Понедельник
Этим утром, три важных телефонных звонка раздались в Куперстауне. Один был долгожданным приветствием, другой оказался тёплым приглашением, а третий – летальным.I.
- Я рад, что ты всё же решил встретиться со мной. - У меня не было выбора. - Нет, был. Выбор есть всегда. - И ты прекрасно знал, что я в любом случае выберу тебя. В кофейне было тепло и уютно, приятную музыку заменял гул воодушевлённых и не очень студентов. Одни потягивали кофе перед важными зачётами, другие сидели за горящими экранами ноутбуков и прочей техники, голубой свет которых освещал тёмные круги под их глазами. Последние наверняка провели ночь с воскресенья на понедельник на шумных вечеринках, и был ли какой-то для этого повод или нет - их не волновало. Они сидели за отдельным столиком. Младший лениво перемешивал сахар в своём стаканчике, а старший угрюмо смотрел на кофе молочно-коричневого цвета. - Спасибо тебе, Ребёнок, - сказал Пит, делая глоток своего горячего кофе. Его улыбка напоминала чикагский горизонт. – За всё, даже за то, о чём я говорил в письме. - Знаю, Пит. - Но я совсем не давил на тебя. - Не давил? – хрипло усмехнулся Патрик. – Пит, это было очень, блять, сильным давлением для меня. - Тот Ребёнок, которого я знал, никогда не ругался, - рассмеялся Пит. И его смех оказался заразительным, потому что уже в следующий миг Патрик улыбался. - Ребёнок, которого ты знал, никогда не нашёл бы столько смелости, чтобы уехать из Чикаго в Калифорнию, да ещё и ради учёбы. - Но я рад, что ты это сделал. Патрик замолчал ненадолго. - Я тоже рад этому, Пит. - Итак… ты выбрал музыку, да? Всегда знал, что ты стремишься к великому. Патрик засмеялся. - Пит, это всего лишь образование. Я же не собираюсь в высшую лигу или куда-нибудь в том роде. - А ты мог бы, если бы захотел. - Пит, в прошлый раз, когда мы говорили о разного рода соревнованиях, это было связано с минетом. - Ты и в этом преуспел бы, если бы захотел, - настаивал Пит, заставляя Патрика краснеть. - Пит, не существует соревнований на лучший минет. - Это недооценённый спорт. - Ладно. И как же тогда набираются очки? - Ты действительно хочешь, чтобы я объяснил тебе это? – Пит вопросительно посмотрел на него, усмехнувшись. Лицо Патрика было свекольно-красным в этот момент. - Н-нет, Пит. Не бери в голову. Я знаю, что ты имел ввиду. - Ах, этот умелый язык, - неоднозначно пропел Пит. - Да ладно? – Патрик усмехнулся. – Ну, именно это сказала твоя мама вчера вечером. Пит практически взвыл от смеха. - Ты совсем не изменился. - Не так, как ты, конечно. Даже подумать не мог, что оставлю тебя на много лет и по возвращению вместо своего друга-панка получу обратно… грёбаного эмо. - Это не эмо, а образ жизни. - Пит, ты выпрямляешь волосы. И, о Боже, неужели это подводка? - Нет, заткнись, - настала очередь Пита краснеть, - это мужская подводка. Патрик хихикнул. - На тебе сейчас больше макияжа, чем на моей маме. - Оставь матерей в покое, Ребёнок. Они-то чем тебе насолили? Патрик закатил глаза. - Тебя слишком много, Вентц, даже для меня. Ты знаешь об этом? - Но тебе ведь нравится, - бросил ему вызов Пит. В его глазах появился какой-то отдалённо знакомый блеск, и Патрик вспомнил, что видел его по ночам в Чикаго, когда над Вентцем свирепствовала бессонница, доводя беднягу едва ли не до безумия. Но этот огонёк исчез так же быстро, как и появился. Пропал со звонком колокольчика у входа в кофейню. Патрик лишь моргнул и отвёл взгляд, в надежде, что кровь отольёт от его алого лица, и он сможет дальше вести непринуждённый разговор. Но это было невозможно в присутствии Пита Вентца рядом.II.
