I.
Выстрелы не прекращались. Они курсировали по верхнему этажу, разбивая стекла и простреливая дыры в стенах. Звучали крики, и злые собаки лаяли, а Келлин и Вик прятались под трубой, крепко вцепившись друг в друга и не зная, что же произошло. Хайми бормотал что-то о мете, утверждая, что выстрелы потенциально могли уничтожать лабораторию наверху. Потом до Вика дошло, что они могли быть в эпицентре нарковойны. Караваны медленно следовали сюда из Мексики, и такие подонки, как Оббо, могли связаться с кем-нибудь. Они были известны тем, что обдирали людей, и, судя по звукам, эта партия мета была жизненно необходима для выживания бизнеса Оббо. Вик так крепко держал Келлина, что он боялся, что сломает тому руку, но он пока что не хотел отпускать его и встречаться лицом к лицу с реальностью. Дверная ручка повернулась только один раз за всю катастрофу. Стрельба и так оглушала их, и Вик не мог представить, что будет, когда дверь откроется. Он боялся собак, которые спустились бы сюда, разрывая их плоть на кусочки. Он видел это в фильмах. — Е-если мы умрем... — запнулся Келлин, не способный закончить предложение потому что столкнул губы с губами Вика в отчаянном поцелуе, что было достаточно красноречивым способом закончить предложение. Вик никогда не целовался так, как Келлин целовал его. Это был отчаянный и сентиментальный поцелуй (гораздо более отчаянный и сентиментальный, чем все их предыдущие), и Келлин будто пытался отдать всю страсть Вику. Он проглатывал каждый вздох, стон и быстрое от паники дыхание Келлина. Каждый рваный вздох. Он целовал каждый его дюйм, будто не способный насытиться. Будто хаос в доме останавливался от столкновения их миров. Они оба тряслись, Вик мог чувствовать это достаточно отчетливо. Земля казалась более холодной и мокрой, чем Вик изначально думал. Он не разрывал поцелуя, потому что Келлин был единственным, что позволяло Вику чувствовать. Наркотики в его организме делали все далеким и туманным, но Келлин был близко. Он помогал Вику ясно ощущать вещи, будто он сидел на переднем сидении партера в театре, а не на дешевом балконе*. Келлин открывал Вику чувства. Стрельба поглощала чувства. Она звенели в его ушах, и дом трясся под тяжестью пуль и грохотом шагов наверху. Вик держался за Келлина и продолжал его целовать. Даже несмотря на то, что они были в темноте, он закрыл глаза, отчаянно пытаясь запомнить каждую секунду. Если они должны были умереть, тогда Вик хотел умереть так, как Ромео и Джульетта. Он слышал, как дверь подвала падает, будто снятая с петель. Он крепче сжал глаза и прикусил нижнюю губу Келлина, тут же чувствуя вкус крови во рту. Вик всхлипнул, но не оторвался от Келлина. Вместо этого он снова укусил губу, слыша шаги, бегущие им навстречу по лестнице. Кровь Келлина капала по его подбородку, и Вик понял, как сильно надо любить кого-то, чтобы терпеть их кровь на своей коже. Целую жизнь назад, как казалось Вику, на его собственных запястьях была кровь, и он мог смотреть на это часами, пока она разливалась вокруг шрамов и швов, стекая по его коже и красным полосам, которые он стыдливо прятал. Еще он помнил идеальные и не истекающие кровью губы Келлина, целующие эти порезы и шрамы на его коже и шепчущие милые приятности, чтобы убрать боль. Вик всхлипнул и сглотнул кровь Келлина, жалея, что не смог сделать больше, чтобы спасти их обоих. Сквозь закрытые веки, Вик видел, как свет в подвале включается, но он боялся отстраниться от Келлина и увидеть Оббо или члена его банды наркоторговцев. Если они собирались пристрелить его, Вик хотел, чтобы они сделали это сейчас, когда он был ближе всего к раю. — Вик, — пробормотал ему в губы Келлин, — смотри. Трясясь и потея, покрытый кровью, которая не была его кровью, Вик нерешительно отстранился он Келлина и осмотрелся. В подвале стояла небольшая группка копов, которые обыскивали все его углы и щели. Женщина уже помогала Хайми подняться на ноги и вызывала по рации медицинскую помощь. — Здесь есть еще кто-нибудь кроме вас? — спросил Вика один из офицеров. Он молча покачал головой. — Пойдем, вы в безопасности, — женщина, что помогала Хайми, подошла к Вику. Все, что он мог сделать, это покачать головой и вцепиться в Келлина сильнее, почти боясь поверить, что это было в реальности. — Мы поможем тебе, — продолжила она. — Я помогу тебе. И мы поможем твоему другу, но тебе надо отпустить его, чтобы мы могли сделать это. Вик не хотел покидать Келлина, но тот прошептал ему: — Иди с ней, Вик. Я буду в порядке, — и поцеловал щеку Вика. Все еще сбитый с толку и убежденный, что это сон, Вик позволил женщине помочь ему встать на ноги и сопроводить под холодный октябрьский дождь Куперстауна. Он чувствовал кровь Келлина, стекающую по его лицу с дождем. Женщина говорила с ним, но он не мог слышать ничего, кроме орущих в ночи сирен и вздохов очевидцев. Наконец женщина отдала его медикам, которые впустили его в машину скорой помощи. К Вику вернулся голос и он прохрипел: — К-как вы нашли нас? — А ты как думаешь? — спросил голос, который Вик не рассчитывал больше услышать. — М-майк! — воскликнул Вик, глядя на брата, сидящего рядом с одним из медиков в машине. Он двинулся, чтобы обнять брата, но тошнота и головокружение остановили его, а один из медиков усадил его на место и пристегнул. — Как вы узнали, что я здесь? — Я знал, что ты винил Оббо в том, что он похитил Келлина, — объяснил Майк. — Ну и, когда я спохватился, что тебя давно не видел, я предположил, что ты пошел на разборки с Оббо и все закончилось... ну... плохо. — Почему ты не остановил меня от этих разборок? Майк поднял бровь, будто это было очевидно, и посмотрел на Вика. — А ты бы простил меня, если бы я это сделал? Вик улыбнулся. Последнее, что он видел, прежде чем окончательно потерять сознание, была женщина из полиции, сопровождающая Келлина к машине. * - тут была очень неплохая отсылка к the balcony scene пирсов, но из-за невозможности оставить это в узнаваемом виде, приходится делать небольшую сноску.II.
