Такова жизнь: один вертится между шипами и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания. Дидро Д.
Я передумала. Не взрослая я. В чём смысл? Давайте примем во внимание факты. Меня зовут Елена, мне двадцать шесть лет, всю свою жизнь прожила в Москве, занималась раздолбайством, училась на актёра, помогала всем, кому могла помогать, построила свою личность с нуля, являясь пресловутым Петросяном настолько, что уже и не помню себя другой, и постепенно разучилась плакать. Ибо слёзы никому не нужны, а вот вечно позитивный человек, готовый несмотря ни на что прийти на помощь, нужен всем. Так? Ах, да. Полжизни я тащилась по сериалу «Сверхъестественное». Тащилась настолько, что мой ассортимент атрибутики сериала удивлял всех. И моё задротство, ведь если ты актёр, который любит рисовать, лепить всякую хрень, у тебя полно фантазии и есть время — почти все дороги для тебя открыты. А потом ты лежишь в ванне после рабочего дня, погребённая в перьях, и твоя жизнь внезапно в прямом смысле лихо вскакивает на уши, причём на твои, причём двадцать пять лет они носили фамилию «Гиллерт», а на двадцать шестой год вдруг изъявляют желание переименоваться и обзавестись фамильной кепкой. Так в чём смысл быть взрослой? Удоднуться в край? Свихнуться на следующий день? Да ну нафиг. Мы и так все сумасшедшие, так зачем гореть, если можно смеяться без умолку? В доме было подозрительно тихо. Я бы даже подумала, что все благополучно свинтили, если б не знала, что каждый, кто находится на первом этаже, психует о чём-то своём за бутылкой алкоголя. Бобби — что я пошлю его нахер и откажусь даже принимать тот факт, что я его дочь; Дин — о Касе и о том, не станет ли то, что он мне наговорил, помехой моим с Бобби отношениям, а Сэм просто психует. Ну, или нашёл какую-нибудь причину, это же Сэм. Например, насчёт того, что я ему наговорила. Зря, конечно, я это ему наговорила, но слово, как говорится, не воробей… В теле бурлила странная энергия, было очень жарко. Я поднялась с кровати и пустилась в путешествие по комнате, профессионально обходя скрипучие места в полу. Что же делать? Наплевать на чувства Бобби, собственные чувства и весело ускакать обратно в свой… уже даже не знаю, мой ли, мир? Или опять же наплевать на свои чувства и остаться здесь? Навсегда? Я не могла не обращать внимания на то, что когда я только появилась здесь, да и потом тоже, человеком, которому я больше всех доверяла и чувствовала себя полностью комфортно рядом с ним, был Бобби. Да, я полюбила Винчестеров ещё больше, когда встретила их в живую, но именно рядом с Бобби я чувствовала себя, как… Как дома. Раньше я удивлялась этому, ведь ярого фанатизма, как, например, от Дестиэля, я от Сингера не чувствовала, я просто любила его, как любят одного из главных персонажей любимого сериала, но теперь… Думать было дико лень, так что ладно, пофиг. Я остановилась посреди комнаты и тупо уставилась в тьму за окном. Да что такое? Мне стало страшно оттого, что мне пофиг, но в следующий же момент я решила не заморачиваться. Меня снова обдало жаром, и я скинула кофту, оставшись в одной майке. Дурацкие крылья, из-за них каждое переодевание превращается в целую процедуру! Я снова беспокойно прошлась по комнате, осторожно приблизилась к двери и приложила к поверхности ухо. Тихо. Только с первого этажа слышатся два разнокалиберных храпа, плюс одно еле слышное посапывание. Не удивлюсь, если эти трюкачи заснули вповалочку на столе с бутылкой пива в лапах. Что мне делать? Спать не хотелось. Я подумала о Люцифере, и новая волна удушливого тепла накрыла меня с головой. — Люцифе-е-ер, — тихонечко пропищала я, поворачиваясь кругом. — Как там у тебя дела? Как Армагеддон? Минута молчания, и в тёмной комнате повеяло прохладой, которая тут же помогла мне справиться с жаром. Я оглянулась и увидела Сатану на своей кровати. Он сидел, закинув ногу на ногу, и молча наблюдал за мной, будто проверяя на вшивость. — Проверяешь на вшивость? — тут же озвучила свою мысль я, задорно улыбнувшись. — Ты быстро. И