Уильям поднёс телефон к уху, прислушиваясь к равномерным гудкам. По другой конец линии послышался хриплый мужской голос, и Уильям расплылся в улыбке, когда представил себе Гейба, растрёпанного и помятого, отвечавшего ему прямо из своей постели, куда обессилено свалился вчера ночью. Имеет это значение или нет, но Гейб спал крепким сном, и Уильяму это казалось самой прекрасной картиной утра понедельника. - У тебя занятия сегодня, - напомнил ему Уильям. - Что за дерьмовый повод для пробуждения. - Он не дерьмовый! – настаивал Уильям. – Ты сам попросил меня позвонить, когда я проснусь. - Я помню, что я говорил, Уильям Беккет, я ещё не настолько стар. - Не знаю, дедуль, - подшутил над ним Уильям, не в состоянии вспомнить, когда он в последний раз был так счастлив поутру, – кажется, я только что слышал хруст твоего бедра. - Нет, я просто промахнулся. - …тогда тебе лучше провериться у врача, знаешь ли. - Хочешь приехать? - К сожалению, не могу помочь. Я в университете литературу изучаю. - А что, у них есть занятия, специализирующиеся по моей проблеме с членом? - Разумеется. И ведёт их Гейб Сапорта. Тот рассмеялся, хрипло, сонливо, всё ещё не пробудившись ото сна. Уильям представлял себе, как сидит в кровати Гейба, решая, стоит принимать душ или нет. - Где ты был всю мою жизнь, Беккет? - По-видимому, уверял себя, что член чисто теоретически хрустеть не может. Посмеиваясь, Гейб спросил: - Что ты делаешь сегодня вечером? - Ничего, - улыбнулся Уильям, чувствуя, как темп его сердца ускоряется вдвое, когда он думает о том, что Гейб предложит ему встретиться снова. Ему нравилось проводить время с Гейбом, нечего скрывать. Он помогал Уильяму забывать обо всём плохом в жизни, смеяться, когда Росс угрюмится, справляться со своим прошлым. Он надеялся, что и Гейбу полезны их встречи, что он прекратит губить себя на бесконечных вечеринках. А ещё, он отчаянно надеялся, чтобы это взаимное излечение не переросло в обоюдный синдром Найтингейл. - Хочешь, посидим у меня? Я приготовлю что-нибудь. - А ты даже умеешь готовить? - На самом деле, нет. Я просто собирался заказать пиццу. Уильям усмехнулся. - Я ожидал этого. Ну ладно, я бы всё равно согласился. - Тогда, я заеду за тобой. - Гейб? - Да? - Это ещё одно свидание? - Не знаю. А ты хочешь, чтобы это было так? – Уильям мог слышать, что Гейб улыбался. И, наконец, когда хлопнула дверь ванной, оповещая о том, что Райан уже проснулся, Уильям даже не задумываясь ответил: - Конечно.III.
Он снова сидел на крыше своего дома на Карнот-Авеню, свесив ноги вниз и болтая ими время от времени. Солнце лениво расплёскивало свои лучи по черепичному покрытию, и он почувствовал приятное тепло, когда прилёг на спину. В его руках была книга «Хорошо быть тихоней», а его голубые глаза были сосредоточенно прищурены, бегая по напечатанным мелким шрифтом строчкам. Келлин нашёл своё убежище на крыше, на этот раз при свете дня, пока его отец отсиживался на работе и не мог обвинять сына в том, что тот снова пытается сбежать. Ушибы и ссадины по всему телу ещё болели, но уже гораздо слабее, ведь Вик обработал их вчера вечером. Воспоминания невольно зажигали глаза Келлина и обрамляли его лицо тёплой улыбкой. Мысль о том, что кто-то станет беспокоиться о нём, казалась абсурдной, но события прошлой ночи всё изменили. Будто Келлин наконец очнулся от кошмара, которым была его жизнь. Будто он воскрес, сделав свой первый глубокий вдох в спальне одной из квартир Веральд-Парка. Он ушёл ранним утром, пока Вик ещё спал. Исчез, словно призрак, скрылся через окно. Ему совсем не нравилось навязываться Вику, он боялся, что поутру, когда первые лучи солнца ударят в лицо парню, он не будет так счастлив видеть Келлина в своей постели. Будто последним, кого Вик захотел бы видеть в своём доме, был Келлин Куинн, шантажирующий и преследующий его пристрастие к самоуничтожению. Он вздрагивал каждый раз, когда вспоминал их с Виком встречу в душевой, кровь, стекавшую вниз по запястью и пачкавшую белизну раковины. Он помнил испуг в глазах Вика. В его безнадёжных глазах. Келлину никогда не нравилась боль. Однако ему приходилось идти с ней по жизни, благодаря отцу, и он не хотел, чтобы Вик стал жертвой этого. Однажды, очень давно, Келлин пробовал резать себя. В тот день отец жестоко избил его, оставив несколько памятных рубцов на теле и подбитый опухший глаз. Келлин помнил, как закрылся в своей комнате и прижал лезвие к запястью, как резко