Пытка, для которой Шейн разбудил Райана, длилась несколько часов. Он точно был садистом, и он с наслаждением медленно и аккуратно водил ножом по телу Райана, наблюдая за кровью. Сдавленные крики Райана эхом отражались от стен комнаты, и Спенсеру было плохо от того, что он видел. Он кричал и умолял Шейна остановиться, но Шейн не слушал его. У Шейна были свои планы. Наконец, он остановился. И остановился он не из-за мольбы Спенсера и сдавленных криков Райана. Вообще-то это был еле слышимый звук наверху. Звонок в дверь. Спенсер был в замешательстве, Райан немного расслабился, хотя его тело до сих пор лежало на кровати, скрючившись в непонятной позе, и каждое его движение заставляло его сворачиваться от боли еще больше. Спенсер дергался, пытаясь приблизиться к Райану, но он ничего не мог сделать, лишь сидеть и ждать, пока Шейн убьет и его. Было странно думать, что что-нибудь такое земное, как звонок в дверь, прервет Шейна, но Шейн (черт, это было почти анекдотично) не прекратил заниматься повседневными делами, даже воткнув в чью-то плоть нож. Спенсеру хотелось смеяться и плакать одновременно от мысли о том, что Шейн заказал пиццу или заманил кого-нибудь еще, чтобы научить их играть на барабанах, чтобы заставить их не-парня ревновать. — Райан, все в порядке, — сказал Спенсер. — Все в порядке. Райан всхлипнул в ответ. Напрягая слух, Спенсер услышал голос наверху, который почти заставил его потерять равновесие и свалиться на пол. Он дернулся и попробовал избавиться от наручников, державших его на месте. Это был голос надежды и всего, о чем Спенсер думал последние несколько дней с тех пор, как он впервые перешагнул порог поместья Шейна, что было, кажется, много-много дней назад. — Я ищу Спенсера, — голос Джона Уолкера наполнял все уголки дома, хотя и не должен был. — Он долго не был дома. Я беспокоюсь за него. Ты его видел? — ДЖОН! — отчаянно завопил Спенсер, дергаясь из стороны в сторону. — ДЖОН Я ЗДЕСЬ! ОХ, ГОСПОДИ, ДЖОН, МНЕ ТАК ЖАЛЬ. ПОМОГИ НАМ! — Не, — приторным голоском ответил Шейн, — он ушел от меня в воскресенье утром. С тех пор я его не видел. — Я повсюду искал его, — объяснил Джон. — ПОЖАЛУЙСТА, ДЖОН. МЫ ЗДЕСЬ, ВНИЗУ. ЭТО ШЕЙН! ШЕЙН И ЕСТЬ УБИЙЦА! ПОЖАЛУЙСТА! Шейн мягко продолжил: — Уже полночь, Джон. Что Спенсер может делать у меня дома в полночь? — Ну, — Джон запнулся. — Я думал, ты ему нравишься. — Спокойной ночи, Джон, — усмехнулся Шейн. И пусть даже Спенсер кричал его имя, Джон ушел. Джон не слышал его, и Джон не собирался спасать его. Спенсер никогда не рассматривал Джона, как рыцаря на белом коне, который его спасет, но он никогда не был так в этом разочарован. Шейн вернулся в подвал со злобным видом. И, воткнув нож в живот Райана, он многозначительно посмотрел на Спенсера.Вторник III.