чего молчит? В мою башку тут же взбрела самая бредовая идея из всех моих идей, включая ту, которая заключалась в намерении познакомиться с Сатаной в самый первый раз. Тогда выбора было два: или помру от руки разгневанного Дьявола, или заинтересую его, что я, собственно, и сделала. Сейчас же исходов могло быть ой как много, меньший из которых заключался в вечном прозябании в Аду жопой на корочке льда Коцита. Но я внезапно осознала, что и на это мне плевать, ибо идея приобрела очертания навязчивого желания. Как говорится, что мы говорим угрозе? Конечно, «привет, как дела, да, это снова я»! Люся сам напросился — сидит на кровати, молчит, весь такой растрёпанный и милый, никак не похожий на страшного Сатану. — Раз молчишь, то я покажу, что ещё ты теряешь, не общаясь с людьми. Думаю, он бы уже раз сто сбежал, если б самому интересно не было. Я медленно подошла к кровати и легонько толкнула Люцифера в плечо, из-за чего Падший с самым удивлённым выражением лица, которое я когда-либо видела, опрокинулся на подушку. Не став дожидаться непредсказуемой реакции, я быстро забралась сверху и прижалась губами к горлу мужчины, из-за чего тот изумлённо выдохнул. — Что ты… — Тш. Молчал сначала — молчи и сейчас тогда. Люцифер ошарашенно застыл, а я только порадовалась открывшемуся холсту. На его месте я бы тоже ахуела — крылатая человеческая идиотка лезет ему, Дьяволу, под рубашку. Я же осознавала только одно: хочу его, и плевать, что после этого будет. Один раз живём! Проведя ладонью по торсу Падшего, я аккуратно поцеловала его в небритую щёку и заскользила вниз по шее, оставляя влажную дорожку. По спине побежали мурашки, и я, вздрогнув, заёрзала, проверяя, реагирует ли Люцифер на мои действия. Не знаю как там с его опытом, он ж незнамо сколько в Клетке просидел, но реагировал Дьявол как надо, что весьма подогревало у меня и самолюбие, и всепоглощающее желание. Реагировать как надо у Падшего, видимо, в планы не входило, но мышечная память сосуда брала верх, и бедный Сатана только ресницами хлопал, пытаясь, скорее всего, понять, в каком месте он нагрешил настолько, чтоб сразу после Клетки попасть в руки ко мне. Сладкие пытки — вот, что я люблю. Дрожа, я вдохнула запах Люцифера и еле уловимо провела губами над его, глядя в глаза. Ступор у Падшего продлился недолго — растерянность сменилась чем-то другим, воздух в моих лёгких внезапно схлопнулся, и в следующее мгновение я оказалась под Сатаной, вжатая его телом в матрас. Если он не продолжит прямо сейчас, я возгорюсь. В потемневших глазах Дьявола читалось нечто воистину дьявольское, когда он впивался взглядом в моё лицо. Он молчал, но я слышала и чувствовала на своих горящих щеках его прерывистое ледяное дыхание. Он наклонился к моей шее и втянул носом воздух, будто тоже изучая мой запах. У нас тут, значит, не одна я с фетишем на запахи, м? Но когда Люцифер поднял глаза, я увидела в них искру… волнения? Падший продолжал одной рукой впиваться в мою руку выше локтя, а вторую пустил вниз, обхватывая икру моей правой ноги. Я попыталась что-то сказать, но тихое шипение Сатаны заставило меня резко передумать. Он быстро закатал штанину и опустил взгляд, изучая мою ногу. Так он ещё и фетишист? Моя идиотская мысля испарилась тут же; температура в комнате в одно мгновение упала на несколько градусов, и я каждой похолодевшей клеточкой тела почувствовала ярость Люцифера. Я даже обдумать ничего не успела: Падший опустил голову, чуть не уткнувшись в мою грудь, а потом мою руку, которую он продолжал сжимать, обожгло огнём. Я вскрикнула, но Дьявол уже вскочил, что-то рыча себе под нос. В этот момент я снова увидела его крылья — огромные, сожжённые. Но долго наблюдать за ними мне не пришлось; Люцифер сжал кулаки, стену снесло к чертям с диким грохотом, и комнату наполнил ночной воздух. — Чт… — я, схватившись за плечо, резко села, но в комнате уже никого не было. Что это сейчас было? И... меня только что отшил Сатана? Я бездумно сжимала руку, на которой начинал проступать ожог в форме ладони. Какая