На площади полки. Темно в конце строки. И в телефонной трубке эти много лет спустя Одни гудки. И где-то хлопнет дверь, И дрогнут провода. Привет! Мы будем счастливы теперь И навсегда.
Эти прогулки выглядели странно и отрывочно. Если честно, то Дину очень сильно хотелось уйти куда-то с Касом и провести с ним наедине хотя бы день, делая то, что хочется. Не выбирать, куда бы можно было сбежать на столько, чтобы никто не заметил (да-да, Винчестер прекрасно знал, что все и так обо всём знают, но предпочитал оставаться в мире иллюзий) и ненадолго, чтобы не случилось ничего экстренного за время их отсутствия, а просто уйти утром и прийти на следующий день, не задумываясь о последствиях. Из-за невозможности пока осуществить это желание, охотнику казалось, что его фантазия разом схлопнулась и усвистела в дальние края — он терялся в догадках, куда можно было ненадолго сбежать с Ангелом, всё казалось пресным. Впрочем, когда Дин и Кас шли по дороге, взявшись за руки, понятие «пресно» перестало существовать в принципе; куда бы они ни шли вместе, это было потрясающим. — Точно ничего не случится, если мы уйдём? — в который раз спросил Кастиэль, озабоченно оглядываясь назад. — Уймись, — попросил Дин, бросая взгляд по сторонам. Паранойя Ангела уже начинала надоедать. — Всё нормально. Или для тебя объяснение «Елена будет только счастливее» уже не катит? — Я не думаю, что она уже будет счастливой, — негромко пробормотал Кас, опуская голову. — Хей, — возразил охотник, дёргая Серафима за пальцы. — Всё будет хорошо, ясно? Она же Сингер, значит, у неё в крови слоновье упрямство. Она выкарабкается. — Это не обычная болезнь, Дин, — тяжело вздохнул Кастиэль. — От этого нет противоядия, нет таблеток… В данный момент Елена балансирует на краю пропасти, она в любой момент может сорваться — стадия слишком поздняя. — Тебе вообще известно такое выражение, как «быть оптимистом»? — поинтересовался Винчестер, снова дёргая Ангела за руку. — Мы найдём выход, всегда находили. Тем более, уже есть изменения — на этой стадии люди обычно больше похожи на демонов, чем на людей, а Елена прекрасно держится. Может, у неё иммунитет… Кастиэль не знал, как правильно ответить. Он прекрасно понимал, что Дин уже успел привыкнуть к девушке, даже привязаться, и отчаянно ищет хоть малейшую зацепку для поддержания общего уровня настроения и надежд на лучшее. А ещё Кастиэль не знал, как лучше поддержать человека, когда ему плохо. Он чувствовал, что охотник изводит себя из-за собственного бессилия, поэтому сделал то, что первое пришло в голову — повернулся и крепко обнял Дина, уткнувшись носом в его шею. — Обнимашки, — смущённо пробормотал Винчестер, аккуратно обнимая Ангела в ответ. Кас понятия не имел, почему Дин смущается из-за этого больше, чем от поцелуя. Поэтому не нашёл ничего лучше, чем поднять голову и неуклюже прижаться к охотнику губами, вкладывая в этот жест всю свою поддержку и понимание. Кажется, он правильно сделал — от Дина перестало нести смущением, и мужчина ответил на поцелуй, прижимая к себе Ангела сильнее. Винчестеру нравилось думать, что он учит Кастиэля всем прелестям отношений, но на самом деле Серафим слишком быстро всё осваивал, поэтому уже через пару минут водящим стал он, а не бравый охотник. Бравому охотнику и это понравилось, так что он не сразу заметил, что перестал ощущать землю под ногами. — Чт… Они находились в воздухе. Дин отчётливо видел, как шесть тёмных крыльев размеренно бьют по сторонам от Каса, а полёт был ровным и почти незаметным, если закрыть глаза. Что, кстати, идёт в минус Елене: её «весёлые полетушки» становились удобными только тогда, когда пассажир истрачивал все силы на мольбу об отмене самодельной турбулентности. Кастиэль явно ожидал протестов и ругани, но Дин только слегка повернулся для