Утро вторника разнеслось над Куперстауном палитрой светло-оранжевых и нежно-розовых тонов, которые сходились к горизонту блеском, который висел даже на тоскливых облаках. Вчерашний ночной дождь можно было узнать только по мокрым бумажкам, валяющимся на асфальте тротуаров, еще более мокрым сигаретным окуркам среди осенних листьев по бокам дорожки и мутным лужам на газонах. Переулок Эбботс, улица бюджетных студенческих квартир, стоящая как призрак на фоне восходящего солнца, выглядел все так же тоскливо, как и обычно. Гейб задвинул шторы в спальне Уильяма, и это впервые произошло не из-за ужасной мигрени от похмелья. Сонно моргая и жмурясь, Гейб просто хотел пойти спать. Он не был уверен в том, что разбудило его. Тряхнув головой и пытаясь вспомнить, какой же сон ему снился, Гейб залез в кровать, понимая, что Уильям уже не спал рядом. — Билл? — позвал он. — Да? — голос Уильяма донесся до него с кухни, и Гейб вылез из кровати. Воспоминания о прошлой ночи вспыхнули в его голове, и он был рад, что застал Уильяма, пока тот не ушел на учебу. Им надо было поговорить. — Я должен поговорить с тобой, — пробормотал Гейб, шатко подходя к диванчику, на котором Уильям ел свой завтрак, и сел рядом, роняя голову ему на плечо, что почти выбило тост из руки Уильяма. — Прежде чем ты уйдешь на учебу. Мне надо поговорить с тобой. — Ладно, — Уильям моргнул, не уверенный в том, как нужно вести себя с сонным и разболтанным Гейбом. Он погладил его волосы свободной рукой. — Говори. — Прошлой ночью... я сделал кое-что плохое. Уильям ахнул. — Ну, точнее, — поправил себя Гейб, — я почти сделал кое-что плохое. Я... я остановился, — Уильям не стал перебивать его, и Гейб продолжил. — Я почти напился снова. В этот раз, Уильям и правда выронил тост. — Гейб, почему? — У меня был кошмар, Билл, — объяснил Гейб, — о том ублюдке, трогающем меня и причиняющем мне боль, и-и в моем сне не было тебя, чтобы меня спасти, Билл. Уильям вздохнул, игнорируя упавший тост, и крепко обнял Гейба, целуя в лоб. — Я знаю, что не был. Жаль, что меня не было. П-почему ты меня не разбудил? — Потому что у тебя пары с утра, — пробормотал Гейб в футболку Уильяма. Ему нравилось то, как пах Уильям по утрам: мылом, тостом и кофе. Уильям взъерошил волосы Гейба. — Я знаю это, но я бы пропустил занятия ради тебя, Гейб. Ты знаешь, что я бы сделал это. — Но я не хочу этого! — проскулил Гейб. — Ты так много работал для того, чтоб учиться здесь. Я не хочу быть тем, из-за кого ты вылетишь. — Не думай об этом так, — сказал Уильям. — Отношения — это двухсторонняя ответственность. — Так... ты не собираешься оставлять меня? — С чего бы вдруг? Гейб пожал плечами. Он стал невероятно зависим от младшего за последние несколько недель. Это была не полная привязанность. В конце концов, он все еще был независимым и мог действовать самостоятельно. Он просто был защищен, зная, что Уильям был рядом с ним, и он был напуган тем, что этого может не стать. — Я люблю тебя, Гуиллермо. — Я тоже тебя люблю, Гейб, — Уильям улыбнулся и поцеловал Гейба в лоб. — А сейчас, мне нужно идти на учебу. Ты в порядке? — Да, — сказал Гейб, и он действительно был в порядке. — Тебе бы тоже не помешало сходить на учебу сегодня, — напомнил Гейб, закидывая сумку на плечо. — Не думаю, что ты ходил в последнее время. — Ох, — Гейб помолчал. — Я бросаю учебу, Уильям. И, повторяя судьбу тоста, сумка Уильяма упала на пол. — Что?! — Это не для меня, Билл. Я не хочу получать степень, чтобы получить бизнес отца. Я не хочу сидеть за столом до конца своей жизни, раздавая другим приказы, и жить, не работая для этого. — Что изменило твои планы? — Честно? — объяснил Гейб. — Это был ты. Я вижу, как сильно ты работаешь, чтобы сохранить свое место в колледже и получить диплом, и... блять, Уильям, я хочу быть парнем, которым ты сможешь гордиться. Я не хочу быть ленивым ебланом, который по щелчку пальцев зарабатывает миллионы долларов. Я не хочу такой жизни, пока ты пытаешься свести концы с концами. — Гейб, не бросай колледж из-за меня. — Я делаю это не из-за тебя. Я делаю это из-за себя. Я не хочу становиться человеком, получающим подачки всю свою жизнь. Меня не волнует то, что мне придется быть грязным нищим, если это сделает меня счастливым. Я не хочу больше вести бессмысленную жизнь. Уильям улыбнулся, поднял сумку и подошел к Гейбу, целуя того в губы. Он улыбнулся посреди поцелуя. — Я горжусь тобой, Гейб. Я люблю тебя. — Te amo, Гуиллермо, — промурчал Гейб, целуя Уильяма еще раз, и игриво шлепнул того по заднице, когда он уходил из комнаты. А потом Гейб занялся уборкой упавшего тоста Уильяма.IV.
