***
Тут темно. Тут пахнет кровью. Стены давят. Почему так больно? Он бежит, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг, даже собственных выставленных вперед рук. Он лишь примерно помнит очертания этого места и не знает, как из него выбраться, но продолжает бежать. Ведь когда-нибудь он выберется отсюда? Когда-нибудь эта тьма отступит, верно? Вокруг холодно. Он все еще чувствует запах. Больно. Он не понимает — по своей воле он садится на пол или падает от усталости. Но бег прекращается. Тяжело дыша, он, как всегда, перекатывается на панцирь. Знает — в ближайшее время он не сможет пошевелиться. Где-то в стороне над ним слабыми лучиками брезжит свет. Это нормально, ведь он как сейчас помнит, что там, наверху, должно быть окно. И вдруг из черноты, сгустившейся вокруг него, выступает голос: — Тебя выбросили, как мусор. Они очень жестоки. Определить направление голоса, отражающегося от несуществующих стен и заполняющего собой все пространство, невозможно. Он не вертит головой, чтобы увидеть того, кто говорит. А зачем? Все равно кругом темно. Он знает этот голос, хотя и слышал его при совсем других обстоятельствах. — Единственное, что меня беспокоит… сколько еще таких же, как и ты? Он задумался. Есть еще такие же, как и он. Где-то здесь, совсем рядом. Родственные души, которые наверняка натерпелись от этой дрянной жизни не меньше, чем он. Они тоже блуждают одни в темноте? Им тоже холодно? Они чувствуют этот запах? Их разделили. Зачем? Кто это сделал? Вот бы наказать его! Вот бы хоть глазком их увидеть… Но что-то не так. Мягкий свет из окна над потолком неожиданно обретает форму, знакомые черты, панцирь за плечами. Свет протягивает руку. Глаза, синие-синие, светятся участием и желанием помочь. А он дурак, всю жизнь думал, что это небо. — Ты ведь Рафаэль, ведь так? — говорит свет не своим голосом. Почему тут все так перепутано? Ведь это точно говорил Страж, когда впервые привел его на базу, но явно не Леонардо: — Я рад, что нам удалось тебя найти. Мы твои союзники. Пойдем, нас уже ждут. Леонардо перестает быть светом, он становится вполне себе реальным со своими неизменными катанами и невозмутимым видом, за его спиной Рафаэль ловит силуэты остальных своих союзников, все в сборе и ждут только его. Леонардо все так же протягивает ему руку. Сделав над собой усилие, Рафаэль рывком садится, бросает мимолетный взгляд на свои руки и грудной пластрон, видимые теперь в свете ламп коридора с одинаковыми дверями. Странно… в темноте ему казалось, что он был меньше. Не задумываясь больше, Рафаэль протягивает Леонардо руку, но, когда он сжимает пальцами его ладонь… они проходят насквозь. Что за?.. Рафаэль поднимается на ноги и пробует снова схватить его за руку, но результат оказывается тем же. — В чем дело, Рафаэль? — слышится голос Донателло где-то за Леонардо. — Лео, оставь его уже. Он не хочет. Но Леонардо продолжает все так же стоять, протягивая ему раскрытую ладонь, и смотреть на него со своей невероятно раздражающей терпеливостью, а Рафаэль все пытается, пытается и не может до него даже докоснуться, от каждой бесплодной попытки лишь сильнее распаляясь и злясь. Бесполезно, они словно из разных реальностей! Пол под ногами дрогнул. Рафаэль чувствует, что он плавно проваливается куда-то. Нет. Нет-нет-нет. По лицам его напарников тоже пробегает беспокойство. — Ну же, хватайся! Я держу тебя! — кричит Леонардо, но это бессмысленно. В последний раз зачерпнув воздух руками там, где были протянутые к нему руки, Рафаэль проваливается обратно во тьму.***
Рафаэль подскочил на кровати, словно его ударило током, и, тяжело дыша, осмотрелся по сторонам. Перед глазами все еще плясали смутные, но живые образы, казалось, будто в комнате кто-то был. Тени из углов едва заметно сползались к нему. В попытке то ли совладать собой, то ли спугнуть несуществующих призраков Рафаэль с силой стукнул кулаком по стене и мотнул головой. Пошли прочь! Кошмар начал рассеиваться, тени отступили, и черепаха, проморгавшись, снова увидел перед глазами пустую, покрытую полумраком комнату с деревянным столом в углу и одинокой грушей в центре. Сам он сидел на удивительно мягкой постели с чистым бельем. Он никуда не падал. Все было в порядке. Это был всего лишь еще один сон. — Черт, приснится же… — пробормотал черепаха на выдохе и провел ладонью по лицу, приходя в себя, но в тот же момент снова напрягся и со всей дури врезал кулаком по стене. Это было громко, кажется, там даже осталась вмятина или трещина, но должного облегчения это все равно не принесло. И вот так всегда: почему каждый раз, когда в его жизни появлялась парочка мирных деньков, у него во снах начинала твориться всякая муть и напоминала о том, что расслабляться все-таки не стоило? Самое раздражающее было то, что он все время оказывался именно там. Очень смутное место, воспоминания о котором практически стерлись из его памяти, превратившись в сгусток отвратительных воспоминаний и ощущений. И так на протяжении… многих лет. Вот она стабильность! А вот конец — это что-то новое. «Только во снах мне этой троицы и не хватало, — Рафаэль сам усмехнулся своим мыслям и поморщился, вспомнив, что конкретно ему снилось: — Фу, ну и муть. Надо взять себя в руки. Как там говорил Сплинтер? Успокоиться, сосчитать до десяти…» Разумеется, это не помогло. Вряд ли ему сейчас могла помочь медитация, а вот старый добрый, но так редко принимаемый ввиду особенностей прошлой жизни холодный душ был бы сейчас кстати. С точной уверенностью, что найти желаемое даже темной ночью будет не так сложно, Рафаэль повязал на голову свою маску и вышел из комнаты. Если ему не изменяла память, то душевые кабинки находились рядом с большим спортзалом, где тренировалось большинство Стражей, а чтобы дойти до него, нужно было всего лишь пройти по коридору мимо кучи одинаковых кабинетов одним этажом ниже. Или двумя? Нет, правда, инженеры явно не парились, когда составляли план здания. Как только сами пришельцы не путались в этом лабиринте, оставалось загадкой, и решение никто не собирался ему объяснять. Рафаэль нашел лестницу и спустился на этаж ниже. Все верно, такой же прямой и длинный коридор, как и тот, в котором расположены комнаты всех черепах, но, по идее, одна из них, в другом конце коридора, вела в спортзал, а значит, и к душевым кабинам. «Ладно, пока без приключений», — подвел итог Рафаэль и решительно зашагал по черному из-за отключенного освещения коридору. Помнится, на одной из тренировок мастер Сплинтер говорил, что нужно контролировать даже собственные мысли, потому что они имеют свойство материализовываться. Тогда Рафаэль в это, конечно, не поверил. А вот сейчас у него появился повод пересмотреть свои взгляды! Потому что «приключения» только что в прямом смысле «материализовались» в виде неожиданно открывшейся двери прямо перед ним. Рафаэль тут же вжался в стену, все еще укрытую тенью, в то время как весь остальной коридор залил свет из открытой двери. Оттуда, придерживая панцирем тяжелую железную дверь, — стоп, разве тут не все двери деревянные? — выглянул очень знакомый силуэт. Для большей узнаваемости он мелькнул на свету кончиком оранжевой маски, а потом выкатил вслед за собой большое офисное кресло с еще одним довольно знакомым силуэтом. «Что за черт?» — негодующе подумал Рафаэль и еще сильнее вжался в стену, надеясь, что странное шествие, куда бы оно не направлялось, пройдет мимо него. Это было вполне реально, ведь обладатель оранжевой повязки успел за несколько дней зарекомендовать себя самым беспечным и невнимательным из всей четверки, но, как назло, именно в этот раз Микеланджело проявил чудеса наблюдательности: замер недалеко от Рафаэля, начал вглядываться в темноту и, немного подумав, шепотом спросил: — Тут кто-нибудь есть? Рафаэль мысленно чертыхнулся, но немного поколебавшись, все-таки ответил: — Есть. Мастер нунчак подпрыгнул на месте и шарахнулся было к двери в лабораторию, но вовремя опомнился и облегченно выдохнул. — Фуф, это ты, Раф? Я не ожидал, что мне действительно кто-то ответит, — Микеланджело широко улыбнулся, снова перешел на шепот и приложил палец к губам, призывая к тишине своего невольного собеседника. Рафаэль ничего не ответил. Он вообще подумывал: может, ему быстро развернуться и уйти отсюда? Не хватало еще брататься и вести задушевные беседы с дурнем, который везде таскается хвостиком за Леонардо. Если бы они просто столкнулись в коридоре, он бы непременно так и сделал, но сейчас обстоятельства были уж слишком необычные: Рафаэль буквально поймал Микеланджело с поличным при ночном похищении другой черепахи, причем из комнаты, обычно наглухо закрытой, так что, возможно, тут имел место быть еще и взлом. Нужно было теперь хотя бы узнать, что происходит. Поэтому Рафаэль лишь прикрыл дверь в лабораторию, снова погружая коридор в темноту, и кивнул в сторону кресла, откинувшись на которое и тихо похрапывая, мирно спал Донателло: — Ну и что это? Голос Рафаэля прозвучал не так грозно, как обычно. Видимо, потому что он и правда перешел на шепот. Это позволило Микеланджело немного