рассёк плоть и стал наблюдать за струёй тёмно-вишнёвой крови, как результатом его деяний. Его тогда вырвало, и он стал рыдать в истерике. Он никогда не испытывал сильнейшей боли за всю свою жизнь. Он никогда не презирал и ненавидел себя так люто, как в тот момент. Он просто не мог понять людей, которые причиняют себе боль. - Келлин, я могу подняться к тебе? – знакомый голос вырвал его из тяжёлых мыслей. Он с удивлением глянул вниз, где Вик стоял на мощёной дорожке, что вела к дому. Келлин взволнованно кивнул, и парень шатко поднялся на крышу, обессилено упав рядом. Он улыбался, как будто вчера вечером ничего не произошло. - Почему ты пришёл? - не раздумывая, поинтересовался Келлин. Вик пожал плечами. - Занятия сегодня были отменены. Не знаю почему, но это и не так важно. Сегодня отличный день, - он лёг на спину, ощущая тепло нагревшейся черепицы, и очарованно посмотрел в небесно-голубую пелену над своей головой, следя за плавным перемещением белых пушистых облаков. Келлин отложил свою книгу в сторону, загнув край страницы, на которой остановился. - Не хочешь сходить к пирсу? Вик едва заметно дёрнулся, теребя рукава своей чёрной худи. Келлин не мог не думать о том, как ему, наверное, жарко ходить в такой одежде круглый год. - Мы не будем снимать одежду, - сказал ему Келлин, неоднозначно намекая на его порезы и шрамы вдоль худых рук. – Только помочим ноги. Ну же! Это слишком хороший день, чтобы сидеть здесь и тухнуть. Неохотно, они оба покинули удобную крышу, чтобы направиться на пляж, что всего в нескольких кварталах от дома священника, выполненного в викторианском стиле. Они шли молча, будто всё самое важное было сказано ещё вчера ночью. Или ещё в самый первый день, через зеркало в душевой. Не прошло и десяти минут, как они оказались на пирсе – небольшой пристани, что уходила к океану. Здесь обычно было многолюдно: счастливые родители спускались сюда вместе со своими детьми, прогуливаясь воскресным днём, а туристы сворачивали сюда, чтобы запечатлеть свои воспоминания на размазанных некачественных снимках. Келлин и Вик подошли к самому краю, где и разместились, сняв свою обувь и погрузив ноги по щиколотку в воду, осторожно, стараясь не натолкнуться на прибрежных медуз. - Не хочешь поговорить о том, что случилось прошлой ночью? – тихо спросил Вик, растворяя в воздухе всё напряжение между ними. - Честно говоря, нет. - Это могло бы помочь. - Но тебе от этого никакой пользы, - ответил Келлин. Всем, о чём он думал, были шрамы и свежие порезы на руках Вика. - Н-нет, сейчас всё по-другому. - Как? - Всё иначе. - Вик? – голос Келлина был нежным и тихим, переплетаясь с размеренным шёпотом волн океана, и это созвучие казалось таким далёким и незнакомым Вику. – Я… Я могу взглянуть на твои запястья? - Что? Келлин протянул ему дрожащую руку. - Т-Ты видел мои шрамы. Дай мне увидеть твои. Потребовалось несколько минут, длиной в вечность, прежде чем Вик решился протянуть свою руку Келлину. Всем телом он дрожал под прикосновениями чужого человека, но Келлин постарался держать его руку как можно бережнее и легче. Он подцепил край растянутого рукава пальцами и подтянул его выше, обнажая жёсткому ветру уже затянувшиеся шрамы и ещё заживающие порезы, нанесённые Виком собственноручно. Гротескные художества подавленного, разбитого мальчика. И не задумываясь, Келлин склонил свою голову так низко, что чёрные волосы закрыли его лицо, и прильнул губами к запястью Вика, покрывая поцелуями каждый порез и каждый заметный шрам. Они были кривыми, с растянутой местами кожей, будто призраки-напоминания о тяжёлых моментах саморазрушения. Келлин знал, что не существовало лечения этому пристрастию. Но он помнил всю ту ненависть к себе, что пришла с первыми порезами. Он помнил, как считал себя уродливым для всего мира с этими некрасивыми шрамами на руках, которые будто пачкали его тело. Келлин считал себя некрасивым для каждого человека на Земле. - Вик, - прошептал он, опаляя своим дыханием нежную кожу, - я считаю, что ты очень красив. Он почувствовал, как Вик испугался, и отстранился, когда тот выдернул свою руку и опустил рукав вниз. Келлин видел страх в его глазах, который он всегда испытывал в присутствии своего отца. Но это было не одно и то же – Келлин не причинял боль Вику. Он его спасал. - Я должен идти, - пробормотал Вик. И прежде чем Келлин окликнул его, он убежал, вцепившись в своё запястье так, будто оно очень сильно болело.IV.