странная ирония… С исчезновением Люцифера весь жар пропал, будто его и не было, уступая место обжигающему холоду и зачаткам неестественного страха. Страх. Я, не обращая внимания на топот приближающихся шагов, включила свет и подтянула колено к животу, разглядывая собственную икру. — Вот же ж блять… Игла, которую демон, по всей видимости, воткнул в мою ногу, была довольно объёмная: на икре виднелась немаленькая такая дырка, от которой паутинкой бежали почерневшие вены. Я на мгновение окаменела, не в силах осмыслить данную ситуацию — я заражена. Никто из охотников, по словам Бобби, не нашёл противоядие, а из этого вытекает, что я обращусь в демона. А если Винчестеры ещё не разобрались с Чумой, то это значит, что Всадник принесёт с собой не Кроатонский, а демонический вирус. Или ядерную смесь — кому как. Наверняка не все люди способны перенести трансформацию. — Елена! А это уже значит, что скоро в нашем мире будет половина демонов, половина неуравновешенных психов. И уже тогда всем будет пофиг, Сингер я, нет ли, я вообще потеряю своё имя, я стану демоном. А интересно, каким демоном я стану? — Елена, что произошло?! Может, белоглазым? А что, было бы неплохо. Взойду на трон, провозглашу себя Королевой всея Сигнер, буду чаёвничать с Кроули. Не буду его убивать, он прикольный персонаж. — Елена! — А? Я вздрогнула. Ебануться ложки гнутся! О чём бишь я? Ах, да! Я всё ещё человек, и я всё ещё Лена. А что положено Лене? Правильно, настройки Лены по умолчанию — быть ебанутой ебаношкой. Хола, Отбросы! — Что произошло? — кажется, Сэм уже пять минут трясёт меня за плечи. — Ты хочешь вытрясти из моей черепной коробки последнюю извилину? — поинтересовалась я. — С ней всё в порядке, — констатировал Дин, хотя по его виду трудно было сказать, что он действительно так считает. Побелевший Бобби стоял в дверном проёме, глядя на меня. Я прищурилась и поманила его пальцем. А что? До скончания веков шугаться меня собирается? — Ну… — начала я, когда Сингер ступил в комнату так, будто на каждом квадратном сантиметре имелась замаскированная взрывчатка. — Тут был… — я подавилась воздухом. — Люцифер. — Что? — заорал Сэм, и я поморщилась. — Что он тебе сделал?! — Елена! — вторил брату Дин. — Какого рожна?! — Да ничего он мне не сделал! — огрызнулась я, яростно почёсывая ногу. — Он… Кажется, он… Разозлился из-за того, что меня… заразили. Только сейчас до меня дошло — Люцифер взбесился из-за того, что я заражена. Вот так номер. Почему? В комнате, которая теперь больше походила на веранду, воцарилась тишина. Ветерок легонько дотрагивался до разгорячённых лиц Винчестеров и до похолодевших… Сингеров. Мы с Бобби действительно были бледны, как полотно, тогда как Дин и Сэм горели, аки вечерняя звезда. Настроение менялось так резко, что я опять испугалась; теперь мне было вязко и противно, будто липкий страх внутри переворачивался в месиве из смеха и сарказма. Вот так загнула… Но когда я посмотрела на лица охотников, я поняла — они знают. — Вы знали? — Мы… — Сэм беспомощно обернулся на брата и Бобби. — То, что ты сказала пару часов назад. Я подумал, это может быть признаком… — Ты думал, что я сказала это только из-за болезни? — горько усмехнулась я. Помедлив, я продолжила так тихо, что слышать меня мог только сидящий рядом Сэм. — Ты спрашивал однажды, в чём мой секрет. Так вот. Вот, в чём мой секрет, Сэм. Я поломанная. Я сломалась давно, и никакой демон, вогнавший в мой организм демонскую чахотку, не имеет к этому отношения. Другой вопрос, — добавила я уже громче. — Что ничего из вышесказанного не отклоняет тот факт, что я идиотка. Такой вот финт ушами. Дин грустно усмехнулся и приложил ладонь к лицу, качая головой. — Ты когда-нибудь… — …вырасту? Не-а, не дождёшься. — Почему Люцифер так… отреагировал? — неуверенно задал вопрос Бобби, нервно переминаясь с носков на пятки. — Потому что он главный антагонист пятого сезона, а я внедрившийся агент из другого мира? — весело предположила я, пожав плечами и вскакивая. — Ну что, устроим проводы