I.
— Ты милый. — А ты невыносимый. — Я – милашка. — Оу, вот как это теперь называется? — Просто заткнись, – Брендон показал своему новому парню язык. – Подумать только, и я назвал тебя милым? — Но я милый, – издевки Даллона не принесли никакого результата, кроме того, что Брендон закатил глаза, откидываясь обратно на скрипучий диван мотеля, где они, развалившись, смотрели повторы каких-то передач по телевизору, совершенно не вникая в происходящее на экране. На самом деле, Брендон куда чаще смотрел на тело лежащего рядом с ним мужчины, чувствуя, как румянец покрывает его щеки. Они начали встречаться неделю или две назад, когда холодный октябрьский ветер, кажется, привел их в вечный медовый месяц, полный держания друг друга за руку, поцелуев в щеку и поцелуев посреди очередной осенней бури. "В общем, всего того, что Райан никогда не хотел делать", – саркастически отметил про себя Брендон. — Даллон? — М? — Сколько ты еще будешь в Куперстауне? То есть, наверное, ты скучаешь по дому. — Я тосковал по дому, – медленно произнес Даллон после непродолжительного молчания, – но, если честно, мне кажется, что я просто был одинок. А потом я встретил тебя, Брендон. Щеки Ури покраснели. — Замолчи. — Но это правда! – настаивал Даллон, переворачиваясь к музыканту с самым серьезным выражением лица, на которое только был способен. – После развода я был так одинок, Брен. Ничего не имело смысла. А потом мы встретились с тобой. А потом ты меня поцеловал. И, чёрт возьми, у меня впервые с тех событий закружилась голова. — Закружилась голова? – Брендон закусил губу. — Я не знаю, как еще это можно описать, Брендон. Я имею в виду... я провел всю жизнь, глядя на мертвые тела. Чёрт, да я даже начал думать, что я мертв, Брендон. Ты просто... ты заставляешь меня чувствовать себя живым. Прежде чем он мог скрыть это, улыбка от уха до уха растянулась на лице Брендона и он пододвинулся ближе к Даллону, оставляя на его губах нежный поцелуй. — Слишком много впечатлений на двоих для одной недели, да? — В тебе есть что-то, Брендон, – пробормотал Даллон. – Не знаю, любовь ли это... я даже не знаю, будет ли это когда-то любовью. Я просто хочу сказать, что это – счастливый момент, когда мы вместе. И я не хочу терять его. Брендон улыбнулся в его губы, снова целуя мужчину, зарываясь пальцами в его каштановые волосы и чувствуя, как чужие руки обвивают талию. Он мог чувствовать тепло и тяжесть чужого тела, он мог смутно слышать звук телевизора и гул в ушах, пока он пытался наслаждаться этим моментом рядом с Даллоном. И даже тогда, когда его язык скользнул в рот Викса, и поцелуи стали более грубыми, более страстными, более... реальными. Это был первый раз за довольно долгое время, когда Брендон почувствовал себя поистине живым. С самого разрыва с Райаном он плыл по жизни в ступоре и депрессии, утопая в мыслях о Райане, воспоминаниях и том, что могло бы быть. Но сейчас, чувствуя, как зубы Даллона покусывают нижнюю губу, Брендон не мог думать ни о ком и ни о чём. — Может, притормозим? – вздохнул Даллон, когда Брендон отстранился. И, в то время как младший с сумасшедшей улыбкой кивнул, его ловкие пальцы уже расстегнули ремень Даллона.II.
Они встретились на пирсе. Было раннее утро, солнце еще только всходило, освещая сочным желтым светом песок на пляже и заставляя блестеть белые каемки прибоя, пока они приближались к берегу. Гнилое дерево настила гремело под их ногами, пока они шли к концу причала, чтобы усесться там и болтать ногами над водой. — Ты хотел поговорить, – это был не вопрос. — Это о Брендоне. — Он не хочет, чтобы я говорил с тобой об этом. — Я знаю, – поспешно сказал Райан, – но это важно, Спенсер. Ты знаешь, что я не спрошу нормально. Спенсер вздохнул. — Мне кажется, я должен быть польщен. Я имею в виду, Райан Росс никогда не назначает свидания на побережье. Романтично. — Этот разговор не о романтике. Он о Брендоне, – нахмурился Райан. — Ох, точно, – саркастически вздохнул Спенсер, – я совсем забыл – это же такая большая разница для тебя. Неужели Брендон теперь принадлежит категории партнеров на одну ночь? — Отстань... – прорычал Райан, глядя на воду, плескавшуюся под ногами. — Ты разбил ему сердце, Райан, и теперь ты ждешь, что я буду сидеть здесь и слушать твои слабые извинения? — Это не извинения! — Тогда что это? — Чертово признание! – закричал Райан, и, раньше, чем он мог остановить их, слова начали срываться с его губ, – Я люблю его, Спенсер, ясно? Я люблю его, и я прокололся. Я знаю это, но я не знаю, что делать дальше. Я люблю его, и это сводит меня с ума. Спенсер смотрел на него с открытым ртом. Он не верил, что все, что только что прозвучало, было сказано Райаном. Кажется, сам Райан в это не верил. Он столько месяцев прятал правду от Брендона, что сам почти поверил в то, что Ури был лишь временным увлечением. Но сейчас, эмоциональный взрыв делал свое дело – Райан погружался в сумасшествие. Он пытался заменить Брендона Келти. Она была милой и хорошей и сочетала в себе все, что Райан только мог искать в девушке. Но в ней был один недостаток. Она не была Брендоном, и Райан ничего не мог с этим сделать. Она никогда не смеялась над этими ужасными каламбурами и никогда не становилась гиперактивной от переизбытка кофеина, выпитого перед бессонной ночью, полной разговоров ни о чём. Она бы никогда не стала смотреть эти ужасные мультики и класть слишком много сахара в хлопья или скулить из-за того, что кофе кончился (он всегда упрямился, не желая покупать его). Келти никогда бы не стала похожей на Брендона. На того Брендона, в которого Райан, со всеми своими недостатками и заскоками, когда-то влюбился. Наконец, когда Райан уже почувствовал тяжесть тишины, Спенсер начал говорить. — Ты его любишь? — И я не знаю, что мне делать, – закончил за него Райан. — Не многое ты сейчас можешь сделать, Росс. Ты разбил ему сердце и ты потерял его. Брендон сейчас счастлив. — Ох... – сердце Райана ухнуло куда-то в желудок. Он чувствовал душащий его солёный бриз, сжимающий его легкие, пока, он был уверен, он часто дышал перед Спенсером Смитом. Он потерял единственное, что было ему действительно важно. И он ранил Брендона Ури. — Я не знаю, что сказать тебе, – пожал плечами Спенсер, поднимаясь с холодного причала. – Иногда, ты должен потерять что-то, чтобы выиграть. — Любовь – это не игра, Спенс, – раздраженно отрезал Райан. — Не игра, – согласился блондин, – но это чёртова война. И иногда на войне лучше быть мёртвым, чем сломленным...III.