осмелеть, он обхватил руками спинку кресла и осторожно толкнул его прямо по коридору: — Я везу Дона в его комнату. — А нахрена? Майк замолчал, видимо, такой резкий ответ заставил его вспомнить, с кем он разговаривает, но с упорством продолжил толкать нелегкое кресло дальше по коридору, и Рафаэль был вынужден волей-неволей последовать за ним, чтобы услышать ответ на свой вопрос. — Ну как зачем, — спустя некоторое время сформулировал ответ Майки, — мы тренируемся уже неделю, и он все время заспанный и раздраженный с утра. Я все не мог понять отчего. А оказывается, он по ночам тут панцирь просиживает! В шепоте весельчака скользнули едва заметные нотки то ли возмущения, то ли негодования, не совсем понятные Рафаэлю. Пусть Донателло и правда на утренних тренировках чуть ли не валился от усталости и пусть сейчас он спал не в самой удобной позе в этом маленьком для черепахи-мутанта кресле, но он упрямо не понимал, почему это вообще беспокоило кого-то, помимо самого Донателло. «Потому что у этого кого-то шило в одном месте, да?» — быстро нашелся подходящий ответ. Рафаэль невольно усмехнулся своим мыслям, но продолжил идти следом за Микеланджело. Им было по пути, так как он, видимо, все-таки ошибся этажом и теперь нужно было спуститься вниз по лестнице, чтобы добраться наконец до душевых кабинок. Ну и, что уж греха таить, теперь ему было интересно, чем все это закончится. Двое мутантов с одним спящим мутантом в кресле продвигались по коридору в полной темноте и полной тишине. Пару раз Микеланджело шумно вдыхал воздух, видимо, собираясь что-то сказать, но останавливался и снова молча начинал вглядываться в даль. «Боится», — быстро определил Рафаэль и понимающе хмыкнул. Неудивительно, они все боялись. Начиная с самой первой встречи, когда он заслужил себе образ неадекватного отморозка, все ребята ожидали от него какого-нибудь подвоха, и даже мастер Сплинтер, постоянно толкующий о доверии, наблюдал за ним пристально и не выпускал из поля зрения. Рядом с ним все были как на иголках, и иногда это настолько напрягало и раздражало, что хотелось во время обеда или медитации резко схватиться за сай на поясе, крикнуть «бу» и наблюдать, как все остальные вскакивают со своих мест, хватаются за оружие и готовятся от него защищаться. «Интересно, если я сделаю так сейчас, как он отреагирует?» — Рафаэль чувствовал, что Майки то и дело нервно оглядывался на него, хотя это и было бесполезно в кромешной темноте, по которой они передвигались. — «Небось, в штаны наложит или просто заверещит, как девчонка». По крайней мере, у Майки действительно был повод его бояться, после… их первой встречи. И, даже несмотря на то, что на следующий день местная заноза в заднице пыталась с ним заговорить, попытки были слабые и неубедительные. Он вздрагивал и начинал путаться в словах, стоило Рафаэлю только повернуться к нему, а потом они так сдружились с Леонардо, что Майки и вовсе перестал обращать на Рафаэля внимание. Ну что ж, скатертью ему дорога к выскочке под каблук, сейчас уже поздно о чем-то жалеть. Поздно. Микеланджело производил впечатление не шибко умного, жутко раздражающего и неуклюжего, а рядом с ним постоянно что-то случалось, так что, может, это было и к лучшему. Словно подтверждая свою репутацию, Майк запнулся о заднее колесико кресла и чуть не грохнулся на пол, послав мебель в далекий полет вниз по лестнице, до которой они только что дошли. Проявив неожиданное даже для себя великодушие и ловкость, Рафаэль успел поймать обоих. — Ух, спасибо, приятель, я чуть было все не испортил, — Майки облегченно выдохнул, выпрямляясь и цепляясь за спинку кресла еще крепче, чем раньше. Рафаэль, давно привыкший к темноте, смог различить направленный на себя благодарный взгляд и на удивление скромную улыбку весельчака. — Хорошо, что ты оказался рядом. — Не думай, что я горю желанием помогать тебе. Или ему, — Раф небрежно махнул рукой в сторону мирно посапывающего в кресле Донателло. — Я просто хочу посмотреть, как ты справишься с этим. Рафаэль сложил руки на груди и прислонился к стенке, давая понять, что поднимать по лестнице спящего собрата ночному герою придется одному. Лицо Микеланджело тут же приняло озадаченное выражение. Кажется, он зашел в тупик. И правда, ведь в управлении лифтом из них разбирался только умник, так как, в отличие от обычных человеческих, лифт утромов был зашифрован, и, чтобы добраться до нужного этажа, в нем нужно было нажимать не одну кнопку, а целую комбинацию. Простые смертные черепахи решили этим не заморачиваться и уже семь дней путешествовали просто по лестнице. Бунтарь издал лишь смешок, наблюдая за тем, как его незадачливый напарник крутится вокруг кресла, подбирая нужный ракурс. Он уже решил, как съязвит, когда Майки сокрушенно покачает головой и покатит свой драгоценный груз обратно в лабораторию. Но именно в этот момент Микеланджело, стоя на лестнице, аккуратно потянул кресло на себя. Оно пронзительно скрипнуло, пошатнувшись, но все же сбалансировало на ступеньке повыше, Донателло на кресле пробормотал что-то во сне и, нахмурившись, слегка заерзал, из-за чего Майк, и так с трудом удерживающий нелегкое кресло в вертикальном положении, застыл в немыслимой позе. — Вот идиот, ты сейчас его опрокинешь, — не удержался от комментария Рафаэль, он даже сам слегка подался вперед и вцепился руками в перила при виде таких опасных трюков, Микеланджело же широко, хоть и сквозь стиснутые зубы, ему улыбнулся — похоже, он и сам не верил, что у него получилось. Как только умник перестал возиться и снова заснул, Майк с еще большей осторожностью сдвинул его на еще одну ступеньку вверх, грохот колес и скрип пружин повторился, но Донателло больше не дергался. Следом была еще одна ступенька, а потом еще одна, Майк кряхтел и сопел от тяжести кресла и семидесяти килограмм живого веса, но с упрямством тащил его все выше и выше. Сложнее стало это делать на крутом лестничном повороте. Рафаэлю пришлось оторваться от приглянувшихся перил, чтобы было видно происходящее, и именно тогда, когда его взору снова предстала картинка опасного подъема, кресло под тихие «ой-ой-ой» Микеланджело накренилось настолько сильно, что спящий в нем мутант буквально начал съезжать с него. Рафаэль лишь громко выругался, в мгновение ока преодолел пройденное Майком и креслом расстояние и подхватил зловредную мебель за подлокотники. — Держу! — тихо, сквозь зубы успокоил Рафаэль своего напарника, подмечая, как его глаза из блюдец снова принимают нормальный размер, как раздается облегченный вздох, а за ним смешок и радостное «Спасибо, чувак». «Еще и смеется! Охренеть! Повезло ему, что у меня руки заняты», — Рафаэль приподнял свою часть ноши повыше, чтобы спящий в нем красавец окончательно не свалился со своего трона и чтобы Микеланджело мог поудобнее обхватить его за спинку. Остальную часть лестницы они держали кресло на весу, медленно поднимаясь. Это помогло избежать громких лязгов на каждой ступеньке, а значит и пробуждения Донателло. Проснись «жертва» сейчас, когда они оба тащили его куда-то по лестнице, Рафаэль бы фиг доказал, что просто мимо проходил. Как только лестница кончилась, Рафаэль тут же скинул свою часть ноши на пол, раздраженно хмыкнув: он все еще не собирался в этом участвовать, просто сделал так, чтобы эти двое не переломали себе кости, навернувшись с лестницы. Было бы странно, если бы он просто стоял и смотрел. Но Майки все равно весело усмехнулся и даже легонько хлопнул его по плечу. — Не трогай меня, балбес, — черепашка в красной повязке тихо рыкнул, отталкивая его руку. Микеланджело не стал настаивать, быстро убрал руки и зашагал дальше по коридору, толкая перед собой несчастное кресло с его пассажиром. И неожиданно для себя Рафаэль вдруг понял, что Майки на него больше не оглядывался. Он не вздрагивал и не напрягался рядом с ним. Да и вообще он только что пытался снова… прикоснуться к нему, даже после того случая. Вот интересно, он мазохист или память короткая? «Что-то мне подсказывает, что я об этом еще пожалею», — отметил про себя Рафаэль, направляясь следом. Микеланджело же шел тихо и молча, лишь улыбаясь и кивая каким-то своим мыслям. Интересно, почему он всегда ходил с этой глупой улыбкой? Иногда она бывала настолько неуместно счастливой, что это больше походило на нервное расстройство, чем на жизнерадостный взгляд на мир. Вот о чем он сейчас думает? И ведь по сторонам не смотрит, наверняка же сейчас… Ну да, проехал прямо мимо нужной двери! — Нам сюда, бестолочь! — окликнул его Рафаэль и с тихим скрипом открыл одну из абсолютно одинаковых дверей, которая как раз вела в комнату Донателло. Майки согласно кивнул и резко развернул кресло в обратную сторону, умник при этом снова опасно низко сполз со своего транспорта. Рафаэль лишь сильнее нахмурился, благо, ехать было уже недалеко. Двое черепах тихо проскользнули в комнату, в полумраке было видно, насколько чисто она прибрана — ни одной лишней вещи. Лишь на столе белела стопочка наполовину исписанных листков бумаги, да постель была смята. — Видимо, он не часто здесь бывает, — покачал