Он ненавидел себя. Он люто ненавидел себя, правда. Пролежав всю ночь, не сомкнув глаз, он прокручивал в голове события их последней встречи с Джеком. Ссора. Крики. Отказ. Почему он повёл себя так глупо? Это ведь был его шанс на свободу и счастье – нужно было лишь признаться в своих чувствах. Джек смог сделать это. Алекс готов был поклясться, что в его криках и скрывался весь смысл, в них было открытое признание. О любви и шансе на счастье, о риске. Лёжа в своей комнате, он прокручивал события их последней встречи с Джеком, пытаясь собрать все обрывки фраз воедино. Но ничего не выходило – они лишь разбивались на ещё более мелкие осколки. Музыка New Found Glory ревела на весь дом, чтобы заглушить любые звуки из внешнего мира, и с ней вместе гудела и разрывалась голова Алекса. Что-то в Джеке сводило его с ума. Алекс терял рассудок в своей любви к нему. Появилось ли всё этим вечером или всегда витало в воздухе между обоими парнями – Алекс реально осознал свою любовь лишь недавно, буквально несколько часов назад. Что-то в Джеке заставляло Алекса забывать обо всём на свете. Находясь рядом с ним, Алекс лишался любых рациональных, разумных мыслей в своей голове, оставаясь лишь с чувствами и инстинктами. Это и стало для него толчком безо всяких причин поцеловать Джека. И единственное, чего он хотел сейчас, - это снова коснуться своими губами его, но на этот раз совсем иначе, чувственно, не отрываясь. Что-то в Джеке подталкивает Алекса жить. Прыгать в пропасть. Рисковать. Он обязательно отыщет Джека и скажет ему об этом. Скажет, что он хочет использовать свой шанс. Что он готов снова и снова влюбляться в него и идти с ним по жизни, преодолевая все препятствия на пути. Алекс улыбался, думая о Джеке. Завтра, решил он. Завтра утром он пойдёт к Баракату и скажет обо всём. Телефон зазвонил у Алекса в кармане, и тот чуть не подскочил на месте, подумав о Джеке. Но уже в следующий момент, увидев номер Райана, он вновь помрачнел. - Райан? – голова кружилась от волнения, а желудок сжимался в спазме. – Я собираюсь признаться Джеку. - О чём ты? - Завтра я пойду к Джеку и скажу, что люблю его. Я люблю Джека, Райан, - Алекс едва держал себя в руках. - Я не думаю, что это хорошая идея. Он нахмурился. - Но почему? - Просто Джек… - голос Райана дрожал. – Блять, Ал, Джек в больнице. На него напали.V.
Когда Боб позвонил Фрэнку и сообщил, что Джамия пришла в себя и хочет с ним поговорить, Айеро получил огромнейший прилив энергии. Он приехал в больницу минута в минуту с началом часов посещения, купив по дороге воздушные шары её любимого красного цвета и коробку конфет, которые относились к тем продуктам, которые девушке есть было запрещено. Фрэнк с гигантской улыбкой на лице зашёл в палату, привязал шарики к спинке кровати и сел рядом с Джамией, глядя на неё в надежде, что их пламя любви всё ещё возможно разжечь. - Фрэнк? – прошептала она. Её глаза слегка дрожали и метались из стороны в сторону, будто не в состоянии сосредоточиться на одном объекте, но Фрэнк посчитал это нормальным явлением в медицине и постарался не обращать внимания на такую странность. - Я здесь, Джам. Я всё время был здесь, даже прошлой ночью. - Я читала газету, - сказала она. – И статью о расследовании тоже. - А, да, я помогаю с этим, - с нотками гордости в голосе произнёс он. Она нежно рассмеялась. - Ты всегда был таким безрассудным, Фрэнки. И ничего не изменилось. - Я делаю это не ради нас, - поспешно добавил он. – Я делаю это для тебя. Она легко улыбнулась. - Я рада, что это так. Н-Но это ничего не меняет между нами, Фрэнк. Мне очень жаль. Ты заслуживаешь кого-то лучше. - Но ты была моей самой лучшей, - ответил он опечаленно. - Это не так, Фрэнки, - она сглотнула и прикрыла глаза. – Мне нужно кое-что тебе рассказать. - … что? - Я никогда не хотела, чтобы так случилось, но я была пьяна и…. переспала с кое-кем, когда мы с тобой всё ещё были вместе, - Фрэнк слушал её и не мог выдавить из себя ни звука. – И это была девушка. Я… я даже не помню, как её зовут. Просто я посчитала, что тебе стоит знать это, прежде чем ты начнёшь называть меня своим ангелом или кем-то в этом роде. Мне очень жаль, Фрэнки, но ты заслуживаешь лучшего. - Джамия, я прощаю тебя, - пробормотал Фрэнк, но эти слова были полны лжи, потому что ему, на самом деле, было чертовски больно за измену. Он был слишком лоялен с Джамией, и вот, к чему это привело, - к грязному секрету, который девушка хранила в тайне уже достаточно давно. - Нет, Фрэнк, ты не можешь меня простить, и я не виню тебя за это, - приложив достаточно усилий, она подползла ближе