Было уже одиннадцать часов утра, но это время все равно было самым подходящим для вечеринки. Из-за дневных занятий и изменений в расписании, они были вынуждены перенести вечеринку Джека по случаю возвращения домой на утро, потому что миссис Гаскарт не потерпела бы детей, пропускающих занятия ради вечеринки, в своем доме. Алексу казалось, что вечеринка проходила очень даже хорошо. Это не была большая вечеринка, присутствовало только несколько самых близких друзей со своими парами, которые пришли, чтобы выразить Джеку сочувствие и наилучшие пожелания. Джек просил Алекса не приглашать его родителей, потому что что он вообще мог сказать людям, которые потеряли веру в него и хотели отключить его, если бы он не проснулся до завтра? — Я так рада, что ты снова в порядке, Джек! — мать Алекса притянула названного сына в свои объятия и поцеловала в макушку. Он обнял ее в ответ и улыбнулся. Когда она отошла, чтобы проверить угощение, которое она готовила, Алекс подошел к Джеку сзади и обернул руки вокруг него, кладя голову ему на плечо. — Я тоже рад, что ты снова в порядке. — Я не был бы, если бы не ты, Лекс, — признал Джек. — Я продолжал слышать твой голос, и я так отчаянно хотел достигнуть его. — Моя мама до сих пор не знает, что мы любим друг друга. — О, да, она знает, — рассмеялся Джек. — Что? — Чувак, твоя мама спрашивала меня о свадьбе уже, наверное, год назад. — Врешь. — Нет! — воскликнул Джек. — Я уже даже выбрал цвета костюмов и нашел парочку клевых мест для медового месяца в том каталоге, который она мне одолжила. — Она одолжила тебе каталоги?! — Да, — Джек заржал, — и еще кое-что, но тебе лучше об этом не знать, — он пихнул Алекса и подмигнул ему, и тот не смог сдержаться и не засмеяться, понимая, что ему все равно, одолжила его мать Джеку каталоги или нет. Прошел примерно час вечеринки, а гости уходили и приходили с уроков и на них. Наконец, Райан и Кэссиди присоединились к вечеринке. Они улыбались, хихикали, держали друг друга за руки и практически спотыкались друг об друга. — Она наконец-то оседлала тебя, Доусон? — присвистнул им Джек. — Нет, мудак! — рассмеялся Райан. — Оу, тогда по-миссионерски? — в этот раз Джек дернул бровями, и Кэссиди с Райаном сморщили носы от отвращения. — Ну а что вы тогда хихикаете? — спросил Алекс. Райан вопросительно посмотрел на Кэссиди, и она кивнула, закусывая губу, чтобы скрыть визг, готовый вырваться из нее. Наконец, Райан закричал, перекрикивая музыку и разговоры в комнате: — Мы женимся! Девушки в комнате завизжали вместе с Кэссиди, а парни присвистнули. Мать Алекса чуть ли не расплакалась, притягивая Райана и Кэссиди в объятия, из которых те с трудом выбрались. Наконец, люди в комнате успокоились, и Райан смог сказать Джеку и Алексу: — Я хочу, чтобы кто-то один из вас был свидетелем на свадьбе. — Алекс будет! — воскликнул Джек. Алекс поднял бровь, и Джек объяснил. — Если ты будешь свидетелем на их свадьбе, то я буду крестным отцом их первенца. — Почему ты так хочешь быть крестным отцом? — Потому что кому-то придется учить Райана-младшего разным премудростям, как трахаться, — Джек заржал на взгляд Райана, — и как одеваться. Носки с сандалями, Райан? Райан шутливо толкнул Джека в плечо и отошел к Кэссиди, которая показывала кольцо с помолвки каким-то девушкам в комнате, которые ворковали и хихикали около него. Их парни стояли рядом, почти ожидая, что им придется теперь сделать то же самое. — Райан может быть нашим свидетелем, — пробубнил Джек, наклоняясь к Алексу. — Нашим свидетелем? — Не разбивай сердце своей маме, — сказал Джек. — Она провела столько времени, рассматривая со мной эти каталоги. — Я все еще тебе не верю. — Ладно, не верь, — пожал плечами Джек, — но вы будете восхитительно выглядеть в смокинге, мистер Гаскарт, — он помолчал. — И не забывай, что прятать кольцо в еде опасно. Я вот, к примеру, едва жую то, что ем. А потом Джек побежал к Кэссиди, чтобы с восторженными воплями скакать около ее помолвочного кольца, заставляя всех смеяться. Алекс тоже не мог не рассмеяться, потому что было так прекрасно снова иметь Джека в своей жизни. И, возможно, только возможно, когда-нибудь, Алекс и Джек бы носили на безымянных пальцах кольца, потому что Джек был единственным, с кем Алексу хотелось уснуть сегодня ночью.V.
Со стаканчиком из Старбакса в руке, Патрик вошел в их с Брендоном (все еще пустовавшую) квартиру, где его уже ждал Пит. Патрик любил, когда Пит ждал его возвращения домой. Он был почти похож на щенка, потому что всегда прыгал и осыпал Патрика поцелуями, душа объятиями, когда он приходил домой ( иногда даже шутливо облизывал его щеку). Он расспрашивал Патрика об его дне и его настроении, пока звуки мультиков не прерывали их разговор. Патрик засыпал, пока Пит гладил его по спине, и он дремал, свернувшись рядом с Питом на диване. — Как твой день? — спросил Пит, когда Патрик вручил ему кофе, который купил ему... не то, чтобы Питу нужен был кофе. Это просто была забота, подумал Патрик. — Проверка реальностью, — признал Патрик. — Почему? — Такое чувство, что я вечность не был на занятиях. — Ты ведь поговорил с профессором по поводу своего отсутствия? — Да, — кивнул Патрик, — к счастью, он все понимает. Но это не освобождает меня от проекта, который мне необходимо сделать. — Что именно?.. — Я должен сделать презентацию небольшого музыкального фрагмента на как минимум четырех инструментах. — А ты не можешь просто сыграть на них всех? — спросил Пит. — Нет, — покачал головой Патрик, — это должно быть вживую. — Тогда почему не сыграть это группой? — Потому что у меня нет группы, — со