Одна любовь на уме

Дэйенерис стояла у небольшого проема в стене Винтерфелла, который вроде как считался окном. Варис, Тирион, Джорах, Миссандея и Серый Червь сидели за столом в выделенном ее свите солярии. Тирион пришел уже пьяным. Она не могла его винить. Ни один из их планов не шел, как намечалось. Она никогда не думала, что потеряет дракона. Она никогда не думала, что им придется сражаться с кем-то, кроме Серсеи. Она никогда не думала, что сможет найти в этом мире мужчину, который был бы равным ей. Она улыбнулась, подумав о суровом северянине, с которым делила постель. Всей душой он был волком, которого так уважала семья Старк, но теперь, когда она знала правду о нем, о том, кем он был, она видела, что настолько же, насколько он был волком, он был и драконом. Там, где Визерис был слабым, недалеким и жестоким, Джон был другим. Из него получился бы прекрасный правитель. — У сира Джейме, похоже, немного друзей на Севере, — сказала Миссандея. — Возможно, что он пришел не по той причине, по какой заявляет? Дэйенерис знала, что Тирион замнет саму идею: — Мой брат благороден. Он бы не стал об этом лгать. Она повернулась к Тириону: — А почему нет? Ты говоришь, что он благороден, но он убил короля, завел интрижку с собственной сестрой, завел от нее детей, которых потом выдали за детей Роберта, и вытолкнул мальчика из окна. Насколько он благороден? — спросила Дэйенерис. Тирион нахмурился: — Мы все совершаем ошибки, Ваша Светлость. Некоторые больше, чем другие, — ответил он. Она вздохнула: — Похоже, что его ошибки стоили жизней множеству людей. — В каком-то смысле, как и мои, — ответил он, посмотрев на нее. — Если бы я не убил моего отца, мои племянник и племянница могли бы все еще жить. Серсея не обладала такой властью. Сколько нам могла стоить одна ошибка? — Ты считаешь это ошибкой? Тирион уставился на стол и помотал головой: — Нет. Я бы сделал это снова, даже зная, чем это обернется. — Тогда это не ошибка, — сказала она, присаживаясь рядом с Миссандеей. — Во время войны случаются плохие вещи. Люди умирают. Это неудачный аспект, который мне не нравится. Но если мы собираемся изменить мир, исправить несправедливость и спасти людей, мы не можем критиковать себя. — И этот новый мир, который мы собираемся построить, — спросил Тирион, — вы будете строить вместе с Джоном Сноу? Прошу прощения, Эйгоном Таргариеном. Она кивнула. — Да. Он знает, чего я хочу, чего жду. И он уважает меня, как его королеву, как я уважаю его, как короля. Тирион заглянул в свой стакан и глотнул вина. Джорах перестал на нее смотреть, и она ощутила вину. Она надеялась, что Джорах вернулся, понимая, что они не будут вместе. Она любила его, но не так, как он любил ее. Она боялась потерять его. Но она была влюблена в Джона, и ни капли в этом не сомневалась. — Все, оставьте нас с королевой наедине, пожалуйста, — попросил Тирион. Как только они остались одни, Дэйенерис откинулась на спинку стула. — Я счастлив, что ты нашла кого-то, кто любит тебя так, как любит король Джон. — Но? — Но ничего. Я знаю, что ты страдала, через что ты прошла в жизни. Каждый момент еще невероятней, чем предыдущий. — Ты и правда ужасно пьян, правда? — спросила она, и он кивнул. — Хорошо. Думаю, сейчас тебе самое время рассказать, почему ты убил отца. Тирион вздрогнул. — Не думаю, что я настолько пьян, — ответил он. — Я приказываю, — сказала она, но в ее тоне не было и нотки команды. — А если я откажусь? Дэйенерис улыбнулась: — Зачем испытывать судьбу? Он выпил все оставшееся в кубке вино и налил еще. — Мой отец ненавидел меня с того момента, как я появился на свет. Обращался со мной, не как с настоящим Ланнистером, потому что я был