к краю кровати и взяла руку Фрэнка в свои две. – Я не прошу у тебя прощения. Я лишь хочу, чтобы ты нашёл прекрасного человека, который по-настоящему тебя полюбит, Фрэнк. - Но ты была совершенна… Она грустно засмеялась. - В том и есть вся суть прекрасных и совершенных девушек, Фрэнки, - они оказываются гнилыми изнутри. Тебе нужен кто-то такой же сломленный, как и ты сам. Тот, кого ты смог бы спасти. Да, ты изменил меня в лучшую сторону, за что я благодарна, но нам просто не суждено быть вместе. Фрэнк не мог плакать, потому как все его слёзы были пролиты ранее, в течение всей этой недели. И все из-за Джамии. Он всегда всё был готов отдать за Джамию, но ей не нужны его слёзы – она лишь хочет, чтобы он нашёл себе кого-то другого. И это кажется не слишком справедливым. - Я знаю, я та ещё сука, - сказала она. - Нет, не правда! – настаивал он, грустно, с разбитым сердцем. - Конечно, правда, но суть не в этом. Я желаю тебе лишь добра, Фрэнк. Создай для себя свою замечательную жизнь. Обрети свою любовь и будь любим в ответ. И пусть твой избранник целует тебя под дождём, обнимает тебя по ночам, как ты любишь, пусть он разрешит тебе завести собаку и не будет иметь ничего против твоего циничного глупого соседа по комнате. И пусть он не будет ругать тебя за пахнущую дымом одежду или не посчитает глупым тратить все деньги на сигареты и татуировки. Найди того, кто будет любить тебя таким, какой ты есть, Фрэнки. Я знаю, что ты сейчас ненавидишь меня, но я хочу, чтобы ты мне пообещал сделать это, хорошо? Фрэнк лишь кивнул в ответ. Джамия совсем скоро заснула, благодаря седативным препаратам, которыми её накачивают, а Айеро просидел у её койки ещё очень долго, обдумывая услышанное.VI.
Он шёл по мокрым, скользким дорожкам со своей маленькой квартирки на переулке Эбботс к дому Келти, что находился неподалёку, на Фримонт-Стрит. Это был небольшой, ничем не приметный домик с тонкой серой крышей, по которой отстукивали свой марш капли дождя, и узенькой верандой, где висели в красивых кашпо густо разросшиеся азалии и герани. Они были влажными от сильного дождя. Он трижды постучал в дверь, прежде чем ему открыли. Келти, увидев его на пороге, счастливо улыбнулась и заключила Райана в крепкие объятия. - Ты пришёл! Он усмехнулся. - Я не мог не прийти. Она затащила его внутрь помещения, знакомя со своей собакой. - Раньше и у меня была собака, - сказал Райан и грустно улыбнулся, лаская собаку и играясь с ней. – Но она умерла, и я похоронил её на своём заднем дворе. - Мне очень жаль. - Эта собака была моим лучшим другом. - А я думала, что им был Брендон Ури. - Что?! - Да-да, - сказала она, - я всегда видела вас вместе и никогда – порознь. Вы ходили рядом, прижимаясь друг к другу очень близко. - Мы с Брендоном, м-мы н-не. Мы н-никогда не… - Я всегда считала это милым, - прервала его она. – Он подлизывался к тебе и ходил следом, словно маленький щенок. - Нет, это не так. - Это так, - хихикала она. – Он следовал за тобой повсюду, как будто ты его герой, кумир или что-то в том духе. - Мы с Брендоном были далеко не такими, - прошептал он. - Извини за это, я ведь всего лишь делаю предположения, - поправила она себя. – И я совсем не знаю Брендона. А Райан знал его слишком хорошо. И слова Келти причиняли ему боль. Потому что это была чистая правда – Брендон всегда ходил за ним, словно щенок. Но Райан был слишком глуп, чтобы увидеть в этих действиях более личный и глубокий смысл. Брендон любил его, но Росс своей слепотой разбивал тому сердце. Он разрушил самое прекрасное и недоступное ему, что вообще существовало в этом мире. Он разрушил самое чистое, что было в его жизни. И, возможно, только сейчас он стал сожалеть об этом. Именно поэтому Райан подпустил к себе Келти, представляя на её месте прекрасного Брендона. Конечно, её карие глаза не сияли так ярко, как его, и её тело не было таким изящным и безупречным. Она не могла заменить Брендона, но она была наиболее схожа с ним… и это кое-как утешало Райана. - Всё хорошо? - Да, полный порядок, - Райан посмотрел на Келти с полуулыбкой на лице. – Ты сегодня необычайно красива. Ты знала об этом? Она слегка покраснела. - Вы ничуть не отстаёте от меня, мистер Росс. Райан так сильно и нестерпимо скучал по Брендону, что он сделал глупый и опрометчивый поступок – он подался вперёд и поцеловал Келти, глубоко и жёстко, безо всяких подтекстов и мотивов. Она замешкалась поначалу, но после ей удалось приспособиться к Райану и полностью расслабиться под его натиском. Схватив парня, нависшего над ней, за ворот рубашки, она потащила его в сторону спальни.VII.