будущей Королеве Тьмы? — Слушай сюда, — внезапно рявкнул Сингер, заставив всю молодёжь в комнате мгновенно затихнуть. — Мы найдём лекарство, — он одним шагом достиг меня и встряхнул за плечи. — Поняла? Мы найдём лекарство и не дадим тебе сгинуть! Чтоб я больше не слышал шутки о том, как ты помрёшь! И скажи Сатанидзе, чтоб прибрался за собой. Старый охотник выпустил меня и яростно зашагал вон из комнаты. Оставшиеся очешуевшие граждане страны под названием Америка быстро переглянулись и синхронно вцепились в подол своей одежды. — Мне уже пора вступать в клуб анонимных отпрысков папаш-алкоголиков-охотников? — осторожно поинтересовалась я, переступая с ноги на ногу. — …Э-э, Сатанидзе? Это производная от камикадзе или ниндзя? — Я думаю, и то и то, — невнятно отозвался старший Винчестер, нервно сглатывая. — А что насчёт клуба… Да, думаю, самое время. Здравствуйте, назовите своё имя. — Здравствуйте! Меня зовут Пошёл Ты Нафиг, этот клуб анонимный, — фыркнула я. — Добро пожаловать, Пошёл Ты Нафиг, чувствуйте себя как дома!***
Дин выбрался из Импалы с пятью пакетами еды в каждой руке и тут же застыл, едва не уронив честно награб…купленное. Гордый Бобби виднелся в одной из его поломанных машин, причём видна была только гордая кепка, всё остальное же спряталось за грудой книг, коих в машине было так много, что Дину оставалось только догадываться, как туда втиснулся Сингер. Сэм стоял, сложив руки за спиной, у дома, глядя куда-то вверх, а по двору разносились громовые звуки гитары. Не въехав с первого раза в суть происходящего, Дин трусцой направился к брату, намереваясь разузнать обстановку. — No stop signs Speed limit Nobody's gonna slow me down! Дин таки выронил злосчастные пакеты и наконец догадался проследить за взглядом брата. В комнате, у которой Люцифер снёс именно ту стену, в котором находилось окно, соорудив тем самым веранду, стояла Елена и вовсю наяривала на неизвестно откуда взявшейся электрогитаре. Не сказать, что Дину нравились каверы на песни AC/DC, ведь он находил вокал солиста потрясающим, но девчонка пела на удивление хорошо, пропуская в голос истеричные нотки, как и Джонсон. — Like a wheel Gonna spin it Nobody's gonna mess me 'round! — Что происходит? — поинтересовался старший Винчестер у младшего, неосознанно начиная притаптывать в такт гитары Елены. — Она сказала, — ухмыльнувшись, отозвался Сэм. — Что сто лет не играла на гитаре, поэтому помнит от силы песни три, а про вокал «вообще молчит». Поэтому разыгрывает концерт уже сорок минут. — Что? — возмутился Дин. — А меня позвать?! Это же AC/DC! — Я думал, тебе не понравится. — Шутишь? Только ей не говори. Погоди, где она взяла гитару? — Hey Satan!!! — во всю мощь лёгких заорала Елена, и Винчестеры подпрыгнули. — Paid my dues! Давайте, подпевайте, балбесы! — Она… — Сэм, не сдержавшись, прыснул. — Слетала на десять минут в город и, похоже, стащила самую крутую гитару, которую нашла. Плюс — усилок и какие-то штучки, помогающие гитаре звучать просто адски. — Не обижай наш музыкальный вкус! — возмутился старший охотник, ткнув в брата пальцем. — Стой, она Каса не разбудит? — Ты думаешь, он всё ещё спит под эту какофонию? — осведомился Сэм. — Нет, он слушает концерт из твоей комнаты и, вроде, не возражает. Дин закусил губу, окинув фигуру девушки испытующим взглядом. Щёки раскраснелись, игра и вокал явно доставляли ей удовольствие, тёмные волосы растрепались на ветерке, глаза горят, а голос чист и весел. Может, они всё-таки ошиблись? Может, даже Люцифер ошибся? Елена не выглядит больной. Наоборот, она выглядит полной жизни и света. — Мелкая Сингер выглядит отлично, — озвучил свои мысли Дин, когда Елена принялась играть интро «Back in Black». — По-моему, мы просчитались с заражением. Или, может, у неё иммунитет? Он покосился на младшего брата. Сэм тут же помрачнел, растеряв весь настрой от внепланового концерта. Дин уже сто лет как научился распознавать малейшие признаки плохого настроения у братца, поэтому в мозг ткнулась мысль: Сэмми и не веселился вовсе, просто