головой Микеланджело, пододвигая кресло как можно ближе к кровати и неумело расправляя на ней простыню. — Серьезно, чувак, он же из своей лаборатории не вылезает практически! Он может торчать там весь день и, оказывается, всю ночь напролет. — Тебе-то какое до него дело? — Раф в который раз скептически хмыкнул. Он-то, в отличие от этого липучки, как-то не желал вдаваться в подробности жизни мутанта, у которого, если учесть, что он гений, должно было хватить мозгов, чтобы позаботиться о себе самому. Микеланджело задумался буквально на секунду, а потом неуверенно протянул: — Даже не знаю. Мы же команда теперь. Разве это не естественно — заботиться друг о друге? Взаимопомощь и все такое… Майки приподнял Донателло за ноги так, как ему показал Рафаэль, в то время как сам черепашка в красном приподнял ученого за плечи. Совместными усилиями они уложили его на постель. — Сдалась ему твоя забота, — фыркнул Рафаэль, — у него одни формулы в голове. Ты не замечал, что он всем видом показывает, что хочет, чтобы ты держался от него подальше? Донателло раздражал Рафэля чуть меньше остальных. Наверное, просто потому что почти не попадался ему на глаза, после каждой тренировки убегая в свою таинственную комнату и прячась там до следующего занятия. И все равно какой-то гадкий червячок сверлил мутанту череп, подсказывая, что Донателло не просто так избегал их. Невероятно умный черепаха-мутант, который удостоился чести остаться с создателями на все восемнадцать лет. Чтобы такой и не зазнался? А вот Майки будто и не замечал стремительно расширяющейся пропасти между ними и гением и каждый раз после тренировки, когда Донателло убегал по своим делам, просился вместе с ним. Рафаэль, конечно, не был профи в человеческих отношениях, но даже со своими скромными знаниями мог предположить, что, если тебе четырнадцать раз разными способами отказали, значит, хотят, чтобы ты держался от этого места подальше. Держался подальше, а не похищал из этого места хозяина, балбес! Но у Майка логика, если и была, то работала по-другому. — Ну, — Майки как-то загадочно улыбнулся, и Рафаэлю это совсем не понравилось, — мало ли кто там что всем своим видом показывает. А мы все равно, как-никак, команда теперь. Как Мстители или Фантастическая четверка! Или нет! Как Силы Справедливости! — Как кто? — непонятно для чего уточнил Рафаэль и откатил кресло к столу, игнорируя вызванный его вопросом шокированный взгляд. Он уже собрался идти к выходу, но его сообщник укрыл спавшего крепким сном умника одеялом поверх лабораторного халата и замер у изголовья кровати, видимо, задумавшись о чем-то. Раф лишь в который раз раздраженно хмыкнул и остановился в дверях, поджидая его. «Естественно заботиться друг о друге, как же», — Рафаэль подпер дверной косяк, глядя за тем, как Микеланджело торопливо копается в карманах своих штанов, — «говорит так, будто мы действительно команда или хоть кто-то друг для друга, а на деле…» Когда Рафаэль впервые услышал о том, что существуют еще такие же черепахи, как и он, ему показалось, что они будут похожи на него. Что они… поймут его, им будет о чем поговорить. Но, черт возьми, нет! Вспоминая сегодняшний сон и глядя жестокой реальности в глаза, Рафаэль должен был признать — они были словно из другого мира. Они улыбались друг другу, болтали о разных глупостях, выглядели счастливыми и довольными, а он был не таким. Из всех наблюдений Рафаэль понял - то, что с ним произошло… произошло только с ним. И в мире чистеньких и аккуратных коридоров, сытных обедов и глупых ниндзя-правил он, Рафаэль, был чужим. Да что там, каждый из них был слишком другой, чтобы наладить контакт с остальными. Прошла уже неделя, а они не то, что работать в команде — поговорить нормально не могли. Может, слишком уж были разными. Может, не слишком этого хотели. Каждый запирался в своем углу и жил в своем эгоистичном маленьком мирке. Да, Рафаэль пытался найти общий язык. По-своему. Но в целом никто не пытался понять его мир, не делал этого и он сам. Может, так было даже лучше, может, уже поздно к кому-то привязываться. Кто знает, когда утромам надоест эта игра в «собери отряд» и их снова распустят по своим делам? Лишь такой простачок, как Майки, мог на полном серьезе называть их командой. Второй шанс, как это красиво назвал крыс, был заведомо бесполезен. И сейчас проваливался прямо на глазах. Рафаэль хотел уже было повторить то, о чем подумал, вслух, но он аж подавился собственными словами, когда поднял глаза на сообщника и увидел, что Микеланджело во время его размышлений самозабвенно рисовал что-то на лице у ничего не подозревающего Донателло маркером. — Спокойной ночи, Донни, спасибо, что выбрал нашу компанию «Кресло-экспресс», — Майки выпрямился, осмотрел свою работу, быстро сунул в карман притащенный еще из своей комнаты маркер и, закрывая рот рукой, чтобы в голос не захихикать, выбежал прочь из комнаты. Раф, маленько прифигев от увиденного, поспешно вышел следом и закрыл за собой дверь. В коридоре обладатель оранжевой банданы все же не выдержал и громко рассмеялся. — Майки… Ты ненормальный? Нахрена это надо было делать? — Это чтобы урок о пользе сна лучше усвоился, — отсмеявшись, объяснил Майк. — Всегда мечтал кому-нибудь так сделать! Вот жалко, у меня не было брата или сестры, я бы их… Ох, не могу, я как представлю его реакцию на свое отражение с утра… ха-хах… — Майки издал еще несколько довольных смешков, а потом глубоко вздохнул, как учил их всех мастер Сплинтер, и перевел взгляд пронзительных голубых глаз на своего сообщника: — Кстати, о пользе сна. А что ты тут делал в такое время? Черт… Рафаэль стиснул зубы, не зная, что ответить на, в принципе, логичный вопрос. Можно было догадаться о том, что его спросят об этом, и придумать ответ заранее, но нет! Это было слишком просто! Лучше стоять, как остолоп, и лихорадочно придумывать ответ. Сказать про душ? А зачем это черепахе посреди ночи душ? Воспоминания из сна, забытые за таким неожиданным времяпровождением, неожиданно накатили с удвоенной силой. Так и не придумав, что ответить, Рафаэль резко развернулся и направился вдоль по коридору в свою комнату. — Эй! — тихо окликнул его приставучий мутант, да еще и слегка сжал его плечо, пытаясь приостановить. — Спасибо за помощь, Раф! Я у тебя в долгу! Рафаэль почувствовал что-то странное и непривычное. На раздражение было не похоже. Пф, как легко этот балбес разбрасывался такими выражениями. «Я у тебя в долгу!» «Спасибо»! Разве за такое благодарят? Что он такого сделал? — Потом отдашь, — резким голосом сказал Рафаэль, — а теперь проваливай в свою комнату, нам вставать через три часа. С этими словами он вывернулся из рук Майка и быстро ушёл, оставив ночного героя одного стоять в коридоре, с улыбкой кивая своим мыслям. «Сегодняшний день прошел, как обычно, а вот ночью случилось кое-что нереально крутое! Это связано с Рафом, сначала он казался мне не слишком хорошей черепахой, но теперь я, кажется, кое-что понял… — Майки возбужденно щелкнул пальцами и спешно нырнул в свою комнату: — Ага! Так и напишу!»***
— Вдох. Легкие медленно наполняет воздух, так много воздуха, что кажется, будто панцирь не выдержит его натиска… — Выдох. …так же медленно воздух покидает их, оставляя после себя пустоту и легкость внутри. — Вдох. Вместе с таким нужным кислородом внутрь пробирается энергия и силы, наполняя собой все тело… — Выдох. Выгоняя прочь из тела плохие мысли, негативную энергию, усталость и остатки сна… — Медитация окончена, ученики мои, переходим к физическим упражнениям. Приятный бархатистый тембр сенсея, сопутствующий медитации, приобрел более грозные, командные нотки, как и подобает тренеру. Леонардо в последний раз облегченно выдохнул и широко открыл глаза. Как сделать день хорошим? Конечно, правильно начать его: с рассветом и с медитацией перед тренировкой, что помогла бы избавиться от остатков сна и разложить все мысли по полочкам. Леонардо всегда был страстным любителем медитации: дома он мог часами сидеть в позе лотоса и уходить в транс так глубоко, что ему казалось, будто он может попасть в таком состоянии куда угодно, в любой уголок этой вселенной. Более того, иногда у него появлялось настойчивое ощущение, что он не просто может — он должен куда-то попасть. Он будто искал кусочки чего-то, к чему тянулась его душа, и каждый раз, стоило ему закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов, невидимые ниточки мягко впивались в него и тянули прочь из родного тела. Но здесь, в Нью-Йорке, эта способность легко и быстро погружаться в астрал пропала. Ощущения были совсем не те: никаких нитей, никаких далеких ощущений, просто глубокий транс и полное спокойствие. Наверное, это из-за непривычных условий, в том числе и из-за шума, создаваемого его напарниками. «Кстати, что-то они сегодня слишком тихие. Уснули, что ли? — Леонардо поднялся с мата, разминая затекшие от долгого сидения мышцы, мельком бросил взгляд на все еще сидящих на матах двоих мутантов и, не поверив своим глазам, резко повернулся к ним: — Что, серьезно?» — Микеланджело? Рафаэль? — мастер