Он крепко сжимал палочки в своих руках, старательно направляя удар в нужные точки и исправляя ошибки. Небольшое помещение гаража заполнялось звуками незамысловатых, но красивых и точных ритмов ударной установки. А потом… крах. Тарелки упали со своей опоры и с грохотом покатились по бетонному полу. Спенсер был чрезвычайно смущён и раздосадован. - Прости меня, - извинился он. - Это нормальное явление, - ободрил его Шейн. Его звали Шейн Вальдес, и он был действительно горячим. Он учился на фотографа и профессионально играл на ударных – последний факт и заставил Спенсера познакомиться с ним и напроситься на несколько бесплатных занятий. Смит просиживал дни за ноутбуком, в поисках человека, который бы научил его играть на ударных. Его целью было сразить Джона Уокера и завоевать его признание таким образом, и Шейн согласился помочь – с условием, что Спенсер станет моделью для одной из его курсовых работ. Шейн умел готовить, любил играть в бильярд в мужской компании, был подписан на газету Монровиля и его округа и никогда в жизни не работал барменом. Как уже можно понять, Шейн Вальдес был полной противоположностью Джону Уокеру. - Я плох в ударных, - виновато признался Спенсер. - Когда я начинал, мой уровень игры был таким же. Но ты только подумай: несколько моих уроков и немного моего профессионализма, и ты уже круче самого Трэвиса Баркера, - улыбнулся Шейн. - Профессионализма? – усмехнулся Спенсер. – Довольно тщеславно, тебе не кажется? Тот пожал плечами. - Ну, я могу сказать, что ты не менее самолюбив. Иначе, ты бы не согласился позировать для меня. - Просто у меня красивые черты лица. - Вполне возможно. - Я уверяю тебя, что это так. - Довольно дерзко. Спенсер помог ему установить тарелки обратно. - А теперь научи меня играть на ударных, Вальдес. - Почему мы ещё не перешли на имена, Смит? - Потому что, - ухмыльнулся Спенсер. - Почему? - То, насколько быстро мы станем называть друг друга по именам, зависит от того, как скоро ты научишь меня играть. - Ну, если мы играем по таким правилам, то я могу претендовать на твои обнажённые фотографии уже к концу этого урока. Спенсер рассмеялся, заливисто и звонко, так чуждо и незнакомо нескончаемой хандре по Джону Уокеру. - Мне не нужна твоя грязная слава. - Ладно, почему тогда ты выбрал именно ударные? - Всё дело в том парне. Шейн молчаливо кивнул. - И что дальше? - Он хочет создавать музыку: самостоятельно или с группой – не важно. И совсем недавно появилась девушка, которая реально может ему помочь. А моя беда лишь в том, что он начинает в неё влюбляться. - Ты уверен, что не хочешь сразу перейти к фотографиям? – спросил Шейн. – Твой обнажённый вид поразит его гораздо больше, чем игра на ударных. - Да. Но разве ты не знаешь? - Знаю что? - Ударники – самые горячие, - Спенсер подмигнул Шейну, и они рассмеялись, заглушаемые сотрясающим стены барабанным ритмом.VIII.
