Феномен Хиддлстона

…Телефон разродился трелью как раз в тот момент, когда Том снимал с плиты джезву. Звонил Гэвин. Звонил, чтобы сообщить, что завтра его ждут в участке для дачи свидетельских показаний против Александра Пайпа. Его и мистера Хэмсворта. Можно вместе, можно по отдельности. Судя по всему, и Алекса и Ирис признают невменяемыми. Что ж, не самое глупое решение. Принудительное лечение мало чем отличается от заключения в камере тюрьмы. Оставшуюся часть ночи Томас Уильям Хиддлстон, лауреат кучи премий, гордость Британской школы классической музыки, прочая, прочая, прочая, провел практически в коленно-локтевой позе, отмывая кровавые следы на кухне и в гостиной. Он так и не смог заставить себя прикоснуться к мертвой скрипке, старательно обходя ее стороной. Лечь спать под утро он так и не решился. Слишком безумным казалось все происшедшее. Казалось, стоит ему хотя бы на минутку прикрыть глаза - и кошмар повторится. Похищение Криса, Алекс, Ирис, порванные струны... …В половине шестого он сварил еще кофе и, порывшись в коробке с лекарствами, нашел блистер стимуляторов. Срок годности их, конечно, подходил к концу, но других вариантов просто не было. Ему нужно было продержаться хотя бы полдня. Пообщаться с полицией и не показаться параноиком. …Овсянки, в смысле нормальной овсянки, у Хэмсворта не нашлось. А ту ерунду, что продавалась в пакетах, Том ненавидел всей душой и называл не иначе как «быстрорастворимая муть». Пришлось варить макароны, на ходу сочинять какой-нибудь соус и готовить омлет. …Еще полтора часа. Как медленно течет время и как отчаянно хочется спать. Следующий кофе он сварил в половине восьмого... Крис чувствовал себя разбитым. Безумная ночь, безумный он сам и Тома нет рядом. Судя по непримятой подушке, тот так и не ложился. Если вообще не ушел. Чувствуя себя откровенно плохо, Крис зарылся под одеяло с головой. Ночью мозг берег остатки сознания и просто отключил способности к анализу, но сейчас… Крис Хэмсворт никогда не был любителем «кровавых» развлечений и жесткого секса. Но то, что он едва не сделал ночью, пугало до ужаса. Ева видела рай, услышав музыку струн. А он… чуть не изнасиловал любимого человека. Он сходит с ума… Он опасен. Он уничтожил струны, но никто не даст гарантию того, что подобное больше не повторится. Струны… Крис откинул одеяло и поднес руку к глазам, но под бинтами пореза не было видно. Плечи мерзко ныли, но к этой боли можно было привыкнуть и не замечать. Главное – не делать резких движений. По квартире поплыл аромат кофе, и Крис грустно улыбнулся. Том не ушел. Хотя должен был бежать от него, как можно дальше. Крис осторожно встал с кровати, неловко изогнувшись, натянул джинсы и прошел на кухню, стараясь даже не смотреть в сторону открытой двери гостиной. Том поднял на него глаза. Цепкий усталый взгляд тут же пробежался по телу, остановившись на его лице. «Привет. Как ты себя чувствуешь?» За несколько прошедших дней эти слова осточертели до тошноты. И повторять их еще раз Хиддлстону не хотелось. Он отставил чашечку, поднялся и подошел к Крису. Ладонью погладил колючие от щетинки скулы. - Мачо. – Том губами осторожно коснулся губ. Страшно? Нет. В глазах Криса безумия не было. Только такое же беспокойство и отчаянная вина. - Сейчас побреюсь, - Крис позволил себе ответить на поцелуй, обнять на мгновение сильно и отчаянно. – Ты так и не ложился. У тебя усталый вид. - Ну, если бы я все-таки уснул, то проспал бы до вечера... А мне в полицию ехать и давать показания против Алекса и Ирис. Тебя, в общем-то, тоже звали, но я попытаюсь уговорить сурового инспектора перенести общение на завтра или послезавтра. - Он все-таки не удержался и спросил: - Как ты? - Жить буду, - Крис нахмурился. – Полиция? Я в состоянии поговорить с полицией. И тебе нужно поспать хоть пару часов. - Нет, я буду как желе. Двух слов не свяжу. Так что лучше не надо, - Том покачал головой. - Тебе нельзя сегодня. У тебя был жар. Ты себя отвратительно чувствовал. И еще ты весь изрезан. Так что дай себе хотя бы один день, ладно? - Лучший способ забыть обо всем – занять мозги и время, - Крис с силой потер ладонями лицо. – Прости за скрипку. Хиддлстон вздохнул и отступил. Кивнул ему на стул, на котором так и лежала оставленная со вчерашнего дня подушка, и принялся колдовать с джезвой, в попытке приготовить Крису шоколад. - Я не знаю, что произошло этой ночью, Крис. Но я готов был отдать скрипку Алексу, и отдал. За тебя. Она... она это то, что позволяло мне творить. Но ты - человек, которого я люблю. И между скрипкой-чудовищем и любимым мужчиной как думаешь, кого я выбрал? Крис покусал губы. Говорить не хотелось отчаянно, но это было необходимо. Он верил Тому. И хотел, чтобы Том тоже верил ему. - Кажется, я переоценил себя. Ночью у тебя были все шансы быть изнасилованным в жесткой форме. Похоже, это мой способ свихнуться. Я не пытаюсь шагнуть из окна. Я всего лишь хочу присвоить тебя целиком и полностью. Я почти потерял контроль. Никто не знает, когда накатит на меня снова, а, значит, я опасен для тебя. Я не знаю, действительно ли это видел, или мне показалось, а, может, это