I.
Гейб поднялся с кровати посреди ночи, схватил первую попавшуюся под руку вещь, которой оказался сломанный светильник, стоявший на столе, и крадучись пошел в кухню, чувствуя, как сердце бьется в груди, а страх пожирает его изнутри. Самые ужасные сцены проносились в его голове. Вдруг это был тот человек, который напал на него? Вдруг он вернулся, чтобы отомстить? Вдруг он схватил Уильяма и заставлял парня делать те вещи, которые он хотел, чтобы делал Гейб? Желудок совершал кульбиты от мыслей обо всех непристойных прикосновениях и брани, направленной на Уильяма. Отвращение волной захлестнуло его, когда он подумал о мужчине, мучающем парня. Всем, что он мог видеть в своем сознании, был Уильям, стоящий на коленях перед этим ублюдком, плачущий и умоляющий его. "Отпусти меня", — он мог слышать заикания в этих словах, он мог видеть страх в глазах Беккета, когда тот оглядывался в надежде, что Гейб спасет его так же, как сам он спас Гейба. Крепче зажмурившись, Гейб прокрался в кухню, не поднимая головы и отчаянно боясь, что его страхи могут стать реальностью. Что Уильям будет корчиться от боли прямо перед ним. Наконец, Гейб открыл глаза, видя перед собой разбитое стекло и кровь по всему выложенному плиткой полу. При ближайшем рассмотрении, стекло оказалось разбитой кружкой, а жидкость на полу — не просто кровью, а смесью ее с чаем, собирающейся в большие лужи. Посмотрев выше, Гейб увидел Уильяма на коленях на полу кухни, покрытыми кровью руками пытающегося собрать осколки разбитой кружки, всхлипывающего и дрожащего. Окно справа от него было открыто и легкий холодный ветер обдувал все в помещении. — Ч-что не так, Гуиллермо? — прошептал Гейб, не уверенный в том, что он все правильно понял. — П-прости если я тебя разбудил, — Уильям заикнулся, а в его словах отчетливо чувствовалась ничтожность. Он всхлипнул. — Я п-пытался сделать чай. — Посреди ночи, Уильям? — П-пр... п-прости, — Уильям так сильно трясся, что каждый раз, когда он брал в руки обломок чашки, он резал себе руки, и очередная багряно-красная капля падала на пол, смешиваясь с янтарным чаем до тех пор, пока они практически не становились единым целым. Гейб упал на колени рядом с Уильямом, хватая его запястья, чтобы прекратить дрожь. Свободной рукой, он взял куски разбитого стекла из ладони Уильяма и кинул их обратно на пол. Без стекла в руках, Гейб мог как следует рассмотреть все порезы на ладонях Уильяма. Выглядели они устрашающе. Некоторые из них были глубокими и резкими, будто бы Уильям случайно сжимал осколки слишком сильно, но большая часть были мелкими, хотя и до сих пор кровоточили. Уильям зашипел, когда Гейб провел рукой по некоторым особенно глубоким и большим порезам, где, Гейб был уверен, если бы он не остановил Уильяма, обязательно появились бы шрамы. Наконец нарушая тишину, Гейб прошептал: — Ты такой глупый иногда, ты знаешь об этом, Билл? Нижняя губа Уильяма затряслась, и он кивнул. Вздохнув, Гейб поднял раненую руку Беккета и поцеловал порезы. Ему не было важно, что кровь Уильяма была на его губах и даже по всей его дорогой квартире. — Почему ты плачешь из-за разбитой кружки? — Н-не из-за нее... — всхлипнул Уильям. — М-мне позвонили. Гейб инстинктивно напрягся. — И что сказали? — Это по поводу моего соседа по комнате, Р-райана. Он пропал. — Что? — К-кто-то сообщил в полицию, что он исчез. И-и, судя по описанию, его видели в каком-то клубе в городе. Один из вышибал сказал, что они видели похожего на него парня. Его уводил какой-то другой парень. О-они предполагали, что он просто был пьян, но полиция думает, что его накачали наркотиками. Гейб зажмурил глаза, стараясь не смотреть на кровь, что была повсюду, на слезы, бегущие по щекам Уильяма, или на чай, разлитый по полу. Он пытался заставить себя поверить, что это все был сон... нет, не сон, кошмар. Нет, Уильям не плакал, не истекал кровью, не страдал. Гейбу следовало быть на его месте. Это Гейб заслуживал этого всего, но никак не его невинный Уильям. Гейб заслуживал крови и боли. — Они найдут Райана, Уильям. Пожалуйста, не плачь. — Гейб, в городе орудует убийца. Что, если Райан — следующая жертва? — Уильям плакал, не сдерживаясь. Слезы текли по его щекам, его руки продолжали трястись, несмотря на Гейба, державшего их, и он задыхался и задыхался до тех пор, пока его не начало рвать на пол. Прямо на чай и кровь, прямо на Гейба. — Я... я не могу п-потерять Райана, Гейб. Я н-не могу с-стать причиной еще одной смерти! Я не м-могу! Гейб пытался игнорировать теплую липкую жидкость на своих руках. — О чем ты говоришь, Билл? Уильям всхлипнул еще раз, позволяя желудку еще раз опорожниться. Он пытался освободить свои руки от хватки Гейба, чтобы отползти от него и попытаться остановить рвоту, но Гейб не отпускал его. Он только держал Беккета сильнее, игнорируя кровь, покрывавшую их руки. — М-мой друг из старшей шк-колы, — еще сильнее заплакал Уильям. — М-мы были н-на вечер-ринке, и я должен б-был смотреть з-за ним. Он напился до смерти. Я уб-бил его! Гейб пытался не заплакать от боли Уильяма, но было сложно не чувствовать горе, исходящее от бедного Уилла, который сидел посреди кухни, в луже собственных слез, крови и рвоты. — О-отпусти меня, Гейб! — затрясся Уильям. Хватка Гейба стала еще крепче. — О-отпусти меня! — закричал парень. — Я н-не могу быть рядом с тобой! Т-ты тоже умрешь! Внезапно, Гейб притянул Уильяма к себе, несмотря на ужасный запах рвоты, исходящий от Уильяма и жидкости, разлитые между ними. Он прижал его к груди, ловя губами слезы, текущие по щекам, и поднял одну руку к его лицу, чтобы легко провести рукой по линии скул, спускаясь к ключицам. — Уильям, успокойся, я никуда не уйду. И ты тоже. Ты не убийца, Уилл. Ты идеален, понял? И я собираюсь заботиться о тебе. Все будет хорошо, ладно? Эмоционально опустошенный, Уильям кивнул Гейбу на свою окровавленную руку. Пальцев, Гейб вытер оставшиеся слезы Уильяма и помог парню подняться на его трясущиеся ноги. Тот вцепился в него, как в последнее, что удерживало его в таком положении. — Я помогу тебе привести себя в порядок, ладно? — мягко пробормотал Гейб, практически унося хрупкого парня в ванную. — У меня есть для тебя запасная одежда, — добавил он, замечая рвоту на футболке Уильяма. Уильям кивнул и остановился в центре ванной, пока Гейб помогал ему снять с себя грязную одежду. Не имело значения как сильно пахло от него самого и насколько он сам был мокрым. Все, что имело значение — то, что Уильям был в порядке. Гейб собирался помочь Уильяму промыть порезы, помыться и наложить бинты. Он собирался сделать ему новую кружку чая, вычистить кухню и уложить Уильяма в постель. Он собирался целовать его губы и шептать о том, что он никогда никому не позволит обидеть Уильяма. И, может быть, после этого всего, после того, как он бы сказал Уильяму, что все будет в порядке, Уилл бы поверил в это.II.