старался отвлечься. — Нет, — тихо отозвался брат, и заискрившаяся было надежда с грохотом рухнула. В занозливости Сэмми Дин не сомневался, тот всё подметит. — Это такая же маска, что и у тебя. Ей страшно. Не от того, что она больна. Помнишь список? Первый синдром — всепоглощающий страх, выжигающий под конец чувства из души. — Но ведь не видно, чтобы ей было хоть чуточку страшно, — предпринял попытку Дин, цепляясь за соломинку. — По-моему, она просто тащится от своей крутости. — Испарина на лбу, — монотонно сообщил Сэм, будто перечисляя признаки простуды. — Руки дрожат. Красная лишь от того, что из магазина она бежала, а не летела. Там три стадии первого проявления: лёгкий страх, сильный страх и дикий ужас, после чего приходит бесчувственный холод. Мы это называем «болезнью» только потому, что другого слова нет. На самом же деле этот «вирус» поражает душу. Заставляет в ускоренном темпе гнить, обращаясь в демона. Маленький Ад, — Сэм сглотнул, подавившись собственными словами. — Я надеюсь лишь на нечеловеческое упрямство Елены. Она и Смерть переупрямит, если захочет. — И когда ты успел настолько её изучить? — через силу ухмыльнулся Дин. — Дон Жуанище хренов. — Спасибо за поддержку, — слабо улыбнулся Сэм. — Ты сама доброта. Старший Винчестер хлопнул брата по плечу и, отвернувшись, чтобы отнести пакеты в дом, на мгновение зажмурился, пряча безысходность от Сэмми.***
— О, отлично, ты принёс еду! — воскликнула я, сваливаясь с перил лестницы. — Давненько я не готовила, пора и честь знать! Не обращая внимания на охреневшего охотника, я подхватила все пакеты разом и потащила их на кухню, напевая под нос только что сыгранные песни. Если честно, то я не думала, что вспомню даже то, что учила, будучи восемнадцатилетней задроткой. Тогда я просто втемяшила в голову необходимость изучить большую часть песен Металлики и AC/DC, разведя родителей на дополнительные примочки к моей раритетной гитарке. Я уже говорила, что если что-то в мою голову взбредёт, то выпереть оттуда это будет стопроцентно невозможно, в связи с чем соседи довольно долгое время страдали от каждодневных «репетиций», которые не всегда выходили без сучка, без задоринки. Например, порвавшаяся струна, когда усилитель стоит на самой высокой громкости — это довольно весомый удар по расшатанной психике. Зато результат-то какой! Задротство — дело не всегда пагубное. Но, опять же, я не репетировала уже очень давно, так что вопрос остаётся открытым: как я сумела вспомнить каждую песню? Руки дрожали, и я попыталась унять несвойственный мне с семнадцати лет страх. Тогда у меня было нечто вроде никаким боком не компенсированных психических отклонений, из-за которых случались беспричинные панические атаки. Что-то похожее происходило и сейчас, только вот я знала, почему внутри всё заходится от страха. Не справившись, я с грохотом уронила сковороду. — Всё нормально? — тут же нарисовался Дин, подхватывая с пола железяку. — Не ударилась? — Прекрати подлизываться, Винчестер, — показала язык. Ненавижу, когда меня жалеют. — Лучше иди, проведай Касатика. Ему нехило досталось. И я сейчас не о моей игре. Дин не смог сдержать улыбку, а потом, подумав, сообщил: — Ты хорошо играла, честно. И даже пела неплохо. — То, что я малышка Сингер, не означает, что нужно пересиливать себя и относиться ко мне благосклонно, — прищурившись, бросила я. — И даже то, что я лёгкой походкой пьяного Чаплина прусь в разноцветную Бездну, не обязывает тебя… — Юмористка, — громко фыркнул Винчестер, отвесив мне несильный подзатыльник. — Заткнись на секунду и внимай моим божественным речам. Ответствую, что слышать ты их будешь не очень часто. — Подкаблучник! — парировала я, выныривая из-под руки охотника. — Признай, что только моя скорая и безвременная кончина заставляет тебя не повышать голос в разговоре со мной! — Да ёпт, — рыкнул Дин, запечатывая мне рот ладонью. — Ты мне дашь «спасибо» сказать, нет? Размер моих выпученных глаз, по-видимому, привёл старшего Винчестера в благодушное состояние, но он