была всего лишь попытка свалить вину за собственные грязные мысли на струны, но я решил вдруг, что это они заставляют меня делать все это. Я порвал их из-за страха, что поддамся. Шоколад вскипел и осел, как только Том снял джезву с плиты. Пышная пена с тихим шипением лопающихся пузырьков растаяла. Перед Крисом на столе очутилась большая чашка горячего шоколада. - Я видел, как струны пили мою кровь. Всякий раз, когда я сочинял музыку - скрипка, как вампир, выпивала все мои силы, все эмоции до последней капли. Это не струны, а какая-то чертовщина, но у меня не было сил отказаться от них до тех пор, пока не появился ты. Крис опустил взгляд в чашку. Впервые в жизни запах шоколада скорее раздражал, чем нравился. Не услышал? Или предпочел сделать вид, что не услышал? - Том, я опасен. Я боюсь за тебя. - Я не хочу и не буду отказываться от тебя, Хэмсворт, - тихо, но твердо ответил тот. - Можешь считать меня законченным мазохистом. И самоубийцей. - А я не хочу однажды проснуться и понять, что собственными руками… - Перед глазами промелькнула картина, которая так ярко явилась ему ночью, и Крис сглотнул, зажмурившись. Он не был ангелом. Но и законченным мудаком себя не считал. Тогда почему, если он сходит с ума, то не видит ни ангелов, ни рая?! Почему ТАК?! – Расскажи мне, - сделал глоток шоколада, обжегся и зашипел, почти обрадованный: новая боль помогла взять себя в руки хоть немного. – О струнах. Том вздохнул. Поставил завтрак разогреваться и начал свой рассказ. Сухо, коротко, не пытаясь оправдаться, излагал только факты: -…У меня был сборный комплект. Ну, знаешь, когда одна там или две рвутся - оставшиеся ты оставляешь на всякий случай. Я, конечно, не нищенствовал, но гулять мне особо было не за что, да и на следующий день мы с приятелями должны были выступать в пабе. Так что... я натянул новые струны и сыграл. И Мика спятила... – Закончил он и перевел дух, делая глоток уже остывшего кофе. - Мика? – Крис вскинул на него недоуменный взгляд. Забавно… Он совсем ничего не знает о Томе. Хотя нет, не забавно. - Девушка, с которой я тогда встречался, - уточнил Том. На большую тарелку он выложил несколько ложек макарон, залив их сливочно-сырным соусом и омлет. - Она прыгнула в Темзу. - Я должен был догадаться, что мне не стоит спрашивать. Извини, - Крис опустил глаза. Идиот… Его близкие люди никогда не кончали жизнь самоубийством. И он даже представить себе не может эмоции Тома. – Это тогда ты понял, что все дело в струнах? Том поставил перед ним тарелку и занялся второй. Есть не то чтобы уж хотелось. Но он мучил свой организм уже почти сутки. Так что надо было поддержать его хоть чем-то. - Нет, после Евы. Тремя месяцами позже. - Это их ты считал виновными в своем… «феномене»? – после недолгого сосредоточенного молчания, Крис поднял на него взгляд. - Да, - Том присел за стол напротив. - Я никогда не играл на этой скрипке на концертах. Я только сочинял музыку. Но и этого, как выяснилось, хватило для того, чтоб обзавестись армией фанатов. - «Армией фанатов» тебя обеспечили не струны, а Ева, - Крис прислушался к себе. Однажды Том обмолвился о том, что боится того, что и чувства самого Криса – лишь этот проклятый «феномен». Но струн больше нет. И если его эмоции навеяны были ими, они должны были уже пройти. Или нет? Неожиданно Том усмехнулся. - М-да... вот и весь феномен. Так что если внезапно ты ощутишь непреодолимое желание послать меня - я все прекрасно пойму. И не стану дожидаться, когда ты выставишь меня за дверь. - Размечтался, - буркнул Крис. – Если я и выставлю тебя за дверь, то только потому, что боюсь за тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты послал меня, чтобы сталкер не навредил мне. Я могу послать тебя по аналогичной причине. - Подите вы к черту, мистер Хэмсворт. Я, к вашему сведению, не трепетный цветок и в челюсть зарядить тоже в состоянии. Так что вряд ли ты сможешь меня взять голыми руками. - Том наколол на вилку пару макаронин, старательно поелозил ими в соусе и, помогая себе ложкой, навертел их на зубья вилки, а потом отправил в рот. - Ешь. Иначе отощаешь, прямо как я. - Ты спал, Том! Ты был беззащитен! Ты мне, черт возьми, доверился! А я… - Крис изо всех сил сжал пораненный палец, чтобы не дать себе окончательно сорваться. Сделал пару глубоких вдохов и улыбнулся дрожащими губами. – Прости. Я впервые потерял контроль настолько. И это пугает меня до истерики. Я люблю тебя, я просто тебя люблю. И боюсь причинить боль. - Крис, - Том поднял на него взгляд ставших почти голубыми, глаз. - Все будет хорошо. Это шок, это дикий стресс. Они просто так не проходят. Они накапливаются. Струн больше нет. - Его голос даже не дрогнул, когда он говорил. Хоть и было страшно. Он посвятил свою жизнь музыке. А теперь его музыки не будет. Что-то подсказывало, что и не будет. Крис медленно выдохнул. Том не понимает. Или не хочет понимать. Хотя, может, это и к лучшему. У Тома свои проблемы. И еще неизвестно, чьи хуже. - Я стану твоими струнами, если тебе это нужно. – Билось что-то внутри, дергало. И всплывала в памяти странная мелодия. – Твоя музыка – это ты. И твой «Крест» - это то, что почувствовал ТЫ. - Крис медленно встал, поцеловал Тома в макушку и отошел к окну. Вытащил сигарету из пачки, прикурил, глядя на подрагивающий кончик. Он всегда считал себя не особо эмоциональным типом. Но сейчас его швыряло от эмоции к эмоции со скоростью света. И это тоже пугало. И никаким стрессом или шоком объяснить это было нельзя. - Ты мне просто нужен, Крис. Я знаю, каково это - беспокоиться о других. Поверь, знаю лучше, чем кто бы то ни был. Но ты мне нужен. - Мне кажется, что мы идем по замкнутому кругу, - Крис безжалостно раздавил окурок в пепельнице и повернулся к Тому. – Я хочу полазить по Интернету. И буду рад, если ты составишь мне компанию. Я даже готов предоставить тебе свои коленки в качестве подушки, чтобы ты немного отдохнул и подремал. Уговаривать тебя поспать – дело бесполезное, я уже понял. - Твои коленки явно комфортабельнее моих, - фыркнул Том, дожевывая свой завтрак. - За мной заедут где-то часа через полтора. Так что у меня есть время и на душ и на «полежать». И, думаю, что твоим предложением я воспользуюсь сначала, а уже потом будет душ. - Как скажешь, - Крис сгрузил свою посуду в раковину и встал перед Томом. – Спасибо. За все спасибо. - Вот и отлично, - Хиддлстон нежно пригладил взъерошенные его волосы. - Ты обещал побриться. Не забудь. - Побреюсь. Обязательно. Когда ты вернешься, я буду чист, причесан, выбрит до синевы и благоухать каким-нибудь «Бандерасом», - Крис мазнул губами по его щеке, а потом уже вжался в рот настоящим поцелуем. И пусть все идет к черту. Хоть на эти несколько секунд. Том ответил на поцелуй с жаром, жадно углубив его, сделав почти непристойным. Обнял Криса за талию, прижимаясь к нему всем телом. - Я готов возлечь на твои колени. - Сколько пафоса, - выдохнул Крис, криво улыбаясь и стискивая его. Знакомо полыхнуло внутри, и он оторвался от любимых губ. Вжался лбом в плечо, пытаясь взять под контроль свои эмоции. Не было желания впиться зубами в кожу, только любить. Но что если… - Извини, но до кровати я вряд ли тебя донесу. Пройдемся ножками? - Запросто, - Хиддлстон отстранился и, взяв его за руку, потянул за собой. Спустя минуту он уже тащил в спальню ноутбук, который и водрузил рядом с Крисом, а потом навзничь повалился на постель. И хотелось бы послать всех к чертовой матери, и не отложишь важные дела. Хэмсворт включил ноутбук, поставил его на тумбочку загружаться, а сам потянул Тома к себе поближе. Запустил пальцы в его растрепавшиеся кудряшки и принялся перебирать пряди, убаюкивая. - Наверное, тебе стоит перевезти сюда что-нибудь из своих вещей. - Да, - Том широко зевнул. Стоило только расслабиться, как он мгновенно «поплыл». – И, главное – скрипку. - Музыкант – музыкант во всем, - проворчал Крис, косясь на ноутбук. Спать ему не хотелось, зато хотелось просто побыть с Томом. А влезть в Сеть он всегда успеет. – Похоже, мне придется самому озаботиться всем необходимым, - он сполз чуть пониже и привлек Тома к себе. – Итак, начнем с рубашек. Какой цвет ты предпочитаешь? 24. Кровь тоненьким ручейком расчертила кожу, и Крис жадно прижался губами к располосованной руке, слизывая ее. Желудок отозвался спазмом, но дрожь в пальцах немного улеглась, и сознание прояснилось. Хэмсворт с тошнотворным сосущим звуком оторвался от глубокой царапины и, тихо скуля, сжался на ледяном полу ванной. Часы отбили два ночи. Еще немного… Крис стиснул виски ладонями, стараясь не думать, ни о чем не думать, но щеки коснулся тонкий кожаный браслет, подаренный Томом, еще хранящий его запах, и вдоль позвоночника словно прошлась молния, снова лишая его воли, заменяя ее слепой похотью. Такой сладкий запах, такой тонкий. Крис облизнулся, дернулся от вкуса собственной крови, вскинулся, сдирая с руки браслет и зашвыривая его подальше. Застонал, зажал рот ладонью, чтобы не разбудить спящего Тома. Нельзя… Нельзя! Пока он снова не станет собой. Нельзя… Хэмсворт зажмурился, вжимаясь лбом в кафельную стенку ванной комнаты. Он все-таки сошел с ума. Но рай ему, видимо, был не положен. Крис всхлипнул и принялся дышать медленно и глубоко. Главное – пережить пик. Потом будет легче… …Он проснулся от холода и боли в руке. Но уже снова был самим собой. Пошевелился, зашипел сквозь зубы, но упрямо тянулся вверх, пытаясь встать. Уже почти утро… Нельзя, чтобы Том застал его здесь. Цепляясь за стену и край раковины, Крис поднялся и, вывернув кран, сунул руку под воду, навалившись на мойку. Тело начало трясти, надо было бы принять душ, но… не сейчас. Хэмсворт плеснул воды в лицо и, упорно не глядя на себя в зеркало, принялся перебинтовывать рану. Нельзя, чтобы Том это увидел. А так, повязкой больше, повязкой меньше… Рубашку с длинным рукавом и все. Закончив с бинтами, Крис на автомате убрал все в шкафчик и сунул под кран голову. На ощупь нашел полотенце, промокнул волосы и осторожно приоткрыл дверь. Почти шесть утра. Скупо, немного странно улыбнувшись, Крис бесшумно прошел в гостиную и рухнул на диван, с головой укрываясь теплым пледом и прислушиваясь к самому себе. Он устал, он чертовски хочет спать. Но это все-таки