Его шаги были осторожными, робкими и тихими. Тем не менее, они отражались от линолеума коридоров громким эхом, с каждым шагом неустанно хлопая уже по плитке. Алекс Гаскарт пытался игнорировать то, как его шаги совпадали с ударами его сердца, или то, как его сердцебиение громко отражалось от стерильно-белых стен. Он вернулся в больницу после очередного дня, проведенного в комнате ожидания, запрещая себе видеть Джека. Но сейчас, когда Райан был на учебе (ну, или с одной или даже двумя порциями виски), Алекс чувствовал, что сможет сделать это. Он сможет увидеть своего Джека, лежащего в коме. Но, с каждым шагом становясь все ближе к палате, Алекс чувствовал, как страх снова грызет его изнутри. Страх реальности. Страх увидеть тело Джека – такое мертвецки холодное и не реагирующее ни на что. Полную противоположность того, каким был Джек; полную противоположность всему тому, что Алекс помнил о нем. Он закрыл глаза, оказавшись на пороге комнаты. Его ладони вспотели, и он мог чувствовать, как желудок совершает кульбиты. Он и Джек всегда были неразлучны. И сейчас, Джек зависел от машин, поддерживающих его жизнь. Алекс знал, что Джек бы ненавидел это. Он бы пошутил что-нибудь про эвтаназию, заявляя, что лучше быть мертвым, чем зависимым от человека, который кормит тебя и подчищает за тобой дерьмо. Алекс посмеялся бы и сказал, что люди и без того кормят Джека и убирают за ним дерьмо. И Джек, он бы, чёрт возьми, засмеялся. Он бы точно это сделал. Алекс точно знал это. — Сэр, вам нужна какая-то помощь? – спросила милая медсестра, стоявшая дальше по коридору. Алекс покачал головой, глубоко вздыхая и заходя в комнату. Он уже мог слышать ровный пульсирующий гул машин и низкое пиканье датчиков. Алекс уже мог чувствовать, как все его мышцы напряглись, внутренности будто заползали и ноги затряслись под его весом. Чувствуя, что сейчас упадет в обморок, он сел на ближайший стул. Ближайший к кровати Джека. Алекс видел Джека в первый раз с тех пор, как произошло нападение. Он лежал на кровати, дыша через трубочку, его руки безвольно лежали по бокам, а из одного из предплечий торчала четвертая трубка. На тех же руках, Алекс мог видеть слабые линии порезов и начавших затягиваться шрамов от нападения. На самом деле, из рукава больничного халата выглядывала рука с обработанной раной, выглядевшей, как будто ее недавно зашили. Алексу стало плохо. Но он не убежал из комнаты. Он не думал, что у него есть силы, чтобы выйти даже за пределы коридора. Вместо этого, трясущимися пальцами он потянулся к Джеку и взял его за руку, чувствуя знакомое тепло, но не получая никакой реакции в ответ. Наконец, Алекс почувствовал, что голос вернулся к нему. — Х-хэй, Джек, п-привет. Э-это я, – Но Джек ничего не ответил. Алекс старался сохранять спокойствие. – Все будет хорошо, Джек. И... и мы все здесь, рядом с тобой. Я всегда буду рядом с тобой, – нижняя губа Алекса затряслась. – Ты должен скоро поправиться, Джеки, слышишь? Ты должен вернуться домой. Он сжал руку Джека сильнее, будто боясь снова потерять лучшего друга. — Ты обязательно придешь в себя, – парень давился словами, – пожалуйста, Джек. Я... мне так жаль, что ты здесь. Это все моя вина. Я никогда не хотел, чтобы это случилось с тобой, это все только из-за того, что я боюсь признать что я... блять, Джек, я люблю тебя. Я люблю тебя и очень скучаю. Господи, пожалуйста, возвращайся домой, Джеки. Но Джек не мог ничего сделать.IV.