того, чтобы видеть землю, и заулыбался, разглядев в глазах Ангела почти осязаемый знак вопроса. — Это круто, Кас. Едва эти слова сорвались с губ охотника, Кастиэль резко пошёл вниз так, что у Винчестера кишки подхватило. — Кас! Дин собрался было разразиться гневной тирадой, как увидел, что Серафим радостно улыбается. Возмущение тут же сошло на нет, и Винчестер захохотал — счастливо, громко и по-детски чисто. — Пилот Кастиэль Богович, впереди препятствие! — рявкнул Дин, сразу же возведший себя до статуса подполковника. — Есть, подполковник Дин Винчестер! — прочитал его мысли Ангел и вздёрнул пассажира вверх за куртку, не давая протаранить ногами детские качели. — Куда прикажете лететь? — Полный вперёд! — провозгласил охотник. — Куда угодно, главное, не спускайтесь на вражескую территорию! Кажется, Серафим понял, что вражеская территория сейчас — это вся земля, и ощутил такое безграничное счастье, что перевернулся в воздухе, на всякий случай прижав к себе человека как можно крепче. — Смотри-ка, пилот! — перекрикивая потоки воздуха, гаркнул Дин. — Прямо по курсу толпа гражданских! — Прикажете уйти в укрытие? — в тон охотнику спросил Кастиэль. — Да ты что! — возмутился Винчестер. — Прямым ходом и с виражом над очешуевшими смертными! Кас не стал спорить — какая разница, как люди отреагируют на двух мужчин, летящих по воздуху, если им сейчас так хорошо? Ангел резко спустился ниже, давая Дину возможность насладиться «американскими горками», и замедлил ход. Охотник принял позу «расслабон после хорошего секса» и присвистнул. — Хэй, на палубе! — заорал он, широко улыбаясь. — Как дела? Кастиэль аккуратно пролетел мимо вставших в ступор людей и покрепче схватил Дина за одежду. Девушки внизу запищали, парни тупо стояли, раззявив рты. — У меня есть Ангел, а у вас нет! — заржал Винчестер и перевернулся. — Кас, крылья в растопырку и полный вперёд! Ангел тоже засмеялся и взмыл в воздух, штопором уходя под облака. Он окружил Дина защитой, поэтому ему не было холодно — они могли летать сколько угодно и где угодно, весело смеясь. Хоть методы эти и неординарные, Кастиэлю удалось вывести Винчестера из состояния «пойти и убиться об стену». Может, он и не понимает людей так, как положено, но зато Дина он узнаёт с каждой секундой всё больше, и, в конце концов, разве это не самое главное?***
Боль продолжалась до тех пор, пока я не умерла. Я действительно так думала — тело окутывал холод, мне было абсолютно плевать, даже жалкие остатки прошлой Лены догорали на дне измордованной души. Мне хотелось восстать из пепла, посмотреть на мир сквозь черноту и огонь Преисподней, хотелось забыть о боли в спине и просто прекратить ощущать себя так, будто я каждую минуту тащу на себе немаленький груз. А потом я почувствовала, как смех вырывается откуда-то из тьмы; вверх, вверх, пока не выплёскивается наружу, заставляя сболтнуть что-то откровенно тупое, прямо как раньше. И я понимаю, видя у себя на груди лохматую и сонную голову охотника — я дышу, вбирая в себя запах свежести и лёгкий аромат мужского одеколона, дышу, заставляя себя бороться с демоном. — Твои лохмы мне в рот попали. Из-под взрыва на птицеферме, коей были волосы Сэма, выглянул тёмно-зелёный глаз и отстранённо уставился на меня. Мне очень хотелось посоветоваться с кем-то насчёт моей задумки, но я не могла. Я уже чуть было не проговорилась Сэму — тут вообще хрен что скроешь, один щенячий взгляд чего стоит, — и больше хлопать ушами не собиралась, вряд ли хоть кто-то это одобрит. Глаз продолжал наблюдать за мной, и я почувствовала, как щёки наливаются краснотой. Заметив это, глаз удовлетворённо моргнул и скрылся под спутанными лохмами. Тоже мне, эксперт. Раз румянец появился — значит, здорова? Тихо фыркнув, я протянула руку, сверля взглядом расчёску, лежащую на