Заливистый смех. - Не думал, что тебе нравится это… дерьмо. - Эй, Джастин Тимберлейк не дерьмо! Ну-ка забери свои слова обратно! - Тимберлейк – дерьмо. - Он привлекал стольких девушек! - И когда всё успело измениться? – спросил Уильям. Они сидели на широком диване уютной квартиры на Кресцент-Стрит, на их коленях лежали пустые коробки из-под пиццы, а по телевизору играли клипы Джастина Тимберлейка. Именно так Гейб представлял себе идеальное свидание. - Ну, Гуиллермо, всё изменилось, когда появился ты. Уильям рассмеялся и толкнул Гейба в плечо. - Именно так ты и завлекаешь девушек в свою постель? - Мы с ними обычно даже не добирались до моей спальни, - усмехнулся Гейб, подмигивая Уильяму. Беккет закатил глаза и упал на спинку дивана, расслабляясь в мягких подушках и откидывая ноги на рядом стоящий кофейный столик, как сделал минутой ранее Гейб. - Да уж, ты самый настоящий плейбой кампуса, не зря так говорят. - Ага, а если верить слухам, то я ещё и алкоголик. - А… это так? - Не думаю. Я не касался спиртного с тех пор. С той самой ночи. Уильям пододвинулся ближе и перекинул руку через Гейба, увлекая его к себе и заключая в объятия. - Эй, ты в порядке? Качая головой, Гейб пробормотал: - Я просто… Я пытаюсь притвориться, что ничего не было, в надежде забыть о случившемся, но… я не могу. - Что именно произошло тогда? - Я… Какой-то мужчина приказал мне отсосать ему. – прошептал Гейб, хватая ртом воздух. – И я не мог отказать – у него б-был нож… Что мне с этим делать, Уилл? - Эй, - Уильям прижал его ещё ближе к себе, прямо к груди, и стал убаюкивающее покачиваться из стороны в сторону. – Ты не виноват в этом, Гейб. - Если бы я не был пьян… - Не говори так, - прошептал ему в макушку Уильям. – Всякое случается. Любой мог бы оказаться на твоём месте, понимаешь? Конечно, алкоголь сыграл с тобой злую шутку, но это не повод винить себя. Никогда этого не делай. - М-мне так жаль, - икнул Гейб. – Я порчу наше свидание, да? - Только если клипами Джастина Тимберлейка. Гейб засмеялся сквозь слёзы и приподнялся, чтобы оставить короткий мягкий поцелуй на щеке Уильяма. - Спасибо, Гуиллермо.IX.
Огни Куперстауна отражались, мелькая, в лобовом стекле автомобиля, когда они быстро мчались вперёд, мимо узких тротуаров, редких, почти голых деревьев, холмов и возвышенностей. Все эти формы расплывались в одно общее пятно различных красок. Патрик смотрел в окно, неотрывно глядя на мелькающие вдоль узкой обочины фонари, жёлтый свет от которых шустрым бликом проскальзывал мимо. Он согласился съездить вместе с Питом в Монровиль. Дорога была недолгой, но Вентц, видимо, специально выбирал широким трассам объездные просёлочные дороги, лишь бы провести больше времени вместе с Патриком. И это было его маленьким подвигом, поскольку за несколько часов пути, он, вероятно, сжёг уже достаточно дорогого топлива. - Ребёнок, я действительно скучал по этому, - прервал молчание Пит. - Я тоже. - Я сожалею о том, что всё разрушил. - Знаю. - И ты простишь меня? - Я постараюсь. - … о. Патрик вздохнул и оторвал свой взгляд от мелькающих фонарей, чтобы посмотреть на сосредоточенный на дороге профиль Пита. Он удерживал руль, в его пальцах тлела сигарета, а ветер из открытого окна бросал его чёрные волосы в разные стороны. - Ты разбил мне сердце, Пит. - Я и не знал, что твоё сердце можно разбить. - Не дави на меня, пожалуйста, - резко сказал Патрик. – Это очень болит. - Раньше я и подумать не мог, что ты, такой совершенный и чистый, однажды впустишь меня в свою душу. Но мой внутренний голос твердил, что это обязательно произойдёт. А теперь… он замолк. И я уже ничего не знаю. Для меня, Чикаго рассеялся в тумане бессонных ночей, он остался на дне пустых бутылочек от снотворного. - Я скучаю по Чикаго. - А я нет. В воздухе вновь повисла напряжённая тишина – был слышен лишь хруст грунта под колёсами и свист резкого, прохладного ветра. - Как ты думаешь, это судьба? – спросил Патрик. - Может быть. И если это так – я действительно благодарен, - Пит замолчал на мгновение. – Как ты думаешь, я могу получить свой второй шанс? - Я не знаю, Пит. Это всё очень трудно принять и осмыслить. - Я делаю всё возможное. - Например? Вдруг Пит съехал на обочину и затормозил, оставляя фары включенными для безопасности. Он развернулся лицом к Патрику, чтобы посмотреть в его глаза, и Стамп уже собирался отвернуться к окну, когда крепкая рука Пита легла на его подбородок, некрепко сжимая его. Пристально глядя на Патрика, Вентц сказал: - Я хочу поцеловать тебя. Тот опешил. - Что?! - Мне не довелось сделать это в Чикаго, но сейчас единственное, чего я так ужасно желаю – это поцеловать тебя. Патрик в панике закачал головой. - Н-нет, Пит, пожалуйста. - Почему нет? – умоляюще спросил его Пит. - Потому что, - Патрик покраснел, но в темноте вечера этого не было видно. - Почему? – настаивал Пит. - Потому что я никогда не целовался прежде! - поражённо выкрикнул Стамп, и в машине ненадолго повисла тишина. - Никто никогда не целовал тебя? - Нет, - промямлил он. - Я хочу быть твоим первым, - прошептал Пит и наклонился так близко, что Патрик буквально чувствовал его дыхание на своём лице. И их губы вот-вот должны были соприкоснуться, когда Вентц отстранился. – И я хочу, чтобы это было чем-то незабываемым для тебя. А потом Пит принял своё прежнее положение за рулём, и Патрику осталось лишь разочарованно и смущённо отвернуться к окну, где он ещё несколько минут назад наблюдал за мельканием придорожных фонарей. И он надеялся, что его учащённое сердцебиение утихнет, когда машина двинулась с места, держа свой путь в Монровиль.X.