— Я хочу, чтобы ты остался на ночь. — Солнце еще высоко. — Я знаю это! Но... потом... когда ты всегда уходишь... Останься? — Гейб... – Уильям вздохнул, запуская руку в непослушные волосы. Они сидели на веранде Эвертри Кресцент, развалившись в креслах и чувствуя влажность очередного калифорнийского октября. Гейб уже стянул свою футболку и заявил, что работает над своим загаром, называя Уильяма вампиром. – Все не так просто... — Конечно все просто! Ты нравишься мне, я нравлюсь тебе... – Уильям рассмеялся. — Ты так уверен в себе. Гейб закатил глаза и продолжил: — Конечно же, я нравлюсь тебе, Гуиллермо. Именно поэтому ты до сих пор не выпил мою кровь. — Я не вампир. — Ты всегда уходишь раньше ночи. Ты дневной вампир. — Я оставался на вечер много раз! — Но ты никогда не оставался на ночь! – захныкал Гейб. – Со мной. В моей постели. Уильям закусил губу. — Г-гейб, я не готов... я н-не готов к этому... — Какому "этому"? — Этому! – почти задохнулся Уильям. – Что бы мы ни делали... — Но мы же ходили на свидания... – отчаянно добавил Гейб. Уильям кивнул, чувствуя, как лицо начинает гореть, а щеки краснеют. Он опустил взгляд, пытаясь скрыть от Гейба свое смущение, но все было зря. Испанский мальчик все заметил и слегка приподнял подбородок Уильяма, заставляя посмотреть на него. Спокойным и твердым голосом он медленно произнес: — Я хочу "этого", что бы ты не имел в виду, Уильям. Я... я хочу тебя. — Гейб... – Уильям выглядел беспомощным. – Это все ошибка. Я имею в виду... Ты мне нравишься, правда нравишься, но... если это все синдром Найтингейл? — Уильям, я не чувствую обязанности находиться с тобой все время. Я просто... я будто под кайфом, когда ты рядом. И я не знаю, что делать. Ты сводишь меня с ума, Уильям. И, конечно же, это может быть неправильно... может быть ошибкой. Но мы никогда не узнаем этого, пока не попробуем. — Что ты говоришь? – слова застряли у Уильяма в горле, сердце выбивало бешеные ритмы так громко, что он боялся, что этот звук разрушит все спокойствие момента. — Я говорю что... я и ты можем быть самой большой катастрофой на Земле, но я хочу этого. Чем бы "это" не закончилось. Даже если "мы" сгорим. Я хочу попробовать. Уильям видел, как Гейб сокращает расстояние между ними. Он закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание, когда почувствовал, как пальцы старшего очерчивают линию его челюсти, доходя до скул и опускаясь на заднюю часть шеи. И может быть, это был инстинкт, но Уильям почувствовал, как с его губ срывается вздох, который Гейб поймал своим ртом. В этот момент, когда его губы соединились с губами Гейба в его красивой, дорого обставленной квартире, Уильям понял, что дела налаживаются. Они могли сгореть или вообще исчезнуть, но это не имело никакого значения, Уильям хотел даже этого. Он хотел чувствовать, как губы Гейба сминают его собственные, хотел чувствовать тепло тела, прижимающегося к его телу. Он хотел рук Гейба, таких обнадеживающе-сильных и уверенных. Он хотел того, как их языки лениво сплетались вместе, и даже нервного стука их зубов, который казался Уильяму таким ненужным в этот момент. Уильям Беккетт хотел Гейба Сапорту – это было так просто, что не имело значения то, что они находились в шаге от вечного забвения. — Останешься? – прошептал Гейб ему в губы, прикусывая нижнюю губу. Уильям кивнул, выдыхая. — Да... — Я ничего не хочу делать, – продолжил Гейб убеждающим тоном, наклоняясь и продолжая оставлять поцелуи на щеках Уильяма. И Беккетт наслаждался ощущением знакомых губ Сапорты на своей коже. – Я просто хочу поспать. — И... и я хочу этого, Гейб, – уверил его Уильям. – И мне без разницы, чем это закончится. — И мы с тобой не будем делать ничего больше, Уильям, – сказал Гейб, и это звучало как обещание. Уильям просто улыбнулся и взял руку Гейба, сжимая ее. – Что это значит? — Это значит, что настолько, насколько позволяет время, я твой. Уильям улыбнулся и снова поцеловал Гейба. В первый раз с тех пор, как он увидел смерть своего друга, он почувствовал себя живым.V.