тумбочке в другой части комнаты. Расчёска лениво подползла к краю и благополучно свалилась на пол. Сука. Я напряглась так, будто собралась рожать, расчёска скрипнула зубчиками по паркету и внезапно скакнула вперёд, со всего размаху вмазав мне по лбу. — Блять! Сэм подскочил, на автомате потянувшись к пистолету, но я нажала пальцами на его макушку, и Винчестер снова брякнулся мне на ноги. — Лежи, лежи, — успокаивающе пропела я, бросая испепеляющий взгляд на расчёску, мирно валяющуюся рядом. Ну держись, хренотень. Я тобой буду расчёсывать волосы Сэма, ни одного зубчика не останется! Охотник успокоился только тогда, когда почувствовал на волосах мои пальцы. Процедура расчёсывания уже вошла в практику — я довольно часто брала на себя обязанность распутывать лохмы Сэма, тогда как он распутывал мои. Дину тоже это нравилось — он всё хотел заплести нам одну косу на двоих. Ещё одна, кстати, несправедливость: волосы Сэма росли поразительно быстро, уже вернувшись к привычной длине после моей мсти, тогда как я, чтобы добиться нынешней гривы, мучилась несколько лет. — Ай. — Тш. Вот и поговорили. Спустя пять минут, когда всё было расчёсано, Сэм повернул меня к себе спиной и принялся обрабатывать рубцы, оставшиеся от крыльев. Я честно не знаю, как это всё вообще можно назвать. Да и не пыталась узнать — сосредоточилась на том, чтобы не показывать виду, что мне больно. Последние два дня целиком и полностью состояли из лжи; я ни разу не пискнула и ничем не давала понять, что чувствую изменения и страдаю. — Ты совсем не похож на Джареда Падалеки, — зачем-то сообщила я. — Это плохо? — Сэм не показал, что услышал, как срывается мой голос. Я так и знала — обмануть его у меня никогда не получалось. — Нет, — отозвалась я, скашивая взгляд назад. — Вы абсолютно разные люди. Мне нравится. Я чувствовала, как Винчестер аккуратно проводит пальцами по моей спине и жалела, что не могу как-то ему ответить. Ни за что, особенно теперь — это я решила твёрдо. Я и так слишком близко подпустила его к себе. Поэтому почти обрадовалась, услышав на первом этаже подозрительный шум. — Сиди тут, — дёрнувшись, приказал Сэм, встал и, вытащив нож Руби, бесшумно вышел из комнаты. Тьма тянулась к мозгу своими скользкими щупальцами. Она была потрясающе прохладной, изысканной и красивой. Она звала к себе, будто родная мать, обещая покой и власть. Она была настолько невероятной, что у меня свело скулы, когда я протянула руку, чтобы дотронуться до неё. Тьма. Тьма… Такая приятная на вкус. Мать. У меня перед глазами появились две фигуры. Это они. — Мама? Я любила их обеих. Они обе мои мамы — одна, что вырастила меня, вторая, которая подарила мне жизнь. Обе красивые и родные, но у обеих странно-холодные глаза, которые моментально становятся тёплыми и приветливыми. — Лена, иди к нам, — зовут они в один голос, протягивая руки. — Всё будет хорошо, Лена. Лена, иди сюда… Я, не раздумывая, тяну руку и улыбаюсь. Наверное, у всех так — дети тянутся к своим мамам, пусть им и не выпало счастья расти рядом с ними. Поэтому я тянусь к Карен так же неистово, как и к Ире — они обе любят меня, я дочь их обеих. И с каждым шагом становится всё прохладнее и легче. Ты, скорее всего, не чувствовала того же, что и мы, когда первый раз взлетела. Скорее страх, ведь крылья — чисто ангельское, а ты человек. Наш Рай был общим, но у каждого имелись любимые места. У Люцифера — огромное поле, залитое светом. Там было такое небо… Я никогда не видел подобного нигде, кроме Дома. Оно менялось: иногда было невозможно–лазурного цвета, а иногда обращалось в бесконечный простор звёзд, который не может отобразить ни одна картина. Одним из моих любимых мест был лес. Не такой лес, как ты привыкла себе представлять, а совершенно особенный. …Во всяком случае, я учился летать у