не настоящим… Человеком, — фыркнул он. — Серсея ненавидела меня, потому что я убил своим рождением мать. И вместе они сделали все, что только могли, чтобы сломить меня, заставить меня чувствовать себя Бесом Утеса Кастерли. Им бы это наверняка удалось, если бы не Джейме. Даже когда все было ужасно, он и я были братьями. Он обращался со мной, как с братом, а не грузом, — Тирион сглотнул комок в горле и продолжил, хотя его голос дрожал все сильнее. — Мой отец хотел моей смерти, но не настолько, чтобы убить самому. Но когда ему представилась возможность прилюдно казнить и вычеркнуть меня из его семьи, он ею воспользовался. Не важно, что случилось на самом деле, он хотел, чтобы я умер. Дэйенерис видела, как это было болезненно для него, и хотела, чтобы он остановился. Но она должна была знать, почему он отвернулся от семьи. Она должна была знать правду, почему он пришел к ней. — Джейме освободил меня. Я просто пришел к отцу сказать, что ухожу, что он больше никогда меня не увидит. Он никогда не считал меня за человека, потому что я так часто искал компании шлюх. Все время вел себя так, словно был выше этого. Но, когда я вошел в его комнату и увидел ее, я понял, что я был сыном своего отца больше, чем он хотел признавать. Шая предала меня. Я любил ее и отослал ради ее блага, чтобы ее не убили, и она предала меня из-за этого. Она была там. В его постели, спящая, — он сделал глоток вина и сжал кубок вместо того, чтобы поставить его на стол. — Я убил и ее, — тут Тирион допил вино, она подняла бочонок и налила ему еще, он улыбнулся. — Я убил отца, потому что ненавидел его. Я ненавидел его, потому что он был моим отцом, и он скорее предпочел бы видеть меня мертвым за преступление, которое — он знал — я не совершал, чем живым и под его именем. Они долго помолчали, и она вздохнула. — Я задушила Дрого, — мягко сказала Дэйенерис. — Больше из милосердия. Он бы возненавидел то, каким слабым он был. И я положила на его лицо подушку и закончила его жизнь, — тихо сказала она. — Я сожгла заживо бесчисленное множество людей, подвергала их пыткам, и вновь сделала бы все это, — сказала она, осушив собственный кубок. — И после всего, что я пережила, после всех людей, что погибли, эту смерть я ненавидела больше всего, — прошептала она. — Пусть это и было ради него. — Может быть, нам, ужасным детям ужасных отцов было суждено найти друг друга и изменить этот мир к лучшему. Она улыбнулась и кивнула: — Я надеюсь на это. Хотя, если мертвые победят, ничто из этого уже будет не важно. Тирион уставился на свои руки. — Я сожалею о Визерионе. У меня не было возможности сказать прежде. Она покачала головой: — Ты сказал мне не ходить. Я не послушала. — Ты бы сделала это вновь? — Да, — мягко сказала она. — Я должна была увидеть. Ты должен был увидеть. Мертвые — наш истинный враг. — Моя сестрица не промах, — ответил он. — Что случится, когда мы победим мертвых? Думаешь, Джон поедет на Юг с тобой? Она кивнула: — Да. — А его люди? — Не знаю. Я надеюсь, моя готовность сражаться ради них убедит их присоединиться ко мне. Но Север, похоже, не слишком следует привычным ожиданиям. — Вы и сами едва следуете традициям, Ваша Светлость, — с улыбкой сказал Тирион. — Может быть, когда все закончится, для них будет важно, что это Дэйенерис Таргариен, ее армии и ее драконы спасли их всех. Она улыбнулась: — Я буду править Семью Королевствами. Я буду делать это с Джоном рядом и с тобой, как моей Десницей, — наконец сказала она. — Если у тебя будет он, я еще буду тебе нужен? — спросил Тирион, и Дэйенерис осознала, что все его недовольство ею и Джоном на деле были основано на его сомнениях в его роли. Его так часто