Часто, Вик и Келлин встречались на крыше дома Куинна. Еще чаще, Фуэнтесу казалось, что это происходило только тогда, когда отец Келлина был на работе. Но это было вполне нормально, по крайней мере по мнению самого Вика, ведь он явно не был кем-то таким, кого можно показать родителям. Он был нескладным, неуклюжим и совершенно жалким в общении с кем-то посторонним (особенно если эти посторонние осуждали его). Первое впечатление о нем всегда было плохим, поэтому Вик был почти благодарен, что Келлин всегда приглашал его к себе домой, когда там никого не было. На самом деле, они никогда не заходили внутрь дома. Даже тогда, когда влажный и жаркий воздух опалял кожу, Келлин не предлагал зайти в дом и выпить по стакану холодного чая или просто охладиться под кондиционером. Куинн предпочитал лежать на душной крыше, потея и изнемогая от жажды, и наслаждаться солнечными лучами из-под темных очков. Пот стекал по его затылку, путаясь в его черных, блестящих волосах, но он этого будто не замечал. К счастью, Вик был тоже достаточно привыкшим к калифорнийской жаре, и у него выработалось что-то вроде устойчивости к обезвоживанию и обморокам. — Вик, мы – друзья? – спросил Келлин в течение одного из этих их "свиданий" на крыше. Вик моргнул. — Что ты имеешь в виду? — Ты мне доверяешь? — Я... я не знаю? — Нет, знаешь, – просто ответил Келлин. Вик нервно вздохнул, потому что да, он знал ответ на этот вопрос. Но он ненавидел быть доступным, как открытая книга, ненавидел носить свое сердце в ладонях. Он предпочитал закрывать его и хранить ото всех, потому что боль всегда была тяжким бременем для сердца. И любовь – обуза. Любовь съедает тебя и твои внутренности. Она сгрызает твои кости и разрывает их до тех пор, пока ты не станешь огромной дырой, ждущей кого-то, кто заполнит ее. Но этот кто-то всегда становится все более жадным, пока не начинает забирать больше, чем ты можешь ему дать. Он становится частью тебя, которую ты никогда не встречал ранее, он становится тем ужасным чувством, которое не покинет тебя до тех пор, пока ты не сломаешься. Пока оно не заполнит твои легкие и не сломает твое сердце, зло поглядывая на твои страдания, пока ты будешь лечить себя тем единственным способом, который ты знаешь. Пока ты будешь снова резать себя. Смотря на истекающее кровью сердце. Иногда Вик ненавидел любить. Он ненавидел то, что он любит мать, что он любит брата, что он любит людей, которые причиняют ему боль. — Я, наверное, верю тебе, Келлин. — Ты именно это хотел сказать? — Что еще я должен был хотеть сказать? Келлин пожал плечами. — Люди, которые причиняют себе боль, всегда на страже, чтобы никто не ранил их. — Может быть, я другой, – парировал Вик. — Может быть, – буркнул Келлин. – Или может быть ты просто боишься впустить меня. — Я верю тебе, – повторил Вик. — Просто потому что я знаю твой секрет, Вик, – вздохнул Келлин. – Но я же уже говорил тебе – мне больше это не интересно. Я никому ничего не скажу, и я хочу, чтобы ты верил мне. — Я верю тебе, Келлин. — Откуда мне знать? Вик прикрыл глаза, ныряя в глубины сознания. Он думал о чем-нибудь, о каком-то маленьком действии, которое удержит Келлина в его жизни. Он не хотел, чтобы парень уходил из нее, забирая с собой кусочек Вика, который теперь принадлежал ему. Потому что, нравилось ему это или нет, Вик ненамеренно отдал Келлину часть себя. Это была очень маленькая часть, это было самым большим секретом... и это было что-то. — Потому что из-за тебя, Келлин, я не резал себя уже месяц, – Вик запнулся, закрывая глаза и закусывая губу. Тишина, окружившая их, была такой тяжелой и сильной, что Вику казалось, что его насмерть придавило тяжеленной машиной. В груди все сжалось и дышать было сложно, он будто плавал в густом тумане оцепенения, пытаясь игнорировать пот, стекающий по затылку и невыносимый жар солнца, раздражавший кожу. — Вик, я не знаю... – наконец, выдохнул Келлин. — Я просто... ты помог мне, Келлин. И я верю тебе из-за этого. – Вик ненавидел признавать это. Он ненавидел быть таким доступным при почти что незнакомом человеке. Он даже не был уверен, что сможет объяснить, как Келлин завоевал его доверие и влился в его жизнь пока Вик убирал лезвия для него. Пока он делал что-то, что никогда не делал ни для кого еще. — Я беспокоюсь о тебе, Вик, – сказал Келлин, – я знаю, что мы с тобой не знаем друг друга достаточно долго, но... я ненавижу видеть, как люди страдают. — Мне всегда казалось, что я заслужил боль, – прошептал Вик. Келлин поднял бровь. — А сейчас? — А сейчас я ненавижу себя еще больше из-за этого. — Что? — Посмотри на мои руки! – вскрикнул Вик, задирая рукава толстовки, которую он носил, несмотря на жару, и оголяя запястья. Его рука пестрила шрамами, красными и белыми, почти затянувшимися, выступавшими из загорелой кожи. – Я настолько, блять, ужасен, Келлин, и это все – моя ошибка. — Вик, ты не помнишь, – нахмурился Келлин. – что я говорил тебе на приста... Эхо слова "красивый" пронеслось в сознании Виктора, но он покачал головой. — Келлин, ты не понимаешь, каково это. Прости, но ты никогда не прятал свое тело, потому что стыдился. Снова, тишина окутала крышу, оставляя лишь легкое дуновение ветра и тихое чириканье птиц на ближайших деревьях. Язык Вика будто присох к нёбу, дико хотелось пить, но он не решился нарушить размышлений Келлина. Он практически видел, как двигаются мысли в голове парня, как работает его разум, пока он занимал себя разглядыванием чего-то крайне интересного на носках кед. А потом, без предупреждения, Келлин поднялся на ноги, схватился за ворот футболки, снимая ее и скидывая к ногам. Вик не смог сдержать громкого вздоха. По всей поверхности тела Келлина были видны темные синяки и толстые рубцы, которые явно были свежими. На его ключице были видны следы от пальцев, будто кто-то пытался душить его, но до конца дело не довел. Его тело выглядело таким бледным под повреждениями, что во рту у Вика пересохло, хотя казалось, что больше уже некуда. — К-кел, что произошло? Куинн пожал плечами, опуская взгляд к своим ногам. — Келлин, кто-то обидел тебя! — Бывает, – голос Келлина был безразличным и сухим. — Келлин, я беспокоюсь о тебе. Конечно же, Вик знал, что у Келлина были повреждения. Он знал это с тех пор, когда парень завалился в его окно, тяжело дыша и умоляя разрешить остаться на ночь в Вердала Парк. Он знал это, но он не помнил слова "педик", видневшегося на груди Келлина, выведенного маленьким, кривым шрамом.VI.