он. Хэмсворт зарылся лицом в подушку и замер. Вчера Том лежал на ней, и мягкая ткань еще хранила его запах. Но внутри далеким отголоском плеснула черная страсть и ушла, уступив место нежности и боли. Под веками запекло, и Крис вцепился в подушку, судорожно сжав пальцы. Он действительно сходит с ума… Вот только рай ему действительно не светит. Он не слышал голоса ангелов, и сияния крыльев тоже не видел. Темная, страшная страсть, жажда обладания и власти. Боль, кровь и сумасшедший смех. Это накатывало волнами, по ночам. Лишая рассудка и воли, шептало, кричало, лизало жаром изнутри, сводя с ума. Том… Том, Том, Том… Он хотел его. Поиметь, трахнуть, растерзать, убить, услышать, как кричит он и стонет. В эти минуты запах его кожи становился таким сладким и манящим, что Крис был готов вылизать каждый миллиметр его тела. Вылизать, выгрызть, наслаждаясь вкусом его крови. Когда это случилось в первый раз, Хэмсворт на остатках воли смог доползти до ванной комнаты. И там, уже не сдерживаясь, впился зубами в собственную руку. Он даже не почувствовал боли, но кровь, собственная кровь, наполнившая рот, уняла эту дикую жажду. Ненадолго, но этого хватило, чтобы Крис смог встать под ледяной душ. А утром на его руке появилась первая повязка. Тогда он, измученный бессонницей и страхом, сумел придумать какое-то объяснение, но с каждой последующей ночью становилось все хуже. Вода перестала помогать быстро, только кровь еще спасала хоть как-то. Но то, что жило в нем, то, что поселилось в нем после того, как он услышал, как играет Алекс на проклятых струнах, было не обмануть. Сначала он сбежал на диван, чтобы не оставаться ночью с Томом в одной постели, потом – за раковиной спрятал острый нож. И до ужаса, до дрожи в пальцах боялся однажды сорваться. Он действительно сошел с ума. И больше не имеет права подвергать Тома такой опасности. Да, днем он еще более или менее адекватен, настолько, чтобы позволить себе пару поцелуев, но ночью он больше не владеет собой. И с этим надо что-то делать. Потерять Тома – страшно. Но убить его собственными руками – одна мысль об этом сводит с ума. …Утро снова было одиноким. Том вытянулся на постели, кончиками пальцев поглаживая пустую подушку, в которой сохранилась впадинка, оставленная головой Криса. Если так пойдет и дальше – он просто забудет тепло любимого человека. Они так и будут ходить кругами вокруг друг друга, и бояться прикоснуться? Это неправильно. Все в нем противилось этому. Но… Том сполз с постели, на ощупь нашел в кресле домашние брюки, кое-как надел их и вышел из спальни. Крис свернулся на диване. В тугой комок. Бледный, усталый, какой-то измученный. Тень того Криса, которого он повстречал впервые. И это было страшно. Что если… что если это струны? Мертвые струны убивают его в отместку? А он, Том, просто бессильно смотрит, как человек, заставивший его сердце биться так сильно – гибнет, обреченный на смерть какой-то чертовщиной. Том бесшумно подошел к дивану и тихо-тихо опустился на пол рядом. Прижался губами к безвольным израненным пальцам и зажмурился. Как же на самом деле это больно! - Том?.. – Крис с трудом разлепил ресницы, улыбнулся сонно и подался вперед, к его теплу. Сейчас внутри плескалась только усталость, тихая нежность и тоска. Моменты абсолютного спокойствия, которые Крис сохранял в памяти. Его якорь… Пока еще якорь. – Ты рано… Том обнял его, нежно, почти невесомо губами лаская лицо. Дрожащие веки, заострившиеся скулы, четкий нос, полные губы. - Я скучаю по тебе… мы все равно, что на разных континентах. - Я… - Крис сглотнул, дернулся и замер, позволив себе наслаждаться этой лаской. Пока можно, еще можно. – Я неважно себя чувствую. – Правда как она есть. – Не хочу, чтобы это тебя коснулось. Но я тоже скучаю. Очень скучаю. – И это тоже правда. Наплевав на боль в руках, даже приветствуя ее, как барьер от сумасшествия, Крис обнял Тома в ответ, вдыхая его мягкий теплый запах. – Сварить тебе кофе? - Кажется, это я должен тебе варить шоколад, счастье мое, - Хиддлстон зарылся носом в его волосы. – Может, врачу покажешься? Ты вялый. У тебя будто упадок сил. Крис хмыкнул. И что он скажет врачу? Что он внезапно «съехал» из-за того, что услышал, как один псих играл на скрипке? О, да… Доктора в клинике обрадуются после такого ему, как родному. Хотя… Еще пару таких ночей, и он сам сдастся на их милость и будет просить посадить его в комнату с мягкими стенами. - В последнее время я плохо сплю, - Крис улыбнулся почти виновато. – Кошмары снятся. – Да, кошмары. Вот только видит он их наяву. – Пройдет, у всех бывает. - Бедный мой, - Том на секунду отстранился, а потом прижался поцелуем к его губам. – Можно попробовать снотворное. После них спят без снов. Проверено, - он криво усмехнулся. Он тоже так спал. После смерти Евы. – Или, если хочешь, я буду будить тебя, когда тебе будет сниться кошмар. - Нет!! – вскинулся Крис, стискивая его плечи – Нет, Том! – От страха сжалось сердце. – Обещай, что не будешь пытаться мне помочь! Я… - Крис усилием воли взял себя в руки и разжал пальцы, погладив плечи Тома, словно извиняясь за свою вспышку, – могу не