Было раннее утро, когда в новой квартире Фрэнка и Джерарда зазвонил телефон. Джерард проснулся от звука своего звонящего телефона на диване. Это было хорошим пробуждением, ведь детективу снова начали сниться кошмары, связанные с Бертом. О наркотиках, зависимости и выпивке. Он проснулся, подумывая о глотке чего-то спиртного, но подавил в себе это желание, отвечая на звонок. Похоже, была новая жертва. Это был паренек по имени Райан Росс, которого похитили из гей-клуба. Накачанный и украденный. Это напомнило Джерарду его самого. Он сделал кофе прежде чем начать делать что-то еще. Количество пропавших увеличивалось, и Фрэнку с Джерардом надо уже было начать работать быстрее. Они и так уже потеряли слишком много времени. Но они не могли сделать ничего с этим. Невзначай выглянув из окна, Джерард увидел, что машина Зака Меррика отсутствует на ее обычном месте. Судя по тому, что место было занято, его не было всю ночь. Вздохнув, он прошел в спальню и закрыл дверь, глядя на своего спящего партнера. Фрэнк свернулся калачиком на кровати, изредка похрапывая, и Джерард улыбнулся этому. Он всегда считал, что такое похрапывание — это что-то недооцененное. Что-то, что было звуками другого человека. Джерард любил это. Он любил осознавать, что рядом с ним есть кто-то еще. С такой работой, как у него, он обожал знать, что с человеком рядом с ним все хорошо, что он жив и дышит, хотя и не в этом мире. Он на носочках подошел ближе к кровати. Было уже семь, и Джерард мог сказать, что Фрэнк не был ранней пташкой. Потряся младшего за плечо, он понял, что его догадка подтвердилась кряхтением, тяжелым стоном и шмыганьем носа. — Ч-что? — У нас есть другая жертва. — Кто? — Студент по имени Райан Росс. Меррика не было дома всю ночь. — Джерард закусил губу. — Может быть, приманка не работает, Фрэнк. Он забрал этого парня из клуба. Он, должно быть, отчаялся. Это был первый, кого он предварительно не изолировал. — Нам просто надо чуть больше времени, — простонал Фрэнк, — и нам надо просто стать с ним друзьями. Настолько, чтобы он мог изолировать нас. — У нас нет этого времени, Фрэнк! Люди умирают! Фрэнк открыл было рот, чтобы ответить, но стук в дверь прервал их обоих. Никто, кроме детектива Торо, не знал, что они снимали эту квартиру. И Рэй не был тупым настолько, чтобы показаться перед их дверью. Фрэнк сел в кровати и пронаблюдал, как Джерард уходит к двери, открывая ее достаточно медленно, чтобы осмотреть низкую блондинку в спортивном топике и штанах для йоги. Ее айпод был прикреплен к ее руке, ее лицо было свежим и сияющим, хотя пробежки ранним утром не были самой приятной вещью. Фрэнк простонал. Он ненавидел таких людей. — М-могу я вам помочь? — Джерард запнулся. — Да, — она просияла еще больше. — Я Лиза Руокко... соседка по комнате Зака. У него будет хэллоуинская вечеринка. Конечно, еще не Хэллоуин и все такое... — она хихикнула. — Но он попросил меня пригласить вас так как вы наши новые соседи. Вот, — она вручила Джерарду наскоро сделанное приглашение, которое выглядело не иначе, как дата и время, нацарапанные на кусочке бумаги. — С-спасибо. Это для нас обоих? — спросил Джерард. Лиза помолчала, а затем хихикнула еще раз. — Да, твой парень тоже может прийти. И она упорхнула, оставляя Джерарда в дверном проеме одного, глядящего на приглашение, как идиота. Когда стало ясно, что Уэй не собирается ничего говорить, Фрэнк подошел к нему, заглядывая ему за плечо на приглашение. — Это сегодня. — Это может быть наш единственный шанс стать близкими с Заком, — пробормотал Джерард. — Мы не можем упустить его. — Мы должны заставить его поверить, что мы геи, — сказал Фрэнк. — О чем ты? — Мы намекнули ему на то, что мы геи. Я имею в виду, он наверняка ненавидит гомосексуализм, как данность. Мы должны подкинуть ему причину выбрать следующей жертвой одного из нас. — Но как? Фрэнк пожал плечами. — Он убил Грету Сэльпитер только за то, что она не скрывалась. Что, как ты думаешь, он сделает, если гейская пара будет "публично показывать страсть" перед ним? — Ты на что намекаешь? Фрэнк вздохнул и отобрал у Джерарда приглашение, кидая бумажку на пол. Айеро шагнул прямо навстречу ему и заглянул ему в глаза. — Нам надо не стесняться делать все то, что делают парочки. Нам надо, чтобы он поверил нам. — Нам не надо тренироваться делать это! — задохнулся Джерард. — Никто не будет ничего спрашивать, если мы просто будем целоваться. — Если мы при этом будем выглядеть, будто делаем это впервые — то будут. — Ч-что ты говоришь? — Я говорю, что нам надо поупражняться в поцелуях. Образы Берта промелькнули в голове Джерарда. Он думал о них. Целующихся, смеющихся и любящих. Он подумал о них дерущихся, кричащих на друг друга и бьющих друг друга. Он подумал о таблетках и алкоголе, о том, как он резал себя потому что Берт ранил его. Он потряс головой, не уверенный, что он был готов к этому. — Ничего больше, чем представление, — Фрэнк подошел ближе, и Джерард мог расслышать дрожь в его голосе. — Это не больше, чем репетиция. — Репетиция, — шепотом согласился Джерард. Он неподвижно стоял, пока Фрэнк обвивал руку вокруг его талии, позволяя своим пальцам пройтись по его пояснице. Другая рука Фрэнка оказалась на его бедре, и он обводил торчащую косточку круговыми движениями. — Все хорошо? — Д-да, — пробормотал Джерард. С тех пор, как они расстались с Бертом, он не мог припомнить ни одного случая близости с кем-либо. Не то, чтобы это было близостью, напомнил он себе, это была работа. Это было воспроизведение близости. Это была игра. Стараясь казаться уверенным и раскованным, Джерард обернул руки вокруг шеи Фрэнка и притянул его ближе к себе. Горячее дыхание парня опаляло лицо детектива, и везде, где их руки соприкасались, кожа начинала гореть. Запах кофе до сих пор стоял во всей квартире, но Джерард мог с трудом