***
Герберт, одетый как для прогулки (собственно, он и собирался увести своего chéri побродить по окрестностям), расчёсывал волосы, сидя перед зеркалом в гардеробной: он всегда здесь прихорашивался. Альфред, которому было скучно одному, устроился неподалёку на софе и листал солидный том Ван Хельсинга, который когда-то занимал добрую половину его чемодана. Зато одежды на смену почти не было, даже рубашка имелась всего одна: профессор Абронзиус считал, что охотнику на вампиров, который предан своему призванию, много вещей не нужно, так что Альфред свято исполнял его заветы. Денег, чтобы завести обширный гардероб, у него всё равно не было. – А ещё здесь написано, что мы можем превращаться в волков, – подал голос он. – Пф! Мечтай, – отозвался Герберт. Отложив расчёску, он взял маленькую кисточку и стал растушёвывать помаду. – Что ещё там пишут? – Что старые вампиры могут быть активны не только ночью, но и днём, только не при ярком солнце. – Старые? Там так и написано? – Ну да. Написано, от двух веков и более. Виконт оглядел себя в зеркале. – Ах, – произнёс он иронически, – так вот ты какая, старость! Интересно, как он только написал это собрание глупостей? Пройтись по замку днём ты можешь всегда – были бы шторы закрыты, – но в это время ты также всегда будешь чем-то слабым, разбитым и унылым, так что пока светит солнце, лучше спать. Или дарить ласки друг другу… например, летом, если будет казаться, что ночи слишком коротки. Впрочем, можем начать хоть завтра. Кстати, ты ведь заметил, как к рассвету наши силы постепенно угасают? – Силы? А, ну… да, – Альфред кивнул. Он, правда, не был уверен, что виноват тут именно рассвет, а не старания Герберта… ну или их обоих: всё зависело конкретно от момента. Вот кто сказал, что блондины не отличаются темпераментом? Либо это виконт фон Кролок был исключением из правил: его страсть, точно пламя, вмиг охватывала с головы до ног и бушевала долго-долго, не отпуская. Альфред уже и забыл, когда ему приходилось прикладывать усилия, чтобы заснуть: сон настигал его сам, едва они с Гербертом, обессилев, прижимались друг к другу на сбившихся простынях. Он, кстати, испугался накануне, что они совершенно не бывают в склепе, на что Герберт ответил: – Ну ты что, думаешь, обязательно делать это каждый день, Альфред? К тому же, у моего отца чуткий сон и хороший слух. Имей в виду. Существует несколько способов набраться сил, и провести время под землёй – только один из них. – А какие есть ещё? – Делиться кровью друг с другом. Любить друг друга. Даже нежный поцелуй может укрепить силы того, кому ты его подаришь. Да-да, раньше я тоже в это не верил, но теперь я чувствую. А ты? Неужели тебя тянет под землю? Альфред покачал головой. И поцеловал его в щёку. Герберт вернул поцелуй, ну а поскольку... В общем, на тот день они тоже остались в спальне и никуда не пошли. Кстати сказать, всё это время никто, кроме Магды, их счастливое уединение и не тревожил – они свободно гуляли, развлекались чтением вслух (Герберт читал превосходно), карточными играми или спали... или не спали – и на это у них уходила, вероятно, большая часть времени. Да, вероятно, никому из них никогда и не попасть в рай. Но если Альфред променял вечное блаженство на то, чтобы блаженствовать сейчас в объятиях Герберта, он не жалел об этом. И ведь Герберт по-прежнему продолжал держать своё обещание – дождаться, пока его chéri будет готов подарить ему всего себя. Альфред твёрдо решил, что не будет слишком торопиться, но… – Так, ладно, – виконт поднялся из-за туалетного столика, – допустим, я великолепен. Chéri, – он повернулся к Альфреду, – как я тебе? – Ты… ты красивый, – юноша сглотнул. – Очень. – Как! И только-то? – Ну просто… ты мне даже в ночной рубашке нравишься, – сказал Альфред. И смутился. – О, неужели? – виконт сразу сделался игривым. – А без неё? (Альфред смутился ещё больше.) Ладно, бросай этот сборник глупостей, надевай пальто и пойдём. В это время в дверь постучали. – Кто там ещё? – Герберт удивился, а из-за двери донёсся голос Магды: – Ваше сиятельство! Это я. – Мау, – донеслось одновременно с этим, как бы в подтверждение. – Это что ещё такое? – удивился виконт и открыл дверь: за ней действительно оказалась Магда, которая держала на руках чёрного кота, большущего и пушистого, с трагическим выражением на морде и серьёзными жёлтыми глазами. Вернее, глазом: другой заплыл, как будто его подбили, да и одно ухо несчастное животное тоже держало параллельно: видно, кто-то здорово его потрепал. – С ума сошла? – возмутился Герберт. – Не буду я это есть, отнеси где взяла! – Есть? Да вы что! – Магда попятилась, прижимая кота к себе. – Как можно? – Ну кровь-то в нём есть, – резонно заметил виконт. – Кстати, а почему это он не убегает? Альфред, – обратился он к возлюбленному, который, конечно, тоже стоял рядом и глядел на кота во все глаза, – кажется, даже у твоего Ван Хельсинга сказано… – Что животные нас не выносят, – механически заключил Альфред. – Особенно собаки и лошади. – Да даже крысы из замка, и те разбежались! Лошади, кстати, более терпимы: Куколь повезёт нас в город, как снег сойдёт, вот увидишь. Тогда почему он не убегает? – виконт взглянул на Магду. – Сдаётся мне, ваше сиятельство, – отвечала служанка, – это ведьмин кот: они-то к чему только не привычные! У моей бабки был такой; старый стал и помер, незадолго до её смерти. А у этого, глядите, – она приподняла коту голову, – даже все зубки белые! Не иначе, хозяйка померла, вот он и сбежал. Вы не смотрите, что он такой: собаки его погрызли, у него на лапе видно, – она приподняла коту левую переднюю лапу, ободранную чуть ли не до кости, но уже подживающую; кот мяукнул и недовольно завозился, – зубищи во! Я хотела его вашему отцу показать – он ведь из себя учёный, может, и его полечит? Очень уж жалко его на мороз выбрасывать, он ведь тут в лесах и пропадёт. – Ну а раз хотела, так что ж не отнесла? – Да боюсь я его, – Магда вздохнула. – Вдруг он рассердится? Вот если б вы