узнать тебя. И поставить синяк под глазом. – Улыбка вышла кривой, да и попытка пошутить была откровенно кошмарной, но если Том до него хоть пальцем дотронется… Хиддлстон похолодел. Слишком это все напоминало его самого. И попытки не пустить никого в студию, когда в его руках была ТА скрипка. И стремление уберечь от безумия. - Крис… это ведь не то о чем я думаю? Господи… пускай это будет не то, о чем я думаю! – Ладонь коснулась колючей щеки. Крис прижался губами к серединке его ладошки: - Я не собираюсь прыгать из окна. Я вообще не собираюсь заканчивать жизнь самоубийством, если ты думаешь об этом. Да и для музыки ангелов я, видимо, слишком туг на ухо. - На этот раз улыбка была почти его настоящей. - Я люблю тебя. И я не могу потерять тебя снова, слышишь? – Он не мог, просто не мог себя заставить оторваться от Криса. Не мог, не хотел. Будто только ощущение его рук дарило ему силы быть. – Знаешь что… давай ты сейчас пойдешь в спальню и ляжешь спать. Я опущу шторы и закрою дверь. И выключу телефон. А чтобы твой чудесный шеф не выгнал тебя с работы – ты получишь эксклюзивное интервью. И я отвечу на все вопросы, которые ты только придумаешь. Даже если ты сочинишь мистический триллер обо мне – я его поддержу. Но ты отдохнешь. Если тебе приснится кошмар – я сумею разбудить тебя. Не входя в спальню. Идет? Крис пару долгих мгновений смотрел в его глаза, а потом устало кивнул. Да, это хорошая идея. Если он поспит днем, ночью, возможно, контролировать себя будет легче. И он действительно устал, а это шанс нормально отдохнуть. Жаль только, что… Только днем он мог быть рядом с Томом. Теплым, родным, любимым Томом. - Хорошо, - он потер глаза и сел, опуская ноги на пол. Взгляд зацепился за красное пятно застывшей капли крови на лодыжке, и Хэмсворт вздрогнул, убирая ногу подальше от глаз. Черт… Надо быть внимательней. – Спасибо, сэр Томас, - потянулся к замершему любимому и вовлек в поцелуй. Отчаянный, голодный, почти болезненный. Какие сладкие губы у Тома, какие нежные и мягкие. Стоило только почти потерять, чтобы начать получать удовольствием от любой мелочи. От ощущения шелковистых волос, завивающихся в упругие игривые колечки, от того, как отдается в его теле стук сердца Тома под ладонью. – Люблю тебя, мой Том… Тот вспыхнул мгновенно. Глухо застонал в целующие губы, затылком потерся о его ладонь. Хорошо, что он в брюках. Слишком явным было бы возбуждение. Хотелось остаться в кольце его рук. Но он обещал. А обещания нужно держать. Особенно теперь. - Иди спать, - сдавленно выдохнул он, усилием разорвав поцелуй. Крис кинул на него тяжелый, обжигающий взгляд, и вдруг снова прижался к губам. Сильно, болезненно, не лаская – терзая, впиваясь до припухшей красной каймы. Провел языком и дернулся, отшатнулся. - Прости… - чуть не плача, сжался, глядя с ужасом на потерявший свою четкость контур. – Прости, я не хотел, - потянулся, словно пытаясь загладить принесенную боль, застыл и, скатившись с дивана, исчез в спальне, захлопнув за собой дверь. Том какое-то время просто сидел, прижав к губам ладонь. Больно? Да, безумно. Вот только чем ему помочь? Быть рядом? Судя по всему – так он сойдет с ума еще быстрее. Уйти? Тогда он сам, Томас Уильям Хиддлстон, спятит. Выбора – никакого. Просто попытаться быть рядом и держать Криса на плаву. Пока не найдется хоть какой-нибудь выход. Какой-нибудь. Том медленно поднялся на ноги. Нужно работать. Снова начать репетировать. Научиться жить без золотых струн. И научиться быть «феноменом» безо всякой чертовщины. Это сложно. Но необходимо. …Следующие несколько дней прошли точно в странном мареве. Он литрами пил кофе, а на скрипке играл, исключительно выбравшись на крышу жилого дома. Он сам стал похож на тень. Правда, менее нервную, чем его любимый человек. До концерта оставались считанные дни и ему приходилось уезжать на площадку. Настраиваться, играть, привыкая к акустике. И пытаться снова научиться чувствовать, как когда-то, чтобы пели на сцене не струны, а его собственная душа. Слишком активно Крис избегал его днем. Вернее сказать, днем Тома попросту не было дома. Вечера они проводили на расстоянии. Крис боялся сорваться, а Том – причинить ему боль. Он спал урывками, чутко вслушиваясь в дыхание Криса. А однажды сделал вид, что засыпает, а потом тихонько, на цыпочках, подкрался к двери, чтобы хоть краешком увидеть, что Хэмсворт делает, как он. Крис лежал на полу в паре шагов от двери в спальню. Его глаза были закрыты, и Том едва не запаниковал. Но грудь Криса вздымалась, а с губ срывались время от времени самые страшные звуки из всех, когда-либо слышанных им в жизни. Крис скулил. Тихо, обреченно, страшно. И еще… его рука – от перемотанной кисти до предплечья – была испещрена тонкими порезами. Длинными, ровными, кровоточащими порезами. Сквозняк? Или это волосы зашевелились на его голове? Том тихо-тихо прикрыл дверь и вернулся на постель. До утра он так и не сомкнул глаз. Едва слышный скулеж настигал его отовсюду… Ко дню «Х» Том окончательно извелся. Он плохо спал. А когда засыпал – вскидывался, если вдруг за дверью раздавались посторонние звуки, а не