различить и сильный запах, исходящий от Фрэнка — запах одеколона, оставшийся со вчерашнего дня, зубной пасты и... утра. Фрэнк пах утром. Он пах свежими простынями и мягкими подушками, сплетенными под одеялом ногами и ветерком, задувающим в открытое окно. Он пах солнечным светом, льющимся сквозь шторы и сонным дыханием в шею. И Джерард не был уверен, что еще содержал этот запах, но это было тем, что довершало образ Фрэнка. Его запах заставлял старшего сходить с ума, и тот не знал почему. Он просто не мог это принять. Он не мог дышать. Он даже собирался отстраниться, но Фрэнк поцеловал его. Это было бесконечно и слишком быстро одновременно. Губы Фрэнка скользнули по его губам с достаточным давлением, вызывая такое удовольствие, что Джерард мог почувствовать, что мир вокруг закрутился. Он крепче сжал Фрэнка и сжал глаза так сильно, что казалось, что разожми он их — и этот момент закончится. Запах Фрэнка сейчас был повсюду. Равно как и его вкус. Фрэнк был на вкус как зубная паста с прошлой ночи и выдохшаяся газировка. Фрэнк целовал его будто они и правда были в отношениях, и Джерард целовал его в ответ как будто он до сих пор не жалел о потерях. В реальности же, Джерард не мог избавиться от призрачных воспоминаний о том, каков был Берт на вкус, и о том, как тот целовался, в то время как Фрэнк лизнул его губу и скользнул языком в его рот, изучая там каждый сантиметр. У Джерарда кружилась голова, он не мог вспомнить, когда он в последний раз дышал, потому что всем, о чем он сейчас мог думать, был Фрэнк. Никто не целовал его так, как Фрэнк. Даже Берт. Никто раньше не заставлял желудок Джерарда совершать кульбиты, или самого Джерарда забывать где он был и кем он был. Но как быстро губы Фрэнка оказались на его губах, так же быстро их не стало. Фрэнк отступил назад и уставился в пол. — Я думаю, нам надо больше потренироваться перед вечеринкой, да? Джерард кивнул, не способный ничего сказать. — П-прости, что так внезапно. Э-это просто поцелуи, т-так? Я имею в виду, это просто работа. Работа, напомнил себе Джерард, это была просто работа. Он снова кивнул и посмотрел вслед уходящему Фрэнку, внезапно замечая каждое движение задницы и каждое покачивание бедрами. Он пытался избавиться от вкуса Фрэнка во рту с помощью кофе, но это не сработало. Чертов ребенок будто пропитал им язык Джерарда, и Уэй не знал, что было хуже: то, что он никогда до этого так не целовался, или то, что ему это действительно понравилось.III.
Больница пахла смертью. Это было все, о чем Вик мог думать, сидя с Майком в палате их матери, глядя на восковое тело, которое было сложно назвать человеком. Ее тело было изношено. Наркотики и все, что с ними прилагалось, превратили некогда красивую и сияющую женщину по меньшей мере в скелет. Вик ненавидел смотреть на нее. Он ненавидел смотреть куда-то сквозь нее и думать о ее безжизненном, лишенном дыхания теле в Вердала Парк. К счастью, больничные доктора были в состоянии ее стабилизировать. Она была подключена к аппарату искусственного дыхания. Тем не менее, доктора сказали, что они не могли ничего сделать с наркотиками. Это не была передозировка, это даже не были симптомы того, что она приняла что-то. Она просто ввела в вену воздух, и он чуть не убил ее. Вик не мог понять почему она сделала это. Может быть, она просто скучала по ощущению иглы в вене, может быть она хотела умереть? Вик не сказал Майку о телефонном звонке. Он не видел причины еще больше волновать младшего брата. Это было бы плохо, к тому же звонивший мог просто ошибиться номером. И как бы Вик не старался убедить себя в этом, он не мог справиться с мыслями о том, что голос звучал знакомо. Наконец, устав от вида тела его матери, лежащей без сознания и движения, Вик вышел из палаты под предлогом прогулки до автоматов с едой ради скудного завтрака из чипсов или пончиков, или что там еще продавалось. Он сомневался, что может съесть что-то сейчас, но Майку, казалось, не помешал бы хотя бы небольшой перекус. Двойные смены на работе и страх отразились на состоянии его младшего брата. Под его глазами залегли тени, на лице появились первые морщины. Он потерял в весе, так что он, скорее всего, был более тощим, чем даже Вик сейчас. Дожидаясь своей очереди у автоматов, Вик наконец-то проверил его сообщения. Зарядка телефона была на последнем издыхании, и он подумал о том, сколько времени останется у него после того, как они уйдут из больницы, чтобы приготовиться к парам. Он пытался убедить Майка, что учителя поймут, почему Вик пропустил занятие, если он скажет им, что это были "семейные обстоятельства", но Майк не хотел ничего слышать о том, чтобы Вик пропускал учебу. Он прочитал несколько сообщений от Хайми, которому Майк уже рассказал, что произошло, и который беспокоился о Вике. Фуэнтес написал короткий ответ, что все было в порядке. Последнее сообщение было от Келлина. "Вик, ты мне нужен". Выдохнув, Вик еще раз перечитал сообщение. Он не мог расшифровать это. Были ли это чувства, которые Келлин хотел показать Вику, или же это было что-то другое? Вик подумал о слове "педик", вырезанном на коже парня, шрамах и синяках по всему телу Келлина. Чувствуя нарастающую панику, он набрал номер Келлина, и слушал гудки на линии, переполненный страхом. Гудки все шли и шли, до тех пор, пока на звонок, наконец, не ответили. — Келлин, что не так? — Вик начал ходить из стороны в сторону, чувствуя нервозность в своем голосе. — Прости, что я не пришел. Моя мама, она в больнице. Тишина. — Келлин? Наконец, тяжелое дыхание послышалось по ту сторону трубки. А потом знакомый голос прошипел: — Педик. И, прежде, чем Вик мог сказать что-то в ответ, трубку бросили. И Вик сейчас почувствовал себя гораздо хуже, чем когда пришел в больницу. Келлину нужен был Вик, но парень не имел ни малейшего представления почему.IV.