попросили или господин Альфред… а, господин Альфред? – А может всё-таки… – Альфред взглянул на Герберта. – Нет-нет! – отказался виконт. – У меня нет настроения. Вот если ты захочешь… – А можно? – А почему нет? Ты полностью свободен и волен делать всё, что захочешь. Только не задерживайся слишком долго, прошу тебя. Альфред посмотрел на него: Герберт и вправду выглядел… поскучневшим. Неужели обиделся? – Ты ведь на меня не сердишься? – спросил юный вампир. – Я только… Виконт вздохнул и увлёк его за дверь. Та закрылась. Магда с трепетом прислушалась (кот тоже насторожил ухо), но кроме непонятной возни и неясного шёпота ничего особенного не разобрала. Наконец послышался смех и голос виконта: «Иди уже!» Дверь открылась, и в коридор, поправляя бант на шее, вышел смущённый Альфред. – Пойдём, – сказал он Магде. – А… ты не знаешь, где его искать? – Кого, господина графа? Так он к профессору шёл, в библиотеку! – с готовностью пояснила служанка. Она улыбалась; и от её улыбки Альфред смутился ещё больше. – А у вас помада на щеке… Ой, да пошутила я, пошутила! – засмеялась она, глядя, как всполошился её спутник. – Ничего там нет. Пойдёмте лучше его сиятельство искать, господин Альфред. Она поудобнее перехватила кота (тот мяукнул) и повела Альфреда в сторону библиотеки. Правда, юноша уже растерял часть энтузиазма: он предвкушал встречу с профессором. Меньше всего на свете ему хотелось снова оказаться под прицелом неприятных вопросов, вроде: «Ты хоть понимаешь, что не-мёртвые не могут любить? Никакой любви – всё это чушь, мой мальчик, чушь!» А вдруг он ещё возьмётся осматривать, не сказались ли на Альфреде за эти три ночи, эм, пагубные наклонности? И сумки теперь нет, не прикроешься… Хотя, возможно, граф поможет ему отбиться? Или нет: он ведь и сопротивляться Саре должен был научиться сам… – Ой, господин Альфред, да вы прямо совсем загрустили! – заметила Магда. – Ну вот прямо лица нет. Да вы сядьте, сядьте, пойдём! – она поудобнее перехватила кота и увлекла юношу на широкий подоконник. – Ну? Что случилось? «Я ненавижу учиться! – хотелось сказать Альфреду. – И ещё больше ненавижу понимать, что это необходимо». Но вместо этого он сказал: – Просто я подумал… от нас ведь бежит всё живое! – а что, это тоже его огорчало. И так люди боятся – а теперь ещё и животные убегают. Неудивительно, что тогда, на кладбище, графу показалось, будто даже луна спряталась от него. Этот момент всё не шёл у Альфреда из головы. Он подумал вдруг, что даже если граф и не совсем один, потому что у него есть Герберт, сердце его всё равно безумно одиноко, и никто в целом свете… Он и тогда думал об этом? – Да что же это, вы, неужели по крысам соскучились, господин Альфред? – Магда рассмеялась. Юноша даже вздрогнул. – Это ж ведь, если подумать, даже хорошо: вот и волки вас тоже не тронут. Да что там волки! Вот знаете, бывало, раньше идёшь мимо дома старого Петера, так хоть и не ходи: шавка у него мелкая, но злющая, так и норовит за юбку ухватить – ну вся в этого хрыча старого, как на заказ! А теперь идёшь – она забьётся в угол и скулит оттуда, даже не тявкнет. Так что, думаете, прямо уж так всё и плохо, господин Альфред? – Ты была в деревне? – Ну была, – Магда погладила кота, который расположился у неё на коленях, хотя умещался он там не очень-то: размеры у него были ничего себе. А ещё шерсть. И хвост. – Вещи-то свои надо мне было забрать. Да вот не успела: хозяйка всё побросала да пожгла. Ох, да ну и гори оно всё синим пламенем, нужно-то оно мне, в самом деле! – она засмеялась. – Шагал мне новых купит – не жалко ничего! А платье вот, господин граф подарил. Хорошо ведь сидит, правда, господин Альфред? – Да, – согласился юный вампир, – хорошо. – Так что ни о чём вы не переживайте! – Магда успокаивающе коснулась его руки. – Нужны они вам все? Зато господин виконт вас любит. А вот котик. Вы погладьте, не бойтесь! У вас разве совсем никогда кошки не было? Альфред покачал головой: – Лотта очень хотела, – сказал он, – но наша мать была против. От них ведь шерсть, ну и… Он потянулся погладить кота; тот немедленно проснулся, тщательно обнюхал ему руку, скосив к переносице жёлтый глаз, но, видимо, одобрил, и потёрся о неё здоровым ухом. Послышался какой-то шум. – Это просто возмутительно! – с треском распахнулась дверь – очевидно, дверь библиотеки: в коридор выскочил профессор Абронзиус. Альфред вздрогнул: библиотека была за поворотом коридора, так что друг друга они видеть не могли, зато слышать – вполне. – Ваши эксперименты, ваше сиятельство, чистое самоубийство! – Что за учёный не готов жертвовать собой ради науки? – граф, очевидно, вышел следом, и его голос звучал весело – Альфред готов был поклясться, что он улыбается. – Тем более, убить вас невозможно: если вы не заметили, то уже мертвы. – Какая разница? Это всего лишь придирки к словам! – Тем более, я не предлагал вам это пить. – Вы собирались выпить это сами! Это, ещё хуже! Вы, чья гибель способна уничтожить всех нас… – Не уверен, – спокойно оборвал его граф. – Кроме того, я не сказал, что наверняка это выпью. – Знаю я вас! Все вампиры тяготятся своим существованием! – Вы так в этом уверены? Последовала пауза. – В любом случае, от эксперимента я отказываюсь, – с вызовом произнёс профессор Абронзиус. – И хотя, без сомнения, вы можете распоряжаться мной, как распорядились фройляйн Шагал, я заявляю, что в здравом уме никогда не дам своего согласия на подобные вещи! – Сбавьте тон, профессор, у меня мигрень начинается. Вам бы не хотелось увидеть меня не в духе, верно? – Ну что вы, ваше сиятельство… – Я понял, что вы отказываетесь, – продолжал граф. – Думаю, нам обоим лучше вернуться к своим делам – ну или выйти прогуляться на свежем воздухе. Ночь сегодня хороша, снег идёт… – И правда, – отозвался профессор, – пойду-ка я немного разомнусь. Научные занятия, они, знаете ли… – Да-да-да… – Доброй ночи, ваше сиятельство. – Доброй ночи, профессор. После этого обмена любезностями снова наступила тишина: спорщики