- Вот это и есть квартира Гретты, - сказал Даллон, переступая через порог и окидывая взглядом это памятное место. Стены были выкрашены местами в жёлтый, местами в зелёный цвет, а где-то и вообще были покрыты побелкой. На кухне был постелен светлый линолеум, весь кухонный гарнитур сверкал от чистоты, а холодильник был всё ещё забит свежими продуктами. Словно она всё ещё была жива. Её пальто всё ещё висело на крючке в прихожей, а в гостиной, прямо около чистого мягкого ковра, стоял пылесос. Даллон дрожащими руками возился со своей сигаретой, прикуривая её, пытаясь собраться и не нервничать так сильно здесь, в квартире Гретты. В единственном месте, где всё было наполнено её энергетикой. И её присутствие ощущалось в этом пустом помещении. Брендону тоже стало не по себе, как только он зашёл в квартиру. Он чувствовал тошноту и лёгкое головокружение, но продолжал с упорством уверять себя, что Гретта сейчас в километрах отсюда, под толщами кладбищенской холодной земли. - Я помню, как спал на этом диване, после тяжёлого разрыва с одним человеком. - Тяжело расстались? – робко спросил Даллон. - Ужасно. - Я понимаю тебя, - пробормотал он. – Поверь мне, я знаю, каково это. - Ян обо всём рассказал мне. - О Бризи? - Да, о ней. Даллон сдержанно кивнул, всё так же слоняясь по квартире, то поднимая различные предметы с полок и разглядывая их, то опуская обратно, на свои места. - Мне кажется, это местечко очень быстро продадут. - Да, думаю, что так. - Я всегда хотел найти себе какое-нибудь уютное жильё. После развода я только и делаю, что переезжаю из одного мотеля в другой. - Куперстаун – это отличное место, тихое и спокойное, - отметил Брендон, осторожно садясь на диван, который сразу же прогнулся под его весом. Он ожидал, что сейчас откроется входная дверь, что Гретта вернётся домой, бросая ключи на журнальный столик, и пожалеет Брендона о его расставании с Райаном Россом. Он ожидал, что вот-вот проснётся от этого кошмара. – Кроме этих убийств… конечно. Даллон горько засмеялся, и Брендон посчитал такую реакцию нормальной для человека, который работает в бюро ритуальных услуг. - Думаю, я не возражал бы снова вернуться к учёбе и получить всё-таки образование режиссёра. - Это хорошая мысль. Ты мог бы учиться вместе со мной. - Не так уж и плохо, - улыбнулся ему Даллон. Брендон отвёл взгляд в сторону и улыбнулся, возвращаясь мыслями к Гретте. Чтобы вновь и вновь отдавать ей дань своего уважения. Чтобы в очередной раз с горечью сожалеть о том, что она уже никогда не появится в дверях этого дома и не подарит ему больше ни одной тёплой улыбки. Он помнил, каким выглядело её тело в гробу. Оно было аристократично-бледным, необычайно прекрасным и… необратимо мёртвым. - Твоё расставание… тебе всё ещё это болит? - Сомневаюсь, - признался ему Брендон. - Впереди лишь хорошее. Я обещаю. Буря завыла в Куперстауне, гром загудел за окном, и разряд молнии на мгновение озарил причудливый прибрежный городок. - Плохой погоды не бывает, - задумчиво и очень тихо проговорил Брендон, перебиваемый шумом шквалистого ветра, - бывает лишь неподходящий костюм. Даллон усмехнулся. - Всё возможно, Брендон. Он улыбнулся про себя и расслабился, наконец, на диване, вспоминая свою драгоценную подругу.