Сплинтер подошел к своим ученикам, но те как будто бы не слышали его и все так же сидели, скрестив ноги и сложив руки на коленях. И если Рафаэль еще кое-как склонил голову к полу и сидел тихо, ничем себя не выдавая, то Микеланджело откровенно дрыхнул, откинув назад голову и сам едва не откидываясь на панцирь. Мастер Сплинтер лишь покачал головой и несильно, но чувствительно постучал по пластрону Микеланджело тростью. Тот в последний раз всхрапнул, дернул головой и приоткрыл глаза, сонно уставившись на учителя. Только через три секунды осознав, кто перед ним стоял и где он вообще находился, Микеланджело пробормотал что-то извинительное и тут же вскочил на ноги. Но то ли от резкого подъема, то ли от долгого сидения до конца не проснувшуюся черепашку занесло в сторону, и вместо того, чтобы встать ровно, Майки завалился прямо на сидящего рядом Рафаэля. — Эй, какого черта?! — черепашка в красной повязке тут же проснулся и задергался, спихивая с себя лишний груз. Микеланджело явно не был в состоянии дать ему ответ, вместо этого он попытался побыстрее подняться, но неаккуратный толчок сопротивляющейся под ним черепахи заставил его бухнуться обратно. Неразбериха продолжалась еще некоторое время, а Леонардо, все это время стоявший неподалеку, даже перестал разминаться и застыл, не до конца понимая, должен ли он вмешаться. Лишь когда напарники расползлись в разные стороны, что-то недовольно бурча, Леонардо почувствовал, что на его губах играла легкая насмешливая улыбка, и поспешно ее спрятал. Вот почему всегда так? Почему нельзя не превращать серьезное занятие в непонятно что? — Чем вы двое ночью занимались? — без всякой задней мысли и с искренним недоумением спросил он, подавая Майки руку и помогая подняться. Он, разумеется, уже знал о том, что Микеланджело не был ранней пташкой. Об этом вообще трудно было не знать с учетом того, что последние несколько дней Леонардо сам вытаскивал его из кровати (в том числе и в прямом смысле) и подпинывал по направлению к додзе, игнорируя бесконечные жалобы. Однако досыпать на тренировке — это что-то новенькое, до этого еще не доходило. — Хорош болтать уже, — не дав и слова вставить Майки, неожиданно встрял в их разговор Рафаэль и, встав на свободное место между ними, одарил Леонардо заспанно-испепеляющим взглядом: — А ты не лезь не в свое дело, выскочка! — Я вижу, вы уже все проснулись, — напомнил о себе мастер Сплинтер, все это время стоявший перед ними и терпеливо ожидающий окончания разборок, — думаю, теперь мы можем продолжить тренировку. Он строго взглянул на двух любителей поспать и снова отошел к стене, ближе к портрету мастера Йоши, все трое как один сделали поклон и начали разминку. Руки, ступни, колени, шея. Леонардо старался не делать заученные за долгие годы упражнения на автомате, так как от этого терялась их польза. Но просто проигнорировать случившееся он не мог. Ему не показалось? Рафаэль только что помешал Майки что-то ему рассказать? Уже начинать беспокоиться? С каких это пор их что-то связывало? Что это за секреты такие, которые появляются так неожиданно и всего за одну ночь? Леонардо вздохнул: он не стремился в гущу событий, не хотел нарушать чужое пространство и знал, до чего доводило чрезмерное любопытство. Но почему-то в это странное утро, когда сонные и загадочные Майки с Рафаэлем что-то недоговаривали, а Донателло и вовсе куда-то пропал, Леонардо начинал догадываться, что он что-то пропустил. Причем, возможно, что-то важное и, возможно, только он один. Ко всему прочему Майки… все ещё был единственным, общение с кем можно было назвать дружеским. И, даже несмотря на то, что где-то у них были разногласия, что Майки был порой просто невыносимо безответственным и что он мог провалить парное задание на скрытность просто из-за невнимательности и неумения держать рот на замке, Леонардо не хотел, чтобы Рафаэль настраивал Майки против него. А такое вполне было возможно, ведь за эту длинную и сложную неделю Рафаэль, должно быть, уже его возненавидел. — Эй, Лео, — Майки легонько хлопнул его по плечу, привлекая к себе внимание. — Хочешь, я и с тобой сделаю? Леонардо повернулся к своему приятелю и невольно выцепил за его панцирем стоявшего в стороне Рафаэля. Все как обычно — сделали парные упражнения и разошлись по углам. Майки все так же больше маячил рядом с Леонардо, но иногда с любопытством косился на бунтаря, как было с самого первого дня, а Рафаэль держался все так же холодно и с Майки контактировал только по необходимости, например, для выполнения парных упражнений, ведь Леонардо с Донателло сами встали вместе ещё на первой тренировке. «Леонардо, ты параноик. Рафаэль же просто заткнул тебя, как всегда это делает, а для тебя это сразу заговор вселенского масштаба», — протянутая ему рука Микеланджело, означающая, что против него пока никого не настраивали, принесла некую долю облегчения, но вместе с тем напомнила о ещё одной нерешённой проблеме: — Спасибо, Майки, но я лучше дождусь Донателло, меня беспокоит, где это он. Мастер Сплинтер, — Леонардо обернулся к учителю, медленно прохаживавшемуся по залу и наблюдавшему за ними, — может, мне ещё раз сходить за ним? Учитель остановился и задумчиво повел усами, взвешивая предложение. Так уж сложилось, что за последние несколько дней Леонардо стал их негласным будильником, потому что вставал раньше всех и больше всех ненавидел опоздания. Каждое утро он собирался на тренировку сам, тарабанил по дверям комнат Майки и Рафаэля и, пока они собирались, шел на этаж ниже звать из лаборатории Донателло, который непременно оказывался с утра именно там, доделывая что-то перед утренней тренировкой. Но сегодня на стук в дверь и оклик никто не отозвался. С подсказки Рафаэля, Леонардо разок постучал в его спальную комнату, не питая особой надежды найти его там, а Майки, как всегда опоздавший и пришедший к месту сбора последним, предложил проверить, не ушел ли Донателло в додзе без них. Но, когда в зале ученого не обнаружилось, мастер Сплинтер не позволил им разбегаться по всему зданию в его поисках и решил начать тренировку. — Не стоит, Леонардо. Донателло должен сам отдавать отчёт в своих действиях, — в итоге покачал головой мастер Сплинтер, ухо его легонько дрогнуло во время речи, и он замолчал, на секунду прикрыв глаза, — более того, он и сам вот-вот войдет к нам. Словно по волшебству — а на самом деле это был просто хороший звериный слух и чутьё ниндзя — слова учителя сменились тихим стуком в дверь, и в проеме приоткрытой двери показалась зеленая голова в фиолетовой маске. — Извините за опоздание, мастер Сплинтер, я могу войти? — пробормотал смущенный и запыхавшийся после торопливого бега гений. Мастер Сплинтер неспешно повернулся к провинившемуся ученику и пару секунд, показавшихся вечностью, внимательно осматривал его. — Проходи, Донателло, — наконец-то разрешил он, — позволь только спросить, в чем причина твоего опоздания на два часа? — Я… — Донателло запнулся на полуслове и, помолчав, опустил голову к полу, — я проспал. Простите. Хвост учителя, до этого спокойно лежавший у ног хозяина, мягко взмыл вверх и грозно заходил ходуном за его спиной. Ой-ой, это не предвещало ничего хорошего. Леонардо краем глаза заметил рядом с собой какое-то копошение — это был Майки, едва заметно переминавшийся с ноги на ногу. Что это с ним? — Что ж, тогда возвращаемся к занятию, сделаем еще пару разминочных упражнений и приступим к специальным, — голос Сплинтера остался спокойным и ровным, но стал ощутимо холоднее, он строго посмотрел на Донателло, но тот, так и не подняв головы, сделал учителю поклон и прошел в центр комнаты. На ходу достав и раскрутив свой бо, он едва не наткнулся на старательно делающего наклоны Микеланджело, но, вовремя его обойдя, встал на своё место. «Стоп, разве Майки уже не делал это упражнение? Ладно, сейчас не до его чудачеств», — Леонардо бросил на своего непредсказуемого напарника мимолетный взгляд и снова переключился на опоздавшего. — Извини, — едва слышно шепнул он, как только ученый подошел к нему достаточно близко. Донателло, вырванный его фразой из своих мыслей, наконец-то поднял голову и вопросительно вскинул брови: — За то, что я не нашёл и не разбудил тебя с утра. Сначала такой ответ, кажется, удивил Донателло, но вскоре он понимающе покачал головой и, положив на пол свой шест, протянул Леонардо руки, чтобы начать парное упражнение: — Ничего страшного, я сегодня был в комнате, а не в лаборатории, ты этого не знал, так что это было проблематично сделать. Вообще-то правильнее было бы начать с индивидуальной разминки, но, поскольку сегодняшняя тренировка и так была перевернута с ног на голову, Леонардо не стал по этому поводу ничего говорить. Они сцепились руками и вместе сделали наклон. Мышцы приятно потянулись, даже те, которые скрывал массивный панцирь. Раньше Леонардо никогда не задумывался: есть ли там мышцы у обычной черепахи или это часть его человеческой сущности? Вообще очень многие вещи в тренировках меняли свой смысл, а то и вовсе его теряли из-за этого причудливого сплетения