разошлись. – О чём это они, господин Альфред? – шёпотом спросила Магда. – Неужели господин граф на себя руки наложить хочет?! – Н-не знаю… не думаю, – юноша тревожно смотрел в сторону библиотеки. Он точно слышал шаги… Не успел он подняться с места, как из-за поворота вышел граф фон Кролок. И, как ни странно, он улыбался. – А, – сказал он, – вот и вы, Альфред! Вас-то мне и надобно. Добрый вечер. – Добрый вечер, – у юного вампира слегка отлегло от сердца. Но не слишком. А граф тем временем смотрел уже не на него: – Откуда здесь это животное? – Под лестницей сидел, ваше сиятельство… – голос у Магды дрогнул. – Ты его нашла? Как любопытно… – граф подошёл поближе. – Он может ходить? Почему до сих пор не сбежал? – Так ведьмин кот, ваше сиятельство! – и служанка пустилась пересказывать подробности. Граф слушал её очень внимательно. Потом спросил: – Собаки, говоришь? Ну-ка покажите, – и велел ссадить кота на подоконник. Потом расстегнул свой доломан: – Подержите, Альфред. Левая лапа? Ну-ка… Он ощупал коту бока, осмотрел пострадавшую лапу, прокушенное ухо, глаз. Кот весь насторожился, напрягся, но с подоконника не убегал. – Пожалуй, ничего такого не вижу, – решил наконец его сиятельство. – Разве что отощал немного, пока бегал, ну да это поправимо. Он на лапу как, наступает? Ходит? – Ой, да ходит! – сказала Магда. – Только плохо: хромает сильно и, видите, мяукает… – Мау. – Да уж, слышу, – усмехнулся его сиятельство. – Вот что: раны у него чистые, нагноения нет. Залижет. Вы что же, значит, хотите его оставить? – он взглянул на Альфреда. – А можно? – несмело спросил юный вампир. – Отчего же нельзя? Можно. Если Магда сумеет за ним уследить, чтобы он не портил мебель и ковры… – Услежу, ваше сиятельство! – горячо пообещала Магда. – Они ведь умные, всё-всё понимают. Да и если кошка в дом пришла, выгонять её нельзя: они ведь счастье приносят. – Да уж, счастье привалило, – скептически промолвил его сиятельство, оглядев кота. – Ну ладно. Только ему ведь нужно имя. Альфред, – он взглянул на юношу, – раз уж вам так хочется, так может быть, вы его и назовёте? – Я? – Альфред смутился. – Э-э-э… ну… может, Вотан? – неуверенно предположил он. – Просто у него один глаз, вот и… – Ой, как хорошо! – воскликнула Магда. – Можно будет звать Отти. Да? – Нет! – вскрикнул граф, напугав всех троих, включая кота, который вскочил и хотел уже спрыгнуть с подоконника, но тут его поймала Магда. – Не будет этого имени в моём доме, – чуть смягчившись, добавил он. – Хотите мифологии – зовите Одином. – Ну ничего, – сказала Магда, – будет Оди. Ему-то всё равно, правда? – она почесала кота за здоровым ухом; тот замурлыкал, как маленькая ручная мельница. – Лишь бы покормили. – Вот тем более, так что возьми его на кухню и накорми. Думаю, от крови он не откажется. – Спасибо, ваше сиятельство! – Магда обняла графа, слегка оторопевшего, потом одумалась, чинно присела, подхватила с подоконника Одина и унесла, воркуя над ним, как над ребёнком. – Гм, – сказал его сиятельство. – Ох уж эти женщины! Никакого сладу. Но как же она всё-таки напоминает… – Кого? – спросил Альфред. – Камеристку моей жены – её молочную сестру, её сводную сестру, если уж быть откровенным. Это, конечно, никак невозможно, да и характер у неё совершенно иного склада, но… – Он посмотрел на Альфреда – и протянул руку за доломаном: – Давайте сюда. Нет, помощь мне не нужна, – остановил он юношу, – во всяком случае, не в этом деле. Вы, конечно, слышали нашу перепалку с профессором? – Да, слышал. – И вам не любопытно узнать, из-за чего она произошла? Да не бледнейте, Альфред: за этим не кроется совершенно ничего ужасного. – Тогда… тогда любопытно. – Превосходно, – одобрил граф. – Пойдёмте. А в самом деле, что он задумал? Не то чтобы Альфред сгорал от нетерпения, просто… он знал, что его ждёт что-то таинственное. Готовый ко всему, он послушно двинулся следом за графом. Над холмами взошла луна, уже убывающая, но всё ещё круглая и яркая – пол в коридоре был исчерчен квадратами света, проникавшего сквозь окна. – Когда-то в здешних краях было множество охотников на вампиров, вы знаете? – Что? – вздрогнул Альфред. – А, да. Слышал кое-что. От профессора. – Очень хорошо. А знаете, почему? – Здесь было много вампиров? – Логично, – граф засмеялся. – Верно, вампиров здесь было предостаточно. А знаете, почему? Вы ведь изучали фольклор, насколько мне известно? – Да. – И предания о том, кто обращается в вампиров, конечно, не обошли вас стороной? – Нет. Это… ну, обычно это те, кто умер не своей смертью. Ещё колдуны, еретики, очень молодые или просто очень злые люди… Ещё те, через чей гроб перепрыгнула чёрная кошка. Ну и можно было просто родиться каким-то по счёту сыном в семье, и тогда… – Верно, верно, – его сиятельство улыбнулся. – Но вот про еретиков особенно кстати. Здесь, на этих землях, на равных правах были признаны целых четыре ветви христианской религии – католичество, кальвинизм, лютеранство и унитарианство, и существовала также пятая, хотя лишённая этого равенства, но также довольно многочисленная – православие. Так что, как вы понимаете, играть в «найди-еретика» можно было очень и очень долго. А существовали ещё те, кто на протяжении своей жизни по каким бы то ни было обстоятельствам переходили из одной веры в другую… у вас ещё не кружится голова, Альфред? – Кажется, немного кружится… Они подошли к библиотеке. – Тогда проходите, – граф отворил дверь, приглашая юношу внутрь. – Не бойтесь, профессора здесь нет: он действительно ушёл прогуляться. Кстати, знаю, он не обрадовался переменам в вашем сердце? – Не то слово, – вздохнул Альфред. – Он привыкнет. Не воспримет с радостью, скорее всего, но привыкнет. Я вам обещаю. Говоря всё это, его сиятельство провёл Альфреда между рядами стеллажей к небольшой дверце… которая, в общем, и скрывалась за одним из них: – Вход в мою лабораторию. Страшно? Альфред кивнул. Граф засмеялся: – Входите. Ничего страшного, впрочем, там не было. Лаборатория как лаборатория. Много