Некролог для некромага

Настроение Гроттер – типично для самой Гроттер – возымело за последние несколько дней эффект порхающего слона. Она то подписывала академический отпуск у Сардапанала, то садилась за учебники, собираясь окончательно закрыть вопрос с магспирантурой, то вовсе повисала мертвым пластом глины на кровати, обретая ее черты. Смышленная Гробыня, которая, кажется, не собиралась выметаться из Тибидохса, на потуги подруги реагировала однобоко. Однобоко и откровенно по-склеповски: «Мужики разъехались, и бешеная сиротка впала в траур». От ее слов рыжей легче никак не становилось, а метания от одного к другому превращались в хаотичный поиск равновесия. Ванька – такой светлый и нахлобученный, как воробей, измученный летней жарой – умчался на Иртыш, взяв с нее обещание покончить с магспирантурой и, наконец, перебраться к нему. Ни раньше, ни позже. У Гроттер руки чесались огреть его чем-то тяжелым, но тот, продолжая улыбаться и ласково касаться ее ладони теплыми пальцами, объяснял и до того известные ей истины: теперь им торопиться некуда. Истерзанная испытаниями любовь выстояла, а значит, каких-то тридцать с хвостом дней они подождать могут. И, хотя рыжеволосая прекрасно понимала, что Валялкин прав, метаний вместе с приходом этого понимания не убавилось. Она в буквальном смысле потеряла точку опоры, когда Ванька просто уселся на пылесос и скрылся в закатных апрельских лучах солнца. Ей казалось, теперь-то они вместе. И вместе означало рядом, а не за тысячи миль друг от друга. Гроттер в последний раз бросает опустошенный взгляд в сторону разобранного и вновь собранного чемодана. Сегодня она уже никуда не полетит. «Женщины», – картечной дробью пронесся в голове затяжной вздох Ягуна, который в полной мере объяснял весь идиотизм поведения драконболистки. – Снова сопли жуешь, Гроттерша? – интересуется Склепова-дробь-Гломова, картинно закатывая глазки, когда паж снова громоздится рядом, усаживаясь на одно колено. – Ну-ну, от изобилия мужиков никто не умирал, веришь? – Сделай одолжение, выйди через окно, – огрызается, скорее из привычки, чем из злости Таня. – Не комильфо разговаривать подобным тоном с замужними женщинами. В конце концов, я могу на травить на тебя Гломова, а там пойди разбери, где ножки, а где ручки грозной русской Гротти, – Дырь Тониано безуспешно куксился, клюя хозяйку в ладонь, но Склеповой было уже не до того – задета главная тема дня, а тут уж роковая мадам промолчать просто не могла: – Кстати, о конечностях. Что слышно о раненном герое Бейсобачкине? Гроттер бросила на нее один единственный короткий взгляд, от которого Склепова-дробь-Гломова ненадолго даже оторвалась от лысегорской прессы. – Я вся дрожу, сиротка. От него нахваталась? – Ничего не слышно. Аббатикова сказала, что Магщество отцепилось от некромага, оставляя его под попечительство Сардапанала. Гробыня заинтересованно сощурила разнокалиберные глаза. – Некромаг? Гляди, как мы заговорили… – О выздоровлении говорить рано, – продолжала бормотать драконболистка, высвобождая раздражение, копившееся в ней не один день. – Некромагии лишились все трое, а значит, помочь ему особо некому. Ягге разводит руками: она пусть и отлично справляется с запуками, но решить проблему с Танталом внутри него ей не под силу. Похоже, даже паж отступился от идеи поцеловать руку замужней хозяйки. Вместе с тем замерла и сама Склепова. Она впитывала каждое слово Гроттер как губка, прекрасно зная, что той необходимо высказаться. Прорванная труба будет течь до самой последней капли воды; рыжеволосая будет говорить, пока сил ее хватит только на вздохи да ахи. – Магщество пришлет личную охрану. «Не гоже подобному сброду таскаться по коридорам Тибидохса», – копируя ни то Кощеева, ни то Вацлава, ни то его гнусавого друга Франциска. – Будут таскаться за ним тенью, не подпустят ни Аббатикову, ни Свеколт… Таня замерла, неожиданно осознав, как много сболтнула откровенно лишнего. Руки загребали все новые листы с пометками для дипломной работы, а на душе становилось все более тоскливо. – Чего притихла, Гротти? Я ж записываю. – Мне пора, – скомкано отвечает она, забирая со стола все нужные материалы. Она уносится из комнаты прочь, а в спину ей уже летит прощальное «фи» от мадам Склеповой. А, собственно, чего ей злится? Она уже расставила и не без того расставленные точки на «i». И многоглазка достаточно многое прояснила: сияющий добром Ванька, искренней, неподдельной любовью к ней самой, стал намного ближе прежнего, а вот некромаг – темный и до пугающей пустоты внутри отчужденный, отдалился так, как будто между ними вдруг выросла стена. Хотя, по сути, она своего местоположения никогда и не меняла. Слепой человек знает, что слеп, и хотя бы не пытается доказать обратное окружающим. С Гроттер это происходило строго в обратном порядке. Проходя мимо комнаты Ягуна, Таня без особых проблем обошла охранные заклинания и заглянула внутрь. То тут, то там валялся разделочный материал от пылесосов. Что ни говори, а комната играющего комментатора не бытовая свалка отходов, а изысканный морг полетных инструментов. Девушка даже обрадовалась, что избежала еще одного «разговора по душам», который в очередной раз взбудоражит ее и не без того расшатанные нервы. Если играющий комментатор и пропустит обед, то только в случае крайней необходимости. Но прежде чем Таня успевает сойти с лестницы Атлантов, первым делом до ее ушей доносится заунывный вой Лизон, которая, к глубочайшему сожалению Гроттер, не последовала за Попугаевой и Пупсиковой, отчалившими еще вчера. Странным образом выпускники после дня рождения Шурасика стали разъезжаться, если не отказывались, то делали это в какой-то хаотично замедленной последовательности (даже несмотря на то, что именинник свалил в Магфорд на следующий день после празднества). Стараясь быть незамеченной, Таня шагнула в толпу учеников, но в последний момент громогласный вскрик рыдающей проносится над ее головой взрывающимся эхом. – Какая ты у нас, Танечка, счастливая. Ходишь тут, живая, – делая акцент на этом слове, лицо Зализиной приобретает ярко-алый оттенок, – а кто-то умирает на глазах несчастной, брошенной вдовы. – Снова таблетки принять забыла, Лизон? – интересуется Гроттер ради интереса. – Она мне хамит! Мне! – лицо ее буквально лопается от переизбытка яда и ликования. – Развалившая мое счастье сиротка имеет наглость мне хамить! Да ты знаешь, какие у нас с Глебушкой были планы? Семья, дети, будущее! От этих слов Тане невольно стало не по себе. Зализина, которая должна бы поуспокоиться за прошедшие месяцы, неожиданно сделалась озлобленной и буквально истекающей ядом. «Дышать глубже, не забывать зажимать нос», – напоминает себе Гроттер, когда Лиза подходит ближе, возвышаясь над ней, как довольный хищник над добычей. – Ты все испортила! Всем все испортила! Мне, Ване, Глебушке – всем вокруг, Гроттерша. Откуда в тебе столько этой желчи и ненависти? Что я сделала тебе плохого, чтобы ты мне мстила? Люди, что я ей сделала? А вот это было что-то новенькое. От истерички, пылающей ненавистью, Зализина мгновенно превратилась в праведную жертву тиранши Гроттер. У той даже дыхание перехватило, когда вместо заламываний рук, Лизон схватилась за сердце, изображая инсульт. – А я ведь любила…– в какой-то момент она просто давится своими словами, а глаза ее округляются до размеров пятикопеечной монеты. Таня решает, что это еще одно представление «несчастной вдовы», но сама невольно вздрагивает, когда за ее спиной раздается знакомый голос: – Чтобы любить, нужно иметь сердце, а его у тебя – как человек, знающий в этом толк, говорю – нет. Убийственно холодный тон. Чтобы понять, кто именно стоит за ее спиной, Гроттер не понадобилось ни секунды. Чувствовать и ощущать приближение некромага она умела, как человек, к которому приставили киллера. – Привет, – бросает Таня. – Выпустили? «Из магпункта, ты не могла сказать из магпункта?» – укоризненно одергивает себя драконболистка. И некромаг реагирует, расплываясь в вынужденной улыбке. Зализина, мгновенно охладев к Гроттер, уже вьется вокруг него, то заламывая руки, то касаясь белых полос бинтов, разбросанных по всему телу Бейбарсова. Таня не особо вслушивается в их разговор, прекрасно понимая, что диалог этот не принесет Лизон никакой полезной информации. Некромаг отвечал Зализиной, а смотреть продолжал, как ни прискорбно, на Гроттер. И ей чертовски сложно назвать его по имени. На самом деле, он выглядел куда лучше. Бинты скрывали большую часть разлагающихся тканей, а заботливые руки Ягге, откормившие заядлого посетителя магпунтка, превратили его в человека, который вряд ли страдал дистрофией. Только мертвенно-бледная кожа, не скрывающаяся