ставшие привычными болезненные стоны. Он успокаивался ненадолго только утром, когда принимал душ, пил ударную дозу кофе и на несколько мгновений забывался в родных объятиях, таких нужных и таких пугающих. Он сам себе напоминал героя фильма. Хичкоковского хорора. Не классических ужасов, а чего-то глубинно-пугающего. Страшного не тем безопасным страхом, который щекочет нервы в кинотеатре или дома перед экраном телевизора. ЭТО происходило с ними на самом деле. Безумие медленно, но верно овладевало Крисом. Именно тень безумия он видел по утрам в обречено-усталых глазах любимого мужчины. Том-тролль уступил место кому-то совершенно другому. И этому «кому-то» предстояло играть на дне рождения Королевы. Ну почему этот день, это событие, к которому он шел всю свою жизнь, он не может разделить с Крисом? Просто потому что Крис Хэмсворт чем дальше, тем сильнее напоминает обезумевшего зверя. …Они попрощались быстро. Почти скомкано. Боль в глазах Криса выворачивала его на изнанку. Хотелось остаться. Неимоверно, отчаянно. Но это выступление и прием – его долг. Его дань вежливости и уважения великой женщине. Где-то там, во дворце, шли последние приготовления. Последние штрихи, лоск. Свет, звук, море цветов, порядок поздравлений… Том отправился туда в дорогом концертном смокинге. Тонкую талию подчеркивал широкий шелковый пояс. Идеальные лаковые ботинки. Идеальная укладка, легчайший мейк только чтобы скрыть его бледность и темные круги под глазами. Том шагнул за порог, а сердце осталось там. Рядом с Крисом. Сходящим с ума. И все равно любимым… …Он метался, как раненный зверь по клетке. По комнатам, коридору, дергал ручку двери, рычал и снова метался. Он должен быть сейчас с Томом. Он хотел быть с Томом. Сердце рвалось вслед уехавшему любимому. Сегодня самый важный день в его жизни, а он заперт в собственном теле, как в ловушке!! Крис с силой сжал только-только закрывшуюся рану на предплечье и затих, уткнувшись лбом в прохладную стену, отстраненно думая о том, что, наверное, узоры на его руках смотрятся красиво. Ровные красные полоски, зажить которым он не дает, вскрывая вновь и вновь для новой порции боли. Больше никакого удовольствия. Только Боль. Только она спасает теперь от собственного безумия. Но он трус. Хотя нет, не трус. Он просто слаб. Ему надо было выставить Тома еще тогда, когда он понял, что с ним что-то не так. А сейчас… Он готов убить его. Только бы тот никогда его не покидал. Одержимость? Нет. Безумие. Черное, мутное, обволакивающее рассудок и подчиняющее тело. Крис зашипел сквозь зубы и прошел в ванную. Кинул на себя взгляд и улыбнулся, почти оскалившись. О, да-а-а… Горящие глаза, покрытая испариной обнаженная кожа, ярко-красные губы и распущенные волосы, лежащие на плечах. От него несет похотью. Страстью. Болью, от которой так трудно отказаться. Кипит в нем, тянется… Крис резко отвернулся и вжался лицом в оставленную Томом майку. Какой сладкий, одуряющий запах. И воет внутри, царапается от желания присвоить, сделать своим его обладателя. Хэмсворт зарычал и, с трудом отстранившись, сунул майку Тома в машинку, а сам встал под ледяной душ. Почти вечер. И если Том не явится до наступления ночи, лучше пусть не приходит вообще. …Прием завершился далеко за полночь. Но концерт был просто волшебным. Том смотрел номер за номером, выступление за выступлением и не мог не восхищаться мастерством артистов и тем воодушевлением, почти трепетом, который испытывали те, кто выступал перед Королевой. Они все светились изнутри, точно осененные какой-то неземной благодатью. Будто само сознание что перед ними женщина, облеченная властью, перед которой все склоняются в поклонах, почтительно и благоговейно величая «Ваше Величество», делало их причастным к какому-то таинству, волшебству, которое никогда больше не повторится… Да, волшебство и впрямь больше не повторится. Оно умерло вместе со струнами. Но как и все, подаренное древними богами, оно имело свою цену. Умирающее волшебство отчаянно вцепилось в душу любимого и тянуло за собой… Кто из них скорее уйдет? Крис, окончательно лишившись рассудка? Или музыкант, потерявший музу и теперь теряющий последний смысл своего существования – любимого человека? Его скрипка на сцене пела об этом, рыдала об этом, молила об этом, выпрашивая у судьбы и времени еще несколько минут, часов, дней вместе. Чтобы запомнить тепло объятий, напитаться нежной силой рук, еще раз попробовать на вкус поцелуи. В какой-то момент Том ощутил на щеках слезы. Нет, он не просто играл. Он молился. Молился о собственной мечте: быть любимым и иметь право любить, быть свободным от этого проклятия. Он слабо помнил, как кланялся, как преклонил посреди сцены колено, прижимая к груди руку, глядя, как растроганно утирает слезы платком женщина, пережившая любимого супруга, войну, много чего, и знающая настоящую цену счастья. …Он вернулся домой глубокой ночью. Слегка пьяный от выпитого на приеме шампанского, усталости и эйфории. Он прокрался в комнату, распуская по дороге галстук-бабочку. - Ты поздно. – Голос Криса, донесшийся откуда-то из темноты, был… спокойным и даже немного