Патрик Стамп стоял перед входом в дом на Эвертри Кресцент, чувствуя, как трясутся его ноги, а на лбу выступил пот. В руке он держал измятый листок бумаги, тоже промокший от вспотевших ладоней. Его страх вкупе с жарой сделали свое дело и полностью овладели им. И сейчас, в паре секунд от встречи с тем, от кого он сбежал в Чикаго, осознание этого заставляло Патрика нервничать. Он коротко постучал в дверь, подумывая, что уйдет прямо сейчас, если Пит не откроет дверь. Но, стоило ему развернуться, замок щелкнул, дверь открылась, и Патрик увидел Пита, заспанного, хотя на улице была уже середина дня, и с жутким перегаром. — П-пит, что за хрень? — Гейба не было дома, – невнятно проговорил Пит, будто оправдываясь за пятна от ликера на футболке и полупустую бутылку, болтавшуюся в его руке. — Пит, ты ужасно выглядишь! – почти закричал Патрик, вталкивая Пита в квартиру. — Я... ты никогда... ты не ответил на мое письмо. Бумажка выпала из рук Патрика, он помог Питу добраться до дивана и сел рядом, складывая руки. Глаза Пита наполнились крокодильими слезами. — Я знал, что ты не захочешь, чтобы твое сердце снова разбилось, – всхлипнул он, – но я правда на что-то надеялся. Я правда думал, что ты был единственным. — Пит, ты слишком молод, чтобы влюбляться, – настаивал Патрик. — Я никогда не влюблялся в тебя, – слезы хлынули потоком, – мы с тобой – родственные души. Мы всегда влюблены в друг друга. — Т-тогда почему тебе нужен был мой ответ? — Что? Патрик улыбнулся, ощутив, как груз упал с его плеч. — Мы всегда влюблены друг в друга, ты же сам сказал, Пит. — Т-ты... Но Пит не смог сформулировать предложение до того, как Патрик нагнулся, утыкаясь носом парню в шею. Слезы текли по его щекам. — Ты идиот! – всхлипнул тот. – Я никогда не прекращал любить тебя. — Тогда почему все было так долго? — Я боюсь, Пит. И, несмотря на то, что Пит был пьяным, а Патрик плакал, момент был самым что ни на есть прекрасным.VII.
На Куперстаун спустился вечер. Свежий ветер усилился, раздувая лацканы пиджаков и куртки, пока их владельцы пытались сохранить вокруг себя тепло. Лунный свет освещал бледным светом тротуары, и тени медленно плавали внутри своих форм. Две фигуры двигались в сторону неоновых огней бара "The Green Gentleman", хихикая и шутливо пихая друг друга. — Давай, не может быть, чтобы это случилось, – Шейн затрясся в беззвучном смехе. — Но случилось же! Он забрался на стол, пока все пели "Happy Birthday" и начал танцевать стриптиз! – закивал Спенсер, тоже смеясь. — Но Брендон не похож на парня, который станет делать такое! — Если тебе удастся залить в него немного рома с колой, ты увидишь, как он становится пьяной скотиной. Однажды, он играл в бутылочку и целовал себя! — Как?! — Я стараюсь не думать об этом, – потряс головой Спенсер. Смех Шейна ознаменовал их приход в бар. В музыкальном автомате громко играла музыка, и стук бильярдных шаров наполнял помещение. — Хэй, Спенсер, "Миллер Лайт"? – за барной стойкой показался Джон Уолкер. Спенсер покачал головой, когда они с Шейном уселись на высокие стулья. — Нет, сегодня я хочу чего-нибудь покрепче. Дай-ка порцию Джека. Шейн кивнул. — То же самое. Джон кивнул, наливая виски в две рюмки. — Ты уверен что сможешь себя контролировать, Спенс? В последний раз, ты блевал всю дорогу из бара до моей квартиры. Шейн фыркнул, и Спенсер слащаво улыбнулся Джону. — Я знаю мои пределы. Как бармен, разве ты не должен пытаться напоить меня? Джон закатил глаза. — Я больше беспокоюсь о твоем самочувствии, чем о рабочих обязанностях. Спенсер воздержался от вопроса заботился ли Джон больше о Кэсси, чем о нём. Вместо этого, он развернулся к Шейну и влил в себя порцию, пока тот осушал свою. Горечь обожгла глотку. — Еще по одной! – настоял Шейн. Спенсер кивнул и посмотрел на Джона, наливающего им еще по одной. Им было достаточно комфортно вместе, имея в виду Спенсера и Шейна. Просто маленькие шутки и даже общие шутки, которые понимали только они. Шейн продолжал учить Спенсера игре на барабанах, а Спенсер, в свою очередь, позировал для некоторых проектов Шейна (конечно же, он был полностью одет на всех фотосессиях). Вскоре, они начали появляться вместе в кампусе, встречаясь в кофейне. Конечно, это отдаляло Спенсера от Джона, но это казалось неважным, потому что Джон проводил все свое свободное время с Кэсси. Было приятно иметь какую-то замену своей ревности. К несчастью для Спенсера, Джон всегда был прав – он не мог контролировать себя после всего выпитого за сегодня виски. И прямо сейчас, парень обнаружил себя в углу бара, целующимся с Шейном Вальдесом.VIII.