застеклённых шкафов с разными образцами (ещё там стоял микроскоп), прозекторский стол, накрытый белой простынёй, ещё один стол, письменный, на котором в ряд выстроилось шесть мензурок с прозрачной жидкостью – Альфред решил, что это вода. Возле него стояло кресло с одной стороны и резной табурет с другой. Пол, выложенный камнем, был чисто выметен: очевидно, Магда, неся с собой дух чистоты, прошлась везде, куда только смогла попасть. – Садитесь, Альфред, – граф указал юноше на табурет. – Не очень-то удобно, понимаю, но это ненадолго. – Он сел в кресло с другой стороны стола и спросил, указывая на мензурки: – Как по-вашему, что это? – Вода, – не колеблясь, ответил юный вампир, глядя на опаловый перстень на его указательном пальце. – Очень хорошо. Как по-вашему, что же именно с ней не так? – Не знаю. Что? Граф вздохнул: – Ну подумайте! Где ваш дух мыслителя? – Я не знаю, – сказал Альфред, – ведь не могли же вы принести в замок святую воду? (Граф улыбнулся.) Или... да? Правда? Вы серьёзно?! – А вы догадливый юноша. – Но каким образом? Мы же ведь не можем даже находиться рядом с... – Альфред оглядел мензурки ошалелым взглядом. – Но находимся... – пробормотал он, взъерошивая пальцами свои кудрявые волосы. – Ага, – удовлетворено сказал граф, – с этого-то и начинается самое интересное. Вас ведь крестили в детстве? – Да. Моя мать была лютеранкой. – О, прекрасно. Мои родители были католиками: отец обратился в католичество ради матери, потому что его будущий тесть отказывался выдавать дочь за еретика. Кстати, обратился он из лютеранской веры: до того мой прапрадед, который изначально был католиком, переменил веру по убеждению. Видите, как бывает? – Да... а откуда эта вода? – Шагал принёс её вчера ночью. Я намекнул ему, что при жизни был католиком; но лютеранская церковь к замку ближе. В любом случае, какая разница? Один из нас уже должен был сбежать отсюда. Вы не ощущаете в себе этого непреодолимого желания? – Меня Герберт ждёт, – вспомнил Альфред, – он, наверное, рассердится... – Успокойтесь. Вы задерживаетесь, потому что вас задерживаю я. – А. Тогда ладно. Тогда нет, не ощущаю. А вы уверены, что это точно святая вода? – Альфред, я дал Шагалу приказание. Шагалу, которому чуть не проломила голову скалкой собственная любовница, которую он же обратил… не могу, кстати, не отметить его умение выбирать себе спутницу, в данном случае, не-жизни. Вы правда думаете, что он нарушит мою волю? – Нет. Я не подумал, извините. – За что же? Сомневайтесь, друг мой, сомневайтесь во всём: сомнение – это путь к истине. Итак, вы убедились в том, что вода действительно святая: во всяком случае, вот в этой мензурке, – он указал на крайнюю слева. – В остальных вода обычная, из колодца. Итак, Альфред, ваша задача – переставить эти мензурки, когда я выйду, чтобы только вы знали, которая из них может представлять опасность. Потом я вернусь... – И выпьете? – Нет, попробую её найти. Для чего бы мне её пить? Как вы, наверное, знаете, она должна обжигать при попадании на кожу, а устраивать себе добровольно ожог слизистой, глотки или внутренностей – вы же не считаете, что я безумец? Нет, Альфред, – он улыбнулся, – профессор сказал чепуху. Полагаю, он просто боится прикасаться к освящённым предметам... хотя распятие среди других вещей под покрывалом на ощупь даже не опознал. Странно, верно? Достаточно лишь создать препятствие для глаз – и вот, священные символы уже бесполезны. Полагаю, если создать препятствие для суеверного страха, как он есть, препятствие для глаз станет уже излишним. – То есть вы хотите... – Стать сильнее предрассудков и страхов? Возобладать над суевериями и фантазиями, которые навязали нам извне или которые мы взрастили в себе сами? Да, хочу. Так что же, вы мне поможете? Или сбежите, как ваш профессор? – Звучит грандиозно, – раздумывая, ответил Альфред. – Хорошо, я не сбегу, только пообещайте мне, прошу вас, что это действительно не опасно. Граф вздохнул. – Да что вы все вбили себе в голову! – сказал он. – Профессору простительно, он ничего не знает, но вы-то! Неужели за всё время Герберт ничего вам обо мне не рассказывал? – Нет, почему, – Альфред задумался, – вы учёный, вы скептик, и... ваш дар? – он поднял глаза. – Вы знаете, что случится? То есть сейчас вы знаете... – Что ничего не случится. Я в этом уверен. – Ну тогда… тогда хорошо. Поменять местами? – Да, Альфред. Итак, я ухожу. Он поднялся из-за стола и вышел из лаборатории. Юноша, обернувшись, посмотрел ему в спину: на его горделивую осанку, неторопливую походку, длинные чёрные волосы, этим вечером зачёсанные назад... Великолепен, как всегда, и кажется таким незыблемым, что даже сердце замирает… фух. Никогда Альфреду не доводилось встречать никого, кто всерьёз готов был бросить вызов смерти, времени, даже Всевышнему… ну и всем основам вампирологии в том числе. «Интересно, – подумалось ему, – а есть ли кто-то, кто всерьёз сумеет бросить вызов графу фон Кролоку? У меня не вышло, у профессора тоже… даже Герберт, как бы ему ни перечил, и то сдаётся рано или поздно. Конечно, ведь ни у кого из нас преимуществ перед ним нет… Кстати, он уже ушёл. Я-то что сижу?» И торопливо повернулся обратно к мензуркам. Так-так-так, святая вода здесь… ну пусть будет второй с краю. С другого краю. А эти тоже нужно поменять местами, а то сразу будет понятно, что он к ним не касался. Всё. Надо позвать графа. Когда старший фон Кролок вернулся, он первым делом велел Альфреду отсесть к стене и прошёлся вокруг стола, обратив внимание на то, что все мензурки так или иначе переставлены: – Ага, вижу, вы всерьёз решили меня запутать! Ну что ж, это похвально: вам удалось. Так… – он склонился к столу и внимательно не то пригляделся, не то принюхался. – В этих двух вода совсем свежая – очевидно, она и есть из колодца, – он выбрал две мензурки из середины, – так что убираем их. Видите где-нибудь здесь ведёрко? – Да, вот, – Альфред заметил ведёрко в углу и принёс ему. Граф выплеснул туда воду, поставил ведёрко