прохладным. – Как прошел праздник? Ты выглядишь уставшим, но довольным. – Крис прошел мимо него тенью, мелькнул силуэтом на фоне окна и, включив ночник, опустился на диван, закинув ноги на подлокотник и легко улыбаясь. Только глаза были в тени, да каким-то странно-красивым узором смотрелись порезы на светлой коже обнаженных рук. - Хорошо, - Том кивнул. – У меня получилось, Крис… Я так боялся, что не смогу играть больше. Но я смог. – Он отложил скрипку в кресло и неспешно подошел к нему. Кончиками пальцев почти невесомо провел по израненной руке. – Как ты? Крис ощутимо вздрогнул и подался назад, прячась в тень: - Не стоит, - почти угрожающе произнес он. Вот только почему-то слышались в его голосе еще и другие нотки. Темные, бархатные. Ласкающие. – Я… рад за тебя. Ты лучший, Том. Как я и говорил. - Крис… - Хиддлстон вздохнул. Так больше нельзя. Что-то нужно делать. Вот только что? Отправить его в больницу? Где из него сделают клинического идиота?! Или уехать с ним куда-нибудь. Да, он перестанет играть совсем. Исчезнет с горизонта. Но возможно спасет любимого человека. – Давай уедем куда-нибудь, а? – Он присел перед Крисом на корточки, пытаясь заглянуть в лицо. - Уедем? – тот вскинул бровь каким-то… странным жестом. Очень крисовским, но более точным, четким, красивым очень. Заострились скулы от усталости, сделав его лицо изящнее и резче. – Куда? - Не знаю, - пожал плечами Том, с корточек опускаясь на колени перед ним. – Я могу купить маленький домик где-нибудь в горах. Крис рассмеялся: - Рай только для двоих? Что мы будем там делать, Том? - А здесь мы что делаем, Крис? – он приподнялся, заключая лицо Хэмсворта в ладони. – Я люблю тебя. И я за тебя боюсь. Крис хмыкнул, потянулся и сел. Взял кончики болтающегося на шее Тома галстука и дернул на себя, вынуждая приблизиться. Заглянул в глаза, улыбнулся жарко и почему-то отчаянно: - Тебе нужно бояться не за меня. - А за кого мне еще бояться? – Том лбом прижался к его лбу. – У меня есть ты. Ты – самый близкий человек в моей жизни. - Уходи, - на мгновение лицо Криса исказилось, став испуганным, растерянным. А в следующую секунду он подался вперед и вжался губами в его губы. Стиснул плечи, смял рубашку, собирая ее в складку, словно пытаясь добраться до кожи. - Я не оставлю тебя, - выдохнул Том, отвечая на болезненный поцелуй. Горько, больно, страшно. И все равно, что будет с ним самим. Искупить бы грех… - Люблю тебя. - Любишь? – Крис усмехнулся, раздвинув губы в улыбке, так не похожей на его обычную. – Лююююбишь… - протянул почти сладострастно и рванул полы его рубашки в стороны, выдирая пуговицы. Голубые глаза почти почернели, блеснули зубы. – Хорошоооо. – Потянулся, сжав талию, и опрокинул назад, не дав опуститься на пол, держа на весу. Провел влажную, длинную дорожку языком по животу и выше, впился зубами в кожу вокруг темного соска. Хиддлстон болезненно вскрикнул. Пальцы зарылись в золото волос и сжались в кулаки, вынуждая Криса оторваться от своего занятия и посмотреть ему в глаза. - Что с тобой? – Его не пугала страсть. Его пугала одержимость. Странное нечто, что плескалось в глазах Криса. - Ничего, - улыбка Криса была мягкой, почти нежной. – Всего лишь люблю тебя. – Пару долгих секунд он просто смотрел в глаза Тома, а потом вдруг швырнул его на пол. Не дав подняться, перевернул на живот, навалился сверху, срывая рубашку с плеч. С тихим рыком вжался лицом в загривок, потерся носом, заскулил, как от боли и прикусил плечо, нежно лаская ладонями бока. - Крис!.. – В теле плеснуло жаром возбуждения. И ужасом. Почти паническим животным ужасом, который туманит разум и заставляет совершать ошибки. Вот как любит безумец, отравленный волшебством погибших струн. Есть шанс. Обязательно есть шанс. Должен быть! Том с силой толкнулся задницей в его пах. Сильно, текуче, будто волной. Крис возбужден. Взвинчен даже. Но с этим можно справиться. Безумие не должно быть вечно. Последующий за этим удар был сильным, жестким. Он буквально втолкнул Тома в пол, вышибив дух. И все вдруг замерло вокруг. Только слышались тихие отчаянные всхлипы. А потом спины коснулись. Мягко, аккуратно, нежно очень. Ладони прошлись лаской по плечам, спине. Невнятный шепот, умоляющий; дыхание склонившегося Криса обжигало дыханием кожу. Он словно просил простить его. Еще одно легкое касание, невесомое почти. И следом – словно вспарывающая кожу боль от ногтей, вжавшихся в тело, зубов, стиснувших загривок. Кровь окрасила эмаль в красный, намочила губы, и Крис с диким отчаянным криком отшатнулся. Отлетел в сторону и сжался в углу, зажмурившись и дрожа, обхватив себя за плечи. - Уйди… - По лицу текли слезы, и он слизывал их, мешая с кровью. – Уходи, Том…. Умоляю… Тот не заорал только чудом. Разорвавшая тело боль, ее пульсирующие сгустки там, где Крис поранил его… Собрав силы, он отполз в сторону и замер, прижавшись спиной к двери в спальню. Двери, которая открывается ВНУТРЬ. Он может уйти, провалившись в безопасность комнаты. И что тогда? Что будет с Крисом?! - Ради бога… - Слезы спазмом сжимали горло. – Только ничего с собой не сделай… Прошу тебя… Крис рассмеялся