человеческих и черепашьих свойств. Он был почти уверен, что ответ на этот вопрос мог бы дать Донателло, но поговорить об этом как-то не предоставлялось возможности. Увлекшись, Леонардо позволил себе прервать начатый разговор и, лишь когда они снова встали ровно, продолжил: — Но в твою комнату я тоже стучался. — Правда? — на лице Донателло снова отразилось удивление, но в этот раз вперемешку с растерянностью и недоверием. Последний вопрос он, кажется, задал сам себе: — А почему я не услышал? Следующее упражнение требовало, чтобы они повернулись друг к другу панцирями, поэтому в их разговоре снова возникла пауза. Леонардо не видел выражения лица собеседника, но, основываясь на недельных наблюдениях, готов был поспорить, что тот сейчас слегка поджал губы, раздумывая над оставшимся без ответа вопросом. Лично Леонардо было достаточно вспомнить его уставший и измученный вид вчера вечером, чтобы найти причину. Нужно было отдать Донателло должное, он действительно хорошо держался до вчерашнего дня: не зевал, не спал на ходу и исправно выполнял все задания, даваемые сенсеем. Он и в первые дни немного выпадал из реальности, подолгу всматриваясь в одну точку, поэтому до поры до времени Леонардо даже не подозревал, что его напарник не просто о чем-то глубоко задумывался, а страдал от переутомления. Осознание пришло к нему вчера после вечерней тренировки, когда Донателло сначала довольно долго слушал объяснения учителя с закрытыми глазами, а когда пришло время расходиться по комнатам, едва смог подняться на ноги. Майки это, кстати, тоже, кажется, заметил, но они об этом не разговаривали. После вчерашней тренировки на скрытность они вообще не очень много разговаривали. «О нет, — вдруг понял Леонардо, — Донателло был такой уставший, а я так тихо постучал!» — Так или иначе, это не то, за что нужно просить прощение, — словно прочитав его мысли, заговорил учёный. Они снова встали. Донателло перевел взгляд на своего учителя, но тот не обратил на него малейшего внимания, вместо этого следя за тем, как Микеланджело и Рафаэль выдвигали в центр зала специальное оборудование. — Ты вообще не обязан это делать. Так что уж кто-кто, а ты в моем опоздании точно не виноват. Леонардо промолчал, но чувство вины в нем только усилилось. Может, он и не обязан был что-то делать, но, раз уж взялся, хотел делать это с максимальной отдачей. А сейчас он был уверен в том, что сделал не все, чтобы этой неприятной ситуации не случилось. Он бы мог быть настойчивее: дольше и громче стучаться в комнату Донателло или вообще войти в нее. Тогда бы гений даже вопреки своей усталости услышал его, не опоздал на тренировку, и все прошло бы гладко! А теперь просто из-за того, что он не рискнул нарушить чьё-то личное пространство и указания учителя, мастер Сплинтер был недоволен, а сам Донателло — расстроен. «Или скорее даже не расстроен, а… рассержен? — Леонардо, глянув на продолжавшего уже без него разминку Донателло, неожиданно для себя отметил, что движения его стали резко-порывистыми, а брови были не изогнуты в привычном задумчивом состоянии, а слегка сдвинуты. — Или как минимум раздражен? На меня? Но он ведь сказал, что все в порядке». Леонардо ещё сильнее впился анализирующим взглядом в лицо обычно спокойного, уставшего и растерянного Донателло, изучая новую для него эмоцию и пытаясь понять ее причины. И вдруг… — Эм… Донателло? — Да? — У тебя фломастер на лице? — не веря своим глазам, уточнил Леонардо, на носу и лбу гения местами все еще проступали очертания надписей и рисунков, уже неразличимые, но все еще существующие, как таковые. — Арх, ну где ещё? — теперь раздражение было слышно и в его голосе, черепашка в фиолетовом, бросив упражнение и отвернувшись, начал рукой растирать то место, куда предположительно взглянул японец. А Леонардо так и остался стоять, уже в который раз за тренировку спрашивая себя: «Что тут происходит?» Не узнать стиль и почерк того, кто это сделал, было невозможно. В голове юного ниндзя зашевелились, став заметно ближе друг к другу, кусочки пазла. Но все-таки какой-то детали для полной разгадки не хватало. Что между ними произошло? Как в этом замешан Рафаэль? Так или иначе, вряд ли ему кто-то расскажет. Сплинтер, встревоженный довольно громким шипением, стрельнул глазами на своего непунктуального ученика и растерянно хмурившегося рядом с ним Леонардо, но, убедившись, что все порядке, вернулся к изучению инвентаря, перетащенного сюда несколько дней назад молодыми Стражами: нескольких бревен, стоек и большого спортивного «коня», на котором уже, свесив ноги, восседал Микеланджело. Сейчас Сплинтер не должен был уделять Донателло слишком много внимания, это было частью наказания. Хотя он и не любил такие методы, он точно знал, что этот немой укор поможет Донателло лучше усвоить урок. И, сколько бы сейчас не бросал на него беспокойные и недовольные взгляды провинившийся, он все равно должен был быть благодарен Сплинтеру за его терпение. Пять минут, ещё бы пять минут опоздания, и дверь в его сокровенную лабораторию была бы оперативно выломана Стражами из соответствующего отдела. Это не прихоть, это правила безопасности. Мало ли что могло случиться в маленьком закрытом помещении, полном приборов, химических реагентов и различных инструментов. В помещении с давным-давно проведёнными туда индивидуальными источниками энергии и потому независимом от общей системы пожарной безопасности. При полной свободе действий от Донателло требовалось выполнение всего лишь нескольких правил, позволяющих взрослым понять, что у него все под контролем. Например, отзываться и открывать двери при первом же требовании. Сплинтер должен был поднять тревогу ещё с утра, когда об отсутствии ответа за дверью ему сообщил Леонардо. Но, зная способность своего ученика погружаться в дело с головой и забывать о ходе времени, он оттягивал момент. А Донателло тем временем спал. Потрясающая причина не явиться вовремя на тренировку и заставить всех беспокоиться, не правда ли? Не нужно быть мудрецом, чтобы понять причину его чрезмерной усталости. — Закончили разминку, приступаем к специальным упражнениям, — не обращаясь к Донателло лично, скомандовал Сплинтер. Кажется, от этой команды все четверо юношей заметно приободрились. Быть может оттого, что наконец-то тренировка возвращалась в привычное русло и стало понятно, что каждый из них должен был делать, а может, им нравилась новая форма занятий. Хотелось надеяться на последнее, ведь Сплинтер старался всячески разнообразить занятия, уделяя время как традиционным навыкам ниндзя, так и умениям, необходимым именно для работы Стража. Да, сегодня, как и последние два дня, они занимались именно вторым. Их маленькое додзе неожиданно преобразилось и стало больше напоминать шатер цирка, под купол которого взлетали умелые акробаты. Причем его ученики при некоторых трюках действительно могли коснуться потолка. Но начиналось все, разумеется, с малого: все четверо юных мутантов вставали друг за другом, чтобы под строгим руководством Сплинтера по очереди выполнять кувырки, прыжки в длину и высоту, подтягивания. Разумеется, огромное количество времени уделялось правильным падениям. А потом начинались хождения по спортивному «коню»: прямо, боком, задом наперед, прыжки с пола на снаряд и обратно, перепрыгивание через него, скачки на соседние стойки и бревна. Его ученики должны были не просто перестать бояться высоты под ногами, а совсем забыть о ней. Потому что по сравнению с тем, что им предстояло в будущем, эти несколько метров над полом не были высотой. — Рафаэль, держи ноги слегка согнутыми. Донателло, переходи к подтягиваниям, — раздавал команды Страж, ученики понимали его с полуслова и моментально переходили от упражнения к упражнению, — Микеланджело, перекат делают быстрее, Леонардо — на «коня». Сальто, стойки и кувырки. Молодые ниндзя должны были забыть, что у них есть панцири, тяжелые и не гнущиеся, должны были ощущать легкость и прилив сил от ощущения, что они могут сделать нечто физически на грани возможного. Сплинтер и сам ещё помнил и любил это чувство. С новой поставленной задачей ученики справлялись в разной степени. Довольно ожидаемо со своих лидирующих позиций сошли Рафаэль и Леонардо. Привыкший к традиционным занятиям и едва привыкший к занятиям в целом — они оба не сразу смогли перестроиться и чувствовали себя не в своей тарелке, хотя и выполняли все требуемые упражнения. Напряжение, витавшее между этими молодыми мутантами, говорило Сплинтеру о том, что здоровая конкуренция, которую они составляли друг другу в спаррингах и силовых упражнениях, давно уже вылилась за пределы додзе и, возможно, переросла в личную неприязнь. Так что смена деятельности могла пойти им на пользу даже в этом ключе, по крайней мере, они перестали соревноваться друг с другом и теперь были наравне с остальными участниками команды. По предположениям Сплинтера, Микеланджело и Донателло должны были даже немного их перегнать. Как минимум потому, что у Донателло уже был опыт в таких занятиях, пусть и довольно давний. Но именно во