Люцифера, под его присмотром. Ты даже не представляешь, как это было — Люцифер, со своими могучими, белоснежными крыльями, которые светятся ярче, чем у Михаила, и я, тогда ещё идиот, с шестью золотистыми куриными крылышками пытаюсь взлететь выше головы брата. Я походил на жареного цыплёнка, старающегося обогнать горного орла. Скажешь кому-нибудь, убью. Так вот… Именно тогда Небеса содрогнулись в первый раз — от смеха Люцифера. Нет, серьёзно, даже Папочка со своего насеста подорвался, не удивлюсь, если подумал, что Небо разверзлось. А когда все слетелись, увидели только, как мы с Люцифером катаемся по траве и ржём, как кретины… …Елена, Елена, слышишь? Когда они придут, вспомни это. Единственное, что я могу передать тебе, не испепелив твой мозг. Вспомни крылья. Я вздрогнула, ослеплённая картиной, внедрённой мне в голову Габриэлем. Перед моими глазами разворачивались крылья, такие светлые и прекрасные, что я зажмурилась, теряя из вида маму. Крылья Люцифера. — Лена. — Иди ты в жопу, Тьма, некрасиво это — использовать моих родных в виде зазывалки, — я вздёрнула нос и ткнула перед собой средним пальцем. Лица Карен и Иры изменились, превратившись в страшные гротескные маски. Я отвернулась и, покачиваясь, встала. Я чувствовала, как Тьма расстилается повсюду, но она будто уползала в углы, и только с первого этажа продолжало тянуть холодом — оттуда, куда ушёл Сэм. Я, держась за стены, тихо пошла вперёд, по привычке обходя скрипучие места в полу. Когда я подходила к лестнице, снизу стали слышны голоса. Из живых существ я ощущала в этом доме только двоих — Бобби и Сэма. Дина не было, как и не чувствовалось обжигающего тепла Кастиэля. — …Бесполезно сопротивляться, папаня, она уже потеряна для вас. Так что хватит выёживаться и отдай девчонку нам. Я прикрыла глаза и неожиданно обнаружила себя, цепляющуюся за дверной проём в гостиную, где разворачивалось всё действо. Сэма и Бобби обступили пять демонов, злобно сверкающие чёрными глазами. — Нет, — прорычал Бобби, доставая из кармана Кольт. Один из демонов как-то лениво повёл рукой, и оружие вылетело из рук охотника, ударившись о противоположную стену. Я широко раскрыла глаза и склонила голову набок, изучая ауры черноглазых. Эти ауры будто притягивали меня, снова заставляя пробовать Тьму на вкус. Она переливалась багровыми оттенками, смешиваясь с бездонно-чёрным, и закручивалась в спираль, затягивая меня всё ниже и глубже. — О, Елена. Я вздрогнула — демоны заметили меня, и Сэм с Бобби тут же дёрнулись, но были отброшены силой мысли к стенам. Ударившись о дверной косяк, младший Винчестер выронил нож Руби и со страхом уставился на меня. Я непонимающе глянула в ответ, моргая. — Я смотрю, ты далеко продвинулась в своём обращении, — улыбнулся один из демонов, изучающе глядя на меня. — Меня зовут Валеярд. — Как в Докторе Кто? — хрипло поинтересовалась я, теряясь меж двух огней. Я не могла сопротивляться Тьме. — Но старые привычки остаются, — демон расхохотался и неожиданно похлопал меня по плечу. — Когда твоё обращение закончится, ты будешь потрясающим олицетворением Тьмы. Губы сами собой растянулись в улыбке, и Валеярд улыбнулся в ответ. Он приобнял меня за плечо и подвёл к середине комнаты. В этот же момент задняя дверь распахнулась, и в помещение ввалились Дин с Касом, тут же замерев на месте. — Ой, а что я говорил… — начал Дин. — Голубки пришли, — ехидно протянул Валеярд. Быстро обернувшись, он выдвинул дверцу шкафа и ударил ладонью по кровавому знаку, нарисованному на ней. Разлился яркий свет, и Кас, вскрикнув и взметнув крыльями, исчез. — Кас! — рявкнул Дин, но демон махнул рукой, и охотника тоже прибило к стене без возможности двигаться. — О вашем романе уже легенды складываются, — сообщил Валеярд, дёрнув бровями. — Великий бабник Дин Винчестер прекратил