Почему бы нам не вернуться к делу завтра? Мы пока не можем быть уверенными в достоверности теории твоего Фрэнка. Вот придёт Джамия в себя – мы возьмём у неё показания и проверим. Джерард кивнул и сделал глубокую затяжку. Выпуская изо рта клубы дыма, он пробормотал: - Иначе, у нас появятся ещё жертвы.VIII.
Мерседес-Бенц быстро и гладко прорезал свой путь по широким дорогам Куперстауна со своими резкими поворотами и пологими съездами. Стёкла были опущены, и Уильям чувствовал приятное тепло заходящего солнца и дуновение лёгкого ветерка. Гейб решил отвезти его на пляж, туда, где они впервые встретились. Где всё и началось неделю назад. - Кто такой Гуиллермо? – спросил Уильям, когда они уже подъезжали к набережной, где виднелся белый песок и пенящиеся гребешки волн. - Кто? - Вчера ты назвал меня Гуиллермо, когда мы разговаривали по телефону. - А-а, да, - беспокойно заёрзал Гейб, - ты об этом! Это испанская версия твоего имени. Я родом из Уругвая. - Правда? - Да, - сказал Гейб, - мы переехали сюда достаточно давно. Да и вообще, мне пришлось объездить едва ли не все штаты. Отец же всегда жил здесь. - А почему ты так много переезжал? – Уильям решил, что он никогда не встречал никого настолько увлекательного. - Школы-интернаты. Меня постоянно выгоняли, - смеялся Гейб. – Как был я придурком, так им и остался. - Я не считаю тебя придурком. - Значит, ты не слишком хорошо меня знаешь. - Люди всегда так говорят, - ответил Уильям, - но ты будешь удивлён тем, сколько можно узнать о человеке в одночасье. Гейб покраснел на этих словах, вспоминая обстоятельства их встречи, и Уильям, конечно же, был очень хорошо знаком с этим смущённым, полным стыда лицом. - Так ты изучаешь философию, малыш? - Не-а, я выбрал литературу. Гейб припарковал машину. - Почему? Тот пожал плечами. - Мне нравятся слова. Кроме того, должен же быть кто-то, кто скажет всё самое важное за людей, неспособных, но нуждающихся в этом. Они вышли из машины, и Гейб забрался на капот Мерседеса, похлопав по свободному месту рядом с собой. - Получается, ты хочешь писать книги, малыш? - Возможно, - ответил Уильям, а затем торопливо добавил. – И не нужно называть меня малышом. Я не настолько младше тебя. - Конечно, младше, - усмехнулся Гейб, но всё же отбросил это прозвище. - И вообще, из того, что я слышал, можно сказать, что это ты ведёшь себя, как ребёнок. - Так и есть. Моё прекрасное лицо не может позволить себе стареть, - смеялся Гейб. Уильям тоже засмеялся. Он смотрел на звёзды над головой, но Тихий океан привлекал его гораздо больше. Он всегда, сколько себя помнит, был очарован рябью на водной глади, приливами и отливами волн. И тем, как они могут унести любого вглубь океана, если им только вздумается. - Я никогда раньше не был на свидании, - лениво признался Уильям. - Правда? - Да. Я не был популярен ни в школе, ни в университете. - А я был, но… - Гейб колебался, - то, что мы делали, нельзя было назвать свиданием. - Довольно честно. Гейб смотрел вдаль в течение какого-то времени. - А ты считаешь это свиданием? - Не знаю, - Уильям прикусил губу. - Для этого ли ты приглашал меня сюда? - И если это так? - Тогда я, возможно, скажу «да». - Возможно? - Зависит от твоих намерений. Гейб ухмыльнулся. - Пояса верности всё ещё надеты, да? - Вряд ли твоё дело, да ещё и по отношению к парню, который не на свидании с тобой, - отомстил ему Уильям. - Ничего страшного, - Гейб расслабился, ложась на тёплый металл автомобиля под собой. – Я знаю хорошего слесаря. Уильям громко засмеялся, и его голос разнёсся эхом по всему побережью, прерываемый лишь свистом сильного ветра, который отгораживал их в своём маленьком раю от всего остального мира.IX.
Он крепко держал её за руку. Слёзы давно высохли на его лице. Теперь он просто сидел там, у её постели, слушая размеренные пульсирующие сигналы медицинских аппаратов, подключенных к телу девушки. Она лежала на своей койке неподвижно, умиротворённо, будто просто спала – только Фрэнк знал, что это не так. Но, в любом случае, такой она нравилась ему гораздо больше, чем в его фантазиях, где её искалеченное тело вывозили на каталке для опознания. Джамия пошевелилась во сне. Из-за морфина, которым её накачивали, Фрэнк едва мог поговорить с ней, любовью всей его жизни. Но, тем не менее, он сидел рядом с девушкой и ждал, желая провести с Джамией каждую свободную минуту, с ней и только с ней. И, возможно, Бобом. Определённо. Она слегка дёрнулась во сне, едва заметно, в мгновение ока, и Фрэнк подумал, что ему лишь показалось. Зазвонил телефон, и он быстро ответил, чтобы медсёстры с соседних палат не слышали его присутствия здесь. Они настоятельно рекомендовали оставить Джамию одну, потому что любой шум мог нарушить состояние их пациентки. - Алло? - Фрэнк, это детектив Уэй. Фрэнк улыбнулся. - Есть новые зацепки, Джи? Джерард запнулся, услышав своё прозвище. - Нет, Фрэнк. У нас появилась ещё одна жертва. - Что?! – Фрэнк соскочил со своего места, забыв о медсёстрах и их предупреждениях. - Это произошло на пляже. И Джерард повесил трубку.