вздохом объяснил Патрик. — Я уверен, что ты сможешь найти еще трех человек, готовых помочь тебе. Черт, я даже научусь играть на чем-нибудь для тебя, Трик. — На чем я тогда могу играть? — Пой. — Что?! — Я слышал, как ты поешь, — сказал Пит. — Да! — Патрик всплеснул руками. — В душе. Я н-не певец, Пит. — А я не музыкант, но я им стану для тебя. Патрик вздохнул и прислонился спиной к пушистым подушкам дивана, позволяя себе утонуть в них. Он не мог представить себе, как бы это сработало. Его голос был ужасным, а акустика в ванной просто заставили Пита думать о Патрике лучше, чем он был на самом деле. — Мой психолог всегда говорил мне, что музыка помогает, — объяснил Пит. — Мне кажется, что исполнение ее будет вдвое действеннее. Патрик положил голову на плечо Пита и простонал: — Пусть так, но что мне петь? — Спой один из моих стихов, — сказал Пит. — Я с радостью одолжу тебе один, Трик. Ты единственный, кому я доверяю свои слова. И Пит сбегал в соседнюю комнату, чтобы принести Патрику один из его стихов, который он написал о нем. Это действительно много значило для Патрика, что Пит доверял ему настолько, что делился с ним своими стихами. В Чикаго, Пит был скрытным и стыдился мыслей, рождавшихся в его голове. Это значило больше, чем что-либо для Патрика, потому что Питу было достаточно комфортно делиться с ним своими мыслями. Это была любовь, и Патрик улыбнулся, напомнив себе об этом. -- Вот! — Пит вернулся на диван и вручил Патрику нечто, что выглядело, как очень старая салфетка со словами, нацарапанными чернилами по ней. Почти сразу же, нервы Пита сдали и он запнулся. — Э-это очень черновой вариант. My heart is like a stallion. They love it more when it's broken. Do you wanna feel beautiful? I'm outside the door, invite me in So we can go back and play pretend. — Это о тебе, — нервно объяснил Пит. — Все, что я пишу, о тебе. — Ты прекрасен, Пит, — сказал Патрик с широкой улыбкой и притянул Пита для поцелуя, крепко держа кусок салфетки, как будто это был, не больше, не меньше, кусок его сердца.VI.
— Что это? Холодное утро в долине превратилось в спокойный денек. Пронзающих ветров не стало, что позволило Даллону разжечь гриль на заднем дворе и пожарить несколько хот-догов и гамбургеров для детей, оставляя Брендона присматривать за детьми и заодно знакомиться с ними. Они были милыми детьми. Добрыми и с глазами, как у отца. Брендон просто не знал, что сказать. Тем не менее, Брендон не думал рядом с детьми, и закатал рукава, чтобы помочь Даллону с мясом, открывая вид на шрам на левой руке. Он появился сразу после расставания с Райаном. Брендон был в непрекращающемся запое, и даже Патрик с Гретой не могли остановить его. В конце концов он позвонил Райану и умолял его вернуться, но Райан не ответил. Потерянный и злой, Брендон разбил об руку бутылку, пытаясь убедить себя в том, что он мог контролировать боль, которую ему причиняют, а не Райан. Грета успокоила его и обработала его раны, не рискуя ехать в больницу и подвергать Брендона опасности попасть под присмотр психологов на семьдесят два часа. Она убаюкала его, и оставалась с ним всю ночь, чтобы убедиться, что он не захлебнется в собственной рвоте и не умрет. Брендон повертелся в кресле, и посмотрел в невинные глаза детей. — Это... эм... боевые шрамы. — Круто! — воскликнула Амели. — А можно мне тоже парочку? — Как ты их заработал? — ахнул Кнокс. — Ты дрался с плохими парнями? — И-иногда, — запнулся Брендон, пытаясь замаскировать то, что он сам был плохим парнем. — Но вам не надо хотеть такие же боевые шрамы, дети, хорошо? — Почему? — Потому что, — ответил Брендон, — это больно. Очень. — Ты в порядке? — спросила Амели. — О, да, я в порядке. Но если вы когда-нибудь увидите кого-то с такими шрамами, не надо смеяться над ними. П-потому что победить плохого парня порой нелегко. Договорились? — Хорошо, Брендон! — сказал Кнокс. — Ты когда-нибудь дрался с Джокером? — Еще нет. — Я сделаю все лучше! — сказала Амели, хватая руку Брендона. Она повернула ее к себе и поцеловала заживший порез. — Теперь тебе надо ее перемотать. — Я обязательно сделаю это после обе... — начал Брендон, но Амели и Кнокс убежали в дом за аптечкой для него. Даллон положил решетку и закрыл гриль. Он сел рядом с Брендоном за раскладной столик и улыбнулся ему, будто впервые увидев его. — Ты удивительный, ты знаешь это? — Ничуть не удивительный. — Ты сильный, Брендон, — Даллон взял его руку и рассмотрел заживший шрам. Он заметил его уже давно, но все никак не мог спросить. Шрамы были очень личной вещью, в конце концов. — Ты сильнейший человек из всех, кого я знаю. И для моих детей ты сейчас супергерой. — Надеюсь, — слабо усмехнулся Брендон. — Я думаю, что так и есть, — пробормотал Даллон. — Не все супергерои должны носить плащи, Брендон. Он чмокнул его в губы, прежде чем Амели и Кнокс выбежали на улицу с бинтом для Брендона. Он позволил им обмотать свою руку, и Кнокс начал объяснять Брендону все про Бэтмена. Он смотрел на шрам, который высовывался из-под маленького бинта, который не мог покрыть его полностью, и, когда Брендон смотрел на него, он понимал, что все рано или поздно заживает. Его порез зажил, его сердце заживало. Всегда все заканчивалось полным излечением. Он может не восстановиться потом, он может вообще навсегда остаться сломанным, но научиться с этим мириться. Скоро он снова сможет нормально функционировать, будто его и не ломали. Даллон послал ему слабую улыбку из-за дымного гриля, и Брендон покраснел. Все было в порядке, даже если он и был сломан, потому что Даллон помогал ему нормально функционировать.VII.