Шейн Вальдес жил на южной оконечности Куперстауна. Дом был расположен посреди пустыни, и его родители завещали его своему сыну, отправившись в круиз по Средиземному морю, и купив виллу Греции, чтобы встретить там старость. С тех пор, Шейн платил налоги за дом и поддерживал в нем порядок. Было бы, наверное, проще продать дом и переехать в более компактное место, которое требовало меньше заботы о нем, но изолированность дома позволяла Шейну играть на барабанах и включать музыку так громко, как он хотел. Кроме того, внутри он обустроил фотостудию и темную комнату на цокольном этаже. Спенсер обожал дом Шейна. И, хотя это был лишь второй его визит в здание, он не мог сдержать свое восхищение прекрасным зданием. Живые изгороди во дворе были пострижены практически совершенно, и деревья, высаженные по периметру уже были все ярко-оранжевыми, алыми и желтыми, что заставляло дом выглядеть, как картинку из детской книжки. В глубине своих мыслей, Спенсер хотел, чтобы они с Джоном жили в похожем месте. Дом на Фёрст Стрит был, конечно же, милым, странным в приятном смысле и удовлетворяющим их потребностям, но он держал в себе мучительные воспоминания, о которых Спенсер сожалел. Он не держал в себе ничего, кроме напоминаний о том, что Джон был с Кэсси, и что он никогда не будет со Спенсером. Он прошел по окружающей дом дорожке, нажимая кнопку звонка. Трель разлетелась по всему дому, и через четыре секунды дверь открылась. — Спенсер! Какой приятный сюрприз, — улыбнулся Шейн, стоявший на пороге. Несмотря на улыбку, он выглядел вымотанным. Он шагнул назад, впуская Спенсера в просторное фойе, где тот разулся. — Я... Я хотел бы поговорить с тобой кое о чем, Шейн. Вальдес понимающе дернул бровью, ухмыляясь при входе на кухню. — Джон все еще не потерял голову от любви к тебе? Спенсер остановился, опуская голову. — Нет. Совсем нет. Поэтому я здесь. — Ты здесь, чтобы узнать, хочу ли я той ню-фотосессии для тебя, да? — Шейн порылся в шкафчиках, вытаскивая оттуда полупустую бутылку Джека Дэниэлса и разливая его по рюмкам. Посмотрев на Спенсера, он рассмеялся. — Сейчас примерно пять*. Неохотно, Спенсер взял рюмку, осушая ее и надеясь, что противный вкус, обжёгший его глотку, сотрет из памяти картинки Джона с Кэсси. — Я чувствую, что должен тебе, ты знаешь об этом? Знаешь, я не собирался использовать тебя, чтобы заставить Джона ревновать. Я честно хотел получить пару уроков по барабанам, чтобы произвести на него впечатление. — У тебя хорошо получалось, — Спенсер кивнул на это замечание. — Да, и я даже не имел возможности показать ему это! Я не хочу провести свою жизнь в погоне за чем-то, что никогда не случится. — Так, я твой "План Б"? — усмехнулся Шейн. — Нет! — воскликнул Спенсер, краснея. — Я не имел этого в виду. В баре, когда мы поцеловались... я имею в виду, я не многое помню, но что, если я почувствовал что-то и не могу вспомнить этого? — Ты думаешь, ты почувствуешь что-то, будучи трезвым? — недоверчиво спросил Шейн. Спенсер пожал плечами. — Может быть. Шейн откинулся на кухонный стол, глотая ликер. — Т-ты хочешь попробовать? Глядя на пустую рюмку, Спенсер закусил губу. Он любил Джона Уолкера. Так сильно, как он мог представить. Он любил Джона щенячьей любовью. Он любил Джона так, как любят тех, без кого не могут сделать ни шага. Но было очевидно, что Джон не был заинтересован в Спенсере. Джон был натуралом, это было тоже очевидно. Шейн был... ладно, Шейн был чем-то... кем-то новым, будто что-то освежающее, да и, к тому же, он был заинтересован в Спенсере. Он не был планом "Б", но он был тем, кто мог дать Спенсеру шанс начать новую жизнь. — Да. — Ладно, иди сюда, — скомандовал Шейн. Удивленный тем, каким уверенным был его тон, Спенсер подошел к Шейну, полный скорее ожидания, чем страха. Он приблизился к парню и чуть не подпрыгнул, когда тот обвил рукой его талию. — Ты прекрасен, Спенсер, ты знаешь это? — пробормотал Вальдес. Смит сглотнул, когда губы Шейна приблизились к его собственным. — Ты будешь выглядеть так же красиво без одежды, — продолжил он, и его дыхание обожгло губы Спенсера. — Ты как искусство, Спенсер, — усмехнулся он, — я поощряю красивое искусство. Спенсер только улыбнулся на это, сокращая расстояние между ними. Поцелуй с Шейном был не таким, каким его представлял Спенсер. Даже ощущение губ Вальдеса на своих не стерло мыслей о Джоне и не уменьшило его тяги к Уолкеру. Но это было очень даже неплохо. Теплый вкус виски у него во рту беспрепятственно смешался со вкусом Шейна, и он мог понять стремления старшего. Их совместное будущее. Его красоту, как сказал бы Шейн. Это было совершенно по-новому, это было совершенно волнующе, и Спенсер мог с уверенностью сказать, что он, наконец, почувствовал что-то помимо сердцебиения.V.