время этих тренировок и вчерашнего теста на скрытность Сплинтер и понял, что физические навыки его подопечного не просто не восстанавливались, а ухудшались с каждым днём. И причиной всему, опять же, был накопленный недосып. Вчера вечером, в конце тренировки, когда ночные тени уже укрыли улицы Нью-Йорка, а внутренние коридоры TCRI, не имевшие окон, практически почернели, Сплинтер распахнул дверь, ведущую прочь из додзе, взял свечу и исчез во мраке, перед этим объяснив, что его подопечным требовалось поодиночке или в команде отыскать его и погасить свечу так, чтобы он не заметил. По загоревшимся четырём парам глаз сенсей понял, что идея пришлась по вкусу. Сплинтер не стал усложнять им задачу и устроился прямо в холле на первом этаже, предоставив с десяток вариантов, как к нему подобраться. Вот уж где Донателло имел неравноценное преимущество, зная как свои шесть пальцев и планы всех этажей, и манеру действий искомого. Он довольно быстро нашел Сплинтера, но тут его, увы, подвела реакция: он просто не успел выхватить из лап заметившего его учителя свечу. Но не стоило сваливать все лишь на Донателло. К удивлению Сплинтера, с заданием не справился никто. Рафаэль мыслил в правильном ключе, но слишком поспешил, не дождавшись, пока жертва потеряет бдительность, а Микеланджело нелепейшим образом умудрился засветить и себя, и Леонардо ещё из коридора, сказав напарнику что-то так громко, что его услышали все находящиеся в холле. Таким образом он лишил обоих даже попытки подобраться к так и не потушенной свече. При разборе ошибок Сплинтер сделал ему замечание на этот счет: зачем нужны слова, когда есть язык жестов? Ведь так создается намного меньше шума, а шум — это слишком хороший способ манипуляции вниманием противника, чтобы разбрасываться им так легкомысленно. Особенно хорошо было использовать такой прием в команде, распределив между собой роли отвлекающего и нападающего. Но при упоминании командной работы лица всех четверых мутантов так дружно скривились, что в них можно было буквально по буквам прочитать: «Нет, это не для нас». Особенно прочно в этом, должно быть, убедились Микеланджело и Леонардо, на собственных панцирях убедившиеся, что командная работа влечет за собой не только общий успех, но и общее поражение. Микеланджело. Ещё один юный мутант, не желающий пользоваться своими преимуществами, то ли не зная о них, то ли в упор игнорируя. Далеко не многие из замечаний учителя доходили до его ушей и еще меньше — оставались там надолго. Из недельного наблюдения Сплинтер лишь укрепил своё мнение по поводу его данных — Микеланджело играючи справлялся с заданиями на бревнах и снарядах. И единственное, что мешало ему раскрыть потенциал — это разлад его головы и его инстинктов. — Уооой! Ну, а сегодня ещё и переутомление. Сплинтер неодобрительно глянул на Микеланджело, которого в самый последний момент во время перепрыгивания с бревна на «коня» успел поймать за руку Леонардо. Упражнение было несложным, и вчера Микеланджело легко его проделывал, а сегодня оступился чуть ли не на полшага. — Майки! — с чувством воскликнул Леонардо, все еще сжимая его руки и втаскивая обратно на снаряд. — Ты хоть глаза открывай, когда прыгаешь! «Все, достаточно, иначе они действительно покалечатся», — Сплинтер задумчиво осмотрел своих подопечных, вовсю занимавшихся прыжками с бревна на бревно, кажется, даже получавших от этого удовольствие, и вздохнул: — Всем спасибо, тренировка окончена. Все четверо тут же замерли и удивленно переглянулись: они не отработали и половины дообеденного времени, с чего бы это их отпустили так рано? Поиграв немного в гляделки с остальными, Леонардо спрыгнул с «коня» и шагнул ближе к мастеру, делая виноватый поклон: — Вы сердитесь на нас за неорганизованность, мастер Сплинтер? Мы… — он переглянулся с уже стоявшими в ряд позади него черепашками и, увидев в глазах всех троих такую же обеспокоенность, продолжил: — Мы приносим свои извинения, больше такого не повторится, пожалуйста, не прекращайте занятие. Сплинтер покачал головой и жестом указал Леонардо выпрямиться: — Дело совершенно не в этом, Леонардо, все идет своим чередом. Мы выполнили первую часть тренировки и продолжим вечером, несколько позже, чем обычно, — тут его взгляд, что он перевел с Леонардо на остальных, сверкнул строго и сердито: — Постарайтесь хорошенько отдохнуть за это время, юноши, и больше не появляться в таком несобранном состоянии на тренировках. В первую очередь это касается тебя, Донателло, — ученик вздрогнул при упоминании его имени, — ты прекрасно знаешь правила, по которым мы живем уже многие годы. Я не вправе встревать в твою личную жизнь ровно до того момента, пока она не мешает общему делу. Хорошенько подумай, чем сулит твое нынешнее поведение тебе и всем нам. Он сделал акцент на последнем слове, показывая значимость общего дела. Самый умный из учеников пробормотал очередное извинение, но взгляда на учителя так и не поднял, прожигая дырку на собственном шесте. Вид у него был расстроенный и подавленный, от былого запала, с которым он выполнял специальные упражнения, тут же не осталось и следа. Неудивительно: он всегда очень чувствительно относился к своей научной деятельности, и Сплинтер ни за что бы не поставил ее ему в укор, если бы это действительно не вредило общему делу и самому Донателло. Бессонными ночами и опозданиями все не ограничивалось, Донателло даже во время тренировок не мог сосредоточиться на ниндзюцу. Он выполнял все требуемые упражнения, но стоило наставнику отвлечься на минуту, не занять его делом, не обратиться к нему лично, и карие глаза заволакивала дымка, а мысли ученика уносились далеко-далеко. Сердцем и разумом он был не здесь, не говоря уже о том, что Донателло даже не пытался сблизиться и наладить контакт со своими товарищами, отдавая даже время общей трапезы своим лабораторным исследованиям. Поговорить с ним об этом не удавалось по той же причине — Донателло в спешке убегал сразу после тренировки, на осторожные предложения учителя поговорить лишь уверяя, что все в порядке. Сплинтер понимал, что забирал у него слишком много его личного времени, но иного выхода пока просто не видел: частичное освобождение от занятий могло сыграть с ним злую шутку, демонстративно выделив на фоне остальных. А освободить от занятий всех четверых — значило несправедливо лишить всю команду необходимых для роста мастерства часов. «До сегодняшнего дня мне казалось, что они справляются, но, возможно, я ошибался», — Сплинтер ещё раз заглянул каждому в глаза и склонил голову, завершая занятие. — «Пока не поздно, нужно пересмотреть их график и хорошенько все обдумать. Леонардо хорошо выдерживает нагрузку, но, если у троих из четырех моих подопечных налицо переутомление, значит — рыба все-таки гниет с головы. У каждого из них разная физическая подготовка, и все-таки они не воины, а еще всего лишь… дети». Ученики сделали синхронный, низкий поклон в ответ на жест учителя, и Сплинтер, дождавшись, пока они выпрямятся, и попрощавшись с ними, направился в свою комнату. — Прекрасное начало дня, — проконстатировал Донателло, даже не дождавшись, пока сенсей закончит разговаривать с Леонардо и выйдет из комнаты. После этого он развернулся и быстро направился к двери. Не так, как обычно это делал — с поднятой головой и устремленным вперед взглядом, а просто, тихо и как-то неуверенно, будто не зная, куда так торопился. Майки, стоявший в этот момент рядом с ним, хотел было его окликнуть или поймать за руку, но замешкался и теперь мог лишь с неуверенностью провожать напарника взглядом. Да уж, такая перемена ему не понравилась. — Донателло! — мутант, уже закрывавший дверь с той стороны, снова распахнул ее, Майки тоже развернулся к остановившему гения Леонардо. — Прости, не хотел тебя задерживать, но мастер Сплинтер сказал, что нам эти снаряды больше не понадобятся, так что придется отнести их вниз. В голосе Леонардо легко читались нотки сожаления и сочувствия. И Майки прекрасно его понимал, мастер Сплинтер, кажется, действительно разозлился на Донателло. Что, по скромному мнению Майка, было как-то нечестно. Ну подумаешь — проспал! Вот они с Рафом заснули на медитации без особой причины, а по Донателло уже давно видно, какой он сонный и уставший. Не мог же мастер Сплинтер этого не видеть, если даже Майки заметил? А может, он сердился именно потому, что видел? — Хорошо, — подал голос ученый, сухо и коротко соглашаясь с Леонардо, и Майки снова повернулся в его сторону. Наверное, он странно выглядел, стоя между разговаривающими и попеременно крутя головой то в одну, то в другую сторону, но внимания на это особо никто не обращал. — Отлично, тогда вы с Микеланджело берите «коня» и догоняйте Рафаэля, а я возьму все остальное. Ну вот о нем и вспомнили. Услышав свое имя, Майк заметно взбодрился и даже тряхнул головой, прогоняя нашедшую сонливость. Ух, как спать охота! Если ночные марафоны чему-то и научили его, так это тому, что после них на утренних тренировках было особенно… некруто. Тем не менее, он не удосужился поспать даже последние