Брендон. Брендон Бойд Ури. Черные волосы и глаза размером с луну. Маленькие океаны виски, окружающие зрачки. Улыбки до ушей и взгляды, превращавшиеся в прикосновения, превращавшиеся в сдержанные стоны. Поцелуи, превращавшиеся в слезы. Что-то было было не так. Что-то было неправильно... Райан блуждал по глубоким закоулкам и лабиринтам своего разума. Он не был уверен, где он был. Шейн Вальдес и Спенсер, нож и боль — все потеряло для него смысл, и сейчас он сидел на лужайке под старым дубом. Будто в стихотворении Роберта Фроста. Брендон был здесь. Брендон всегда был с Райаном. Они устроили нечто вроде пикника среди высокой травы и одуванчиков, где игриво резвились пчелы и летали колибри в поисках нектара. Райан курил, и кольца дыма окружали их до тех пор, пока они не плавали в отражении самих себя. Брендон улыбнулся и поцеловал его губы вкуса никотина, вдыхая дым из его легких, до тех пор, пока Райан не был способен ни на что, кроме как сидеть рядом с любовником. — Брендон, я люблю тебя больше, чем звезд на небе, — Райан посмотрел на небо, но оно было незабудково-голубым, испещренное кольцами дыма в виде облаков, и звезд не было видно. Невольно Райан вспомнил легенду о том, что солнце умирает каждый вечер, чтобы позволить луне дышать. Ему было интересно, как там обыгрывались звезды. — Чего ты боишься? Что кто-то не примет наши отношения? — Это не так просто, Брендон. Ты не понимаешь, — Райан продолжил смотреть в небеса. — Я буду с тобой до конца, — прошептал пораженный Брендон. Райан затушил сигарету, наклоняясь, чтобы вдохнуть воздух из легких Брендона. Их губы непроизвольно соревновались под дневным солнцем, и Райан забыл о смерти, звездах и дыме. — Я люблю тебя, Брендон, — пробормотал Райан. — Всегда буду любить.VIII.
Он был измотан и не мог двигаться. Он заставлял себя открывать глаза, чтобы видеть, но все, что его окружало, это белые огни и тени на стенах. Спенсер начал паниковать; он начал дергаться и пытаться вырваться от монстра, который схватил его и поместил сюда. Он не слышал ничего, кроме механического пиканья и тихого, отдаленного бормотания людей где-то в милях от него. Спенсеру было интересно, установил ли Шейн контакт с богами, которым он приносил жертву. — Просто дыши, — прошептал голос рядом с ним. — Дыши. Спенсер сомкнул веки, боясь увидеть, что Шейн приготовил для него. Ясно, что он не был жертвой, как Райан, но Шейн, казалось, был чрезвычайно увлечен "милым личиком" Спенсера, и это бы так просто не прошло. Разные образы всплывали в его голове, полные различных пыток. Ему было интересно, привяжет ли его Шейн к кровати, чтобы использовать. Ему было интересно, заставит ли он его сделать ню-фотосессию, которую они планировали сделать. Спенсер поморщился он мысли о том, что все могло пойти дальше. — Вот так, — мягко повторил голос. — Дыши. Спенсер пытался дышать так спокойно, как мог, но не знал, где он находился. Он подавился воздухом и зашелся в кашле, который заполнял всю комнату, пока не закончился. — Дыши. Спенсер мысленно погрузил себя в ледяную воду. Было похоже на ныряние в океан посреди ночи. Его легкие очистились, а его тело расслабилось. Холодная вода попала в организм Спенсера и потекла по его телу сквозь вены. Интересно, смогла бы вода остановить его сердце? — Дыши. Наконец Спенсер выплыл в реальность. Он моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд в ярком свете. Он был в больнице, на больничной кровати, а рядом с ним сидел Джон Уолкер, держа его руку. Спенсер моргнул еще несколько раз, кашлянул и мотнул головой, чтобы убедиться, что это не сон. Он дернулся, понимая, что все системы в его теле работали. — Джон, что случилось? — хрипло прошептал Спенсер. — Я позвонил копам, Спенсер, — сказал Джон. — Я пришел к Шейну, когда искал тебя, и, я клянусь, я слышал, как ты кричишь из дома. Так что я позвонил в полицию и сказал им, что Шейн Вальдес похитил тебя. Они, видимо, уже занимались этим делом, так что тут же приехали туда. Когда я услышал, что ты в порядке, Спенсер, черт... — глаза Джона были полны слез, что медленно текли по его щекам. — Ты мог умереть. — Я в п-порядке, — Спенсер сжал руку Джона. — Где Кэсси? — Я бросил ее. — Почему? — Потому что я люблю тебя, идиот. Спенсер поперхнулся, но кивнул и тихо ответил: — Я... я тоже тебя люблю. И я заварил все это с Шейном только чтобы заставить тебя ревновать. — Спенсер, ты чертов мудак, — вскрикнул Джон. — Я мог потерять тебя. Он притянул руку Спенсера к губам, целуя каждый палец. — Ты такой глупый. Спенсер знал, что Джон не имел этого в виду. Он ждал этого момента много лет, и сейчас, когда это случилось, Спенсер не знал, что делать. Он любил Джона Уолкера. Джон спас его от смерти и теперь плакал перед ним. Джон всегда спасал Спенсера, так ему казалось (ведь все его пьяные похождения тоже считаются). Но сейчас Спенсер знал, что Джон не чувствовал долга спасать друга. Это была любовь, чистая и простая. Джон любил Спенсера, а Спенсер любил Джона. У них заняло много времени, чтобы прийти в то состояние, в котором они сейчас были, но дорога к