Вдалеке от поместья Вальдесов, в больнице, Алекс Гаскарт до сих пор сидел в комнате Джека, на стуле придвинутом максимально близко к койке. Он крепко держал руку лучшего друга, но Джек даже не сжал его руку, чтобы оповестить Алекса о том, что он знал о его присутствии. Алексу хотелось плакать, но у него больше не было слез. Он не был грустным. Скорее, равнодушным от усталости. — Джеки, — прошептал Алекс. — Ты должен проснуться. Твои родители хотят отключить аппараты. Они дают тебе время до среды. Джеки, ты можешь сделать это. Я знаю, ты можешь. Но Джек не ответил, впрочем, как и всегда. — Всегда есть причина, чтобы жить, Джек, так же как и причина, чтобы проснуться. Пожалуйста, ты должен проснуться. Для меня, Джек. Опять же, Джек не ответил, и Алекс мог слышать истерику в своем голосе. — Ты мой лучший друг, Джек. Ты прошел со мной сквозь огонь и воду, и с-сейчас ты мне и правда нужен. Блять, мой брат умер из-за меня, Джек. Прошу, не умирай и ты из-за меня. Ты нужен мне потому что ты и есть мой стимул жить. Без тебя жизнь будет другой. Будет меньше этих твоих шуточек про мою маму, меньше шуток про сиськи, меньше... тебя. Я не могу жить без тебя, Джек. Ты — мое все. Я люблю тебя. Дрожа, Алекс положил голову на колени Джеку, и закрыл глаза. В другой реальности, он мог чувствовать, как рука Джека гладит его волосы, и как тот шепчет ему комплименты. Он мог слышать любовь и привязанность в голосе Джека. *** Алекс пил. Конечно, он пил — они с Лизой только что расстались, и у него был нервный срыв. Это было, конечно же, глупо, потому что Алекс всегда говорил, какой сучкой была Лиза и насколько она не была нужна ему. Насколько он не хотел ее. Но, по крайней мере, Лиза была хоть какой-то компанией. В ней было все, чего хотелось Алексу в жизни — страсть, любовь, она была кем-то, кто любил его, кто обнимал его, кто целовал его. Она была той, с кем Алексу и правда хотелось начать отношения, жениться и завести детей. В этом смысле Гаскарт был безнадежен. Он пил у Райана, пока тот не выпнул его из своего дома, отведя домой (Райан никогда не пил), потому что у него намечалось свидание с Кэссиди. А потом, он ушел. Ушел, как все, уходили, и Алекс остался один. Он взял бутылку внизу, и заперся в комнате, глотая прямо из бутылки и плача, как эмоциональный студент колледжа, кем он, собственно, и являлся. Стук в дверь прервал его мысли, и он всхлипнул: — Кто т-там? — Лекс, это я, — прошептал голос Джека, и Баракат зашел в комнату. Должно быть, Райан сказал Джеку о том, что Алекс напился и грустит. Райан рассказал Джеку все, потому что он думал, что Джек будет чем-то вроде антидота для Алекса. Но он ошибался, потому что при виде Джека, Алекс заплакал еще сильнее, потому что Баракат мог увидеть каким слабым сейчас он был. Он заплакал и вцепился в горлышко бутылки сильнее, будто бы от этой стекляшки зависела его жизнь. — Лекс, — проворковал Джек, падая на колени рядом с лучшим другом прежде чем взять бутылку из трясущихся пальцев пьяного Алекса. — Ты пьян. — И? — всхлипнул Алекс, поднимая на того взгляд. — Ты тоже иногда напиваешься. Джек усмехнулся. — Я не напиваюсь, когда проебал шанс, Алекс. Я напиваюсь чтобы поебаться*. Алекс хихикнул,но это только заставило его всхлипнуть еще раз. — Что не так? — Л-лиза, — запнулся Гаскарт. — Ты сказал, что она тебе даже не нравилась! — воскликнул Джек. — Мне нравилась компания, Джек. А сейчас я умру старым, одиноким и до жути с-сентиментальным. — Ты не умрешь в одиночестве, Лекс, — закатил глаза Джек. — У тебя всегда буду я. Мы вместе будем мотаться по домам престарелых, заглядывая под юбки нянечкам и ставить подножки посетителям тростью. Мы будем гадить им за то, что они подают нам херовую еду, и нам придется жрать Виагру каждый день, чтобы трахаться с кем-нибудь, потому что мы все равно будем горячими парнями. Алекс снова всхлипнул. — Прекрати это, Джек. — Прекратить что? — Прекрати заставлять меня чувствовать себя лучше! — Алекс вытер слезы с глаз. — Блять, я просто хочу быть пьяным и ничтожным, а ты всегда разрушаешь это. — Алекс, — вздохнул Джек и притянул друга ближе, складывая его голову себе на колени, чтобы начать теребить его волосы в руках. Это всегда было тем, что успокаивало Алекса. — Ты не заслуживаешь быть ничтожным, и ты никогда не будешь одинок в этой жизни. Мы с тобой, мы же лучшие друзья, и это значит, что мы связаны с друг другом. — Связаны ногами, — пробормотал Алекс, засыпая. — Нет, связаны членами, — заржал Джек, глядя, как уголки губ Алекса приподнимаются. — Джеки? — Что? — Т-ты любишь меня, да? — Алекс был пьян и почти засыпал. Он не вспомнил бы ничего из этого утром. Джек помолчал с минуту и сглотнул. Он продолжил перебирать пальцами в волосах Алекса и не отвечал на вопрос до тех пор, пока тихое посапывание Алекса не наполнило комнату. Затем, легко поцеловав друга в лоб, он прошептал: — Да, Лекс. Люблю. * - омг я, конечно, маста перевода, мда. в общем, ребята общаются на таком сленге, что как перевести я не знал. "I don't drink because I'm fucked up, Lex. I drink to fuck" - вот, что сказал Джек в оригинале. *** Сейчас, Алексу очень хотелось, чтобы Джек снова трогал его волосы, но его лучший друг был в коме. Его жизнь зависела от машин, которые собирались отключить через три дня, если тот не проснется. Все обстоятельства были против них.VI.
Детектив Рэй Торо сидел в своем офисе в Монровиле, изучая документы об убийствах, принадлежащих к их случаю. Они назвали его Куперстаунские Убийства, и он потратил много ночей, изучая и обдумывая каждую деталь дела. Джерард написал список подозреваемых, и в самом начале стоял Зак Меррик — самый известный гомофоб кампуса. Но было что-то в этих убийствах, что заставляло Рэя думать, что Меррик был не тем, кого они искали. Но у всех остальных подозреваемых были установлены алиби, так что их кандидатуры даже не рассматривались. Рэй изучал аутопсии. Он изучал убийства в том порядке, в каком полиция предполагала, что они случались. Грета Сэльпитер и Том Гаскарт были найдены с оружием и баночкой таблеток, но отпечатков не было обнаружено. Джамия Нестор и Джек Баракат были оба живы, но находились в больнице, и Рэй изучил фотографии их повреждений. Царапины и глубокие ранения вдоль их спины и животов. И сейчас, пропал человек. Рэй поднял бровь, глядя на "пометки" на теле Джамии и Джека. Они выглядели очень похоже, но он не был уверен почему. Они выглядели почти что... запланированными. Будто бы они были частью дизайна. Просмотрев материалы случая до конца, Рэй наконец-то собрал вещи и ушел домой на обеденный перерыв. Криста поцеловала его в щеку, когда он пришел, и быстро поставила на стол две плошки супа и сандвичи. Потом, когда Рэй уселся на диван, Криста обняла его со спины, начиная массажировать ему плечи. — Ты слишком много работаешь, Рэй. — Люди умирают, Криста. — Я знаю, — вздохнула она. — Я тоже хочу, чтобы этого ублюдка нашли. Я могу чем-нибудь помочь? Он повернул голову, целуя ее руку на своем плече. — Сомневаюсь. Хотя ты можешь помочь мне понять, в чем смысл этих порезов, — он показал на фотографии Джека и Джамии. Он даже дал ей фотографии Грэты и Тома, у которых такие отметины тоже были. Криста выдохнула. — Я видела это раньше! — Что ты?!. — Да! — Криста просмотрела все фотографии. — Разрезанный живот. И-и... похоже, что у них была цель повредить и диафрагму. Древние Ацтеки использовали это н-на своих жертвенных ритуалах. Так они затем доставали жертвам сердца. — Но у всех наших жертв были сердца, — заметил Рэй. — Но разве ты не видишь, Рэй? — воскликнула Криста. — Это не убийство из ненависти! Ацтеки убивали только красивых по их мнению людей. — То есть он убивает их не из-за злости? — недоверчиво спросил Рэй. — Вот почему он сначала дал им таблетки, — кивнула Криста. — Так они умерли без страданий. И вот почему он выкрал того парнишку. Он считает его красивым. — Криста, я женюсь на тебе, если я еще этого не сделал! — воскликнул Рэй, целуя ее в щеку, и поднялся, собирая свои бумаги. — А ты еще и дразнил меня за мою ученую степень по истории, — хихикнула Криста.VII.