у стола и отдал юноше пустые мензурки: – Поставьте на окне. Так, продолжаем… осталось четыре, и разницы между ними я не вижу. – Он уселся за стол и подпёр голову ладонями. – Интересно… – А может, химический состав? – робко предположил Альфред. – Тс! Не подсказывайте! Да и что, я, по-вашему, похож на лакмусовую бумажку? С другой стороны, в одном вы правы: пора переходить к пробам. – Но вы же обеща… Граф дирижёрским жестом поднял указательный палец, призывая юношу к молчанию. Поднял – и опустил в первую мензурку. – Ничего не ощущаю, – сказал он. То же самое он проделал с тремя остальными порциями воды, и после каждой ответ был один и тот же. Вытерев руку носовым платком, его сиятельство задумчиво перевёл взгляд на Альфреда: – Вы же не подменили воду из соображений моей безопасности? – Ч-честное слово, – отозвался юный вампир, которого немножко потряхивало от нервного напряжения, – нет. – Тогда которая? – Вторая справа. Ну или слева. От меня справа. – Вот эта? – Да. – Поразительно, – сказал граф. – Кто бы мог подумать? И коснулся пальцем воды. Альфред вскрикнул… Точнее, они с графом вскрикнули одновременно. Только граф ещё и отдёрнул руку: – Чёрт! Жжётся, как кипяток, – пробормотал он и засмеялся: – Альфред, вы видели? Вы это видели? Даже палец немеет… Нет! – он остановил юношу, который вскочил было с места. – Сядьте, что бы вы ни задумали. Это всё моя несобранность, – продолжал он, гипнотизируя взглядом ту самую мензурку, – это доказывает, как страхи заполоняют и затмевают наш разум, стоит только дать им волю. Но я знаю: всё ложь. Бог мёртв, и я не верю! И, вытянув руку над ведёрком, спокойно вылил всю воду до последней капли себе на ладонь. Отставил мензурку, потёр руки друг о друга, умывая их. Ничего сверхъестественного больше не произошло, зато послышался стук упавшего тела: Альфред, не выдержав, свалился в обморок. – Боги и дьяволы! – вздохнул его сиятельство, поднимаясь с места. – До чего впечатлительное создание… Он шагнул было к Альфреду, но юноша уже очнулся сам и кое-как сел, привалившись к табурету: – Это был не сон… – Нет, это был не сон, – фон Кролок вытер руки о простынь, которой был застелен прозекторский стол. – Как вы себя чувствуете? – Кажется, мне дурно… – пробормотал Альфред. – Или нет? – он взглянул на графа. – Я не знаю… – Думаю, вам лучше отдохнуть, – его сиятельство протянул ему руку, но Альфред с опаской отпрянул. – Да не бойтесь! Если эта вода может быть опасной для меня, значит, вам, как представителю иной конфессии, страшиться нечего, – он продемонстрировал юноше левую руку: кончик указательного пальца был покрасневшим, как обожжённый. – Вставайте. Юный вампир счёл его слова убедительными. С помощью графа он поднялся с пола и позволил вывести себя из лаборатории. Ему определённо было о чём подумать и что рассказать Герберту. И профессору, вероятно… если предположить, что они когда-нибудь сойдутся как нормальные собеседники. Когда-нибудь. – Вам не больно? – спросил он графа, когда тот уже вёл его по коридору. Библиотека осталась позади, и здесь воздух был как будто свежее: он позволял вздохнуть полной грудью. А Альфреду очень хотелось отдышаться, как после быстрого бега. И вообще, только то, что граф его поддерживал, давало ему возможность идти ровно и не падать. – Пустяки. Поболит и перестанет. – И всё-таки я так и не понимаю, что случилось. Получается, достаточно просто сказать «не верю»? – Сказать недостаточно: нужно призвать на помощь все свои знания, свой здравый смысл, воспоминания, которые могут опровергнуть то, что происходит, наконец. Профессор наверняка говорил вам, что просто показать вампиру распятие недостаточно: нужно призвать на помощь всю свою веру. Ведь говорил? – Кажется, да… – Ну вот, очевидно, для защиты требуется то же самое, только наоборот. Парадоксально, но, как видите, это работает. Шагал был правоверным иудеем, и оттого ни распятие, ни какие-либо другие христианские святыни его не страшат: он в них не верит. Точно так же покажите мне звезду Давида, покажите печати, что используют для защиты от нас на востоке – эффекта не будет, поверьте. В своих опытах я исходил из мысли, что та власть священных предметов над нами, которую охотники используют как несомненное оправдание свыше для нашего истребления – сильнейшее в своём роде самовнушение, и не более того. – Но почему... – Хотел бы я знать, Альфред, – вздохнул его сиятельство. – Увы, наука гораздо чаще может ответить на вопрос «как», нежели «почему». Вероятно, вы слышали о стигматах? – Да, но это ведь... чудо? Или обман? Граф ответил слабой улыбкой: – Я так не думаю. Альфред задумался… и, в наступившей тишине, вдруг услышал пение. Голос напевал ну просто до боли знакомую мелодию, и поскольку принадлежал он Герберту, сомневаться не приходилось: в отсутствие своего chéri младший фон Кролок решил принять ванну. На сегодняшнюю ночь прогулка явно отменялась… и все труды по накладыванию косметики, которым Герберт посвятил добрых сорок минут, также пропали даром. В воображении Альфреда прозвучал раскат грома. – Мы с Гербертом собирались идти гулять, – сказал он графу. – Ну что ж, – отозвался его сиятельство, – очевидно, вас не было слишком долго, и Магда, покормив своего питомца, сообщила моему сыну, что на прогулку ушёл профессор. Они с Альфредом посмотрели друг на друга. – Думаете, это не значит ничего плохого? – спросил юноша. – Думаю, злости Герберта хватит минут на десять, если он будет вести диалог с вами через дверь, и на пять, если он сразу заметит, как вы взволнованны. Если пожалуетесь на головокружение, выиграете ещё пару минут... в любом случае, задерживать вас я больше не стану. Торопитесь, Альфред. «Ну вот, опять, – огорчённо подумал юный вампир. – Спасибо, Альфред, молодец, Альфред, ну а со своими проблемами ты тем более разберёшься сам. Ладно, графу хотя бы ассистировать приятнее, чем профессору: не обзывает, не кричит, вот, проводил даже... и сейчас стоит, вслед смотрит», – добавил он про