любви не была вымощена желтым кирпичом. И сейчас Спенсер знал почему; было гораздо лучше драться за любовь, чем сидеть и ждать, пока она придет к тебе. — Где Райан? — наконец выдавил Спенсер, когда головокружение прошло. Губа Джона затряслась, и он проигнорировал вопрос, стирая с щек текущие по ним слезы. — Джон, где Райан? — чуть громче повторил Спенсер. Джон снова затрясся, но в этот раз он заговорил. — Райан потерял так много крови, Спенсер. К тому времени, когда прибыла скорая помощь... ну... они ничего не могли сделать... — Где Райан?! — Райан умер, Спенс, — всхлипнул Джон. — Райан умер. Он крепче сжал руку Спенсера и заплакал, сидя у его кровати. Спенсер тоже почувствовал, как текут его слезы, так что он сжал руку Джона в ответ, как будто их любовь бы разрушила боль. Но, к сожалению, любовь так не работала. Любовь не лечила шрамы. Любовь просто была с тобой, чтобы поддержать, когда они начнут затягиваться. Спенсер плакал и надеялся, что Райан умер, думая о чем-то прекрасном. Он надеялся, что Райан не думал о Шейне Вальдесе или о том, что Спенсер солгал ему, что Брендон придет, чтобы спасти его. Спенсер надеялся, что Райан умер с верой в Брендона. Он надеялся, что тот умер, все еще веря в их любовь.XI.
Тем временем, в другом крыле больницы, Вик мерил шагами холл. Его ботинки ударялись о линолеум, и он часто оглядывался, поторапливая медсестер и докторов. Келлин тихо сидел на стуле рядом с дверью, у которой оба и находились. Их уже отпустили утром, когда оба были напоены и приведены в порядок. У Хайми были дела в полиции по поводу нахождения машины, которую забрала банда Оббо. Вику хотелось, чтобы он мог помочь Хайми в поисках, но, вместо этого, он... Он сглотнул. — Все в порядке, — прошептал Келлин Вику. — Она твоя мать. Она будет любить тебя несмотря ни на что. Вик кивнул и глубоко вдохнул. Наконец он зашел в комнату и жестом сказал Келлину следовать за ним. Он хотел представить Келлина матери. Он знал, что она ни разу не встречала его, и что она не знает, что он резал себя, но он хотел показать ей того, с кем он нашел счастье и спокойствие. — Ты сможешь сделать это, — пробормотал Келлин, беря Вика за руку, чтобы показать ему, что он будет стоять рядом, что бы ни случилось. Мать Вика лежала в кровати. Аппараты вокруг нее были отключены, и комната казалась темной в вечернем свете Куперстауна. Оранжевый свет уличных фонарей лился в окна, но они не делали никакой погоды. — Мам, — пробормотал Вик, — Я хочу познакомить тебя с Келлином Куинном. Я люблю его, мам, и я хочу, чтобы ты знала, что он делает меня счастливым. Воздух был наполнен густой, тяжелой тишиной. Вик многое хотел сказать. — Я позабочусь о нем, миссис Фуэнтес, — тихо добавил Келлин. — Я защищу его. Я люблю вашего сына, и я никогда никому не позволю причинить ему боль. Вик повернулся к Келлину и заплакал в ворот его футболки. Келлин крепко держал своего парня, целовал его голову, гладил по волосам и успокаивал его истеричные всхлипы. — Все в порядке, Вик. Не плачь, детка. — Почему она должна была умереть?! — захныкал Вик, как маленький мальчик. — В этом нет хороших причин, Вик. Их никогда не бывает. Бог просто забирает людей, и все. — Почему Бог не забрал меня вместо нее?! Келлин крепче сжал Вика в объятиях. — Не говори так, Вик. Ты стоишь большего, чем ты сам думаешь. И я хочу помочь тебе увидеть это. Я хочу показать, что ты стоишь всего, что у меня есть. Вик всхлипнул и затрясся, пытаясь успокоиться. Они оба прошли через столько драмы вместе, и Вик знал, что Келлин никогда не оставил бы его одного. Он взял его руку. — Я люблю тебя, — одними губами сказал Келлин Вику, заставляя того смущенно улыбнуться. Это было все, о чем он мог просить — свет в темноте. Смех сквозь слезы. Майк зашел в комнату несколько секунд спустя. Его лицо было печальным, и он долго смотрел на мать, будто ожидая, что она встанет, поцелует их и скажет, что все будет хорошо, и они будут жить долго и счастливо. — Эй, — пусто отозвался Вик, когда тот обнял его. — Эй, — Майк не мог найти, что сказать. — Мы будем в порядке? — Будем, — убедил брата Майк. — Как? — Ну... — Майк отпустил брата, вытаскивая из кармана что-то. Это было объявление с лицом Оббо... не так. Это было объявление о вознаграждении за поимку с лицом Оббо на нем! — Как оказалось, копы уже давно искали его. Думаю, он был для них большой проблемой. Мы заслужили награду за помощь в его поимке, Вик. Мы будем в порядке. Вик мягко улыбнулся. Он знал, что деньги бы не решили всех их проблем, но он знал еще, что можно не бояться, что они окажутся на улице из-за неуплаты по счетам, или что Майк работает по три смены подряд, и что это сделает их положение хоть чуточку лучше. В конце концов ночь окончательно спустилась на больницу в Монровиле. Все трое уснули в стульях у кровати. Вик долго не мог уснуть. Он продолжал видеть Оббо и труп его матери за закрытыми веками. Келлин заметил это и прошептал: — Иди сюда. Вик забрался на колени к Келлину, и позволил парню держать его и убаюкивать. Было приятно чувствовать заботу, а еще лучше — любовь.X.