три часа… и ничуть об этом не жалел! Леонардо уже направился к оставшимся посреди зала бревнам и, проходя мимо него, ненавязчиво подтолкнул к нужному снаряду. «Да понял я, понял, Лео, не кипишуй! Вот и конь уже обуздан, и рыцарь в боевой готовности, да, Донни?» — оказавшись рядом с «конем», Майки хлопнул его по «крупу» и ободряюще улыбнулся напарнику, подошедшему с другой стороны. Но улыбка так и осталась без ответа и тут же сошла с лица. Донателло даже не взглянул на него, и от этого в душе остался неприятный осадок, будто, улыбнувшись, он сделал самую неуместную и неправильную вещь, которую только мог в такой ситуации. — На счет три, — скомандовал гений, — раз, два… Обхватив железные ножки, он синхронно с Майком поднял снаряд над землей. «Конь» покачнулся в их руках, словно кораблик, опустившийся на воду, и не без помощи носильщиков плавно поплыл на выход через распахнутую дверь. Открытой ее оставил Рафаэль, первым схвативший в охапку несколько снарядов и потащивший их прочь из додзе. Причем остальные так долго провозились, что он уже наверняка успел добраться до лифта и теперь дожидался их, нетерпеливо постукивая пальцами по деревянной поверхности одной из стоек. «Ага, по-любому именно так он сейчас и стоит. Еще и о стенку, небось, оперся, типа в расслабленной позе», — живо представил Микеландежло и рассеянно оглянулся назад, в додзе. Туда, где задержался, пытаясь водрузить на себя оставшиеся бревна, Леонардо. Вообще нести их одному было сложновато, но он, видимо, хотел поскорее отпустить Донателло по делам, так что поручил ему самое быстрое и легкое задание, а сложное — взвалил на себя. В прямом смысле. «Да уж, Лео как никто другой, наверное, его сейчас понимает. Хотя… не, бред, вряд ли его Старейший хоть раз за что-нибудь отчитывал», — Микеланджело фыркнул, понимая, что даже со своей фантазией не смог бы придумать, за что можно было отчитать их правильного Леонардо, и снова повернулся вперед. Впереди, прямо перед ним, шел и нес свою часть «коня» Донателло, поминутно оглядываясь, чтобы не налететь на что-нибудь панцирем. Как будто в этих унылых, абсолютно одинаковых коридорах было на что налетать. Тут же было совсем пусто! И скучно, и тихо. Очень тихо. В такие моменты Микеланджело начинал жалеть, что его научили ходить тихонько, так бы хоть топот разбавлял эту густую, липкую тишину. Шли молча. И это все больше начинало походить на пытку. Майки буквально физически ощущал, как скрывшееся за тишиной напряжение давило на плечи, панцирь и спортивное бревно, делая его нестерпимо тяжелым. Она обволакивала все вокруг, лилась сверху тонкими струями, затекая под панцирь и щекоча кожу. Бр-р-р! Нужно было сделать что-то, чтобы развеять ее. Срочно! — Донни, — до конца не придумав, что он скажет потом, позвал Майки, но ответом послужила тишина. Опять она. «Может, задумался?» — с надеждой подумал Майк. Вообще такое было возможно, Донателло ведь иногда выпадал из реальности, но сейчас хмурый вид гения и скребущиеся на душе кошки с каждой минутой все увереннее говорили, что это не так. — Хей, Донни! Дон! — снова упрямо попытался привлечь внимание Майки. — Прием-прием, Земля вызывает Дона, приём. В этот раз задуманное ему удалось, и Донателло повернул к нему голову, с его губ, разрезая тишину, сорвался короткий вздох. — Донателло, — сказал как отрезал напарник, обычно теплые карие глаза на секунду встретились с небесно-голубыми, и Майки вздрогнул так, словно на него вылили ведро воды. — Мое имя — Донателло, Майки, и я не в настроении сейчас для разговоров. Иди, пожалуйста, молча. Это было… пробирающе. В этом взгляде было все: и бессилие, и раздражение, и усталость, и желание высказать все, что накипело. Неужели все это из-за слов мастера Сплинтера? Ох, Донни… Они как раз донесли свой груз до лифта, опустили его на пол и нажали кнопку вызова. По идее, именно здесь их должен был дожидаться Рафаэль с первой партией снарядов, но его нигде не было видно. «Э, стоп, он что, не дождался нас и спустил все сам по лестнице?! А ещё меня ненормальным называл! — Майки вылупился на ступеньки так, будто видел их в первый раз. В свете дня их казалось намного больше. Это по ним они вчера поднимали Донателло в его комнату? Жесть! А ведь живую черепаху тащить гораздо сложнее, чем стойки. Хотя… их же было три штуки… — И все-таки Раф крут. Такой сильный». Майки расплылся в широченной улыбке, вспоминая вчерашний поход и поведение своего сообщника. С утра Рафаэль снова игнорировал его и упрямо делал вид, что этой ночью ничего не произошло. Ну и ладно! Майки-то все видел своими глазами, вот так же ясно, как видел блеснувшие азартом глаза Леонардо в их первую прогулку. Забавно, кажется, у него скоро соберется целая коллекция «Невероятно, но было». Интересно, а Донни в нее что-нибудь добавит? Кстати, может, даже хорошо, что Рафаэль ушел вниз. Майки не терпелось пообщаться с ним, но сейчас им с Донателло предоставлялся отличный шанс еще немного побыть наедине, и грех им был не воспользоваться. Подъехавший на их этаж лифт призывно дзынькнул, запустил черепашек в свой пустой желудок и захлопнул железную пасть, пряча их от лишних глаз ещё на пару десятков секунд. «Конь» встал на свои четыре, экономя силы грузчиков. Донателло отвернулся, нажимая на панели нужную комбинацию кнопок, а когда повернулся, то наткнулся на участливые и пронзительные голубые глаза, направленные на него снизу вверх. Майки пришлось облокотиться на снаряд, чтобы снова поймать его скользящий, отстраненный взгляд. Он чувствовал, что ходил по лезвию ножа. Возможно, не стоило сейчас лезть к нему, но… Дону так не шел это хмурый и несчастный вид! Так хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы эта грусть пропала с лица! — Не переживай ты так, Донателло, — непривычно длинное обращение как-то неприятно зацепилось за язык, но Майк решил потерпеть, — просто мы с Рафом ещё до тебя его рассердили, вот он и наговорил тебе… Но реакция оказалась совсем уж не такой, какой ожидал Микеланджело. Взгляд, с таким трудом пойманный, стал жестче, а в голосе послышалось непривычное для гения раздражение: — Майки, что во фразе «не в настроении для разговоров» тебе непонятно? — Да брось, чувак, я же помочь хочу. — Помог уже… — А? Послышался очередной вздох. Но на этот раз раздраженный и глубокий. — Хорошо, Микеланджело, я перефразирую: я не в настроении для разговоров с тобой. Не хочу ссориться, поэтому, пожалуйста, просто помолчи. Один раз — это не сложно. Ауч… а вот сейчас было больно! Что он такого сделал, что с ним теперь не хотят разговаривать? Секундочку. — Стой, Донни, так это ты злишься на меня? — Майки резко выпрямился, отпрянув от «коня». Осознание пришло слишком неожиданно. Это из-за него Донни был таким? — А что, хочешь сказать, что не за что? — Донателло иронично хмыкнул. Створки лифта отворились, выпуская наружу пассажиров с бравым «конем» и представляя их взору очередной коридор с одинаковыми дверями и маячивший впереди панцирь Рафаэля. Вообще час назад, когда опоздавший, заспанный ученый торопливо ввалился в додзе и получил за опоздание выговор от сенсея, Майки почувствовал какой-то неожиданный укол совести и острую необходимость не попадаться Донателло на глаза. Но потом, в пылу тренировки и в суматохе после нее, все забылось. Да и вообще! Что он такого сделал? Как будто это он заставил его выключить будильник, проигнорировать Леонардо и проспать до обеда. А рисунки на лице? Майки, конечно, догадывался, что Донни поймет, кто его так разукрасил — гений все-таки — и что-нибудь, да выскажет ему. Но они явно не стоили ТАКОЙ реакции. Что в них катастрофичного? Смыл и забыл, делов-то! Единственное, о чем Микеланджело жалел, это что сам не увидел реакцию Донателло на обнаруженные записи, поэтому, немного подумав, он несмело выдал: — Если это из-за рисунков, то… посмотри на ситуацию под другим углом, они, честно, идут тебе больше, чем синяки под глазами. Половина «коня» Донателло с грохотом приземлилась на пол, заставив Майки подпрыгнуть и выпустить из рук свою. Благо, они уже пришли. Рафаэль, подкручивающий разболтавшееся крепление на одной из стоек, оторвался от своего занятия и неодобрительно покосился на них, нахмурившись. — Ты что, еще и издеваешься? Майки, я оттирал твои дурацкие каракули все утро! И не делай такое лицо, я знаю, что это твоих рук дело. Майки маленько оторопел от того, что, ему казалось, он видел. Донателло повышал голос на него. Он впервые видел, как Донателло, спокойный, вежливый, с тёплой улыбкой, злился. Даже нет, он откровенно психанул. Майки в поиске поддержки стрельнул глазами в Рафаэля, но он так демонстративно отвернулся и продолжил с пофигизмом поправлять болт на одной из стоек, что Майки понял — за сделанное придется отвечать одному. И от неожиданности ляпнул то, что первое пришло ему в голову: — А если не моих? Ой, зря он это сказал. Зря. Донателло замолчал и пару секунд испытующе смотрел на напарника, потом резко сунул руку в карман и таким же резким движением вытащил оттуда какую-то вещь, в которой Майки не без ужаса узнал