себя, обернувшись. Старший фон Кролок действительно остановился там, где они расстались, и... наблюдал? Альфред было замер в недоумении, потом решительно тряхнул кудрями и направился к дверям спальни виконта. Герберт в ванной, так что лучше пройти через неё. Дверь в ванную оказалась закрыта. Альфред кашлянул и робко постучал. Пение усилилось – теперь оно звучало так же старательно, как упражнения ребёнка, который только учится играть гаммы. – Герберт, – начал Альфред, – прости меня, я только... Пение прекратилось. Плеснула вода. Потом донеслось: – Жди меня в спальне, я выйду. Тон был повелительный и раздражённый – Альфред не стал перечить. Одно ясно, присоединиться его не позовут... А жаль. Ванну они принимали вместе дважды, и если первый раз, в ночь перед возвращением Сары, Герберт только слегка дал волю рукам (но и это «слегка» ввергло Альфреда в состояние полного блаженства), то прошлой ночью он вновь домогался его пальцами, да так успешно, что больше ничего и не понадобилось... а хотя нет: один укус в шею – и Альфред, задыхаясь... Он, в общем, плохо помнил, что именно происходило с ним в тот момент; только когда он очнулся, Герберт смотрел на него весело: – Ты знаешь, я даже не буду спрашивать, понравилось ли тебе. И угадай, почему же? Ах, сколько же в тебе страсти, сколько скрытого желания, Альфред! Знаю, однажды ты совершенно сведёшь меня с ума, и я не стану противиться. Но пока – не будем торопиться. Прижмись ко мне... Прижиматься к нему – и обнимать его, и целовать, и гладить в этой тёплой душистой воде, пока с его губ не сорвётся тот самый вздох, вестник приближающегося наслаждения, – всё это нравилось Альфреду, он даже не без гордости считал, что кое в чём преуспел за последние ночи. Так почему было не повторить это сейчас? И какая разница, где он задержался, зачем... К чему бесконечные объяснения? Но нет: Герберт предпочитал злиться. Огорчённый таким неласковым приёмом, Альфред прилёг на кровать, на голубовато-сиреневое покрывало, расшитое золотыми цветами, и, думая о том, как же ему всё-таки везёт, что по жизни, что по не-жизни, понемногу задремал. Разбудил его шлепок по ягодице. Альфред подскочил: конечно, только что он, ничего не подозревая, спал, свернувшись калачиком, а тут такое! Хорошо, что у вампиров не может быть разрыва сердца. – Решил всё-таки проверить, каково это, бодрствовать днём? – спросил Герберт. Он уселся на кровать, в пижаме, какой Альфред ещё не видел у него – шёлковой, лазурно-голубого цвета, – и, вооружившись пилочкой, стал полировать ногти. – Ты злишься? – несмело спросил юный вампир: такие вещи лучше знать заранее. Особенно если речь о виконте фон Кролоке. – Оставил злость за дверью, – вздохнул Герберт. – Ну, чем будешь оправдываться? – Меня задержал твой отец, – Альфред поморгал, стараясь до конца проснуться. – Ему нужно было помочь, потому что профессор отказался, а он очень хотел провести этот эксперимент, ну и... – Эксперимент? – виконт заинтересовался. – Какой ещё эксперимент? Альфред пожал плечами: – У меня самого в голове не укладывается, если честно... И выложил всю историю. Услышав про святую воду, Герберт выронил пилочку, а когда дошло до того, как граф вылил всё содержимое мензурки себе на руку, взор виконта и вовсе помутился, веки сомкнулись, и он стал заваливаться набок – так и свалился бы с кровати, не схвати его Альфред: – Герберт, Герберт! Ты меня слышишь? Ты в порядке? – В некотором роде... – слабо пробормотал виконт. – Пить хочется. – Да, там вода... – Альфред было обернулся, но почувствовал, как его берут за руку, почувствовал прикосновение губ к запястью и замер, охваченный сильным волнением. – Нет, chéri, – шепнул Герберт, – только не вода! И зажмурился – только кончики клыков сверкнули белизной из-под верхней губы. Это было не больно – но Альфред вскрикнул: больше от неожиданности, больше от того, что его возлюбленному нравилось, когда кричат, больше от того, что от удовольствия, выплеснувшегося в кровь, закружилась голова, и он сам стал терять равновесие... Герберт опустил его на покрывало, гладя и лаская, не отнимая его запястья от своих губ, а потом стал зализывать ранки, то почти давая им закрыться, то с причмокиванием вновь приникая к ним, и Альфред почувствовал, как за равновесием медленно отступает и сознание. Только поцелуй Герберта и вкус собственной крови на его губах заставил его вновь начать осознавать происходящее и самого себя. Он лежал навзничь, обессиленно раскинув руки и ноги, но ему было так хорошо... Хотелось обнять Герберта – поцеловать его, прижаться к нему и не отпускать его никогда. Виконт отбросил за спину длинные светлые волосы и расстегнул ворот пижамной рубашки, обнажая белую шею, ключицу и плечо. – Ну, – сказал он, – теперь ты, – и Альфред, приподнявшись, вонзил клыки в его нежную кожу, благоухающую жасмином. Герберт тихо застонал; его тело расслабилось, стало податливым, как воздушное облачко. Альфред сжал его в объятьях; и кровь на его языке была сладкой, как самый лучший шоколад... даже ещё лучше. Он сосал её, глотал долго, как мог – пока не устал, пока не почувствовал, как всерьёз слабеет в его объятьях виконт, и не понял, что, пожалуй, лучше это прекратить. Закрыв ранки на шее Герберта, юный вампир прильнул к его губам, целуя горячо и долго. Они так и легли, обнявшись, вдвоём – тихие, спокойные, словно наигравшиеся дети. – Предлагаю спуститься в склеп сегодня, – шепнул Герберт, слегка потягивая кудрявую прядь волос своего chéri. – Это всё так нелегко даётся... ну ты заметил. – Да... – Альфред зевнул. – Ох, извини... Виконт устало рассмеялся. – Я люблю тебя, – прошептал он Альфреду на ухо. – Люблю, люблю... – И я тебя, – юный вампир вздрогнул и даже покраснел. – Тоже, очень... – Правда? Альфред кивнул, очень серьёзно. Герберт поцеловал кончики его пальцев и улыбнулся. Он становился таким красивым, когда улыбался... и очень хитрым. Просто очаровательным. Альфред правда его любил, сильнее, чем когда бы и кого бы то ни было. Словно крылья за спиной у него расправлялись от этой улыбки. Может быть... действительно не стоит больше ждать? Он обязательно над этим подумает... потом.***