Пыльная квартира в Монровиле казалась пустой и одинокой, пусть даже занимавший ее человек всегда жил в одиночестве. Джерард шатался по дому весь день, бездумно переключая каналы на стареньком телевизоре, непрерывно выкуривая сигарету за сигаретой, пока ему не стало плохо, и даже пытаясь рисовать (но выкидывая каждый эскиз, который делал). Он наконец назвал это днем и упал в кровать, глядя в потолок с каким-то мрачным предчувствием. Рэй позвонил ему вечером и объяснил, что они поймали Шейна Вальдеса и спасли одного из заложников, закрытых в подвале поместья. Он также объяснил, как отдел справился с арестом одного наркодилера, который так навредил им за последние несколько лет. Это должен был быть хороший день для Джерарда, но он не мог избавиться от чувства, что чего-то не хватало. После нескольких часов рассматривания потолка, Джерард сдался и оставил попытки уснуть, наливая себе чайник кофе, начал снова мерить шагами дом. Он не мог рисовать. Единственное, что его рука выводила в виде распознаваемой картинки, это знакомое лицо, которое сводило Джерарда с ума. И каждый раз, когда он закрывал глаза, он видел чернильно-черные волосы и глаза орехового цвета, слышал детское хихиканье и чувствовал призрачные губы, прикасающиеся к его собственным... Джерард вынырнул из этого наваждения, пытаясь избавиться от этих мыслей. Он не мог делать это. Он просто не мог. Он не станет рисковать и позволять себе еще раз остаться с разбитым сердцем, как после Берта. Джерард уже один раз влюбился, и ему хватило этого. Для него это была не больше, чем сцена из "Шестнадцати свечей", где отец Молли Рингуольд объяснял, что влюбляться проще, когда это не называется влюбленностью, так? Это предложение составляло всю личную жизнь Джерарда. Он отказывался называть ту растущую привязанность к Фрэнку любовью. И сейчас, когда дело было закончено, Джерард был свободен, чтобы погрузиться в работу. Он бы продолжил залечиваться и бороться с зависимостями. Может быть, он наконец закончил бы тот рисунок, которым гордился. Джерарду никогда бы не пришлось вновь видеть Фрэнка Айеро. На автомате, Джерард поднял телефон и начал набирать номер Фрэнка. Это было почти на автопилоте; он просто хотел рассказать Фрэнку о результате того дела, которое они так и не смогли закончить. Он мог слышать его хриплый голос и детское хихиканье. Джерард хотел представить, как губы Фрэнка двигаются у микрофона, когда они бы говорили, но Джерард боялся, что Фрэнк не захочет отвечать на его звонок. Так что он выключил телефон, продолжая ждать, пока его кофе приготовится.XI.
В полночь, Брендон и Даллон наконец забрались в кровать. Даллон провел большую часть вечера на встрече с родителями Бризи, обсуждая похороны и убеждая их, что Даллон сможет самостоятельно справиться с детьми. Брендон сидел с Амели и Кноксом, чтобы они не почувствовали полного веса обстоятельств и не вспоминали о смерти их матери. Он знал, что они будут справляться с этим на похоронах, когда увидят маму в гробу, и поинтересуются, почему мамочка не просыпается. Они играли в настольные игры, смотрели мультики, и Брендон, возможно, позволил им съесть слишком много сладкого, чем обычно, но дети в конце концов успокоились достаточно, чтобы Даллон мог уложить их и прочитать им сказку. Они наконец-то были одни. Брендон обнял Даллона, проводя пальцами по его голой груди и выводя круги на его коже. — Я хочу тебя, — соблазнительно пробормотал он. — Да? — ухмыльнулся Даллон. — Да, — прошептал Брендон, покрывая грудь и живот Даллона медленными поцелуями. Даллон мягко вздохнул и запустил пальцы в волосы Брендона, разделяя с ним их первый момент близости с тех пор, как они прибыли в Солт Лейк Сити. Они знали, что Брендону придется вернуться в колледж, но сейчас, они оба хотели насладиться пребыванием в доме с белой изгородью. К несчастью, как только Брендон принялся стягивать боксеры Даллона с его бедер, зазвонил телефон. Вообще-то, Брендон не отвечал бы, но в доме было тихо, и он боялся, что громкий звук разбудит детей. Он бросился отвечать. — Алло? — он надеялся, что это не прозвучало так возбужденно, как ему казалось. — Брендон, это Спенсер. — Спенс, уже очень поздно. И я очень устал, — Брендон наигранно зевнул. — Знаешь, Брендон, мне очень жаль, что я говорю тебе это по телефону, но... Р-райан мертв.