всё же дал мне понять взглядом, что «не заткнёшься — ввинчу покрышку Импалы в самые труднодоступные места». Я послушно затихла, и только тогда Дин убрал руку. — Ну так вот, — будто собираясь прыгнуть с трамплина, выдохнул Винчестер. — Спасибо. Повисла тишина, и я подняла брови, сдерживая улыбку. — Спасибо, — продолжил Дин, явно теряя уверенность. — За то, что открыла мне глаза…сама знаешь, на что, — я довольно расплылась в улыбке, но охотник опалил меня таким взглядом, что я постаралась запихать естественную эмоцию глубоко в недра. Не до этого сейчас, тут Великое вершится. — Спасибо, что терпела меня, что спасла пару раз наши задницы… Что спасла Каса, что не теряешь надежду. И что заставляешь смеяться. Спасибо, вот… Он замолк, вопросительно глядя на меня. — Давай обнимемся, — тонким голосом пропищала я, вытирая «слезу» и протягивая вперёд руки. — Да иди ты, — отмахнулся Дин, пряча улыбку. Он резко взъерошил мне волосы и быстро зашагал к лестнице на второй этаж. — Я всё равно тебя ненавижу! — Я тоже тебя люблю! — крикнула вдогонку я, возвращаясь к плите. И всё же я уверена, не расползайся во мне с такой быстротой чернота, Дин ни за что не заставил бы себя выдавить хоть пресловутое «пасибки» на высокой ноте. Дин тихо зашёл в свою комнату, предварительно проверив, не увязался ли за ним «хвост». Никого не разглядев, он аккуратно прикрыл дверь и осторожно подошёл к кровати, на которой виднелась растрёпанная макушка Ангела. Плевать, что, скорее всего, Кас потерял свои ангельские силы, для Винчестера он всегда был, есть и будет небесным ёжиком. Едва заметно улыбнувшись, охотник склонил голову, наблюдая за мерно дышащим Кастиэлем. Сама невинность. Серафим вздрогнул и открыл синие глаза, которые, казалось, теперь сияли сильнее, чем всегда. Бледные губы Каса тронула слабая улыбка, и Дин почувствовал, как всё внутри заходится от странной радости и… нежности? Винчестер готов был надавать себе по роже за такие сопливые порывы, но… — Здравствуй, Дин. Охотник плюнул на свои принципы и сел на корточки у изголовья кровати, поправляя на Ангеле одеяло. Тот смотрел на него своим вечно грустным взглядом, но Дин с уверенностью мог сказать, что Кас счастлив. Винчестер снова улыбнулся: — Не смотри на меня так. — Как? — Будто я самое дорогое, что у тебя есть. Брови Ангела сошлись на переносице, а в глазах стоял один большой вопрос. Кастиэль склонил голову набок. — Но ведь так и есть. Дин усмехнулся, уронив голову на руки. Кас взволнованно приподнялся на локте и дотронулся до руки охотника, буквально источая вину. — Я что-то не то сказал? Прости меня… — Да нет же, глупый ты Ангел. Винчестер поднялся, сел на кровать рядом с Кастиэлем и, не желая играть в нерешительность, наклонился, осторожно дотрагиваясь губами до губ Серафима. Тот явно опешил, но внезапно рванул руки вверх, притягивая охотника к себе ближе за шею. Не ожидавший такого поворота Дин повалился вперёд, но не отстранился и только настойчивее впился в губы Ангела. Кас учился на ходу, и, надо сказать, быстро учился. А Дин ощущал, как что-то в груди встало на место. Будто мозаика собралась воедино, но получилась не картина, а целый спектр чувств и эмоций, окрашенных в поразительно синий цвет. Приятных и тягуче-грустных, ослепительных и великолепных, и всё это было настолько правильно и потрясающе, что Винчестер проклинал себя за то, что не понял раньше. Впрочем, это тоже исчезло, растворившись в синих омутах. В такие моменты не хочется быть брутальным охотником, да и на все моральные устои плевать, лишь бы вдыхать родной аромат и понимать, насколько тепло стало в сердце, как умело благодать одного-единственного Ангела начисто прогнала из души всю тьму. — Я люблю тебя. Люблю тебя, Кас. Я счастливо улыбнулась. Удивительно, насколько сильно я почувствовала эмоции обоих — будто побывала в их голове. И это было настолько светло и сильно, что заболело в груди. Даже страх отошёл, уступая место свету. Я снова бросила взгляд на Ангела и его человека, а потом тенью скользнула прочь.