Когда граф, как и обычно, в сопровождении Куколя, спустился в склеп под утро, то услышал из другого саркофага смех и тихие перешёптывания, вслушиваться в которые вряд ли было бы прилично. Поэтому вслушиваться он и не стал, а просто сказал погромче: – Спокойного дня, дети. Перешёптывания прекратились, кто-то стукнулся изнутри о гроб, потом Герберт отозвался, по-французски, а за ним и Альфред, по-немецки и слегка запнувшись. Всё как полагается. Его сиятельство усмехнулся и, устроившись для дневного сна, завернулся в плащ. Куколь задвинул саркофаг крышкой. Стало темно и тихо... минут на пять. В другом саркофаге сосредоточенно завозились: завязалась короткая борьба, закончившаяся полной и безоговорочной капитуляцией сопротивляющейся стороны. Граф поджал губы. Он испытывал противоречивые чувства: в некотором роде отцовскую гордость, с одной стороны (верно, фон Кролоки и не должны знать отказа), праведный гнев того, кому мешает спать шумное соседство, с другой, ну и... что-то ещё. Золотая монетка упала на дно пруда, в скользкую тину; но блестит оттуда, блестит и дразнит, и нет возможности её достать, и нет сил забыть о ней, хотя под рукой существуют ещё сотни других; и никакому вампирскому самовнушению это чувство не поддаётся. Чудовищное, ужасное чувство. Оно начало одолевать его с ночи, после того, как ушёл Альфред, разошлось под утро и, чего следовало ожидать, мучило весь день, толком не давая спать. Только под вечер сон одолел его, так что в итоге проснулся граф значительно позже, чем обычно – разбитый, с головной болью и в ужасном настроении. Клочок неба, видневшийся высоко в окошке, усыпали яркие звёзды – было часов около десяти; но, что удивительно, в другом саркофаге тоже ещё спали: он был плотно закрыт. Ну что ж, пусть хотя бы они выспятся. Граф поднялся наверх, зная, что в кабинете его ждёт целая куча неразобранной корреспонденции – занятие на весь вечер, на которое у него, признаться, сейчас не было ни желания, ни сил. Прилечь, что ли... Пожалуй, да. Он не слишком любил свою спальню, но кроме неё натоплено сейчас было только в кабинете, а там лечь было некуда, кроме как на диван, на котором во весь рост не вытянешься. Надо сказать Куколю, чтобы разжёг камин в маленькой гостиной, решил его сиятельство, снял кафтан, камзол, надел халат и лёг на застеленную кровать, млея от ощущения мягкой прохладной подушки под затылком. Как же хорошо! Сколько же лет он тут по-настоящему не спал? Много. Очень много. Он всё ещё помнил, как был заперт три года в этих стенах, и всё ещё помнил своё обращение. Слишком хорошо помнил. И первое убийство. И первые проблески сознания почти тут же. И запоздалый, бессмысленный ужас... он всё это помнил. Той ночью дверь тихо скрипнула... «Посмотри, я – твоя вечность. Ты готов сказать мне "да"?» «Сгинь! Исчезни! Лучше смерть!» – хотелось сказать графу вместо этого, но прикованный к постели, обречённый, бесполезный – разве он мог чего-то хотеть? Разве имел право? Нет. И он уже знал, что перед ним тот, кому предстоит забрать его жизнь. Это было неизбежно. С первой минуты, как они встретились, как он взглянул в эти глаза, полные искорок отзвучавшего смеха, услышал этот голос, перевернувший всё у него внутри, он понял, что так оно и есть. «Не бойся: больно только поначалу. Это может быть и очень приятным – и, обещаю, тебе станет очень приятно, или я не Генрих фон Кролок! Правда, потом ты немножечко умрёшь, но это ничего: я буду рядом всё время, я не отпущу тебя, и ты никогда не пожалеешь о том, что принял мои объятия, поверь мне!» Это, конечно, было ложью, и он знал о том, что ничем другим это не может быть. От него ускользало только понимание, почему... дар не помогал. Он не мог нащупать причину. Неужели потому, что это знание могло бы изменить его судьбу, и не только... Что-то прыгнуло на кровать, что-то тяжёлое. Граф резко принял сидячее положение, готовый схватить, отшвырнуть... – Мау. – Да чтоб тебя! – вырвалось у его сиятельства. – Брысь отсюда! – Он уже ухватил с ночного столика подсвечник – но передумал и, протянув руку, задумчиво почесал кота за здоровым ухом. Тот заурчал и замурлыкал, напоминая ход колеса водяной мельницы. – Что тебе от меня нужно, животное? Мурлыча, Один свернулся у него под боком громадным мохнатым клубком и закрыл жёлтый глаз. – Я ещё не ужинал, ты это понимаешь? Кот шевельнул ухом. – И один ты тут не останешься, даже не надейся. Вы поглядите на него! Вот ведь скотина! – фыркнул граф, почёсывая Одина по шёрстке, отчего тот с ещё большим удовольствием выводил свою кошачью песенку: мур-мур, мур-мур. – Почему же ты всё-таки не убегаешь? А, ладно, чёрт с тобой. Спи. И сам улёгся. Мур-мур, мур-мур... ... и не заметил, как заснул. Открыл глаза он только в полночь – что странно, чувствуя себя уже гораздо лучше. Он скосил взгляд: кот сопел на прежнем месте. Граф поднялся, вытянулся во весь рост, до похрустывания в мелких косточках, и позвал Магду. Пора ужинать. – Никого не потеряла? – спросил он её, когда она пришла с чашкой крови, как обычно. И кивнул на кровать, где потягивался Один. – Ой! – Магда обрадовалась. – Так вот он где! А я-то думала, убежал куда или случилось что... – Да куда он теперь отсюда убежит, – вздохнул граф. – Вот что, ты его забери: нечего ему тут без меня делать. Это ж надо, явился, ты подумай... – Так за вами и пришёл, как вы его запустили? – Магда взяла Одина на руки. Тот мяукнул. – Что значит запустил? – удивился граф, обернувшись на неё. – Так я его на день во двор выпустила и дверь закрыла, как вы сказали, чтоб он не ходил тут, – охотно пояснила Магда. – А как стемнело, выхожу – так и дверь открыта, и следы, его и ваши. Граф поставил чашку на стол и утёр губы салфеткой. – Мои? – спросил он. – Ты уверена? – Ну, может, господина виконта. Только не господина Альфреда, и не господина