— Мы поймаем этого ублюдка, – шипел он, – количество жертв только увеличивается. У нас уже есть одно убийство. Мы не хотим еще одного. — Я знаю, что мы не хотим, – настаивал Джерард. – Но мы должны быть логичными. Этот недоносок из Санти очень расчетлив и терпелив. Мы должны попасть внутрь его разума. — Он, блять, больной ублюдок-гомофоб! – заорал Фрэнк. — Я знаю, но оскорбления не помогут поймать его. — Но ловушка поможет, – закончил за Джерарда парень. Джерард поднял бровь, будто прося Фрэнка пояснить. — Мы найдем приманку и удостоверимся, что этот человек гомосексуален или хотя бы имел подобные связи. И... мы будем ждать. — Предлагаешь поставить на кон чью-то жизнь? — Это риск, на который нам надо пойти. — Фрэнк, нет, – зарычал Джерард, ударяя кулаками по библиотечному столу перед собой. Казалось бессмысленным встречаться в библиотеке после того, как они обнаружили мотивы преступлений, но Джерард чувствовал себя слишком доступным, когда они встречались в его квартире в Монровиле. Он чувствовал, будто Фрэнк мог видеть его истинное лицо сквозь все маски и барьеры, что он с трудом возвел. И, после того, как Берт ушел, Джерард пообещал себе никогда больше не позволять кому-либо навредить ему еще раз. Позволить кому-то отравить его, чтобы потом этот кто-то смотрел на то, как он медленно умирает. — Ладно, что еще мы можем сделать, Джерард? – Фрэнк вскочил, размахивая руками. – Ждать, пока это дойдет до истинных ритуалов Санти? Ждать, пока не принесут в жертву гомосексуального девственника? — Это уже может быть культ Санти, – Джерард пытался оставаться спокойным. – Например, это может быть изгнанный член культа. — Тогда мы должны положить этому всему конец. Раз и навсегда. Джерард потряс головой, роняя ее на руки, потирая виски и искренне желая, чтобы его кружка с кофе не была пустой. Но все, о чем он мог думать был Берт, та боль, которая осталась от их расставания, и то, сколько времени Джерард потратил на то, чтобы восстановиться после этого. Он думал о том, как друзья Берта упрекали его за ориентацию и часто говорили ему, что это все лишь детские игры, что Берт был на самом деле "не таким". Он помнил, как один из них ударил Уэя, уговаривая показать "как это делают в тюрьме". Он вздрогнул, представляя, что преступник планировал делать то же самое со своей следующей жертвой. Ничто не указывало на наличие таковой, но сейчас могло произойти все, что угодно. Фрэнк был все равно прав – они должны были сделать что-то немедленно, пока кошмар Джерарда не стал реальностью. Но Джерард не хотел использовать приманку, чтобы поймать этого больного маньяка. Он не хотел, чтобы кто-то рисковал попасть в такую же ситуацию, как и он после расставания с Бертом. — Мы должны сделать это, Джерард, – тихо проговорил Фрэнк. – Я н-не могу потерять кого-то еще. Джерард кивнул. – Я. – Фрэнк поднял глаза на Уэя. – Используй меня как приманку. И в этот момент, прямо когда эти слова слетели с губ парня, Джерард почувствовал, как его кольнуло где-то в области сердца. И он не был уверен почему.Пятница IX.
Было раннее утро, солнце еще не поднялось над горизонтом, и холодный туман ползал под чернильным небом. Роса блестела на траве, и мокрый запах утра отчетливо чувствовался над туманом, расстилавшимся около больницы. Внутри, тем не менее, было гораздо холоднее, чем на улице. Алекс только что уснул, свернувшись не стуле напротив кровати Джека. Его худи была крепко обернута вокруг него, и капюшон скрывал его грязные волосы. Из дверного проема показалась голова, а потом фигура зашла в палату, накидывая на дрожащее тело Алекса одеяло. Фыркая и укутываясь поглубже в новое тепло, Алекс открыл глаза и сонно посмотрел на силуэт Райана Доусона, стоящего перед ним со слабой улыбкой. — Ты как? В порядке? – прошептал он. — Сколько времени? – зевнул Алекс, игнорируя вопрос. — Почти пять. Взгляд Алекса упал на лежащего в коме Джека. — Он не просыпается, Рай. — Он проснется, Ал, – Райан крепко сжал плечо друга. – Он не может поправиться быстро. Это займет время. — Я больше не могу ждать. Я уже потерял брата, теперь не хочу потерять Джека. — Ты сказал ему? Алекс пожал плечами. — Алекс, – старого начал Райан. – Ты сказал Джеку, что любишь его? — Как будто это имеет какое-то значение... — Это имеет значение. Говорят, что люди, лежащие в коме, могут слышать происходящее вокруг них. — Джек никогда не был хорошим слушателем, – заметил Алекс. Райан вздохнул, садясь на соседнее кресло. — Алекс, ты должен сохранять веру. Если ты потеряешь надежду, тогда кто еще останется с Джеком? Алекс промолчал, глядя на неподвижную фигуру своего лучшего друга. Лучшего друга, которого он послал на смерть одним лишь предложением. Конечно, он не имел этого в виду, если бы он не боялся влюбиться в лучшего друга, тогда все было бы по-другому. Джек