— Папа, погладь!
Услышав бас, я испуганно подскочил на кровати и стал ошеломленно озираться по сторонам. Однако в комнате посторонних не наблюдалось. С некоторой опаской подойдя к табуретке, занимаемой кучкой, я резким движением фокусника сдернул свою футболку.
— Папа! Погладь-погладь-погладь!
Бас определенно издавало оно. Но мою кучку это напоминало мало! Куда делось мое дерьмецо?! Верните мою прелесть! Это не мой ребенок!
То, что находилось на табуретке, больше походило на конус расплывшийся снизу и закругленный сверху. Цвет оставался мясным, но теперь гладкая плоть бугрилась прожилками и проступающими венами. Не знаю, были ли это действительно вены или еще что. Не знаю, протекала ли по ним какая-то жидкость. Нет, ну не полезу же я ради любопытства резать живое существо! Но выглядело это отвратительно!
— Папа-папа! Ы-ы-ы! Хлюп. Папа! Хлюп, — хлюпы стали более влажными и отчетливыми.
Я не мог смириться! Только мне удалось привыкнуть к кучке, и вот она превратилась в басящий кал. Вы не представляете мой шок, отвращение и неприятие! Я полюбил, а она меня обманула! Мне захотелось уйти из комнаты и не возвращаться, потому что самые мои светлые чувства были обосраны.
— Па-а-апа, па-а-апа! Ы-ы-ы! Папа! Хлюп-хлюп. Па-а-а… Хлюп.
Надрывный бас дал мне понять, что я не один? кому сегодня хуево. Заставить себя что-то сказать я не мог, но и оставить это недоразумение не получалось тоже. Поэтому присев на стул принялся поглаживать этот фикал. Ощущения абсолютно отличались от тех, к которым я успел привыкнуть. Раньше мне надо было гладить нечто плоское и гладкое, теперь же это было не ровным, да и конусообразная форма очень отличалась от привычной лепехи.
— Н-н-н… Папа? М-м-м… Па-па! Хлюп.
Блядь, что тебе опять не так? Ну не мог я так просто принять тот факт, что моя кучка-девочка превратилась в это! Мне было муторно… плохо короче. Хотелось плакать от разочарования! Но я не мог все это рассказать и показать своему калу.
Как может неприятие родителя отразиться на психике ребенка? Не знаете? Вот и я не знал. Подвергать малыша такой травме не хотелось, но и спокойно принять перемены у меня не получалось. Поэтому я попытался соврать, хрипло заверив:
— Все в порядке, но я должен идти в школу. Просто подожди меня.
— Папа? Хлюп. Папочка!
Ух… я чуть не разревелся! Пришлось ретироваться в ванную, чтобы там относительно успокоиться. После чего заглянул в комнату.
— Не переживай и жди меня дома. Все будет хорошо! Я обязательно вернусь.
А куда на хуй денусь!
— Да!
Вот спасибо, милая. Ты прям утешила. Хотя… ты ли это? Нет, в том, что это моя кучка, я был абсолютно уверен. Но вот в том, что кучка — девочка, сомневался. Знаете, бас несколько подорвал мою уверенность в половой принадлежности мелкоты. Что я за отец?! Не знаю даже пол своего ребенка.
* * *
В школу я пришел никакой. На уроках был в прострации, никого не слушал, игнорировал друзей. День прошел как во сне. Очнулся я в какой-то забегаловке, притом совершенно не понимая, как там оказался. Рядом сидели Толик и Костян, обсуждая какие-то свои геймерские заморочки.
— Эм-м… что я тут делаю?
— О, ты наконец очнулся? — притворно удивился Костян. — Мы уже не ждали чуда!
— После урока ты никак не отреагировал на звонок, и мы решили, что тебе надо развеяться, — пожал плечами Толик.
Вот спасибо! Теперь я хуй знает где!
— Сколько времени? Где мы?
— Бля! Где «спасибо»? Что с тобой? Объяснить не судьба?
— Костян, успокойся. Сейчас шесть, мы на Рокасах, — Толян урезонил друга, вклинившись в разговор.
— Блядь! — выдал я свое отношение к происходящему.
Шесть? Шесть! Вне себя от беспокойства и накатывающей паники я оглядел забегаловку. Встретившиеся со мной взглядом быстро отводили глаза. Правильно, не связывайтесь с психами. Найдя выход и уже ни о чем не думая, я вылетел наружу.
— Постой, придурок, сумку возьми! — меня догнал Костян с моим рюкзаком. — Все в порядке? — пытаясь заглянуть мне в глаза, уточнил он.
Но мне было не до того.
— Не знаю! Мне надо домой!
Больше меня никто не задерживал. Я несся, не обращая внимания на дорогу и тех, кого задел. Прохожие старались уйти с траектории моего движения, но получалось у них это не всегда. А мне казалось, что я опаздываю, что сейчас решается моя судьба!
* * *
Дом встретил меня молчанием. Раньше так было всегда. Но сейчас меня напугала эта мертвая тишина. Мертвая говорите?
Я, не разуваясь, влетел в комнату. То, что предстало моим глазам, было просто ужасно! Кал на табуретке скукожился до размеров кулака, посинел и не издавал никаких звуков. Такого я не испытывал никогда! Мир вдруг пошатнулся.
— Кучка? Малыш?! Я дома! Я пришел, как и обещал. Ну же, ответь мне!
Рука прошлась по прохладному комочку плоти. Раньше я не замечал, что у него была какая-то температура, теперь понял что была.
— У-у-у! Ну же, ответь! Ты же обещала дождаться меня. Ты обещала! Ты сказала «да». Ну что же ты молчишь? Не пугай меня!
Я обнял холодный комочек и завернулся с ним в одеяло, надеясь, что тепло приведет этого монстра канализации в чувства. Говорил с ним и ревел. Мне было так страшно! Так одиноко и больно! Только никакие мои слова, слезы и одеяла не могли повлиять на то, что кучка была холодной.