Вечер спускался на Куперстаун, и город утопал в пастельных и мягких фиолетовых тонах. Последний оранжевый отблеск солнца мерцал на горизонте и иногда просачивался сквозь шторы в комнате Патрика. Он и Пит до сих пор обнимались в кровати, где провели весь день, слушая музыку и легко целуя друг друга. В этом не было ничего пошлого, это просто была чистая и детская любовь, и Патрику так нравилось слышать, что их сердца бьются в унисон. — Мы теперь официально вместе, ты знаешь об этом? — прошептал Пит. — Фейсбук так сказал. — Я знаю, Пит, — улыбнулся Патрик, — я же принял твою заявку. Пффф... — Я видел, что девочки часто пишут друг друга в своих женах ради смеха. Я думал, что ты сделал так же. — Единственная разница в том, что я не выхожу замуж, а встречаюсь со своим лучшим другом. И не ради смеха, а потому что люблю. Пит улыбнулся, целуя розовеющие щеки Патрика. И Патрик уже хотел поцеловать его в ответ, но их прервала вибрация в джинсах Патрика. Это был его друг, Джо. — Он хочет, чтобы я пошел с ним на вечеринку, — прочитал Патрик. — Тогда иди! Это вечер субботы. Ты заслуживаешь веселья. — Не хочешь пойти? — У меня еще пара сегодня вечером, — Пит снова поцеловал Патрика. — Иди развлекись с друзьями. — Я даже не знаю, кто такой этот Зак Меррик. — Да, но Джо подумает, что ты заменил его мной, а это едва ли справедливо. Патрик поцеловал Пита еще раз, прежде чем пойти собираться на вечеринку. Он надел пиджак, федору и длинный шарф и направился навстречу Джо. Для Патрика не было непривычным оставлять Пита одного у них с Брендоном в квартире. Он уже уходил на пары или в магазин, оставляя Пита смотреть мультики или спать. Было всегда очень смешно оставлять Пита одного, потому что каждый раз, когда Патрик приходил домой, Пит встречал его, как пес, который не видел своего хозяина сто лет. Он усыпал Патрика поцелуями и обнимашками, но никогда не заходил слишком далеко. Он никогда не позволял своим рукам отклониться, или своим губам покинуть губы Патрика, чтобы даже просто предложить что-то, связанное с сексом. Он сказал Патрику, что когда тот почувствует себя достаточно комфортно для близости, он должен сказать об этом Питу. И Патрик очень это ценил, потому что Пит мог в любой момент бросить его и пойти и найти себе какую-нибудь девушку (или даже парня) на одну ночь. Но Пит, по неизвестным причинам, был почти что одержим маленьким девственником Патриком Стампом. И какая-то часть Патрика всегда заставляла его чувствовать себя особенным из-за этого. Патрик не был готов к каким-либо неплатоническим отношениям. По крайней мере, не сейчас. Но он знал, что он хочет, чтобы его первый раз был с Питом. Он хотел, чтобы его первый раз был с тем, кто его по-настоящему любит и кого он по-настоящему любит. Он ехал через опасный район Куперстауна навстречу Джо. Было неплохо пойти развеяться вместе с ним, ведь Патрик почти не имел возможности сказать ему о том, что они Питом снова вместе. Дом промелькнул перед его глазами, когда он повернул в небольшой грязный проулок. Тут явно требовался ремонт: граффити покрывали большую часть стен, а сейчас еще и везде были студенты. Они сидели на крыльце, отдыхая от шума внутри, у пожарного выхода, и даже на улице вечеринка продолжалась. Патрик не был удивлен, что полиции все равно — это были окраины Куперстауна. Он припарковал машину в нескольких кварталах от места, на улице, выглядевшей более безопасной, закрыл ее и пошел на вечеринку, успевая написать сообщение Джо по пути. Тот опаздывал, потому что как обычно тянул до последней секунды. Эта новость заставила Патрика не на шутку взволноваться. Он был стеснительным и вряд ли хорошо бы сошелся с людьми у Зака в одиночку. — Эй, гляньте-ка! — он услышал, как кто-то кричит друзьям. — Это же Педрик Стамп**. Патрик остановился и посмотрел на другую сторону улицы, где стояли трое студентов. Патрик узнал их — они вместе ходили на какие-то пары, но он не смог вспомнить их имен. Все, что он мог вспомнить — это то, что они гомофобы, сексисты и расисты. Его пульс ускорился, и он не знал, притворяться ему, что он их не слышал, и просто продолжать идти или бежать. Он стоял, замерев, а парни перешли улицу и теперь двигались к нему. Они все были очень накачанными или по крайней мере крепко сложенными, а еще от них пахло несвежим пивом. Он закусил губу и сделал несколько шагов назад, пока не уперся спиной в кирпичную стену. — П-привет, — запнулся он, — д-давно не виделись? — Зачем ты здесь? — спросил один их парней. — Чтобы сосать член за деньги? Голос Патрика потерялся где-то в глотке, и он не смог сделать ничего, кроме как покачать головой. — Знаешь, приятель, у меня в морозилке есть несколько хот-догов, — начал другой. — Хочешь, я раздобуду вазелин? У тебя может быть дикое время, — они все заржали, а Патрик до сих пор не мог сдвинуться с места или заговорить. — Мы хотели найти себе девочек вечером, но ты выглядишь куда интереснее, — сказал, судя по всему, лидер. Патрик ничего не чувствовал. Только слезы, скапливающиеся в глазах. Но он не позволил бы себе заплакать на виду у этих... уродцев. Ему хотелось получить хоть маленькую возможность написать Питу и попросить помощи. Попросить его спасти Патрика, но его телефон был в его кармане, и он знал, что эти парни не позволят ему вытащить его. Третий парень наклонился ближе к лицу Патрика и его пьяное дыхание обожгло кожу Стампа. — Мы собираемся дать тебе то, что все вы, педики, так любите. Они пьяно рассмеялись, и двое из них схватили Патрика под руки, крепко удерживая его. Патрик мог чувствовать, как в нем растет страх, подогреваемый адреналином, и его взгляд метался по улице в поисках того, кто мог бы помочь ему. — О-отпустите меня, п-пожалуйста, — наконец, смог выдавить он, задыхаясь. — Пож-жалуйста. — Вы, маленькие педики, все любите это дерьмо, не так ли? — продолжали они. Один из насильников ударил Патрика в челюсть, и он упал на землю, а его федора улетела куда-то в сторону. Свежая кровь появлялась на поверхности раны и стекала по его лицу. Он простонал от боли, почувствовав как нога ударяет его по животу. Один раз, два, три... Он был уверен, что слышал, как что-то внутри хрустит. — С-стойте, охбожемой, П-пит, — едва смог проговорить он, корчась от боли. Его тело было в огне, и он еле мог всхлипывать из-за этого. Он пытался подняться и ударить одного из них, когда тот расстегнул ему ширинку, приспуская штаны, но все было бесполезно. Каждый раз, когда он сопротивлялся, один из парней держал его. Он плакал. Он не мог сдержаться. Просто они были слишком сильны, и он ничего с ними не мог сделать. Он был беспомощен. Он станет грязным и отвратительным. Никто его никогда не полюбит. Тем более, Пит. Он слышал, как расстегивается молния на штанах одного из насильников, прежде чем он был грубо перевернут на живот. Его лицо столкнулось с асфальтом, и он слышал, как хрустнули его очки. Слезы стекали по его щекам, и он мог чувствовать вкус крови во рту. Его телефон вибрировал в кармане, но все, что он мог делать — это кричать о помощи в пустоту ночной аллеи. ** - тут мои навыки перевода сказались еще веселее. в оригинале Патрика назвали Fagtrick, что является игрой слов от faggot ('педик') и его имени. я извернулся, как смог. мда -.-VIII.