бы до сих пор был здесь, с ним, держа Алекса за руку и рассказывая свои ужасные шуточки. И Алекс был бы здесь, смеясь над этими его ужасными шуточками. Они бы были в порядке. Они бы были вместе. — Ты любишь его, Алекс, я понимаю это. Конечно то, чего хочет твое сердце, ничего не меняет, но любовь не причина забывать жить. Ты можешь жить в воспоминаниях и мечтах о том, что могло бы быть, но ты не должен забывать о реальной жизни. Джек бы хотел, чтобы ты жил так, чтобы хватило на вас двоих. — Что ты предлагаешь мне делать? – Алекс почувствовал слезы, застилающие его глаза. – Оставить его здесь, в больнице, одного? Уйти от него? Блять, Джек ненавидел больницы. — А еще больше он ненавидел видеть, как ты грустишь. — Это вполне оправдано. — Ты можешь любить его, Алекс, но не теряй себя из-за этого, – Алекс молчал. – Потому что если ты потеряешь себя, тогда тот Алекс, которого Джек захочет увидеть, когда проснется, исчезнет. Он будет заменен пустой видимостью, оболочкой, и, я думаю, это больше всего убьет его. — Так что ты предлагаешь? – Алекс посмотрел на Райана умоляющим взглядом, хотя этот прием, видимо, не работал на Райане. Доусон поправил одеяло на Алексе, помогая ему усесться на стуле. — Иди поспи, Ал. — Я не хочу, чтобы Джек проснулся и оказался в одиночестве. — Он и не будет, – уверил его Райан. – Он увидит тебя, спящего или бодрствующего. Все еще немного сонный, Алекс кивнул и позволил себе уснуть, как только Райан покинул комнату. Неосознанно, рука Алекса потянулась к руке Джека, переплетая их пальцы вместе, сжимая их, будто от этого зависела его жизнь.X.
Пит знал Брендона Ури потому что его лучший друг, кажется, прилагался в комплекте с этим парнем. Несмотря на эту странную дружбу, Питу нравился Брендон. Парень был веселым и творческим и мог очаровать, кажется, кого угодно. Он развлекал Пита уже несколько часов, рассказывая заезженные шутки и комментируя эпизоды "Губки Боба". Просто так получилось, что Пит внезапно оказался дома у Патрика в тот момент, когда тот был на учебе. И так получилось, что Брендон, еще спавший в своей комнате, был дома. Он зевнул и вышел из комнаты в своих боксерах, свободно болтавшихся на худых бедрах. На автомате он подошел к кофе-машине, ставя чайник в устройство, нетерпеливо топая ногой, пока напиток готовился. Пит зарычал в подушку на диване, где он провел ночь. — Что за хрень?! – заорал он, и звук его голоса наполнил всю квартиру. Тишина. — Упс... – Брендон хихикнул, – Не думал, что у Патрика была компания. Голова Пита пульсировала а во рту было сухо, но он пересилил себя и сел, фокусируя взгляд на Брендоне, сидящем на кухонном столе рядом с кофе-машиной. — Ох, – прохрипел он, – хэй, Брендон. — Сколько лет, сколько зим, Питти! – прощебетал Брендон. — Я не видел тебя с... – Пит запнулся, не зная, как это сформулировать. Он сам считал, что Брендон и Райан прекратили общение и их дружба развалилась, но весь кампус говорил об их расставании, так что, видимо, Райан и Брендон были чем-то большим друг для друга, чем показывали. — Да, видимо, дружба тоже может рушиться, – Брендон как-то криво хихикнул. – Что там у вас? Кажется, в Патриком снова сблизились? Пит рассмеялся. — Хотелось бы. Чертов Ребенок заставил меня спать на диване! — Он заботится о тебе! — Но он не заботится о моей спине. — Патрик немного застенчив. Он пока не готов к сексу, он боится, что ты поймешь это и бросишь. Поэтому он держит дистанцию. — Это глупо. Я же люблю его. Брендон улыбнулся и его глаза заблестели в холодном свете галогеновых ламп. — Я скажу ему это. — Как ты узнал, что мы с Патриком снова видимся? — Привет, он мой сосед, – махнул рукой Брендон. – Это как супруги, но более серьезно, потому что мы подписали доверенность. Пит фыркнул. — Трик обычно стесняется обсуждать с кем-то свою личную жизнь. Брендон закатил глаза. — Я достаточно много рассказываю ему о своей. В голове Пита мелькнула мысль о том, что Брендон и Райан были вместе, и он поднял бровь. — Неужели? — Да. Его зовут Даллон. — О, – Пит ожидал, что Брендон подтвердит слухи о том, что было между ним и Райаном, гулявшие по кампусу. — Да, это так круто – снова чувствовать себя кому-то нужным, – протараторил Брендон, наливая себе кофе. Он бросил туда несколько ложек сахара и продолжил. – Я, конечно, привык напиваться и спать с кем попало, но Даллон другой. Он заботится обо мне. — Ты заслужил того, чтобы быть счастливым, – сказал Пит, про себя отмечая, что это была самая настоящая правда. Брендон улыбнулся и кивнул, погружаясь в свои мысли. На момент, Питу показалось, что он увидел слезу в его глазах, но это было заменено искорками энергии из-за кофе, что Брендон только что начал пить. — Патрик заботится о тебе, – снова заговорил Брендон. – Я никогда не видел его влюбленным, но это что-то новое.XI.