отвергали, и он наверняка мог решить, что она была такой же, как все остальные. Она с улыбкой кивнула: — Да. Ты знаешь меня и мои порывы. Зачастую Джоном движут такие же импульсы. Мне нужно, чтобы ты осаживал нас обоих. — Волка и дракона? Не знаю, как я справляюсь с одним, а уж с двумя… — Я верю в тебя, — сказала она, сделав глоток вина. — Я удалюсь в свои покои. Больше не пей, — попросила Дэйенерис, встала и вышла. Она вернулась в свою комнату и улыбнулась примостившемуся у огня Призраку. — Как ты сюда попал? — спросила она, осознав, что Джон стоит у окна и с улыбкой смотрит на нее. — Извини, иногда он за мной ходит. Она покачала головой, вытащила из волос заколку и присела перед зеркалом. — Тебе не за что извиняться, — сказала она, принимаясь расплетать косы. — Твоя сестра, Арья, впечатляющая молодая женщина, — заметила она, чувствуя, как покалывает кожу головы. Косы прекрасно выглядели, но к ночи у нее начинала болеть голова. Джон сел на край кровати, и она заметила, что он уже снял сапоги, и в этом было нечто интимное, нечто, что она не могла объяснить. Он был в ее комнатах, ждал ее и устроился с удобством. — Веришь или нет, я не думаю, что она так сильно изменилась. Она всегда была задирой, но теперь к ее духу добавились боевые навыки. Дэйенерис расплела последнюю косу и принялась расчесывать волосы пальцами, затем ощутив его за собой. Его мозолистые пальцы, погладив ее по шее, заставили ее задрожать, она поймала его взгляд в зеркале и ощутила знакомый жар, который, кажется, загорался в ее животе каждый раз, когда он смотрел на нее. Он опустился на колени рядом с ней, и Дэйенерис улыбнулась. Она погладила его линию челюсти и прижалась лбом к его. — Кровь моей крови, — прошептала она. Ее пальцы скользнули от его подбородка к узлу и развязали сдерживающий его волосы шнур. Дэйенерис поцеловала его, и Джон притянул ее к краю стула, встав между ее бедер. Она помогла ему снять тяжелый дублет и черную рубашку под ним. Дэйенерис, проследив шрам на его груди кончиком пальца, вздохнула: — Иногда мне интересно, как мы здесь оказались, — мягко сказала она, и ее глаза встретились с его взглядом. — Мы оба должны быть мертвы. И все же, мы здесь, мы вместе, готовы к грядущей ночи, — сказала она со вздохом. Она ощутила, как руки Джона расправляются с завязками ее плаща, а его губы пощипывают ее шею. — Я не буду задавать вопросов. Кто-то может решить забрать тебя у меня, — она сбросила плащ, и он помог ей с платьем — Дэйенерис встала, и оно стекло на пол. Последними были ее сапоги, и его губы скользнули по бедрам к ее животу. Ее пальцы скользнули в его волосы, она прикусила нижнюю губу, сдерживая стон, когда его язык скользнул по ее складкам, пробуя их на вкус. — Джон, — застонала она, его руки прошлись по ее лодыжкам к коленям. От щекотки его пальцев на ее коже, она думала, что сейчас упадет. Он подтолкнул ее, и она вновь оказалась на стуле. Он положил ее бедро на свое плечо и прикусил нежную кожу. Джон подталкивал ее назад, пока она, откинувшись, не увидела его глаза, когда его язык коснулся ее. Ее тело выгнулось, ища больше давления, больше всего. Его руки держали ее, не позволяя ее бедрам двигаться, не давая того, чего она так хотела. Дэйенерис сгребла его волосы в кулаки, выдохнула его имя, когда его язык толкнулся в нее. Любовь рождается во взгляде. Ей сказали это много лет назад, совсем о другом человеке, но она знала, что любила Джона от одного только его взгляда. Она выдохнула его имя, и он освободил ее бедра, чтобы снять с себя штаны, и ей было больно, так сильно он был нужен ей внутри. Если бы она могла говорить, она бы сказала ему об этом, но, когда он всосал ее клитор, из