хриплым голосом. - Мне слишком нравится жить, любимый… - Полыхнул глазами, раздвигая окровавленные губы в яростной улыбке. Дернулся вперед, замер, сжавшись в тугой комок боли, дрожа и задыхаясь. – Помоги мне… Убери это из меня… Помоги… НЕТ, НЕ ПОДХОДИ! – Вскинулся и тут же опрокинулся назад, снова вжимаясь в угол и подбирая ноги. Закрыл, спрятал лицо в ладонях, локтях и затих, давясь всхлипами и тихо, отчаянно воя на одной ноте. – Не подходи-не-подходи-не-подходи… Хиддлстон тяжело поднялся на ноги и подошел к нему. Сел рядом, рывком развернул спиной к себе и с силой обнял, оплетая руками и ногами так, чтобы Крис даже дернуться не мог. - Тихо… успокойся… все будет хорошо, слышишь, - шептал он в спутанные прядки волос. – Все будет хорошо, любовь моя… - в его голосе - усталом, тихом, появились странные интонации. Он говорил нараспев, почти мурлыча мелодию, которую играл сегодня на концерте. Мелодию, которую он посвятил Крису. «Крест». И Крис затих, обмяк, покачиваясь в такт, словно змея, заслушавшаяся флейту. Но стоило Тому замолчать, как напряглось тело, закаменело. Крис выгнулся, дернулся, пытаясь уйти из крепких объятий, почти разрывая их, но Том держал его крепко. Они упали на пол, сплетенные, перекатились, и Крис снова затих, оказавшись под Томом. Вскинул на его лицо невероятно чистый, ясный взгляд. Секунду, показавшуюся вечностью, смотрел в его глаза, а потом подался вперед, коснулся нежно губ тихим «Прости». А в следующую секунду с силой отбросил его от себя. Вздрогнул от грохота отлетевшего журнального столика, на который упал Том, взмыл на ноги и застыл посреди комнаты, опустив голову и словно прислушиваясь к чему-то в себе. Бездумно провел языком по губам, на которых застыла кровавая корочка, взвыл отчаянно и вылетел вон. Только стук захлопнувшейся двери ванной донесся. И почти сразу следом – полный боли отчаянный вскрик, перешедший в стон, резко оборвавшийся. И наступила тишина… - Крис!.. – Том закашлялся, застонал от новой порции боли. Безумие, сумасшествие, господи, только бы он ничего себе не сделал! Сначала ползком, потом цепляясь за стены, Том добрался до двери в ванную, пару раз грохнул по ней кулаком. – Крис!!! – на поверхности двери остался кровавый отпечаток. Он умудрился пропороть ладонь. Дорогой костюм теперь даже чистка не спасет. Выбросить к чертям. На полу – следы крови. Он сам в крови. С трудом передвигаясь, Том все-таки дотащился до кресла и открыл футляр. Другая скрипка, другие струны. Музыка души – одна. Это он кричал надрывно. Это он умолял небо или ад – кто его знает – вернуть ему Криса. На кресле остались пятна крови. Полированные бока скрипки окрасились красным. Ну и пусть! Том вскинул смычок и ударил по струнам. И там, за дверью, застонал Крис, заскулил отчаянно, надрывно. Упало что-то, разбилось, еще и еще… Дверь содрогнулась от удара, стеклянный звон оглушил на миг, а потом раздался голос. Надрывный, яростный, полный бешенства, злобы и боли. Просящий, умоляющий не мучить, отпустить. ЗАТКНУТЬСЯ!! Скребущий звук ногтей заставил, кажется, подняться все волоски дыбом. Вот на мгновение все затихло, а потом дверь ударилась о стенку, когда от сильного удара сорвало замок. Застывшей на пороге Крис – с опущенной головой, размазанной по телу кровью и пропитавшимися чем-то черным волосами, был страшен. Он качался, как пьяный и что-то мычал про себя, сжимая дверной откос. Мотнул головой и перешагнул через порог. Сгорбившись, словно сломавшись, сделал несколько шагов, а потом упал на колени и пополз, слепо натыкаясь на углы. Добрался до комнаты и затих, свернувшись у ног Тома в тот же миг, как отзвучал последний аккорд. Хиддлстон опустил смычок и опустился перед ним на колени. Нежно коснулся ладонью волос, погладил осторожно и улыбнулся. - Все будет хорошо, Крис… Обязательно будет хорошо… Потерпи еще чуть-чуть… Он снова поднялся на ноги, выпрямился. И заиграл. Пронзительно, щемяще, нежно. Это походило на рождение солнечных лучей на рассвете, на гаснущие звезды и звенящую капель, на шелест молодой листвы, на капли дождя и легкое дуновение бриза, это было похоже на улыбку Криса. Все это было в его улыбке. Свет, нежность и любовь. Его Крис – его любовь и его жизнь. Возвращайся… возвращайся… я так тебя люблю!.. А Крис… плакал. Навзрыд, содрогаясь в рыданиях и царапая пол. Горячие слезы текли, словно омывая его лицо, но когда вскрылись раны, нанесенные струнами, и заструилась из них, пузырясь, темная, почти черная кровь, застонал, как ребенок и обмяк, уйдя в благословенную темноту с легкой, светлой улыбкой на губах… Том обессилено опустил инструмент, завершив мелодию тихим тающим эхом. Медленно осел на пол рядом с Крисом, осторожно устраивая его голову на своих коленях. Стянул с себя порванную рубашку и аккуратно промокнул израненные ладони любимого мужчины, точно опасаясь, что эта дрянь, вытекшая из порезов, может вернуться в открытые раны. - Натворили мы с тобой дел, родной… Ничего… завтра наведем порядок, а потом поедем в отпуск, - шептал Том, вытирая чистым уголком его лицо и слабо, но светло улыбаясь. - Вот увидишь. Это будет здорово…