Брендон лежал в кровати весь день. Он пропустил все пары, отказался есть и постоянно плакал в подушку Даллона. Тот привел его в свой номер в отеле, чтобы он не видел счастья, исходящего от Пита и Патрика. То, что они были счастливы, а Брендон чувствовал себя ничтожным, не было их ошибкой, в конце концов. Он до сих пор не сказал Питу, что Райан пропал. По сути, Брендон не знал бы, если бы Уильям не позвонил ему после звонка полиции, узнавшей, что Уильям был соседом Райана. Каждый раз, когда Брендон закрывал глаза, всем, о чем он мог думать, был Райан. Всем, что он видел, была пустая кровать в переулке Эбботтс, где они провели так много времени вместе. Он вспоминал прикосновения Райана, его шепот и его поцелуи. Он вспоминал всю ту зависимость, которую они делили пополам. Но потом Брендон внезапно думал о том, что происходит с Райаном сейчас. Никто не делал ему дерьмовый кофе, и никто не обнимался с ним под одеялом, и уж тем более никто не бегал с ним через цветочные поляны на маленькие пикники. Он, скорее всего, был в холодном, темном подвале, наверное, побитый и больной, возможно, терпящий пытки. Он знал, что Райан всегда любил притворяться сильным, но Брендон знал, что Росс скорее всего очень напуган сейчас. Ненамеренно, Брендон мечтал, чтобы Райан скучал по нему. — Брендон, я сделал тебе ужин, — прошептал ему Даллон, когда солнце село, и темнота спустилась на Куперстаун. Под словами "сделал ужин", Даллон подразумевал, что он купил им фаст-фуда, но это не имело значения. У Брендона не было аппетита для любой еды. Ему было плохо. — Брен, они найдут его, — попытался убедить его Даллон, присаживаясь на край кровати и поглаживая его по спине. — Он будет в порядке. — Я и правда любил его, Даллон, — всхлипнул Брендон. — Это, блять, так ужасно. В смысле, я знаю, что мы не разговаривали, я знаю, что он был зол на меня, возможно, я тоже до сих пор зол на него. Но это не стирает тех моментов, которые у нас были. Это не меняет факта, что я любил его... может быть даже, до сих пор люблю... Рука Даллона застыла. — Ты до сих пор любишь его? Брендон кивнул. — Конечно, — его голос звучал глухо. — Я не думаю, что мы вообще можем когда-нибудь перестать любить кого-то. Может быть, ты перестаешь любить кого-то так, как привык, но ты никогда не перестанешь любить кого-то, если это истинная любовь. Райан был неотделимой частью моей жизни так долго, что... Б-боже, я скучаю по нему. Д-даже не в романтическом смысле. Больше в смысле "я надеюсь что с ним все хорошо". — Это стремно, я знаю, — спокойно сказал Даллон, — но испытывать себя и делать себе больно не стоит. Это не вернет Райана. Ты должен поесть. — Еда ничего не исправит. — Брендон, — тихо спросил Даллон, — как ты думаешь, Райан любил тебя? — Он никогда не г-говорил мне этого, н-но я думаю, что да... почему ты сп-прашиваешь? — Ну, — Даллон прикусил губу, — если он любил, то ему бы хотелось, чтобы ты был счастлив. — Дело не в моем счастье! — заорал Брендон. — Дело в том, что Райана похитили! — Он бы не хотел, чтобы ты делал себе больно из-за него, — продолжал Даллон. — Он бы хотел, чтобы ты продолжал жить с высоко поднятой головой и присущей тебе уверенностью в завтрашнем дне. И в том, что с ним все будет в порядке. Никогда не разрушай себя из-за кого-либо. Ты выше этого, Брен. Брендон всхлипнул. — Откуда ты знаешь? — Потому что я знаю тебя, Брендон, — вздохнул Даллон. — Может быть, не так хорошо, как Райан, но мне бы хотелось знать тебя так же. Я знаю, что ты красивый, самоотверженный человек, у которого такое большое сердце, что таких, как ты, я еще не встречал. Ты отходчивый, ты талантливый и просто ужасно милый. Ты прекрасный, Брендон. Я никогда не встречал никого, хоть капельку похожего на тебя. Ты не заслуживаешь страданий. Брендон молчал, он не знал, что на это сказать. То короткое время, что они были с Даллоном, было одним из самых счастливых в жизни парня. Ему нравилось встречаться с Даллоном. Это заставляло его чувствовать себя стабильно защищенным, и Брендон чувствовал, что Даллон и правда заботится о нем и думает о нем все эти прекрасные вещи. — Давай закроем тему, Брендон, — продолжил Даллон. — Поехали со мной в Солт-Лейк Сити. В следующие выходные, когда у тебя не будет пар, давай уедем отсюда ненадолго. Давай уедем ото всех этих убийств и загадок. — Я не могу. — Почему? — Райан. — Ты ничего не можешь сделать для Райана, Брен, — твердо сказал Даллон. — Ничего, что ты можешь сделать для него из того, что полиция не может. Лучшее, что ты можешь сделать для него — быть оптимистом и жить своей жизнью. — Что, если они найдут его, и он будет одинок, Далл? Что, если я нужен ему? Даллон наклонился к Брендону и чмокнул его в щеку. — Если он любит тебя, он подождет твоего возвращения.IX.