ее головы вылетело все, кроме необходимости достичь оргазма. И когда она поняла, что Джон касается себя, она рухнула через край. Его имя упало с ее губ долгим стоном, и, если бы она только могла, она бы начала волноваться, что вся башня теперь знала, чем они занимались. Но сейчас она могла думать только о мужчине между ее бедер. Она оттолкнула его и упала в его объятия, впиваясь в рот долгим поцелуем. Когда он впервые сделал это — первый мужчина, который сделал с ней это, она думала, что не захочет его целовать. Она ошибалась. До конца своей жизни она хотела бы чувствовать себя на его языке. Ее волк и дракон. И то, и то. Все. *** Ранним утром, Дэйенерис завозилась и потянулась к Джону, но обнаружила, что вторая половина кровати была пуста. Она подняла голову и повернулась, увидев его, полностью одетого и натягивающего сапог. Он снова развел пламя в очаге, и она видела спящего Призрака перед очагом. Она посмотрела в окно. Солнце еще не встало. — Что ты делаешь? Он повернулся на звук ее голоса и сел рядом на кровать, надев второй сапог. — Я не хотел тебя будить, — сказал он, смахнув волосы с ее лица. — Ну, ты разбудил, так что тебе придется остаться, — прошептала Дэйенерис и потянула его к себе, целуя его улыбающиеся губы. Он остановил поцелуй, сцепил пальцы с ее и поднял их к своим губам, чтобы поцеловать. — Ты не сможешь спать, если я буду бродить по комнате, — она наклонила голову на бок, и Джон нахмурился. — Я беспокоюсь, — ответил он на ее взгляд. — И сон сейчас кажется мне совершенно не к месту, — его голос был едва громче шепота, но она слышала в нем тревогу, которую так хотела заставить исчезнуть. Она прижалась лбом к его и улыбнулась: — Я могла бы тебя отвлечь. Он хмыкнул и кивнул: — Могла бы. Очень хорошо, могу я добавить, — сказал он, вновь ее поцеловав. — Кто согреет мою постель, если ты отправишься бродить по замку? Он повернулся и посмотрел на пол: — Призрак, — позвал он, и огромный волк покинул свое место у огня и занял пустое место возле Дэйенерис. Она потянулась и погладила его, перебирая толстый мех пальцами, и он высунул язык. Он понюхал ее руку и улегся рядом на кровать, заняв покинутое Джоном место. — Так намного лучше, — улыбнулась она и поддразнила: — Он храпит меньше тебя. Он поднял брови и улыбнулся: — Мне стоит чувствовать себя оскорбленным, что меня так легко заменили? Дэйенерис посмотрела ему в глаза, и притянула его к себе для поцелуя, ее язык скользнул по его губам, и он зарычал в ответ. Она остановилась, открыла глаза и потерлась носом о его. — Никто никогда не сможет занять твое место, — прошептала она. — Никто и никогда. — Как и твое, — прошептал он. — Я скоро вернусь. — Он посмотрел на лютоволка, облюбовавшего его подушку. — И я заберу свое место назад, — сказал он волку, и тот издал звук, очень похожий на хмык. — Ты и так зачаровала моего волка. Она перебрала пальцами кудри на его затылке и чмокнула его в губы. — Ты зачаровал меня. Это честный обмен? Джон улыбнулся. — Да. Я смогу с этим жить, — поддразнил он. Она вновь его поцеловала, просто не смогла удержаться. — Не уходи надолго. Он в последний раз поцеловал ее и встал, зашнуровал плащ и забрал с собой Длинный Коготь. Дверь за ним захлопнулась, и она оглянулась на огромного волка, который теперь занимал большую часть кровати. — Тебе придется научиться делиться, — сказала она волку, когда он уложил свои когтистые лапы на ее подушку. Она погладила его и легла рядом, глядя в его алые глаза. Она чувствовала себя так, словно он изучает ее душу. — Ты внимательный. Как Джон, — сказала она мягко. Ее рука все гладила его мех, и она закрыла глаза, позволив себе вновь провалиться в сон.