шастать по бабам и — подумать только! — нашёл себе парня. Да не просто парня, а Ангела Кастиэля, кто бы мог подумать! — Ты что, гомофоб? — я не делала никаких попыток освободить друзей. Я не знала, честно не знала, что делаю. — Нет, конечно, — усмехнулся демон, возвращаясь ко мне. — Просто это странно, не находишь? — Возможно. Валеярд снова разулыбался и сжал мои плечи в своеобразных объятиях. — Ты будешь потрясающей, — сладко протянул он. — Не сопротивляйся, эта сила возвысит тебя до Небес! До адских небес, конечно. Но, в конце концов, — демон, раскинув руки, повернулся к своей свите. — Разве не все мы твари Божьи? — с иронией спросил он. — Елена, дорогая, — Валеярд снова очутился рядом со мной и взял за руку. — Прими это. Убей их. Он слегка подтолкнул меня в сторону Винчестеров и Бобби. Я сделала шаг им навстречу, снова опуская голову набок. Три пары глаз с ужасом и малой искоркой надежды взглянули в моё лицо. Я приоткрыла рот, обнаруживая, что нож Руби оттягивает своим весом мои пальцы. Валеярд поравнялся со мной и аккуратно провёл своим ножом по груди Бобби. — Давай, Елена, — его голос тёк словно мёд, заставляя Тьму в моей голове кружиться в смерче. — Убей. Убей и прими в себя Тьму. Она обещает покой и величие. Разве это не здорово? Я знала, что, едва мои руки обагрятся кровью, мне станет легко и свободно. Дороги, охота, пиво, бары — всё это ушло, и теперь я видела свою Свободу в темноте. Прохладной, приятной... Надо всего лишь убить этих людей и отпустить. Разве я не искала Свободу всю свою жизнь? — Елена… — прохрипел Бобби. Демон надавил лезвием, оставляя царапину на его груди. — Моя дочь. Крылья. Большие, белоснежные, яркие крылья. — Нет. — Что? — растеряв всю уверенность, переспросил Валеярд. — Нет, — повторила я, шагнув назад. — Убирайтесь. — Но… — оторопело произнёс демон. — На этой стадии нельзя… — Убирайтесь! — заорала я. Откуда-то из груди поднялась странная волна мощи и, пройдя сквозь кожу, вырвалась наружу. Всех находившихся в комнате размело по сторонам. Валеярда приложило о потолок, его череп треснул, и брызнула кровь — демон упал без сознания на пол. Четверых впечатало в противоположные от моей семьи стены, и они тоже мешками повалились на ковёр. Тяжело дыша, я открыла глаза. Голова раскалывалась, к горлу подступила тошнота. Я закашлялась и приложила руку ко рту. С губ сорвался чёрный дым. Вот оно. Вот оно. Сэм, Дин и Бобби тоже были без сознания. Я подозвала к себе нож Руби — он легко прыгнул в мою ладонь, и я поочерёдно вонзила его в каждого демона, лежащего на полу. Потом подошла к Бобби и приложила пальцы к его лбу, впуская в разгорячённый мозг частичку своего холода. Охотник резко втянул носом воздух и распахнул глаза. — Чё разлеглись, кто мне трупы поможет таскать? — резонно поинтересовалась я, шагнув в сторону, чтобы привести в чувства Сэма и Дина. — Елена?.. — Нет, тётушка твоя, не видно, что ли? Я усмехнулась, оставив Бобби хлопать ресницами на своём месте. — Елена?! — вскрикнул Сэм, тут же вскакивая и покачиваясь. — Да блин, кто ж ещё? — осведомилась я, упирая руки в бока. — Я ж ещё не разлагаюсь, чтоб не узнать. Оп-па, — я сняла с плеча Дина, который только начал приходить в себя, гигантского паука. — Я так и знала, что скоро им надоест торчать в сортире. Назову его Аркадием. Милашка, правда? — Не дожидаясь согласия, я принялась поглаживать паука по головке. И откуда только такие здоровенные особи тут берутся? — Ладно, пойду полежу, если вам не нужны лишние руки в уборке трупов. Не обращая внимания на изумлённые взгляды, я вместе с Аркадием потопала к себе. Паук, как ни странно, не вырывался, а спокойно расположился у меня на ладони и чуть ли каши не просил. Вспомнив, как австралийский паук уфорестгампивал от Люцифера, я прониклась мыслью, что живность