под бинтами, и синюшный цвет лица выдавали Бейбарсова с потрохами. – Он гниет изнутри, – как-то раз бросила Ягге, не обращаясь к кому-то конкретному. – До моих микстур ему никакого дела, Тантал берет свое. Отравляет его, но что хуже того, есть что-то еще. Что-то, что тянет его на самое дно. И Таня знала, что это. Обещание, данное Лигулу. Обещание, данное мраку. – Надеюсь, что в скором времени ты поправишься, – пролепетала Зализина, а затем обернулась к рыжеволосой и ее прежняя доброта вновь заскользила в голосе, – а ты, Гроттерша, свалишься со своей скрипки. – Контрабаса, – бормочет Таня, глядя на удаляющуюся спину Лизон. Потом, из неосторожности, ее взгляд задевает ослабленные путы бинтов на ладони некромага, и на глаза попадается багровые подкоптившиеся язвы ран. – Не скучно в магпунтке? – поспешно интересуется Гроттер, глядя на то, как Бейбарсов прячет руку в карман. – Скучно не бывает. Обычно вваливается ушастый, и неиссякаемый поток слов заканчивается ближе к полуночи. Таня едва сдерживает улыбку. Одомашненный некромаг в спортивных штанах и тенниске, беззлобно обзывающий Ягуна «ушастым» разительно отличался от рокового парня в черном плаще. Жалость и вина мгновенно зашевелись на створках сознания Гроттер, облизывая внутренности жавелевым пламенем. Рыжая поспешно откашливается, замечая, как глаза некромага подозрительно сощуриваются. – Ты знаешь, – уверенно заявляет он. – Я много чего знаю, я вообще любознательная, – ретируется Гроттер, цитируя «ушастого». Но Бейбарсов, кажется, настроен был крайне серьезно. – Знаешь насчет магфицеров. Опять ушастый? – негодование сквозит в его тоне слишком откровенно, и Таня поспешно отводит взгляд. – Нет. – Тогда откуда? – Оттуда, – яростно бросает драконболистка. – Зачем они это делают? Им что, мало того, что ты, – она поспешно проглатывает едва не вырвавшееся «мучаешься», прекрасно понимая, что жалость последнее, чего от нее ждал Бейбарсов, – и так под присмотром академика? Глеб снова расплывается в типично бейбарсовской, лукавой улыбке, подаваясь вперед, отчего Таня поспешно отклоняется назад. – Надо же, я слышу заботу в голосе? Гроттер сперва злится, стараясь найти самую колкую фразу из всех, на какую вообще была способна, но потом так же быстро остывает. Если Бейбарсов решил поиграть в рокового парня, особо внятного ответа от него ждать не стоило. По крайней мере, сейчас. – Все в порядке, – как-то сухо заявляет Бейбарсов, когда рыжеволосая не находится с ответом. – Переживу. И это «переживу» слишком откровенно походило на «доживу». В подтверждение этому лицо некромага искажает гримаса боли. Прежде, чем девушка успевает отреагировать, Бейбарсов уже разворачивается на пятках, чтобы слиться с толпой учеников, несущихся в столовую. Только напоследок, он все равно оставляет свое роковое: – Привет маечнику. Избить. Ей хотелось избить Бейбарсова в этот момент. Но странным образом это «избить» походило больше на объятия. – Мамочка моя бабуся, – звонкий голос комментатора буквально выбивает ее из колеи. Явившийся из неоткуда краснощекий Ягун привалился к стене рядом с Таней, в надежде перевести дыхание. Прежде, чем драконболистка успевает спросить в чем дело, тот уже заявляет: – Ты мне не поверишь, а если поверишь, торжественно клянусь отдать свой новенький «Турбо-5000». Без амулетов и подшипников, само собой. И трубу, наверное, сниму, тебе-то она зачем? И двигатель перекрою, лады? Чтоб на торопыгусе не носилась, – задумавшись и взвесив все «за» и «против», комментатор приходит к неутешительному для Тани выводу: – Погорячился я, Танька. Пылесос это уже слишком. – Давай к сути, – нетерпеливо бубнит Гроттер. – Как говорил кто-то, несомненно, великий: «Терпение – главная неоцененная жизненная ценность», – проследив за негодовавшим взглядом подруги, Ягун, откашлявшись, изрекает: – А, если по сути, встречайте-с важных фройляйн. Сердце в груди Тани скакнуло и замерло, словно испугавшись запоздалого понимания, которое накрыло ее с головой. Не доверяя словам Ягуна, она буквально сорвалась с места. Расталкивая и бросаясь в самую толщу потока учеников, Гроттер кидается к резным окнам. Плохое предчувствие колотило ее напряженные нервы так, что те, не выдерживая, лопались, словно струны родного контрабаса. Сверкнула Грааль Гардарика. Опустился мост. По нему, плечо к плечу, взошла тройка.