В очередной раз пересекая темную монровильскую квартиру, Джерард остановился, сонно потирая глаза, и пошел на кухню, к почти пустым полкам, где стояло только несколько пакетов кофе, полупустая коробка с хлопьями и черствые крекеры. Он не ходил в супермаркет уже... по крайней мере точно с тех пор, как он проходил реабилитацию. Обычно, Рэй заносил ему еды, но они оба были слишком заняты делом Санти, поэтому этого уже давно не случалось. Его живот жалостливо бурчал, пока он готовил себе хлопья. Он был слишком уставшим, чтобы даже просто починить себя с помощью кофе. Наоборот, кофеин перестал справляться с его сонливостью. Конечно, он не был в таком состоянии со времен реабилитации, со времен Берта, со времен, когда он был счастлив, но он не мог позволить себе тратить время на сон, особенно когда серийный убийца был у него под носом. Стук в дверь чуть не заставил Джерарда пролить молоко, и он посмотрел на него, пытаясь вспомнить говорил ли Рэй, что заедет в их телефонном разговоре вчера вечером. Сонно, оглядывая мутным взглядом комнату, Уэй подошел к двери, открывая ее. Он проснулся тут же, увидев Фрэнка Айеро, стоящего на пороге со стаканчиком из Старбакса в руке и улыбающегося до ушей. — Ф-фрэнк? – пробормотал Джерард. — Привет, – Фрэнк вошел в дом и поставил кофе на столик. — П-почему ты здесь? Фрэнк подхватил кофе. — Я думаю, мы нашли подозреваемого. — Кто? – Джерард поднял бровь. — Его зовут Зак Меррик. Он был старым другом Алекса Гаскарта, младшего брата Тома, еще до того, как Гаскарт-старший стал президентом ЛГБТ-клуба. Кажется, они тогда перестали общаться... — Какое отношение он имеет к другим жертвам? — Его девушка ходила в один женский клуб с Гретой Сэльпитер. И единственная жертва, связи с которой мы не обнаружили – это Джамия Нестор. — Может, он все-таки ошибся и она не должна была попасть в этот список? — Но у нее была однополая связь! — Может, это просто совпадение. Фрэнк шумно выдохнул и сел на диван, игнорируя кофейные зерна и клубы пыли. Внезапно Джерард почувствовал, что он стесняется Фрэнка, смотрящего на него, дезориентированного, доступного и скучающего по Берту этим утром. — Я все еще хочу быть приманкой. — Как мы добьемся того, что он тебя заметит? — Просто. Мы пустим в кампусе слух, что я – гей. Мы сделаем меня мечтой всех геев в колледже. Мы заставим его ненавидеть меня. — Как долго, ты думаешь, мы будем ждать, пока это сработает? Фрэнк пожал плечами. — Неделю, может, чуть больше. Это зависит от того, насколько быстро разлетятся слухи. — А это не будет слишком наигранно? Это твое внезапное объявление о своей ориентации? Фрэнк кивнул и сжал губы. — Я думал об этом. Я думаю, будет лучше, если я объявлю о своем новом парне. — И кто это? Фрэнк пронзил Джерарда взглядом и сказал то, что почти заставило Уэя выплюнуть свои хлопья. — Ты.XII.
Комната кружилась, и свет быстро промаргивал между его закрытыми веками. Он простонал и попытался собрать себя, но ничего не сработало. Он чувствовал, что тело онемело и болит, но в то же время было удивительно комфортно. Как будто его онемевшее тело упало в море хлопка и его лоскуты поглотили его, забирая в свои теплые и мягкие объятия. Спенсер снова простонал, открывая глаза и встречаясь с печальным взглядом. Джон сидел на краю кровати, на которой лежал Спенсер (это была кровать Джона) со стаканом воды и аспирином. Увидев, что Спенсер все-таки проснулся, Джон протянул ему и то, и другое, глядя как тот глотает таблетки. — С-спасибо, – прохрипел Спенсер. Джон кивнул. Взгляд на лицо Джона внезапно заставил Спенсера сильно испугаться из-за того, что произошло прошлой ночью. Он помнил, как Шейн флиртовал с ним и уговаривал, а потом только то, как он уговаривал его открыть рот с помощью своих губ. Он помнил, что они делали у стены бара и в туалете, он помнил трение джинсы о джинсу, он помнил, как бессознательно стонал имя Шейна. Он помнил и таскание за волосы, и кусание губ, но он не мог вспомнить ничего после того выстанывания чужого имени этой ночью. — Что произошло? – глухо спросил Спенсер, хотя и так все знал. — Ты так и не смог совладать с собой после виски, – Джон попытался усмехнуться, но вышло так же глухо, как у Спенсера. — Т-ты отвез меня домой, – медленно произнес Спенсер. Джон кивнул. — Ты отвез меня домой... – повторил блондин. — Я не мог оставить тебя пьяным в баре, Спенс, – он мягко улыбнулся. – Я всегда буду увозить тебя домой. — Что с Шейном? Улыбка сползла с лица Джона. — Я отвез его к нему. — Он в порядке? — Он будет, – сказал Джон, не объясняя, что имел в виду. — Спасибо, – прошептал Спенсер, снова откидываясь на подушки и закрывая глаза. Джон смотрел на то, как он снова засыпает, с тяжелым сердцем и еще более тяжелыми веками, темные круги под которыми только подтверждали тот факт, что он не спал всю ночь, сидя на кровати рядом со спящим Спенсером.