собственную упаковку стикеров. Видимо, они выпали вчера из кармана, пока он доставал маркер. Где-то сбоку послышался шлепок. Майки готов был поспорить, что это голова Рафаэля встретилась с его рукой, изображая жест, в народе именуемый «фейспалм». Ой, да что там, он и сам был готов сделать так же. — Нашел у своей кровати, — тем временем продолжал Донателло, подсовывая под веснушчатый нос улику, — на обратной стороне — чернила от того же маркера. Тут разве что автографа не хватает, но если настаиваешь, что это не твои, я могу спросить Леонардо, он-то их ни с чем не перепутает, — вспомнив о розыгрыше Лео, Микеланджело не удержался от улыбки, но ему стало совсем не до смеха, когда Донателло на полном серьезе развернулся и негромко позвал: — Леонардо, можно тебя на минутку? — Ладно-ладно, подожди, — Майки поспешно схватил его за поднятую руку с бумажками и притянул ее к себе, — да, признаюсь, это был я, но я ведь… просто пошутил и ничего плохого не хотел. — Пошутил? Ничего плохого? Майки, ты… — Донателло снова развернулся к собеседнику и тряхнул рукой, освобождая ее из цепкой хватки напарника. — Вот, к твоему сведению, ничего смешного в этом нет. Я мало того, что проспал, так еще и оттирал эти надписи все утро, и они до сих на мне! Ты хоть думаешь, прежде чем перманентным маркером рисовать?! — Ой-ей, — протянул Майки и опять услышал звук фейспалмящего Рафа. Блин, как будто он специально! Кто ж знал, что маркер будет супер стойким? Какой был, таким и рисовал. — «Ой-ей»! — сухо передразнил его Донателло, — я даже кофе выпить не успел, а он мне — «ой-ей». Мастер Сплинтер теперь считает, что мне наплевать на наши тренировки. Что я ставлю науку превыше всего! Как мне теперь доказать обратное? Я и так делал все, что мог, чтобы успевать и там, и там! С каждым новым словом Дон, казалось, злился еще больше, но злость эта была какой-то бессильной, словно направленной не на самого Микеланджело. Слова его звучали гневно и отчаянно одновременно. Что-то неприятно кольнуло под пластроном, а Майки, прижавшись панцирем к стене так, что их разделял еще и деревянный «конь», мог лишь стоять и слушать, как наружу выплескивается то, что ученый так старательно сдерживал. — Донни, ты не успевал, — Майки, совсем растерявшийся, неожиданно уцепился за хрупкую соломинку. — Меняй тактику, приятель, ты ж даже дверь закрыть забыл, так вымотался! Тебе отдых нужен. — Я сам разберусь, что мне нужно, хорошо? — решительно перебил его Донателло. — К примеру, мне нужно, чтобы меня оставили в покое и не усложняли мне жизнь. Но для тебя это, кажется, невыполнимая задача. — Ну все, все, успокойтесь вы оба, — помощь пришла, откуда не ждали, в виде сильной и мягкой руки Леонардо, опустившейся на плечо Донателло и отстранившей его от Микеланджело. — Лео, ну хоть ты скажи ему, — почти одновременно переключились на него и Донателло, и Майки. Леонардо помолчал. Непонятно, как давно он успел их догнать и что из всего слышал. — Для начала всем нужно успокоиться, — с расстановкой повторил японец и, когда оба мутанта смиренно опустили глаза в пол, глубоко вздохнул: — Хорошо. Донателло, я почти уверен, что Майки не хотел тебя обидеть, — глубокие синие глаза на секунду задержались на Микеланджело, будто проверяя достоверность этих слов, Майки в ответ кивнул и благодарно ему улыбнулся, — вот видишь, он просто иногда не умеет вовремя останавливаться. Ну, и о последствиях не подумал, как и всегда, впрочем. Майки перестал улыбаться. Вот блин. Леонардо все-таки был не на его стороне. Ну, или просто так умело их мирил, что хотелось провалиться под землю. — Леонардо, ты не понимаешь, — начал Донателло, уже повернулся к нему и приготовился высказать то, что предназначалось Микеланджело. Но Леонардо был невозмутим и спокоен, как скала. Что ж, его сдержанность была сейчас очень кстати. — Очень даже понимаю, — он с невозмутимым видом отодвинул Донателло еще на шаг подальше от Майки, — ты не единственный, кто от этого его качества страдает. Но скорее всего, он не специально, просто он не понимает, что некоторые выходки могут иметь серьезные последствия. Как для нас, так и для него. — Лео! — Майки сконфузился, вяло пытаясь осадить напарника. Ага, конечно, остановишь его теперь. Леонардо же со вчерашнего вечера не выдавал ему ежедневную порцию того, что он делает не так. Стоп, а ведь вчера вечером… — Что «Лео»? Скажешь, я не прав? Или ты хорошо подумал, прежде чем отпускать шуточки во время теста на скрытность? — Леонардо не психовал, как Донни, он говорил спокойно, медленно и рассудительно, будто надеясь, что так до собеседника лучше дойдет. — Пойми ты уже, что это не игра! У нас впереди серьезные задания. И на них понадобится командная работа, о которой говорил мастер Сплинтер. Взаимопомощь, понимаешь? А как на тебя можно положиться, если от твоих выходок страдают другие… Майки? — Леонардо замолчал и сбавил обороты, когда увидел, как округляются голубые глаза, а их обладатель, осознав, что на его вытянувшейся мордочке читаются все эмоции, тут же поворачивает голову в сторону, — Майки, послушай, я не… Он протянул к нему руку, но договорить не успел. Внезапно за его спиной раздался грохот. Все трое непонимающе оглянулись на источник шума, и на лице Леонардо появилось выражение крайнего скепсиса. Над опрокинутой на пол стойкой возвышался Рафаэль. — Что такое, Рафаэль, энергию девать некуда? Перед тем, как ответить, бунтарь прищурился и подошел к их маленькой компании: — Не знал, как выразить свой восторг. Браво, выскочка, ты превзошел самого себя, влез в чужие разборки, чтобы показать свои амбиции. Да еще и лекцию прочитал. Тебе за них что, надбавки к карме делают? Леонардо не изменился в лице ни на йоту, он уже успел привыкнуть к крепким, едким и, в принципе, одинаковым по смыслу выражениям своего оппонента. Но он так же за эту неделю точно понял, что вступать в перепалку с Рафаэлем — это подписываться на безумство. По каким-то причинам он едва мог себя сдерживать, когда бунтарь начинал с ним пререкаться. А сейчас было совсем не до этого. — Рафаэль, — Леонардо мельком бросил взгляд на стоявших, отвернувшись друг от друга, Микеланджело и Донателло, — если тебе так хочется обсудить мои недостатки, то давай сделаем это потом. А сейчас не вмешивайся. — А что, вмешиваться можно только тебе? Фигли ты это решаешь? Ядовитые глаза сверкнули гневным огнем, и Леонардо понял — у них в ссоре еще один участник, без вариантов. И безумство все-таки переступит порог через три, две… — Да зачем вы вообще оба вмешались? — неожиданно включился Донателло. — Это наше личное дело, мы в ваши разборки не… — Просто нашему выскочке необходимо все разговоры сводить к заданиям, тренировкам и прочей лабуде. Даже те, в которых он не участвует. — А тебе необходимо все сводить ко мне? — не выдержав, все-таки раздраженно прошипел в его сторону Леонардо. — Кто-то же должен ставить тебя на место! — Не могли бы вы оба… — Донни! Дон! Нужно поговорить, — неожиданно дернул его за рукав Майки, привлекая к себе внимание. — Поговорить! Уже говорим, видишь? Я просил помолчать, если ты помнишь! — Прости, я не думал, что… — Вот надо было сначала думать, а потом делать… — Ты сам сначала думай, а потом ори на него, усек? — Так, нам всем нужно успокоиться! — Заткнись, выскочка. Пусть подумает своей гениальной башкой, где он проснулся и как он там оказался, раз такой умный. — Донни… — Стоп, — Донателло сказал это тихо, но почему-то все трое тут же замолчали. Сначала он непонимающе стрельнул глазами в сторону Рафаэля, а потом все шестеренки встали в его голове на место с тихим щелчком, и он как-то совсем не по-хорошему взглянул на стоявшего перед ним и мнущего в руках стикеры черепашку. — Микеланджело, — ледяным голосом без щепотки эмоций обратился Донателло. — Да? — тихо, сглотнув, предчувствуя худшее, отозвался Майки. — Ты был в моей лаборатории? Повисла гробовая тишина. — Да, но я… — Ты был в моей лаборатории, — все так же безэмоционально констатировал факт Донателло, — несмотря на все мои намеки, уверения и открытые заявления, что тебе туда нельзя! Я просил тебя, но ты все равно туда полез, ты… ты просто невыносим! Донателло сделал шаг назад, хотя выглядело это скорее так, будто он пошатнулся. Майки подался вперед, но путь ему преградил все тот же пресловутый «конь», и он остановился, лихорадочно придумывая, что сказать, и не в силах оправдаться. Рафаэль, как-то тут же остыв, лишь иронично хмыкнул: — Добился, чего хотел, балбес? — А ты? — строго пресек снова разгоравшуюся ссору Леонардо. — Да пошел ты… — Ну и отлично! Словно ставя беззвучную точку, Донателло молча прошествовал мимо спорящих в сторону своей лаборатории, Леонардо и Рафаэль, не сговариваясь, проводили его глазами и разошлись в разные стороны: Рафаэль быстрым шагом направился в сторону лестницы, ведущей к комнатам, а Леонардо развернулся и пошел в прямо противоположную сторону, куда-то дальше по коридору. Микеланджело, так и не решившись окликнуть хоть кого-то из них, привалился панцирем к закрытой двери в спортивный зал и тихо сполз на пол.