ко мне благосклонна, и от души улыбнулась Аркадию. Долго, впрочем, наслаждаться обществом нового питомца мне не пришлось — спустя пять минут в дверях снова возник Сэм. — Ты же ненавидишь пауков, — стараясь держаться непринуждённого тона, сказал Винчестер. — Да? — искренне удивилась я, глядя, как Аркаша изучает мою руку. — Ну, не знаю. Он довольно милый. — Елена, — серьёзно произнёс Сэм. — Как ты себя чувствуешь? — Круто, Сэм. Правда. Всё нормально. Я же ушварценеггерила тех демонов, каких доказательств ты ещё хочешь? — я широко улыбнулась охотнику и вперилась взглядом в противоположную стену. — Всё будет хорошо, я уверена. Мы все ещё будем счастливы. Вот увидишь. — Я просто хочу… — голос Винчестера сорвался, и я задумчиво перевела на него взгляд. — Да. Да, конечно, всё будет хорошо. Сэм смотрел в глаза Елены и не видел ничего. Это было самым страшным — не видеть ничего в её глазах. Сколько Сэм знал эту девушку, в её взгляде всегда полыхал огонь. Она по натуре такая — человек, который живёт, постоянно бежит куда-то и горит, горит, горит. А сейчас — ничего. Ни единой искры. Пустота. Винчестер вышел из комнаты с непреодолимой тяжестью внутри. Ему никогда не было так страшно. Я очнулась со странным чувством, но ни единым движением не показала, что не сплю. Только чуть-чуть приоткрыла глаза — напротив моей кровати возвышалась тёмная фигура, и я без труда поняла, кто это. Раньше я чувствовала от него холод. Сейчас же он был горячим, едва ли не обжигающим. И мне это нравилось. Я знала, что он уже довольно давно стоит здесь, но всё равно лежала без движения ещё минут пять, прежде чем медленно подняться и сесть на подушках. — Привет. Люцифер молчал. Пожалуй, он единственный, перед кем мне почему-то было стыдно демонстрировать свои почерневшие глаза. Любому другому — простому прохожему, Сэму, Дину — пожалуйста, а вот в лицо Падшего я боялась смотреть. — Я скучала. Он молчал. А я скучала. Идиотка. Нелогичность моего существования останется у меня, видимо, до гроба; мне б бежать сейчас, сверкая пятками, ибо в данный момент я гибрид тех существ, которых Сатана люто ненавидит, а я спокойно поднимаюсь и иду к нему, вглядываясь в черты лица. Белоснежные крылья. Светоносный. Люцифер ещё пару секунд молча наблюдал, как я подхожу, а потом схватил меня за горло и с силой впечатал в стену. — Ну почему ты такая, а? — яростно прошипел он, едва не касаясь меня носом. Я даже не вздрогнула, просто склонила голову и легко улыбнулась, глядя в льдистые глаза. Светоносный. А я во тьме. — Почему ты не бежала, когда могла? — теперь я ясно видела, как гнев во взгляде Дьявола мешается с лютой горечью. Такой сильной, что чувствовалась на языке. — Почему ты такая идиотка? Отвечай! Я прикрыла глаза и потянулась руками вперёд, дотрагиваясь до лица Падшего. — Ненавижу тебя, — прорычал Дьявол, ослабляя хватку. — Надо было убить тебя ещё при первой встрече. Ты хуже всех. — Ага. Я тихо засмеялась. Люцифер шагнул назад и окаменел, не сводя с меня взгляда. А я просто стояла и рассматривала его во всех подробностях. Вот дёрнул ж меня кто-то за ногу привязаться к Дьяволу. Вот какая такая грёбанная схема у меня в мозгу — решить не привязываться ни к кому, а потом настолько вступить в это дерьмо, что и шанса не иметь очиститься от этого всего до самого конца? Вот почему в этом доме собрались почти все, кто умудрился бестактно распидарасить все мои представления о лучшей жизни? Тьфу на них. Тьфу, тьфу, тьфу. — Надеюсь, ты хоть что-то понял из наших встреч, — радостно сообщила я, подходя к Люциферу ближе и ожидая за эти слова нагоняя. Ан нет — Сатана смотрел глубже и так же, как и Сэм, всегда разглядывал подноготную. — Ты что, прощаешься? — Нет, — рассмеялась я. — Нет, что ты. Ты от меня так просто не отделаешься, понял? В