Музыка раздавалась повсюду в квартире. Было уже давно за одиннадцать, и Джерард знал, что в Куперстауне объявлен комендантский час, хоть и сомневался, что полиции будет до этого какое-то дело. Отдел часто забывал об этой части города просто потому, что это был бедный район, заслуживавший меньше надзора, чем более богатые кварталы города. Люди здесь не заслуживали защиты и охраны просто потому, что у них не было денег или потому, что так сказала власть. Джерард и Фрэнк были на вечеринке уже два часа, и они не видели ничего, кроме танцев, и тупых игр типа бутылочки, заканчивающихся тем, что девушки парами уединялись для продолжения. Зак был не менее пьяным, чем все остальные на вечеринке, и он не делал ничего, что могло бы вызвать подозрения. Он потягивал пиво через трубочку и смеялся, рассказывая невнятные и неубедительные истории. Оба они пытались выглядеть парой. Они не практиковались в своей квартире, не считая тех двух неожиданных поцелуев, когда Джерард почувствовал, как его сердце бьется чаще, его кровь кипит, а разум покидает его. Поцелуи Фрэнка заставляли Джерарда забыть о Берте. И это было прекрасно. Они сидели на поеденном молью диване, глядя по сторонам, когда к ним подсела Лиза. Она не была пьяной, скорее, слегка подвыпившей, и казалось, что она вполне комфортно себя чувствует в такой дикой толпе пьяных людей. — Рада, что вы двое пришли, — сказала она. Джерард кивнул. — Зак хотел узнать вас получше, я думаю, — продолжила она, — но Зак никогда не умел пить. Джерард и Фрэнк даже не прикасались к выпивке. — Все нормально, — заверил ее Фрэнк. — Это же вечеринка. — Вы — очень милая пара, — растягиваясь в улыбке, сказала она. — Спасибо, — улыбнулся в ответ Фрэнк, легко целуя Джерарда в щеку. Джерард кивнул, надеясь, что он не покраснел. Пытаясь отвлечься, он спросил у Лизы: — Зак, твой... парень... какой он? — Ох, он пытается быть устрашающим и серьёзным, но он как плюшевый мишка, — рассмеялась она. — Он очень консервативен. Ни разу мне не изменил. — Э-это круто... — Да, но... сердцу не прикажешь, — Лиза выпила достаточно, чтобы рассказать все о ее жизни и секретах, заметил Джерард. — Зак и я сошлись совсем недавно. Я встречалась с другим парнем... его зовут Алекс. Алекс Гаскарт. А потом я встретила Зака, — она улыбнулась воспоминаниям. — Они были друзьями, но потом появилась вся эта драма с любовным треугольником... — Драма? — перебил ее Джерард. Она кивнула и отхлебнула напитка их бокала, что держала в руке. — Зак не думал, что Алекс заслуживал меня. У нас у обоих были подозрения, что он был влюблен в своего лучшего друга, Джека. Джерард осторожно подбирал слова. — Зак не верит в... другую любовь? Лиза совсем не выглядела смущенной. — Он был настроен не очень-то положительно, хотя, с тех пор, как мы вместе, он не слишком громко озвучивает, во что верит. В смысле, я не хочу менять его, но я могу помочь ему понять. Я знаю, что он избил много людей другой ориентации, но я помогаю ему исправить свое отношение к ним. Джерард застыл. Это совсем не было похоже на того, кого они подозревали. Прежде, чем он успел задать другой вопрос, к ним, запинаясь, приблизился Зак и поцеловал Лизу в щеку, обнимая ее. — Классная вечеринка, парни! Фрэнк наклонился к Джерарду. — Если Лиза права насчет Зака, то мы, должно быть, подозреваем не того человека, — прошептал он. Джерард беспомощно кивнул. Они потеряли столько времени на бесполезные вещи... если Лиза была честной насчет Зака. — Что нам следует делать? — пробормотал он в ответ. Фрэнк пожал плечами. — Если ты не можешь побороть их, присоединись к ним? Джерард поерзал на месте. Он не пил ни разу с самой реабилитации. Это было так заманчиво, но он знал, что с ним сделает даже маленькая рюмка. Зависимость сожрет его заживо и он не может рисковать этим. Он пытался измениться. Без Берта, он собирался стать кем-то лучшим. — Ф-фрэнк, я... Но Джерард не успел ничего сказать, потому что Фрэнк схватил его за руку, попрощался с Лизой и повел Джерарда к выходу. — Как насчет того, чтобы пойти и посидеть за чашечкой кофе? Что-то в груди Джерарда мгновенно потеплело, и он улыбнулся.X.
Была ночь. Или день. Келлин не мог сказать точно. Он моргнул, открывая глаза. Он не знал, где он, но он видел, что в помещении не было окон. Это, должно быть, было нечто вроде подвала — было темно и пахло сыростью и застоявшимся воздухом. Над головой явно была какая-то труба, которая протекала, а этажом выше шумел телевизор. Он чувствовал себя дезориентированным, пытаясь двинуться. Он пытался подняться и пойти. Но голова слишком кружилась, а руки были прикованы к трубе наручниками. Он дергал их из стороны в сторону, но ничего не помогало, и они все так же держали его на месте. Он пытался припомнить, что случилось с ним, когда он ушел из дома в сторону квартиры Вика, но ничего цельного вспомнить так и не смог. Все, что он помнил — это то, что кто-то ударил его по голове, а потом он очнулся здесь. Проблема была в том, что он даже не знал, где это самое "здесь" расположено. Думая о том, знает ли Вик, что его нет, он прислонился к стене. Ему нужен был Вик. Черт, он скучал по Вику. Парень занял такое важное место в его жизни за такое короткое время, что Келлин просто не мог справиться с собой. Вик был всем, о чем он мог думать половину того времени, что он провел здесь. Он хотел помочь Вику. Не починить его, потому что Вика не надо было чинить или менять. Вику просто надо было быть любимым. Ему нужен был кто-то, чтобы поговорить о его матери, и человеке, который ранил его. Он нуждался в ком-то, кто поцеловал бы его порезы и дал ему стимул жить. Келлину хотелось быть этим стимулом. Звук скрипящих досок на полу над головой оповестил Келлина о том, что он был не один. Он слышал скрип дверной ручки и звук тяжелых шагов на лестнице. Ужасный запах пота в смешении с запахом одеколона, в котором Келлин распознал запах масла пачули, наполнил комнату. — Так, так, так, — Келлин мог услышать ухмылку в голосе. — Посмотрите-ка, кто очнулся. Это был голос, который он никогда раньше не слышал, но он нашел в себе силы (или храбрость?) прорычать в ответ: — Кто ты, мать твою? Человек усмехнулся и наклонился ближе к Келлину, но было слишком темно, чтобы рассмотреть его лицо. Большая грубая рука схватила его лицо, сжимая его щеки. — Ты чертовски странный. Маленький педик. Келлин старался не думать об его отце, вырезающем на его груди те же самые слова, казалось бы, целую жизнь назад. — Разве ты не видишь? — усмехнулся мужчина. — Виктор мой. И ты ничего не значишь для него. А потом он ушел, а Келлин снова приложил все силы на то, чтобы освободиться. И молиться за единственное, во что он до сих пор верил: Виктора Фуэнтеса.