профессора: он только потом проснулся, я ему ужин относила, а то ведь так и упокоится, за книжками-то! – Магда засмеялась. – Ну и мой благоверный тоже никуда не выходил, – добавила она. – Мы как проснулись... – Полно, – перебил её граф. – Вот что: оставь-ка эту зверюгу тут и сейчас же приведи моего сына и господина Альфреда, если они проснулись. Ты их видела? – Да, у себя они были. – Вот и приведи. Я хочу видеть их. – Как скажете, ваше сиятельство, – Магда опустила кота на ковёр. – Ой, вы прямо даже в лице переменились! – заметила она. – Случилось что-то? – Пока не знаю. Иди. Магда заторопилась было к дверям, но вдруг обернулась: – Ваше сиятельство, погодите! А ежели они там... ну... – она повела плечами, – заняты чем? – Так пусть оденутся и идут сюда, немедленно! Так и скажи. – А, хорошо, ваше сиятельство, – Магда кивнула и побыстрее выскользнула за дверь. Разозлится ещё, с него станется! И чего он дёрганый такой сегодня? В спальне виконта нашёлся только Альфред: стоял у окна и смотрел вниз. И чего он там увидел? Магда подкралась и тихонько шепнула ему на ухо: – Господин Альфре-ед! (Юноша подскочил.) Ну вот, что ж вы всего пугаетесь? – Магда... – Альфред перевёл дыхание. – Это ты... – Ну так а кто же? А господин виконт где? Красоту наводит? – Нет, ушёл за книгой. Сказал, что сейчас вернётся. – За книгой? Это к профессору, что ли? – Магда растерялась. – Ох, а мне господин граф велел вас обоих привести. Немедленно, говорит, и чтоб обоих. – Зачем? – Да не знаю! Следы ему не понравились. Ну так и что с того, что господин виконт Оди запустил? – Магда пожала плечами. – Это ж ведь он был? – с надеждой спросила она Альфреда. Юноша медленно покачал головой. – Ой! Так это у нас тут что, чужой, что ли? Побегу скажу его сиятельству! А вы господина виконта отыщите! – Он... – крикнул было Альфред ей вслед, но Магда, подхватив юбки, уже выбежала из спальни. – Знает, наверное, – устало заключил юный вампир. – Прекрасно! И где я его найду? Кто может быть в замке? Вампиры? Охотники? Мысль что об одном, что о другом Альфреда не радовала. Он бросился в гардеробную, отыскал под шкафом свой чемодан и вытащил из-под писем, во-первых, пару тонких кожаных перчаток (специально для опасных образцов), а во-вторых, небольшой деревянный кол. Это было первое задание, которое он получил от профессора – выстругать кол самостоятельно; так что теперь он имел полное право носить его с собой, на удачу. Молотка, правда, у него не было, но он ведь теперь вампир, так что если хорошенько врезать, можно и без него обойтись, а хороший удар колом в грудь живому понравится не больше, чем не-мёртвому. Так что, натянув перчатки, Альфред ухватил кол понадёжнее, прижимая к внутренней стороне запястья, и выбежал в полутёмный коридор. Герберта там, конечно, не было. Хотя на мгновение Альфреду показалось, что он услышал шаги. Но то, наверное, было эхо его собственных шагов, так что, не думая ни о чём больше, юноша побежал в библиотеку. Он распахнул дверь... но библиотека была пуста. Даже профессор куда-то подевался – а ведь Альфред и ему был бы рад, лишь бы спросить, где Герберт! Он хотел взобраться по винтовой лестнице наверх – вдруг профессор смотрит на звёзды? – но чьи-то шаги пронеслись вдоль библиотеки, быстрые, лёгкие, с чётким стуком каблуков, и Альфред бросился обратно к дверям. Вовремя: очутившись в коридоре, он успел увидеть расшитые фалды фрака и светлые волосы – их обладатель скрылся за углом. Альфред бросился за ним: – Герберт, стой! Но куда там! Пока Альфред добежал до угла, за ним уже было пусто, а коридор уходил совсем уж в темноту, и... Но вампирам же нечего бояться в темноте, верно? Тем более что там мелькнуло какое-то светлое пятно. – Герберт! – Альфред пустился в погоню. Странно, у вампиров ведь хороший слух, разве нет? Ну ничего, мышцы у них тоже выносливые. – Герберт, подожди! Но Герберт как будто его не слышал – во всяком случае, он всё продолжал свой путь, удаляясь, словно заманивал куда-то за собой. «Да ведь не за призраком же я гонюсь!» – испугался было Альфред, но тут Герберт вдруг остановился. Коридор выводил в портретную галерею; перед портретами он и замер, в задумчивости, подперев подбородок указательным пальцем. И тогда Альфред тоже остановился: он заметил, что что-то не так. То есть... Герберт действительно стоит вот так? И он забрал волосы в хвост? Когда? А ещё в воздухе пахло духами. Сильный аромат, цветочный, свежий и прохладный, как дыхание ранней весны. У Герберта были другие духи – вроде бы и сладкие, но с горечью в самом сердце, более мягкий запах... Другая причёска, другие духи и одежда тоже другая – Альфред понял это, когда подошёл ближе. Герберт уходил в длинных брюках, он точно помнил это, а на том, кто стоял перед ним, были жемчужно-серые кюлоты в тон фраку, и белые чулки. И хотя Альфред подошёл к нему уже почти вплотную, он не поворачивался. – Герберт! – сказал юноша, просто чтобы незнакомец обернулся. Однако тот не подумал даже переменить позу. Лишь ответил: – М-м-м... тепло. Но нет. Подумай ещё немного. Тембр голоса у него был мягкий, с ленивой такой хрипотцой. Как мурлыканье. В нём не чувствовалось ни малейшего желания напасть – скорее, устроиться у огня и завести неторопливую беседу. Альфред даже растерялся: это и есть тот самый посторонний, который должен представлять опасность? Вот это? – Кто вы? – спросил было он, как вдруг услышал поодаль, позади, топот каблуков и крик Герберта – виконт мчался к ним со всех ног: – Альфред! Отойди от него! – О! Либо он не узнал меня, либо узнал и совершенно мне не рад. Как думаешь, что лучше? – незнакомец взглянул на него с озорной улыбкой, и Альфред вздрогнул: теперь он узнал его, узнал именно по этому озорству и по насмешливому взгляду ясных глаз, вблизи слегка зеленоватых, как вода в пруду. На него смотрел мужчина с портрета – того самого, спрятанного в комнате, который он нашёл в ночь своего возвращения в замок: – Я Генрих. Генрих фон Кролок. А ты, значит, Альфред?