горле булькнуло, и опять накатила тошнота. Я отвернулась и закашлялась, стараясь разогнать дым разлагающейся души. Почувствовав на плечах тёплые ладони, я быстро развернулась и снова обхватила лицо Люцифера пальцами. Я действительно хотела запомнить каждую чёрточку. — Потерпи чуть-чуть, ладно? — попросила я, словно слепая изучая его лицо. — Обожаю щупать людей, не обращай внимания. Это у меня, как у художника. Вообще, я ещё люблю кусаться, если человек мне нравится, но это уже дело десятое. Обещаю, не буду распускать зубы. А ещё — как-нибудь я снова тебя нарисую, только тогда ты должен улыбаться. Может, через недельку вечером? Падший усмехнулся и тоже дотронулся до моего лица. От его прикосновения по телу расползлось удивительное спокойствие, и моя улыбка стала ещё шире. Я будто плыла в тёплых волнах моря. Приподнявшись на носочки, я аккуратно обняла Дьявола за шею, изучая теперь его плечи. А потом почувствовала прикосновение рук на своей спине — Люцифер обнял меня в ответ, понимая. Я стояла на улице, глядя через окно в гостиную дома Бобби. Спокойствие, подаренное Люцифером, всё ещё скользило в венах, словно наркотик, но я всё равно чувствовала, как сердце с силой бьётся в грудную клетку, будто желая вырваться на свободу. В гостиной Дин и Кас расслабленно валялись на диване в обнимку, и я улыбалась — они не прячутся. Они приняли свои чувства целиком и полностью, не страшась и не стесняясь, и я ощущала искреннюю гордость за это. Сэм выглядел беспокойным, но всё равно шутил над братцем, кидаясь в него кусочками еды. Бобби задумчиво сидел за столом, сосредоточенно что-то читая. Они справятся. Я всегда считала, что долгие и слезливые расставания — дело донельзя дурное, поэтому просто отвернулась от окна и зашагала вперёд по свалке, напевая себе под нос. — Go on now go walk out the door just turn around now 'cause you're not welcome anymore weren't you the one who tried to hurt me with goodbye. Не допрёте, дорогие. Я вам ещё такого леща отвешу, что до Бога дойдёт. И не важно, что он нас давно не слышит. Я на секунду остановилась, проведя ладонью по байку, подаренному Габриэлем. Я ещё проедусь на нём, не сомневайся. Я добилась, чего хотела. Последняя стадия, стадия невозврата; когда душа уже настолько сгнивает, что частички её распада вырываются наружу. Вены чернеют, а в голове огнём горит сигнальная лампа — маячок, на который, как мотыльки, слетаются все новообращённые. Маячок, по которому я найду чёртов амулет. Я закрыла глаза, не сбавляя шага. Чувствуя, как балансирую на краю бесконечной пропасти, я по частичкам впускала в себя Тьму, с каждым разом всё лучше разглядывая «маячок». — you think I'd crumble you think I'd lay down and die О, нет, нет, Тьма, старая подруга. Не сегодня. Сегодня я командую парадом. В эту морозную ноябрьскую ночь я, чёрт подери, буду пускать фейерверки и петарды! А теперь — от бедра! Мы будем петь! — Oh no, not I I will survive as long as i know how to love I know I will stay alive I've got all my life to live I've got all my love to give and I'll survive I will survive! Я, громко рассмеявшись, завертелась, ловя языком внезапно налетевшие снежинки. Танцуй, танцуй, танцуй! Вбирай эту свободу! Мы будем счастливы! Мы прокляты, мы свободны, теперь и навсегда! Разве может быть что-то лучше? Я не тешила себя надеждой, что спасаю мир. Мир спасают Винчестеры. Мир спасает Кастиэль, Бобби. Но точно не я. Но именно я сейчас иду в логово к демонам, борясь со своим внутренним чудовищем в надежде, что найду и уничтожу долбанный амулет. Именно я, зная, что уничтожаю и себя тоже, шла вперёд с извечной улыбкой на лице. И на какое-то мгновение, на один краткий миг я позволила себе поверить, что иногда миру нужны не герои, иногда миру нужна дурная и безнадёжно сумасшедшая девчонка.